Мда, чего-то я рано обрадовался. Вчера объем текста сделал - зато сегодня весь день тупил, как хрен знает кто. Ну вернее, полдня бегал и было просто не до текстов, а потом пришел, поел и как-то... ну, мозг не думает. То есть, он знает, что нам требуется в текст сделать, но делать это сегодня уже не хочет. Печалька, чо.

Пойду, что ли, приберусь где-нибудь в ящиках, вдруг жизненное пространство образуется.

@темы: кошковое шипение, Я, аффтар!, за жизнь

---

В рабочем компе завелась какая-то дрянь. Антивирусом не вылавливается, чисткой кэша не удаляется - сидит себе и блочит мне некоторые сайты. Выборочно. Требует телефон, смс и какой-то код, но этого я из принципа делать не буду. Ибо нехуй. Дайрь она не трогает *тьфу-тьфу*, фикбук и пабмед тоже, а больше мне на работе ничего и не надо, по сути. Остальное до дому подождет.

Вчера поработал, сегодня опять не хочется. Вот совсем, едва себя из кровати вытащил. Ключевой вопрос последних четырех месяцев: откуда силы брать?..

@темы: техническое, про всё и сразу, кошковое шипение, тушковое, за жизнь

---

Уфф. 2400 слов. КошЪ убедился, что все ещё может, такшто фсе. На сегодня кошЪ устал.

@темы: простотак, Я, аффтар!

---

Печальненькое

КошЪ временами смотрит на постики в духе "Ищу тебя, моя ненайденная пока любоффь!" и становится очень грустненько. Кому-то надо суровых и несгибаемых, кому-то ласковых и уступчивых, а кошЪ, не являющийся ни Железной Леди, ни забитой мусульманской девой, как-то не в тренде. В первое кошЪ ещё может поиграть, хотя не более чем поиграть, и рано или поздно коша такая игра задалбывает, а значит, нет смысла её начинать; а во второе и играть-то не хочется. С тем же успехом можно за первого попавшегося хуеносца замуж, что опять-таки не имеет ровным счетом никакого смысла.

Замкнутый круг, однако.

@темы: так, подумалось, чёрный юмор мироздания, черновластелинское, режим наблюдения

---

Все ещё настолько не хочется возюкаться с литобзором, что просто ужас. Строго говоря, вообще ничего не хочется, потомушто сил на домашние дела нет, а персональное андерсоприключение у меня ещё не допридумалось, да, по правде сказать, и на него-то сил нет. В смысле, так, чтобы сидеть за компом и формулировать. Боги, уже почти полмесяца прошло с тех пор, как дела у нас (тьфу-тьфу) более-менее наладились, а я до сих пор труп трупом. Ну что ж за хуйня. И возможности просто отлежаться ещё немножко уже не будет.

Взираю на фичок, и мне стыдно. Пятая глава. Две с половиной тысячи слов. Пять дней. Да я раньше эти две с половиной за день делал без особого напряга! А если перло и муз рядышком летал - то и до четырех доходило. Пиздец, простите за выражение.
Про план фичка уже даже не вспоминаю, хуй с ним, с планом. Так даже интереснее получается, чем по прохождению.

Короче, кошЪ фпичали. Однако сегодня кошу надо таки сделать этот гребаный черновик литобзора, а на следующей неделе у коша в плане два фореза. И уж во время них кошЪ таки сделает все, чтобы взять себя в руки и выдать нормальный объем текста. А то сколько ж можно.

@темы: на данный момент в душе погода..., черновластелинское, про всё и сразу, кошковое шипение, Я, аффтар!, тушковое, Где моя луна - дайте, повою..., за жизнь

---

А вот после перекопки Хоббит-Феста коша вдруг действительно проперло с Торина. Правда, ни разу не в ракурсе пресловутой гномосексуальности, коей кошЪ в нем по-прежнему не видит, или не менее незримого королевского величия, а исключительно как с той самой Отцовской Фигуры, которую безуспешно изображал для Фейчика Архонт и которой у самого коша никогда не было.

Короче.
Я тоже хочу себе такого дядю! =_=

@темы: чёрный юмор мироздания, в кои-то веки об общественной жизни

---

Списком от склероза, вещное и не только.

А то я имею привычку забывать о том, чего хотел. Поэтому когда у меня нет денег, я много чего хочу, а когда они наконец появляются, я смотрю на них в недоумении и гадаю, что ж мне с ними сделать.

Список, мало кому интересно

1. Часы, швейцарские мужские, типа таких или таких. Ну или вот таких. Ориентировочно - порядка 6-7 тысяч, у нас на Невском я видел такое, что мне понравилось, примерно за такую цену.
Надо только уточнить насчет возможности подгонки браслета, если он будет металлический.

2. Джинсовая жилетка, ориентировочно 5-5,5 тысяч. Есть, спасибо миледи^^
Хорошо бы ещё и джинсовую куртку, но будем реалистичны, либо одно, либо другое... Куртку все ещё хочу, джинсы много не бывает)

3. Куртка кожаная, коричневая. К шляпе. Во сколько обойдется - хз, наверно, тысяч в 15.

4. Массаж. Хоть раз прийти как буржуй, в салон, и тупо побалдеть, пока кошу будут мять спинку. Ориентировочно 1-2 тысячи.

5. Аквапарк, до которого я уже год, кажется, никак дойти не могу. Хотя там есть всякие милые плюшки, к примеру, поразвлечься там за рублей 400 - вполне реальное дело.

6. Рисунок от itrixia, ориентировочно 1-3 тысячи, в зависимости от того, что и в каком виде просить, плюс возня с тем, как их донести до автора.

7. Съебаться куда-нить и забить на все. Ориентировочно - Валдай с миледи и, возможно, не только. Во что обойдется, пока неизвестно, когда - тоже.
Возможно не только Валдай. Россия большая и красивая. В ней есть ещё Выборг и Калуга.

8. Ирландский паб и вкусное вишневое пиво. Или не вишневое, а какое-нибудь ещё. Мне понравилось, хочу снова.

9. Заварочный чайничек маленький, на две чашки примерно, прозрачный. Рублей 200-400, как повезет. Есть^^

10. Добраться до м. Удельная и найти там возле рынка ларек с химстеклом. И купить там десяток пробирок. А потом побухать из них вместе с миледи.
Ну может и не только пробирок, зависит от ассортимента и цен.

11. Формочки для мыла простые силиконовые, кубическую, небольшую прямоугольную и хорошо бы полусферическую. Ну и погулять в Икее в поисках оных.

И опять меня настиг склероз. Буду дописывать хотелки по мере возникновения.

запись создана: 06.11.2012 в 14:05

@темы: хотелки

---

Посидел на работе весь из себя дохлый, чахлый и расстроенный, подумал и съездил купил себе часы. Теперь у коша есть пафосные швейцарские часы. Ну, не самые пафосные, но одна базовая, без надбавок если, кошъя зарплата на них ухлопалась. А ещё они няшно тикают. И у них секундомер есть, а то мой рабочий таймер сдох, а я к нему уже месяц батарейку никак не куплю, приходилось мысленно отсчитывать. Короче, вот эти самые: посмотреть.

В чем преимущество пафосных фирменных магазинов - и браслет подогнали, и время сразу выставили, и продавец на меня, всего из себя няшного в шапке "а-ля панда" с двумя помпончиками, выбирающего себе мужские часы, не смотрел, как на идиота. Как на идиота на меня будет смотреть матрона; сижу, размышляю о том, когда ей показывать приобретение.

Пришел домой - Малыш меня первым выбежал встречать. Порадовался - когда он болел, даже на зов приходил через два раза на третий. Порадоваться порадовался, но все равно упал в диван и заподозрил, что нам опять грозит потепление, потому как что-то мне реально херовато.

Теперь притащил себе с Джастиса свое и для себя, сижу размышляю о том, потыкать все-таки "Следы", где у меня запланирована была няшносценка про Андерса - из тех, писать которые так, чтобы тронуть читательскую душу, я, как оказалось, разучился - или забить и уйти отлеживаться обратно в диван.

@темы: кошковое, на данный момент в душе погода..., черновластелинское, про всё и сразу, за жизнь, репочесательное

---

Подарочки мне^^

07.01.2013 в 00:23

Пишет  secret-justice:

Подарки для Файмор

Название: На рассвете.
Автор:  Barbara Wild
Для кого:  Файмор
Категория: фан-арт
Рейтинг: G
Персонажи и пэйринги: м!Хоук/Андерс
Размер: 800px × 884px (92,02 KB)
Предупреждения: нет




Название: Бойтесь данайцев…
Автор:  ViLiSSa999
Для кого:  Файмор
Категория: фан-арт
Рейтинг: NC-17
Персонажи и пэйринги: Андерс/м!Хоук
Размер: 888px × 588px (52,29 KB)
Предупреждения: Это только иллюстрация…с… м-м…толстым намеком)))

@темы: картинки, для мняу, cat-person^_^, Dragon Age

---

Per aspera

07.01.2013 в 00:23

Пишет  secret-justice:

Название: Per aspera*
Автор:  Файмор
Бета:  gerty_me
Для кого:  Норда
Категория: фанфик
Рейтинг: PG-13
Персонажи и пейринги: м!Амелл, Андерс, Каллен, Ульдред, прочие обитатели ферелденского Круга Магов
Жанр: слэш, в некотором роде приключения.
Размер: миди; 10 950 слов
Предупреждения: дарк!Амелл, недоангст, отсутствие объективного правдоподобия.
Краткое содержание: Андерс вечно влипает в неприятности.
Примечание: *Per aspera ad astra (лат.) – Через тернии к звездам.

Впервые Андерс угодил в карцер, когда ему было шестнадцать. За безобидную, в общем-то, проделку, которая вполне могла бы сойти ему с рук – если бы он не попытался сбежать, воспользовавшись тем, что большая часть храмовников, наевшихся похлебки со слабительными травами, сидела по сортирам. Остальные, однако, бдительности не теряли, и Андерса схватили за шкирку как раз в тот момент, когда он сталкивал на воду старую рассохшуюся лодку, на которой старик-трактирщик, хозяин «Избалованной принцессы», привозил в Круг всякую вкусную мелочь для офицерского состава.
Дайлен Амелл, в ту пору всего-то двенадцатилетний, умудрился пробраться в кабинет к Первому Чародею – позже он сам не мог понять, как ему это удалось – и устроил там безобразнейший, прямо скажем, скандал. В результате чего и сам обрел некий новый опыт: в частности, постоял минуты полторы с прижатым к горлу храмовничьим мечом, а также осознал, что его представления о гармонии мироздания во многом противоречат Уставу Круга Магов. Проще говоря – никто, кроме него, не считал назначенное Андерсу наказание несправедливым и вопиюще неправильным.
К самому Амеллу отнеслись намного снисходительней. Он, в конце концов, был примерным учеником и магом с незапятнанной репутацией, а то, как он переживал за друга, говорило скорее в его пользу. Так что его только лишили полагавшихся на праздники сладостей и заставили в свободное время помогать Усмиренному Овэйну с уборкой.
После этого он полночи проворочался в постели, не в силах заснуть. Лежавший на нижней койке Йован ещё пытался ругаться: стучал кулаком в доски, на которых лежал дайленов матрас, и сердито шипел что-то о том, что нечего вертеться и мешать спать другим, у которых, между прочим… Дайлен дослушивать не стал, свесился вниз и задумчиво посмотрел на соседа, и Йован почему-то разом умолк и даже, кажется, побледнел. Впрочем, насчет второго Амелл уверен не был: в мальчишеской спальне горело всего-то две лампы, возле двери в уборную, а в такой темнотище чего только не примерещится.
Одно он к тому моменту понял ясно: оставлять все как есть было нельзя.
К Андерсу его, ясное дело, не пустили. Рекрут Каллен, которого за какую-то мелкую провинность отправили охранять практически пустые – за исключением собственно Андерса – карцеры, в ответ на амелловы умоляющие взгляды только улыбался сочувственно и почти виновато и упрямо качал головой. Навещать наказанного мага было нельзя, и устроенная на пробу небольшая истерика ничем не помогла. То ли Дайлен просто не знал каких-то девчачьих хитростей и у него плохо получилось, то ли его лицу некрасивому, с острыми, жесткими уже сейчас чертами, не хватало умильности – но вместо того, чтобы преисполниться сострадания, обнять, утешить и пустить его к другу, Каллен только нервно сглотнул и неуверенно потянулся к мечу. Дайлен, удивленный подобной реакцией, озадаченно посмотрел на него и, отказавшись от явно неэффективной тактики, ушел.
Пролезть в кабинет Ирвинга ещё раз ему не удалось: охранявший подступы к оному старший чародей Асат был на редкость бдителен и святой обязанностью секретаря полагал избавление Первого Чародея от докучливых жалобщиков. Второй скандал случился как-то сам собой, до глубины души изумив в первую очередь устроившего его Дайлена, который раньше считал себя существом на редкость благоразумным и сдержанным. Прорваться через секретаря и пару призванных на помощь храмовников малолетний маг, само собой, не сумел, но на шум выглянул сам Первый Чародей и, выяснив причину всего этого шума, пригласил Дайлена к себе.
Амелл смиренно выслушал лекцию о том, что нужно отвечать за свои поступки и что некоторым во всех отношениях достойным юным целителям давно пора это уяснить, и с тоской осознал, что положиться ему не на кого. Разве только на Андерса – но как раз ему-то сейчас и нужна была помощь. Дайлен мысленно вздохнул, вежливо поддакнул Ирвингу, желавшему убедиться, что его нравоучения оказали нужное воздействие, и отправился в библиотеку. Там ему всегда думалось лучше.
В тот раз все ещё сложилось неплохо. Волшебной карты с нарисованными на ней потайными ходами к карцеру в библиотеке, конечно же, не нашлось, и от идеи навестить Андерса совсем-совсем по секрету пришлось отказаться. Зато на следующий день правильного до неприличия Каллена сменил другой рекрут, недавно присланный откуда-то из Вольной Марки, и после получаса глупой болтовни, подозрительно напоминавшей пресловутую «светскую», Дайлен все-таки сторговался с ним за кулек имбирных пряников и пучок сушеного феландариса из запасов чародейки Инес.
Феландарис, вообще говоря, выдавали строго под расписку и только взрослым магам, но Амелл, поразмыслив с полчаса, решил к старшим не соваться. Если уж даже Ирвинг… В общем, раз пять он всерьез думал, что попросту помрет со страху, однако хищение будущей взятки прошло без эксцессов. Да и потом врать, что ничего о краже не знаешь, оказалось не так уж сложно.
Андерс с отсутствующим видом сидел в углу клетки и жонглировал бледными, неровно мерцавшими из-за недостатка энергии светлячками, а на прибежавшего на цыпочках – сидевший на посту рекрут велел не шуметь – Амелла уставился, как на привидение. А потом кинулся к решетке и вцепился в просунутые между прутьев руки так, словно ему жизненно важно было убедиться в том, что все по-настоящему. После этого он, разумеется, сделал вид, что все в порядке, заулыбался, потрепал Дайлена по волосам, подставил длинный нос для поцелуя и даже рассказал младшему какую-то байку про живущих в подземельях гигантских пауков. Вот только Амелл, как ни старался, обмануться этой показной жизнерадостностью уже не сумел.
В глухой темноте тюремного подземелья его сияющий, солнечный Андерс и сам поблек, как его светлячки – сотворенные на пределе сил, только из упрямства, просто чтобы доказать хотя бы себе, что он ещё не сдался.
Неделя андерсова заключения показалась Дайлену вечностью. Сам Андерс, впрочем, ко второму его визиту уже несколько оправился и изображал бодрость гораздо убедительнее. А после того, как Дайлен вытащил из-под мантии «Приключения Черного Лиса», которые тот перед своим неудавшимся побегом так и не успел дочитать, и вовсе заулыбался по-настоящему. Амелл вздохнул с облегчением, посидел с ним ещё немножко, прижавшись плечом к плечу в просвете решетки, и пообещал при первой же возможности прийти снова.
– Только не вздумай хулиганить в надежде на то, что тебя посадят в соседнюю камеру, – на прощание потрепав его по волосам, строгим взрослым голосом сказал Андерс, и Дайлен послушно кивнул. Так, наверное, было бы даже лучше, но раз Андерс говорит, что не надо…
Пряников к следующему разу Амелл наклянчил у соседей почти без труда, а вот с феландарисом вышла загвоздка. Наворовать с запасом он не догадался, да и куда бы он его спрятал во время устроенного вскоре после кражи обыска, но за одни только сладости вошедший во вкус рекрут пускать его к другу отказался. Или, быть может, его уже мучила ломка: слишком уж нехорошо блестели потемневшие, с пятнышками лопнувших сосудиков глаза. Дайлен собрался было возмутиться, но после секундного колебания захлопнул открытый уже рот, а затем, взяв себя в руки, принялся убеждать собеседника, что вяленый эмбриум, взятый в равных долях с веретенкой и ленточницей, действует ничуть не хуже. Как ни странно, преуспел, и будущий храмовник благосклонно принял вместо пучка редкой дурманной травы три кулечка со вполне доступной сушеной зеленью.
Амелл утешал себя мыслью о том, что вреда дурню эта смесь не причинит и даже поможет ненадолго. Потом, правда, ломка вернется и будет вдвое сильней, но к тому времени андерсово наказание уже закончится, и это будут уже совсем не дайленовы проблемы. Нечего было феландарис курить.
Выпустили Андерса под вечер, всего за час до отбоя. Он ворвался в ученическую спальню, как ни в чем не бывало, нахально разогнал сгрудившихся возле кадок с водой мальчишек, утверждая, что ему после заключения в «ужасной-преужасной» темнице нужнее, а затем со смехом и прибаутками принялся рассказывать жуткие до нелепости страшилки про таящихся во мраке подземелий пауков. И даже вытащил из кармана мантии большущий, почти в ладонь размером, хитиновый коготь, заставив столпившихся вокруг детей ахнуть в восторге. Вот только его взгляд, искрившийся слишком ярким для настоящего весельем, то и дело принимался метаться из стороны в сторону, выискивая тихо сидевшего неподалеку Амелла.
Хмурый храмовник, явно недовольный тем, что ему приходится впервые за долгое время лично разгонять учеников по кроватям, погасил лампы, и в спальне наступила тишина. Конечно, совсем уж тихо там не было и быть не могло: кто-то ворочался в кровати, слишком взбудораженный, чтобы заснуть, кто-то уже сопел или даже похрапывал, кто-то из новеньких тихонько плакал под одеялом. И все равно тишина Дайлену не нравилась: она была совсем не похожа на ту, которая была раньше, до того, как Андерса забрали в карцер.
– Не спишь, – укоризненно прошептал он, забравшись на андерсову койку и различив едва заметный в темноте блеск открытых глаз. Амелл осторожно ткнулся губами в андерсову щеку: нет, влаги не было. Не плакал.
– Тебя ждал, – почти беззвучно отозвался Андерс, притягивая его к себе. Дайлен влез под одеяло целиком, обхватил его поперек туловища и притиснулся как можно плотнее, согревая собственным теплом: тот хоть и хвастался не замерзающей даже в самые лютые морозы андерфелльской кровью, но холода не любил. – Здорово, что ты приходил, а то за целую неделю я бы ещё больше соскучился. – Он ухмыльнулся так отчетливо, что Дайлен почувствовал это даже не подняв глаз, и весело провозгласил: – Ты мой герой!
– Угу, – согласился Амелл и огорченно нахмурился: в шутливой похвале Андерса была самое большее половина именно шутки. Да и вообще весь он был какой-то напряженный и подавленный и, умолкнув, тихо сопел ему в волосы вместо того, чтобы болтать обо всем на свете – это тоже было очень-очень плохо.
Дайлен осторожно погладил его по спине, как делал сам Андерс, утешая ревевших по любому поводу или даже без оного младших, и, подумав, сказал:
– А пошли ирвингову клубнику воровать? Она уже поспела, я вчера видел, как Леони целую миску в его кабинет тащила.
– Чего? – вслух изумился Андерс. С соседних коек зашикали, за дверью лязгнул доспехом переступивший с ноги на ногу караульный, и они поспешно замерли и старательно сделали вид, что спят.
– Ну а чего? – выждав пару минут и убедившись, что ничего не будет, непонимающе переспросил Дайлен.
– Сейчас? – растерянно уточнил Андерс, и Амелл ещё больше укрепился в намерении все-таки осуществить вдруг пришедшую в голову идею. Ну и что, что обычно все было совсем наоборот и придумыванием глупостей занимался его друг, а он старался обустроить все так, чтобы после воплощения их в жизнь на них не обрушились все кары небесные? Зато теперь невидимый в темноте Андерс, от удивления забыв о своих недавних несчастьях, ощущался под ладонями гораздо правильней.
– Ну да, пока они ничего такого не ждут, – уверенно подтвердил Дайлен, высунувшись из-под одеяла, чтобы шептать ему прямо в ухо, а то мало ли кто услышит. – Они же думают, что ты напугался до смерти и будешь теперь тихий и послушный.
– Ещё чего! – вполголоса возмутился Андерс. – Пошли!
Поход за клубникой прошел успешно, никто их не застукал, и они обожрались ягод чуть не до тошноты. Ну или просто нехрен было есть немытые, мало ли что там на них было.

– О, где же моё беззаботное детство? – плюхнувшись на соседнюю с дайленовой койку, трагически простонал Андерс. – Куда ушли те безмятежные годы, когда я считал мэтрессу Винн доброй бабушкой?..
Дайлен хмыкнул и, подняв взгляд от книги, раздраженно покосился на дверь: услышав андерсовы стенания, внутрь заглядывал Каллен, стоявший на посту у мальчишеской спальни. Должно быть, проверял, не творят ли они недозволенного.
– А что это ты так на него смотришь? – Андерс, полностью, казалось бы, поглощенный собственными страданиями, не упустил дайленова взгляда и, приподнявшись на локте, требовательно посмотрел на него: – Он что, тебя обидел?
– Нет, – поразмыслив с полминуты, неохотно проговорил Дайлен. – Я сам обиделся. А он просто делал, что ему сказали.
– Он тебя обидел, – заключил Андерс и, нехорошо сощурясь, вскочил на ноги. – И он за это поплатится.
Амелл окончательно отложил учебник в сторону и озадаченно посмотрел на друга. При всем богатстве андерсовой фантазии его выдумки всегда были предельно безобидны – не считать же за серьезный вред пропавшую в желудках вечно голодных подростков клубнику или ускоренное очищение храмовничьих организмов – и его намерение кому-то там отомстить вызывало у Дайлена откровенное недоумение.
– А что ты ему сделаешь? – поинтересовался Амелл, наблюдая за тем, как прихорашивается его друг. Выглядело это, конечно, совсем не так, как у девчонок, но он как-то умудрился буквально за несколько секунд стать ещё более очаровательным, чем обычно.
– О-о-о, ничего смертельного, обещаю, – азартно ухмыльнувшись, заверил его Андерс и, поймав взгляд ещё не чувствовавшего угрозы Каллена, плавной волнующей походкой двинулся к нему. По крайней мере, Дайлен думал, что именно такой шаг и называют «волнующим» – грациозный, обманчиво неспешный, позволявший наблюдателю оценить все достоинства скрывавшейся под мантией фигуры.
Каллен замер, словно кролик перед удавом, и начал медленно и неотвратимо краснеть. К тому моменту, как Андерс подошел к нему на длину руки, рекрут уже побагровел целиком и вообще выглядел так, будто готов пренебречь своим долгом надзирателя и зажмуриться.
– Интересно, а ты под доспехом такой же розовенький, как и снаружи? – обойдя его по кругу, принялся рассуждать Андерс. Будущий храмовник, проявив изрядную стойкость, не отшатнулся, но уже через несколько секунд, едва избежав руки, потянувшейся к поддерживающему его юбку кушаку, принялся поглядывать на Амелла с откровенной мольбой. То, что утихомирить Андерса – по-настоящему утихомирить, а не вынудить на время притвориться послушным мальчиком – мог только Дайлен, было известно всей Башне, вот только в этот раз вмешиваться Амелл не собирался. Каллен заслужил, и Дайлен вовсе не намеревался портить удовольствие ни себе, ни Андерсу.
Впрочем, долго мучить страдавшего от собственного запредельного целомудрия рекрута будущий целитель не стал. Стоило Каллену отступить, пускай и всего на полшага, и отвести взгляд – и мгновенно потерявший интерес к забаве Андерс тут же прекратил его дразнить и с довольным, как у нажравшегося сметаны кота, видом вернулся к Дайлену.
– Вот подрастешь – и я тебя тоже целоваться научу, – невпопад пообещал он, потрепав младшего по волосам. – Тогда сам будешь его пугать. Тебе ведь тоже надо как-то развлекаться, а то все книжки, да книжки… Ну и ещё я немножко.
– Угу, – снисходительно согласился Амелл. – Ты ещё сегодня собирался "пугать" Лику, Михаля и Карла из библиотеки, а до отбоя уже недолго. Не опаздывай.
И все вернулось на круги своя. Дайлен вгрызался в таинства школы энтропии, опережая сверстников на несколько лет, и спал не иначе чем с учебником под подушкой, а Андерс хоть и стенал под гнетом мэтрессы Винн, но постепенно все-таки превращался из просто талантливого мальчика в умелого целителя. Неделя одиночного заключения, казалось, не произвела на него никакого впечатления – но то, что это было совсем не так, заметил, к сожалению, не только Дайлен.
Старшие решили, что карцер – вполне подходящая для одного неугомонного мага воспитательная мера.
Амелл пытался доказать, что это попросту было бесчеловечно – и, если на то пошло, ещё и неэффективно, потому что предоставленное «для размышлений о своих ошибках» время Андерс использовал для того, чтобы продумать как следует очередную проделку. Однако человечность, судя по всему, интересовала церковников и вынужденного подлаживаться под них Первого Чародея в последнюю очередь. Ирвинг, конечно, улыбался грустно и сочувственно, но ровным счетом ничего не делал. Вначале Дайлен злился, потом вдруг выучился – на тринадцатом году жизни – плакать навзрыд, настоящими слезами, следя из-под мокрых ресниц за реакцией ошеломленных, совершенно к подобному не готовых свидетелей, потом отчаивался... а потом вдруг понял, что все это было бесполезно.
Сделанный второпях вывод оказался пугающе верен: положиться он мог лишь на себя.
Амеллу пришлось научиться понимать людей. Большинство из них по-прежнему казались ему совершенно неинтересными, но выбора у него не оставалось: то, что полагаться на чье-то милосердие не имеет смысла, он понял ещё в первый раз.
Рекрут, охранявший Андерса во время его второй отсидки в карцере, до потери сознания боялся крыс. Дайлен их боялся тоже, но в первый же вечер прокрался в подвалы с двумя полупридушенными тварями в карманах и швырнул одну в караулку. Снять ключ от тюремного коридора с бессознательного тела было проще простого, а вот для того, чтобы вернуть его на место, пришлось потратить и вторую крысу. Остаток вечера Амелл оттирал с рук мерзкий крысиный запах, зато и заснул он совершенно спокойно, зная, что Андерс сыт, приободрен и наверняка до боли в глазах зачитается украденным из библиотеки романом.
Красть вообще приходилось много. Дурманные травы из лазарета, вино и выдержанный бренди из офицерских запасов, сладости, зелья, амулеты и даже ношеное нижнее белье храмовницы Илиен, которая, как оказалось, вопреки уставу носила какие-то странные кружевные конструкции. Поначалу Дайлен пытался ограничиваться общим имуществом Круга или вещами храмовников, но иногда достать необходимое можно было только у своих. Однажды он попросту перестал видеть разницу – в конце концов, где были все эти маги, когда всеобщему любимцу Андерсу потребовалась помощь?
Храмовники, которых нельзя было подкупить, ему тоже попадались. Но безупречных среди них не было, и, как оказалось, существовали такие слова, которые даже в устах мага-подростка заставляли бледнеть и трепетать закаленных рыцарей. «Проданный на сторону лириум», к примеру.
Ну а если было очень нужно, небольшое, но серьезное преступление всегда можно было выдумать.
Страх в глазах очередного сэра радовал Дайлена безмерно, но к подобным средствам он все же старался прибегать как можно реже. Подкуп, несмотря на все сопряженные с добычей взяток сложности, был занятием менее рискованным и, судя по его неизменно растущему опыту, более эффективным.
Сложнее всего, конечно, было не попасться, но пока Амеллу удавалось справляться и с этим.

– Ну и чего ты с Калленом подрался? – прижавшись лицом к решетке, укоризненно поинтересовался Дайлен. – Как маленький, чес-слово, а ведь у тебя Истязания скоро, ты уже солидный взрослый маг. Хорошо хоть ума хватило заклинаниями не швыряться, а то нападение на храмовника с использованием магии – это сразу Усмирение или казнь. – Признаков раскаяния на лице друга он так и не обнаружил и, покачав головой, добавил: – Ты же целитель, зачем ты ему нос расквасил?
Стоявший с другой стороны Андерс обхватил прутья поверх его пальцев, помолчал, рассеянно потираясь кончиком носа о нос приятеля, и наконец неохотно признался:
– Он меня Заклинателем Змей обозвал.
– И что? – не понял Амелл. – Нормальное прозвище. Романтическое даже, почти как в книжке про Черного Лиса. Ты же такие любишь, зачем злиться-то?
– Я не за себя, – вздохнул Андерс. Ему тоже пришлось несладко: на скуле лиловел четкий отпечаток калленовой латной рукавицы, а левую руку он держал как-то неловко и двигать ею явно опасался. Дайлен вздохнул тоже и напомнил: – Зелье выпей, а то здесь ты ману для исцеления половину срока собирать будешь.
– И как ты его вообще протащить умудрился? – послушно подняв отставленную было в сторону склянку, изумился Андерс. Амелл проследил за тем, как постепенно выцветает синяк на лице, жестом велел приятелю пошевелить рукой и, удовлетворенно кивнув, заметил: – Не пытайся уйти от разговора. Какое ещё «не за себя»?
Андерс насупился и посмотрел на него почти обиженно. Дайлен и глазом не моргнул: андерсовых обид никогда не хватало надолго, иногда он даже отомстить хотя бы по мелочи забывал.
– Зануда ты, – сдавшись, буркнул Андерс и снова потянулся к нему, притиснулся к решетке, жестом недоласканного ребенка уткнувшись лицом в узкие амелловы кисти. Дайлен выпустил прутья и бережно погладил его по щекам, уже покрытым неровной юношеской щетинкой. Андерс, конечно, никогда бы в этом не признался, но он был до одури рад, что на восемнадцатом году у него наконец начала прорастать хоть какая-то борода. Ну и что, что клочковатая и дурацкого золотисто-рыжего цвета?
– Знаю, – спокойно согласился Амелл. – Ну так?
– Я никому не позволю тебя обижать, – с внезапной решимостью заявил Андерс, резко подняв голову, и почти гневно уставился ему в глаза. – Даже храмовникам! – Он свирепо посопел, вопреки дайленовым ожиданиям вовсе не выглядя при этом смешным, и уже гораздо более привычным задиристым тоном добавил: – И нечего всяким там калленам обзываться на моего лучшего друга!
Дайлен недоуменно шевельнул бровью, но переспрашивать не стал. Под его пальцами, размеренно ерошившими выбившиеся из хвостика волосы, сердито щурившийся Андерс постепенно успокоился и, помолчав ещё пару минут, недовольно изрек:
– И нихрена ты не «гадюка белоносая». – Он провел кончиками пальцев по ладоням Дайлена и, просунув руку между прутьев, сам пригладил его взлохмаченные пряди: – Ты галка. Галчонок глазастый.
– Ерунда какая, – вздохнул Амелл. – Мне плевать, пусть называет, как хочет.
– Остальные тоже, – неохотно сказал Андерс. – Как сговорились, сволочи. Ещё раз тебя при мне «змеей подколодной» назовут – чес-слово, на всю башню слабительного со снотворным наварю. – Дайлен невольно фыркнул, на мгновение даже забыв о том, что правы были как раз пресловутые "сволочи", и Андерс пылко продолжил: – Они же нихрена не понимают! Ты ведь самый лучший, умный и добрый, заботливый, и вообще! А они тебя – змеей!
Амелл грустно улыбнулся и спокойно напомнил:
– Брось, ты ведь сам мне рассказывал, что на самом деле змеи теплые и на ощупь приятные, и соображают не хуже людей. Ты же в прошлый побег вылечил ту болотную гадюку, и она тебя не покусала.
– Но они-то не знают! – запальчиво возразил Андерс. – Они же думают, что змеи – это такие холодные, противные и скользкие твари, и именно это и имеют в виду! А ты нихрена не такой! – Он выдохнул и после короткой паузы негромко добавил: – Ты и правда замечательный. Если б я тебя любил чуть меньше, я бы, наверное, влюбился по уши.
Дайлен снова промолчал и только коснулся губами кончика его носа, безмолвно благодаря за нечаянное утешение. В этот раз пробраться к другу было куда сложнее, чем обычно – охранявший его рыцарь оказался не падок на соблазны и чист перед законом, а единственной его слабостью было честолюбие. Благочестивый сэр раз за разом подавал прошение о переводе его в корпус храмовников-охотников, которое неизменно отклоняли, и воин со всей страстью отчаяния жаждал возможности выделиться и доказать свое умение распознавать злокозненных магов.
Создать эту возможность оказалось не так уж трудно. Трусоватый Лакар ван Рейн из отделения стихийщиков малефикаром вовсе не был, но кто поверил бы его возражениям при наличии неопровержимых доказательств? Слова рыцаря Церкви было вполне достаточно для того, чтобы назначить расследование – и слово это подтвердилось.
Очередное прошение о переводе было принято, а Дайлен получил право посещать друга – не афишируя, разумеется, свои визиты.

Узнав о том, кто именно вызвался охранять Андерса на протяжении всего срока его годичного заключения, Дайлен нарушил данный некогда зарок и все-таки отправился к Ирвингу. На сей раз бдивший у кабинета Первого Чародея секретарь, мгновенно побледнев под его взглядом до снежной белизны, препятствовать ему не стал, однако это ничего не изменило. Ирвинг лишь попенял старшему ученику Амеллу за то, что он столь мало доверяет умудренным опытом наставникам. Сэр Арман дю Найреви, дескать, зарекомендовал себя достойным рыцарем Церкви и был облечен доверием Командора Грегора; а ему следовало бы беспокоиться о собственной учебе, а не об удобствах своего беспокойного приятеля.
Дайлену же было известно иное. То, как плакали тайком, пряча синяки, младшие, едва осмеливавшиеся произнести имя обидчика хотя бы шепотом. То, что девчонки боялись появляться за пределами собственной спальни меньше чем втроем и старались держаться от храмовничьей казармы как можно дальше – даже те из них, кто до появления орлейца почти открыто вздыхал по хорошеньким рекрутам. То, что сэр Арман, благочестивый сын Церкви, и не думал скрывать своего отношения к "излишне мягкой" политике ферелденского Рыцаря-Командора и открыто заявлял, что намерен однажды это изменить.
Первый Чародей, встретившись с Дайленом глазами, запнулся на мгновение и через секунду продолжил свою умиротворяющую речь, однако тот его уже не слушал. От страха и напряжения у Амелла начали подрагивать пальцы, но он все-таки дотерпел до конца нотации и только после этого кинулся вниз, к тюремному коридору.
Сэр Арман, уже заступивший на пост, встретил его взглядом, полным искреннего недоумения. Как будто и впрямь не понимал, кого может интересовать какой-то там заблудший маг, и тем более не верил в возможность дружбы между этими самыми магами. Ни озверевшим чудовищем, ни просветленным фанатиком, готовым перерезать половину населения Тедаса во имя идеи, он не выглядел, но Дайлена это вовсе не успокоило: он уже слишком хорошо знал, что именно за вполне благолепной внешностью и прячутся самые страшные демоны.
Как в этот раз.
Вот только обернуть это себе на пользу у Амелла не выходило: сэр Арман, закаленный Великой Игрой Орлея, жонглировал правилами едва ли не с большей ловкостью, чем он сам. Реальные грешки храмовника по церковным правилам относились к разряду умеренных, и ради принципа он готов был признать их и понести соответствующее наказание, а возможность повесить на него какую-нибудь вину посущественней он предотвратил так надежно, как будто предвидел подобную попытку.
По правде сказать, подкуп обычно действовал лучше угроз – по крайней мере, подкупаемые не испытывали желания избежать воздействия – но Дайлен, не имея запасного плана, все-таки чувствовал себя неуверенно. Ему ещё только предстояло выяснить, что именно сэр Арман готов принять в качестве взятки.
Как оказалось, ничего.
Амелл поначалу не поверил собственным ушам, когда в ответ на аккуратные расспросы храмовник вполне искренне, не лукавя и не сожалея, заявил, что не испытывает тоски по мирским удовольствиям. Дайлен перебрал все, что только мог предложить, не разбирая, свое или чужое – но в равнодушных глазах сэра Армана так и не вспыхнул долгожданный жадный огонек. В отчаянии Амелл упомянул даже о деньгах, не задумавшись о том, как доставать их на отрезанном от внешнего мира острове, но рыцарь только пожал плечами и резонно поинтересовался, на что ему здесь тратить обещанное золото.
А потом храмовник вдруг устало вздохнул, стянул латные перчатки, ленивым, почти домашним жестом кинув их на стол, и, посмотрев Дайлену прямо в глаза, с предельно красноречивым безразличием заметил:
– Я же, в конце концов, взрослый здоровый мужчина. И некоторых вещей мне не заменят ни вера, ни золото.
Маг растерянно моргнул, и сэр Арман, выгнув бровь, ухмыльнулся многозначительно и так погано, что у Дайлена перехватило горло от внезапной ярости и тоски. Подбородок словно сам собой вздернулся вверх в вызывающем жесте, и он усилием воли заставил себя потупиться, не особо, впрочем, надеясь на то, что ему и впрямь удастся выглядеть покорным. Храмовник, расслабленно развалившийся на скрипучем стуле, продолжал насмешливо и выжидательно смотреть на него, и Дайлен, отчасти взяв под контроль размывавший границы сознания гнев, поднял руки к вороту мантии.
Раздевался он медленно. Вовсе не из желания покрасоваться: даже если бы хоть кто-то мог счесть его костлявое, по-юношески угловатое тело привлекательным, показывать это храмовнику Дайлен не стал бы. Просто пальцы, несмотря на всю его решимость, не очень-то хотели слушаться и путались в знакомых с детства пряжках. Сэр Арман, однако, пялился на него с таким довольным видом, будто перед ним раздевалась сама леди Мак-Тир, невеста короля Кайлана, известная своей красотой, и от его взгляда привычный шепоток на краю сознания, суливший все, чего только может пожелать смертный, становился отчетливей и громче.
Дайлен скривил губы в безрадостной усмешке и тут же, спохватившись, вернул на лицо привычное, приросшее, казалось, намертво невозмутимое выражение. Слишком хорошо он знал, что демон лжет: сделать так, чтобы сотворенное осталось в тайне, жителю Тени было не под силу. Ну а исполнить остальную часть его восхитительно зловещих обещаний и навек отучить церковного ублюдка зариться на беззащитных магов Амелл смог бы и сам. Силы и умения хватило бы с достатком. Только вот его после этого либо лишили бы головы, либо сделали Усмиренным, и Андерс так и остался бы один в темноте и холоде подземелий. На целый год.
Последний ремень наконец поддался, Дайлен вышагнул из упавшей на пол мантии и замер, вытянув дрожавшие от холода и унижения руки вдоль боков, чтобы подавить глупое и бессмысленное желание прикрыться. Сэр Арман предвкушающе облизнулся, и Амелл стиснул зубы. В конце концов, ничего смертельного с ним не случится. Самое большее – несколько разорванных мышц, слабое или умеренное кровотечение, возможно, пара закрытых переломов, если (или, что вероятнее, когда) храмовник решит, что с попавшимся ему в руки магом миндальничать не обязательно, сам ведь пришел. Ничего страшного, это же просто тело – полчаса работы целителям, мэтрессе Винн так и вовсе на пять минут, и никто ничего не спросит, даже чаем потом напоят, наверное… И не простым, а с медом и травами… И главное – Андерсу не придется ещё неделю сидеть там в темноте одному. Остальное ерунда.
Дайлен с силой выдохнул и наконец сумел прямо встретить взгляд храмовника. Тот, как будто специально дождавшись, пока его перестанет так откровенно трясти, ухмыльнулся ещё похабней и с неприкрытым наслаждением в голосе протянул:
– Гляди-ка, совсем маги распоясались! – Он окинул Амелла, невольно поджавшего живот, словно в предчувствии удара, презрительным взором и пренебрежительно процедил: – Ты, отродье Тени, похоже, и впрямь думаешь, что твоя тощая задница кому-то интересна? На свете, знаешь ли, встречаются и нормальные люди, которые любят женщин. Жен-щин! – повторил Арман по слогам, словно разговаривая с умственно отсталым. Дайлен, изумившись до такой степени, что на несколько мгновений забыл даже о собственном задавленном бешенстве, ошарашенно уставился на него, и храмовник для пущей выразительности обрисовал в воздухе что-то изгибистое и гитарообразное.
– Вот чего мне не хватает, – вдоволь насладившись его замешательством и прорвавшейся таки во взгляд бессильной яростью, соизволил объяснить сэр Арман. – Что отнюдь не значит, что я готов опуститься до жопничества и тебя лично. Хочешь попасть к своему дружку – придумай что-нибудь.
Голоса в голове уже не шептали, а выли, и Дайлен сжал в кулаки торопливо заведенные за спину руки, сосредоточившись на словах храмовника, чтобы не пропустить ни одного. И не влепить ему в лицо – не дай Создатель – словно само собой сложившееся в ладони «высасывание жизни». В следующий раз…
– Прояви наконец фантазию, мальчик, – язвительно закончил сэр Арман, так и не обозначив условий сделки по-настоящему. Ещё раз презрительно фыркнул и жестом отослал мага прочь, добавив: – А то у вас в Ферелдене, похоже, на все один ответ – мантию задрал, и готово.
Амелл сглотнул и, помедлив, наклонился к валявшейся у его ног мантии. Выпускать храмовника из виду он опасался и косил на него исподлобья, наивно надеясь в случае чего успеть… ну, хотя бы сжаться, прикрывая нутро. Однако рыцарь ничем не выдавал намерения внезапно кинуться на него и, кажется, вообще забыл о его присутствии. Кувшин с вином явно был куда интереснее.
Дайлен, так и не услышав недоброго «А знаешь, я передумал», застегнул последнюю пряжку и нервным жестом пригладил волосы. Он шагнул к двери, замешкался – ему ведь ещё не сказали, что можно уйти, а все, что может быть понято превратно, будет толковаться отнюдь не в его пользу – но сэр Арман, вероятно, все же испытывавший некоторое нетерпение, с неудовольствием осведомился:
– Ты что, ещё здесь, ничтожество?
Амелл немедленно выскочил за дверь и аккуратно закрыл её за собой, чтобы ни в коем случае не дать храмовнику повода упрекнуть его в неповиновении или дерзости. Ему ведь нужно было попасть к Андерсу, значит, придется и дальше быть образцово послушным – чтобы им приходилось придумывать повод для очередного отказа. Однажды им попросту надоест ломать головы, и тогда Дайлен получит свое.
А пока ему нужно было найти женщину.
Амелл кружил по этажу учеников, чувствуя, как бурлившая внутри ярость постепенно выгорает до тусклого, стылого отчаяния. Он должен был отыскать способ попасть к Андерсу, как можно скорее – но сэр Арман отказался от всего, что он мог предложить, и потребовал… Дайлен машинально проводил взглядом Нерию, которая несла в прачечную кипу девчачьих мантий, торопливо отвернулся и замотал головой, чтобы вытряхнуть из неё мерзкую мысль. Только ведь ему и правда нужно было пробраться в карцер…
Нет, Нерия ему не подходила. Дайлен снова посмотрел на как раз заворачивавшую за угол эльфийку, кивнул сам себе и зашагал в противоположном направлении. Вначале он должен был как следует все продумать.
На посту у девчачьей спальни стоял Каллен, и не было ничего проще, чем, перебросившись с ним парой слов, остановиться рядом и затеять долгий и жаркий спор. Поначалу тот был ему даже благодарен: девчонки, тренировавшиеся в кокетстве на самом безответном создании, каковым неизменно оказывался вчерашний рекрут, при виде приближающегося Дайлена недовольно зафыркали и разбежались шушукаться по углам, оставив покрасневшего до ушей рыцаря в покое. Впрочем, благодарность его оказалась недолговечной, и уже через пару минут Каллен принялся вдохновенно изливать на голову насмешливо поддакивавшего Амелла традиционную церковную мудрость, не замечая его острых оценивающих взглядов, устремленных внутрь спальни.
Споры с Калленом никакого напряжения мысли не требовали: новых аргументов храмовник, похоже, не изобретал просто из принципа, а на все старые у Дайлена давным-давно был готов ответ. И можно было, перебрасываясь зазубренными уже чуть не наизусть фразами, думать о том, что было действительно важным.
Ему нужна была именно магесса. Другие – кухарки или поломойки, даже если он сумеет отыскать среди них такую, чтобы она хоть в темноте не напоминала драконлинга – не станут молчать, коли что-то придется им не по нраву. И ничего им за это не будет, а кара падет на нарушившего обеты рыцаря. Такую подставу даже сэр Арман не проглядит.
Пробегавшая мимо Лика махнула подолом мантии и игриво улыбнулась, заставив оправившегося было Каллена запунцоветь снова. Дайлен осуждающе покачал головой и отвернулся: она ему тоже не годилась. Как, пожалуй, и Найра, и Руза, и Гэльвен из целителей – эти тоже умеют себя поставить. И на грубого бесцеремонного любовника, тем более из рыцарей, ни одна не согласится – Руза даже Ниалла отшила, решив, что он был недостаточно к ней внимателен.
Кирин? Тоже нет, бесхарактерная забитая эльфийка совершенно не умела держать язык за зубами. Через полчаса будет знать вся Башня.
Глета баловалась магией крови, об этом все знали ещё с той поры, когда её только-только привели в Круг. Слух разошелся слишком уж широко для того, чтобы быть истинным, но… Дайлен встретился с прихорашивавшейся девушкой глазами, выдержал паузу, чтобы не показаться легкой добычей, и вежливо отвел взгляд. Все-таки здесь была её территория, и претендовать на неё он не собирался. Глета чуть заметно усмехнулась и, сощурив блескучие черные глаза, вернулась к своему занятию.
Тоже не подойдет. Даже если слухи врут, для того, чтобы полоснуть по вене, дурости ей точно хватит. И неизвестно, станут ли потом разбираться или просто свалят все на Андерса, наверняка не испытывавшего добрых чувств к своему тюремщику.
А вздумай он привести к Арману Нелейлу, храмовник его попросту высмеет. Щуплая стеснительная хасиндка была самым добрым существом в Башне – и самым некрасивым. Её не спасали даже сияющие карие глаза, похожие на только-только выпавшие из скорлупы блестящие каштаны.
Надоевший спор с Калленом Дайлен, измученный усиливавшимся с каждой минутой разочарованием, оборвал резко и почти грубо. Храмовник посмотрел ему вслед с откровенным сочувствием: про очередное наказание Андерса все уже знали, и кто-то наверняка делал ставки на то, когда и на ком сорвется Амелл. Маг скрипнул зубами и ускорил шаг.
Была ещё Герда. Но об этом ему не хотелось думать даже ради Андерса – Герда была их другом, по крайней мере, до того, как у взрослеющих девчонок начались их загадочные шу-шу-шу. И вообще она была умной, доброй и славной, и поступить так с ней было бы нечестно и попросту подло, и…
И если он не найдет другого выхода, то сделает именно это.
От церковных благовоний побаливала голова, но лучшего места Дайлен все равно не нашел бы. По крайней мере, сейчас в церкви было тихо – не то что в коридорах, большой библиотеке или тем паче в спальне учеников. Можно было сосредоточиться и подумать снова, надеясь все-таки отыскать приемлемое решение – только вначале беззвучно выкричать в подол Андрасте все причитающиеся Суке Блаженной проклятия, чтобы бессильная злость не путала мысли.
– Создатель Всемилостивый, избави мя от проклятия, магией именуемого, даруй мне, грешной, кару Твою, дабы заслужить мне прощение Твое… – Глухой шепоток незаметно пробрался в левое ухо, и Амелл повернулся, не скрывая раздраженной гримасы. И замер, чувствуя, как затапливает его, с головы до ног, бесстыдное отравное облегчение.
– Кейли… – почти нежно выдохнул Дайлен и, поднявшись с колен, беззвучно двинулся к ней.
Ему не пришлось ни уговаривать, ни угрожать, вызнав грехи реальные или мнимые. Кейли и без него знала, что грешна – проклятием магии, рано развившейся грудью, уже заметно приподнимавшей ткань ученической мантии, самим тем, что осмелилась родиться на свет. Под взглядом готового сломить любое сопротивление Амелла она замерла, словно птенец в зубах у хищника, и, кажется, даже радостно вздохнула, когда он всего лишь провозгласил, что вымоленная божья кара была ей ниспослана. До того, что получит с этой «кары» он сам, ей уже не было дела.
Торопиться, быть может, и не было нужды – неприятности у Андерса обычно начинались на второй неделе заключения, а сейчас шел только третий день – но Дайлен попросту побоялся, что Кейли вдруг одумается и выскользнет из его не такой уж надежной хватки. Пока ей не хватало духу с ним спорить: ни когда он чуть ли не своими руками переодевал её в чистую нарядную мантию, кем-то из девчонок понаглее перешитую так, чтобы подчеркнуть фигуру; ни когда он, поражаясь собственному неожиданному таланту, гердиными самопальными красками рисовал на её простоватом невыразительном лице порочную красавицу.
– Ты?.. – удивленно начал полировавший свой щит сэр Арман и, сдвинув брови, поднялся на ноги, но тут Дайлен втащил в караулку разодетую Кейли, и раздраженная гримаса рыцаря сменилась недоброй, предвкушающей усмешкой. Он без лишней спешки отставил щит в сторону и шагнул к дрожавшей то ли в испуге, то ли в благоговейном трепете магессе, но Амелл бесцеремонно дернул её назад и вытянул вперед сложенную лодочкой ладонь. Храмовник скривился, но, встретившись с ним глазами, торопливо отвел взгляд, а затем снял с пояса ключ и бросил его магу. Дайлен коротко кивнул и, отпустив Кейли, бегом кинулся к темневшей в конце коридора двери тюремного блока.
На донесшийся сзади болезненный вскрик он уже не обратил внимания.
Бессильно привалившийся к стене Андерс, услышав шум его шагов, крупно вздрогнул и попытался выпрямиться, но на середине движения глухо охнул и согнулся снова, рефлекторно прикрывая ладонью правый бок. Дайлен торопливо запалил светлячок, и Андерс, различив в полумраке его лицо, несколько расслабился.
– Ничего, Галчонок, все в порядке, просто побили немножко, – хрипло пробормотал он. Его гримаса, наверное, должна была быть ободряющей улыбкой, но распухшие, с присохшей кровавой корочкой губы и то, как осторожно он двигал челюстью, превращали все его старания в ничто. Амелл вовсе не чувствовал себя успокоенным.
– Он не?... – сглотнув, все-таки поинтересовался он.
– Только в мозг, – с третьей попытки все-таки дотянувшись до заброшенной в клетки склянки с исцеляющим зельем, попытался пошутить Андерс и, сделав несколько осторожных глотков, сел ровнее. Дайлен, всем телом влепившись в решетку в заведомо тщетной попытке пробраться внутрь и хоть как-то помочь, закусил губу, и его друг, снова улыбнувшись, небрежно махнул початой склянкой: – Ну правда же, единственное, что мне сделала эта скотина – это болтала без умолку. Честное слово, необходимость слушать его бред стала самым тяжелым испытанием в моей жизни. – Он допил зелье и, медленно поднявшись на ноги, подошел к решетке. Амелл забрал у него пустой флакон и беспомощно вцепился в его руку. – Здорово, что тебя ко мне все-таки пускают, а то даже пожаловаться было бы некому – очередной доблестный сэр, как и его собратья, совсем не принимает аргументов, противоречащих его мнению. Сразу в зубы дает. Но! – Андерс наставительно поднял палец и, зловредно ухмыльнувшись, закончил: – Целительская наука шагнула далеко вперед, и как раз перед побегом я научился заново их отращивать! Зубы, то есть.
Он повернул голову и привычно прижался лицом к решетке, подставляя нос для поцелуя. Дайлен заставил себя улыбнулся и бережно коснулся губами самого кончика, а затем залез за пазуху, мысленно благословив нетерпеливость стосковавшегося по женскому телу ублюдка, и вытащил кулек с сушеными яблоками и сливами.
– О, еда! – обрадовался Андерс и, мгновенно распотрошив кулек, сунул Дайлену сливу: – Ешь. Тебе тоже надо хорошо питаться.
Спорить с целителем, когда он вдруг вспоминал о своем «профессиональном долге», было совершенно бесполезно, и Амелл послушно принялся жевать, каждый раз откусывая крохотный кусочек. Слива все равно закончилась раньше, чем проголодавшийся Андерс успел съесть все содержимое кулька, и Дайлен только тихонько вздохнул, когда тот с непреклонным видом протянул ему сушеное яблоко.
– По-моему, ты меня все-таки где-то обдурил, – покончив с едой, с сомнением проговорил Андерс, и немного отогревшийся рядом с ним Амелл невольно усмехнулся.
– Это ты меня обдурил, – поддразнил он друга. – Это была твоя еда, я-то у кухарок когда угодно выпрошу.
– Поленишься, – с нарочитой печалью возразил Андерс, старательно слизывая с пальцев последние крошки, и ласково потрепал Дайлена по волосам.
Сэр Арман, похоже, счел своим долгом донести до попавшего ему в руки мага всю глубину его заблуждений. Небрежности он больше не проявлял и тщательно обыскивал приходившего к другу Дайлена, за каждую обнаруженную склянку награждая его ударом, от которого начинали похрустывать ребра. Впрочем, иногда храмовник позволял ему думать, что его мольбы и подношения все-таки могут принести какой-то результат, и разрешал оставить одну-две порции зелья при себе. В такие дни Дайлен обнаруживал, что Андерсу досталось сильнее, чем обычно – похоже, в глубине души Арман побаивался, что мог все-таки перегнуть палку. Убивать своего строптивого «воспитанника» он пока не собирался.
– На самом деле все просто, – утирая продолжавшую капать из уголка рта кровь, объяснял Андерс. – Нужно просто стоять на своем и как можно убедительней доказывать ему, что его заявления – фигня на постном масле. Он бешеный совсем, как засадит в брюхо – хочешь не хочешь, а из реальности выпадешь. Зато его брехню слушать не приходится. Дольше пятнадцати минут он ещё ни разу не продержался, а пятнадцать, ну или тридцать, минут бреда в день я как-нибудь переживу.
В закрытую секцию библиотеки, в которую даже старших учеников пускали только в сопровождении доверенных преподавателей, да и то только после долгих муторных проверок, Дайлен попал без труда. Он просто сказал копавшемуся в очередной своей картотеке Карлу, что ему нужно найти какой-нибудь способ помочь Андерсу. Тот воровато огляделся и, как будто чувствуя вину за то, что ему не хватает отваги самому что-то сделать, торопливо сунул ему в ладонь ключ от находившейся за стеллажами небольшой дверки. Амелл милостиво кивнул и, убедившись, что за ним никто не наблюдает, скользнул внутрь.
На этом удача его закончилась. Четверо суток спустя Дайлен поймал себя на том, что незряче пялится на схему пятижертвенного подчиняющего ритуала и с трудом сдерживает слезы. Подкуп, шантаж и интриги уже исчерпали весь ресурс полезности, и он столько надежд возлагал на запретные тайны древних… Надежд, которые не оправдались. Способа обуздать Армана, не прибегая к магии крови и помощи демонов, он так и не отыскал, а столь любимые Андерсом сказки про рунные схемы Старого Тевинтера, почти разумные и якобы не уступавшие по сообразительности хорошо воспитанной кошке, и подавно оказались не больше чем сказками. Не то чтобы Дайлен ожидал иного…
Пора было прекращать себе врать: выхода у него не оставалось. Либо терпеть и надеяться, каждый раз заново придумывая, чем выкупить у неумолимо наглеющего тюремщика право пронести другу склянку исцеляющего зелья, либо сделать наконец что-нибудь.
Амелл выпрямился, глубоко вздохнул и, потерев глаза кулаками, отодвинул «Малый жертвенник мыслеправителя» в сторону. Это ему пока не понадобится. Наверное.
Сэр Арман, как будто почувствовав, как пошатнулась его решимость, в тот день хмылился втрое поганей и перед тем, как отпереть дверь тюремного коридора, дотошно его обыскал, отобрав и спрятанную в волосах шпильку-отмычку, и склянку зелья из башмака. Наверно, и вовсе бы не пустил, но Дайлен, хвала всем богам, сколько бы их ни было, с самого начала устроил так, что встретиться с неболтливой, на все согласной Кейли тот мог только при его посредничестве. Терпеливо скучавший в карцере Андерс попеременно прикладывался к холодной каменной стене то правой скулой, то распухшим левым ухом и великодушно сделал вид, что нисколько не расстроился, не увидев в протянутых к нему руках Амелла знакомого флакончика. И даже чуть-чуть поругался со вздумавшим извиняться другом.
Дайлена это, однако, нисколько не утешило. Несмотря на уговоры и улыбки неподдельно обрадовавшегося его появлению Андерса, в глубине души он все равно продолжал на себя злиться. На выкликавшем его обратно сэре Армане он не сорвался только чудом, слишком хорошо понимая, что огрызаться на того, от кого хоть в чем-то зависит благополучие его друга, чревато неприятностями. Зато на Кейли, которая в порыве глупой услужливости вздумала предложить ему не утруждаться, провожая её к её карающему рыцарю, Амелл нарычал так, что девушка ещё неделю опасалась при нем рот раскрыть.
Выхода не было, и в тот же вечер Дайлен, забившись в самый дальний и самый темный угол закрытой секции, опять засел за книги. Для начала – за те, описанные в которых методы не требовали отнятия чужой жизни.
По первости было противно. Не выдержав подкатывающей к горлу тошноты, Амелл резко отодвигал увесистый том, переплетенный в потертую, странного оттенка кожу, в которой он никак не мог перестать подозревать младенческую, боязливо оглядывался, опасаясь неуместным звуком привлечь внимание к своему убежищу, дышал глубоко и размеренно, стараясь утихомирить бунтующее нутро… Потом привык, только время от времени морщился, закусывал губу, затверживая наизусть жесты и знаки – вести конспект, как обычно, было нельзя. Если у него найдут хоть клочок, от участи Усмиренного его ничто не спасет. Ни репутация законопослушного мага – каковым он, по сути, вовсе не являлся, и выяснить это при желании было не так уж сложно – ни несомненный талант энтропийщика, ни заступничество Ирвинга, с полгода назад взявшего его личным учеником. Хорошо хоть на память Дайлен никогда не жаловался.
Все остальное оказалось намного проще. Однорунные амулеты стоили в Круге дешевле камней, на которых они были вырезаны, каждый ученик делал такие горстями, тренируясь в высоком искусстве рунной магии, и на то, чтобы собрать нужный комплект, Амеллу потребовалось не больше получаса. Роль ритуального кинжала вполне мог исполнить тот же короткий острый ножичек, которым год назад резал руны он сам, а мел для рисования нужного узора он аккуратно утянул из кабинета чародея Суини.
В пустующих кладовках на третьем подземном этаже даже уборщицы появлялись раз в два года, если не реже. Дайлен обернулся, с неудовольствием посмотрел на четкую цепочку отпечатавшихся в пыли следов и ускорил шаг. Если кто-то вздумает сунуться за дверь хозяйственного коридора, все сразу станет ясно, так что следовало поторопиться. Однако пренебрегать мерами предосторожности в виде заученного рисунка и рунного кольца все равно не стоило.
На темно-сером полу белый меловой рисунок со слабо мерцавшими рунными камнями по углам смотрелся чужеродно и даже жутковато. Амелл безрадостно ухмыльнулся, пытаясь хотя бы себя убедить в том, что ему совсем не страшно, и, шагнув ближе, занес нож над запястьем.
Ему нужен был демон желания – они считались не самыми сильными, но были наиболее искусны в сотворении мороков, а он уже успел уяснить, что нет на свете вещи более действенной, чем хорошая ложь. Эффективнее могло быть лишь убийство, но убивать он пока никого не собирался. Не раньше, чем сумеет предусмотреть все вероятные последствия для Андерса и для себя.
Нож выкрутили у него из пальцев за миг до того, как лезвие должно было коснуться кожи. Дайлен замер, нелогично ожидая входящего под лопатку меча, но вместо этого получил только крепкий подзатыльник и раздраженное:
– Идиот!
– Мэтр Ульдред, – осторожно скосив глаза, без выражения констатировал Амелл. Наверное, хуже могло быть, только если бы его застукал храмовник. Но и без того от гневно хмурившегося мага хорошего ждать не приходилось.
– Быстро стирай все это и пошли, – отрывисто скомандовал Ульдред, указав на мерцавший на полу узор, и спрятал отобранный у него нож в поясной кошель.
Спорить Дайлен не рискнул и, бросив на мужчину ещё один настороженный взгляд, опустился на колени. Уничтожить плод полуторачасового труда оказалось до обидного просто, хватило нескольких движений оторванной от подкладки мантии тряпки. Потом, правда, пришлось ещё раз обтереть весь пол, чтобы убрать практически незаметные, но все равно слишком очевидные с точки зрения Ульдреда признаки, однако уже через несколько минут Дайлен торопливо двинулся вслед за старшим чародеем. Поспеть за обманчиво медлительным шагом Ульдреда оказалось нелегко, и к тому моменту, как они дошли до пустующего читального кабинета на втором этаже, Амелл совсем запыхался. И вдобавок от запоздалого всплеска адреналина у него начали подрагивать руки.
– Ну и что это было? – усевшись за стол напротив него, скептически поинтересовался Ульдред. Дайлен поежился под взглядом пронзительных темных глаз и, подумав, безразлично уточнил:
– А на что это было похоже?
Мужчина сощурился, и Амелл торопливо поправился:
– А на что это было похоже, старший чародей?
– На то, что один самонадеянный дурной юнец, – отчеканил Ульдред, – счел себя самым умным и вздумал решить все свои проблемы одним махом. Схему сам придумал или нашел где?
– Нашел, – поколебавшись, неохотно ответил Дайлен.
– У Глеты под койкой? – язвительно переспросил чародей. И, отведя глаза, негромко добавил: – Не смотри на меня так, будто прикидываешь, куда труп прятать. Хотел бы тебя сдать – приволок бы храмовников прямо туда.
– А что вам тогда надо? – с подозрением осведомился Амелл, почему-то поверив в напрашивавшийся вывод. Ульдред дернул уголками губ в намеке на усмешку и, снова посмотрев на него, саркастически предположил:
– Может, захотел помочь молодому коллеге. Уберечь его ошибок, скажем…
– Схема была правильная, – возразил Дайлен, глянув на старшего мага со снисходительным укором: а вот нечего было говорить откровенные глупости, на которые даже только-только попавший в Круг ребенок не купился бы. А затем, не успев прикусить язык, пояснил: – Я в книжке смотрел!
– Угу. В книжке, – ехидно поддакнул Ульдред и устало потер глаза, на несколько коротких мгновений перестав напоминать филина, который разглядывает пойманную на обед мышку. Вот только под краем сползшего с запястья рукава мелькнула ярко-розовая полоса плохо зажившего шрама. – В закрытую секцию пробрался, значит?
Амелл, поколебавшись, кивнул, и маг, снова вперив в него пронизывающий взор, уточнил:
– Давно?
– Полторы недели, – неуверенно сказал Дайлен.
Секунд пять ему казалось, что Ульдред его сейчас попросту убьет. Взглядом. Потом побелевшие от напряжения пальцы старшего чародея медленно, словно неохотно, отпустили край стола, и он ледяным тоном процедил:
– Да если б даже ты учился, как положено, тебя ещё года три к ножу нельзя будет подпускать!
– У меня нет трех лет, – разом успокоившись, равнодушно заметил Дайлен. Следовало бы, наоборот, испугаться ещё больше – угораздило же очутиться наедине с невесть что задумавшим малефикаром! – но вот именно страха и не было. Было только знакомое холодное напряжение, которое охватывало его каждый раз, когда он смотрел на новых андерсовых тюремщиков и прикидывал, какая тактика окажется наиболее действенной.
– Догадываюсь, – отрывисто бросил Ульдред. Посидел, поджав и без того узкие и бледные губы, словно напряженно раздумывал о чем-то, и наконец спросил: – Что тебе нужно-то было?
– Демон, – через силу ответил Амелл. Скрывать было уже бессмысленно, но все равно говорить о таком вслух – пусть даже негромко и там, где не мог услышать никто, кроме возможного сообщника – все равно было очень странно. Ульдред опять глянул на него, как на недодушенную по недосмотру мышь, и поинтересовался – так вкрадчиво, что даже полному дураку стало бы ясно, что терпение у него подходит к концу:
– Зачем?
– Надо, – отрезал Дайлен. Выдержать очередной препарирующий взгляд оказалось далеко не так сложно, как он думал – и, вопреки его ожиданиям, Ульдред едва заметно усмехнулся, когда он так и не отвел глаз.
– Ну давай я расскажу, – хмыкнул малефикар, сцепив пальцы в замок. – На сэра Армана дю Найреви натравить хотел. Чтобы и шумихи лишней не устраивать, и не заполучить ненароком на его место кого похуже.
Дайлен ответил ему нарочито невыразительным взором, но никаких подтверждений Ульдреду, похоже, и не требовалось. Он помолчал с полминуты, задумчиво рассматривая собеседника, а затем проговорил:
– Я могу научить тебя тому, что ты пытался сделать. – Амелл моргнул и озадаченно уставился на малефикара, и тот чуть заметно усмехнулся: – И многому другому. Но сотворить что-то действительно полезное ты сможешь не раньше чем через полтора года, даже если вдруг окажешься гением в… избранной области и бросишь все силы на обучение.
– И какой вам с этого прок? – не особенно надеясь на правдивый ответ, все-таки поинтересовался Дайлен. Ульдред окинул его откровенно оценивающим взглядом и подался вперед движением настолько знакомым, что Амелл сразу понял: сейчас будет лекция.
– Мне нужны союзники, – коротко сказал малефикар. Дайлен настороженно сощурился, и Ульдред немедленно продолжил: – Далеко не все довольны сложившимся положением вещей. Очень многие маги не рады тому, что нам приходится во всем зависеть от храмовников, многие из которых – о чем ты знаешь, пожалуй, не хуже меня – не только не отличаются высокой нравственностью, но и готовы в любой момент воспользоваться своим положением в личных целях. Но подобная опека вовсе нам не нужна, мы вполне способны воспитывать свою молодежь и осаживать ослушников и без надзора церкви, которая слишком часто калечит неокрепшие умы. Но я не могу, к примеру, один прийти к Белой Жрице и сказать, что мы справимся сами, мне нужна надежная поддержка. Люди, достаточно отважные, чтобы пойти против системы, и достаточно мудрые, чтобы понять, что отсидеться в своих норах, заботясь лишь о себе и нескольких друзьях, не выйдет. Потому что никто, кроме нас самих, этого не изменит. Или ты хочешь до конца жизни бегать к своему Андерсу в карцер, молясь – кому ты там молишься? – чтобы его не успели убить до того, как ты сумеешь пронести мимо его тюремщиков склянку зелья или флакон лириума?
– Я не молюсь, – сухо проговорил Дайлен, в свою очередь принимаясь изучать сидевшего напротив мага. Слышавшийся в его словах жар так и не коснулся глаз, темных и холодных, как полированные агаты. – Все это очень расплывчато, старший чародей. Слишком много простора для толкований. И слишком мало – для собственного мнения.
– Похвальная осмотрительность, – насмешливо хмыкнул Ульдред. – Что ж ты не был так осторожен, когда малевал схему ритуала, который тебе не по силам?
Амелл промолчал, и малефикар пожал плечами:
– Тебе нужны мои знания, мне – твоя поддержка. Не больше, чем от ученика учителю, и добровольная – я хочу получить единомышленника, а не пушечное мясо для какой-нибудь войны. Хотя не исключаю и вероятности того, что однажды придется перейти к жестким действиям. Впрочем, у тебя будет время разобраться, независимо от того, примешь ты мое предложение или нет.
– Сейчас мне нужно не столько знание, сколько действие, – задумчиво заметил Дайлен. У Ульдреда, оказывается, были очень подвижные, выразительные брови – правая дернулась вверх, на мгновение придав резкому, хищному лицу удивленный вид, но тот мгновенно взял себя в руки, и Амелл решил рискнуть: – Или вы лукавили, намекая, что задуманное мной вполне по силам – вам?
– Ты многого хочешь, – протянул малефикар и, откинувшись на спинку стула, внимательно посмотрел на него. – Как видно, тебе недостаточно того, что я не побежал за храмовниками и Ирвингом, который наверняка был бы недоволен неосмотрительностью своего любимого ученика.
– Как и вам – того, что я не побежал к тому же Ирвингу, который был бы только рад поводу избавиться от дышащего ему в спину претендента на пост Первого Чародея, – невозмутимо парировал Дайлен. Свирепые взоры Ульдреда уже не казались ему пугающими, и короткий поединок взглядов вновь закончился вничью. Старший маг едва заметно усмехнулся и вдруг одобрительно кивнул.
Сговориться с человеком, привычным иметь дело с демонами, оказалось на удивление просто – и все же к концу не такого уж долгого торга Дайлен взмок, как будто ему пришлось своими руками перетаскать весь запас хранившихся в кладовых зелий в лазарет, причем вместе с ящиками. Но результат переговоров он после некоторого размышления счел более чем удовлетворительным: ученичество было признано явлением обоюдополезным и не требующим дополнительной компенсации, а за конкретную услугу – внедрение в разум сэра Армана нескольких нерушимых запретов – расплачиваться ему предстояло всего лишь сексом. Касаемо последнего они, кажется, не на шутку друг друга удивили: Амелл был до глубины души поражен тем, что кто-то может пожелать подобного от него, не отличавшегося ни внешней привлекательностью, ни обаянием, а Ульдред не ждал, что Дайлен так легко согласится.
К ещё большему его изумлению, строгий, придирчивый наставник, не гнушавшийся для пущей доходчивости врезать линейкой по пальцам, любовником оказался терпеливым, внимательным и почти ласковым. Выбираясь из-под одеяла после первого раза, Дайлен решил даже, что ему в кои-то веки повезло и что в пресловутом сексе ничего такого ужасного не было. А что задница с непривычки ныла, так линейкой, пожалуй, было больнее. К тому же потом Ульдред протянул ему банку с заживляющей мазью и, вперив в него совершенно нечитаемый взгляд, невыразительным, с едва уловимой ноткой смущения голосом пообещал, что в следующий раз будет лучше. Дайлен только моргнул в недоумении, забрал банку и, равнодушно пожав плечами, ушел. Были у него дела поважнее.

~продолжение в комментариях

@темы: творчество, тексты, Я, аффтар!, cat-person^_^, Dragon Age

---

.

Не выспался. Состояние уже привычное, но от этого не более приятное, к тому же люто бесит, что я никак не могу вычислить ключевую точку избавления от него.
Тушка капризничает и не хочет ни работать, ни думать.

У кошат какие-то загадочные иерархические игрища. То ли Данька согнал Малыша с его собственного коврика, то ли Малыш согнал Даньку с его любимого места у меня в ногах. Озадачиваюсь. Не мое как бы дело, но полагаю, что мохнатая мелочь должна проявлять кой-какое уважение к старожилу, поэтому первый из возможных вариантов мне нравится меньше.

Пришел с утра, опять узнал, что как раз те сценки, которые я с огромным удовольствием обдумывал и воплощал, абсолютно мне не удались. Конечно, читатель всегда прочитает свое, и необязательно то, что писал автор, но теперь я все равно утерял понимание смысла своих трудов и аццки хочу под плинтус. Жутко обидно за уже запланированное, но - нахуя?..
По ходу, аффтар ещё долго будет нервным и демотивироваться от малейшего тычка.

@темы: кошковое, чёрный юмор мироздания, на данный момент в душе погода..., Я, аффтар!, тушковое, Где моя луна - дайте, повою..., за жизнь, гей-парад тараканов

---

Поскольку коша уже всюду пропалили, джастисовое Per aspera кошЪ сходил положил на фикбук. А то потом склероз замучает ещё...

@темы: в кои-то веки об общественной жизни

---

Тут была лытдыбровая запись про работу, тушкосостояние, фичок и прочую ерунду, но её съел сглючивший браузер, такшо нахуй.

@темы: за жизнь

---

Вот, наверно, единственный недостаток анонимных фестов вроде Санты и Джастиса - возникшую идею в самый трепетный момент можно обсудить разве что с бетой, и то если повезет. И с не участвующими друзьями, если таковые выразят желание слушать рождающийся бред, ещё не обретший окончательной формы и логичности.
КошЪ наконец как следует поговорил про джастисофичок, вывалив на неосторожных собеседников большую часть того, что в текст не влезло, а если бы было впихнуто, то превратило бы его в малосъедобное невесть что, и щаслиф.

и ещё про джастисофичок и сопутствующее, уже совсем неоформленно

Ещё меня мучала совершенно неправдоподобная сценка про то, как в Остагаре уже Логэйн спрашивает у Ульдреда, на правах одного из командиров приписанных к армии магов имеющего чуть больше свободы: Мол, а это ещё что за рекрут у Дункана новый? Маг вроде, из ваших? Что за зверушка-то?
А Ульдред такой с покерфэйсом: Дайлен Амелл. Мой ученик. Будет сильнейшим малефикаром Тедаса... ну, если выживет после сегодняшнего.
Неправдоподобная она, кстати, потому, что прилюдно разговаривать про магеюкрове неприличненько. Тем более с посторонними. Такшо Ульдред в этой сценке натурально троллит бедного тейрна, у которого и так на руках Кайлан и Дункан с его орлейскими прожектами.

Ещё было смутное хихикс про то, как перся бы с Дайлена-гадючки падкий на опасных личностей Зевран.

И ещё был ангстег про Андерса в Киркволле и Хоука, который страшно похож на Дайлена, только ещё совсем няшный - и от которого Андерс бегал бы с паническими воплями в духе "Ты такой хороший, совсем как он! Уйди от меня, а то ты тоже испортишься!" Только там было бы совсем грустно, с учетом того, что замороченный Справедливостью Андерс спохватился бы слишком поздно, уже тогда, когда Хоук уже крепко запал - и Хоуку мало того, что было бы грустно оттого, что его любимое существо посылает нахуй, причем совсем; так ещё и желание оное существо защитить в конечном итоге привело бы его к точно такому же результату.
И сидел бы такой Амелл у Андерса в клинике, разговаривал бы про Хоука и про то, можно ли его взять к себе в родственники или нафиг уже этой ерундой заморачиваться, потом грустно объяснял бы, что Хоук, как здравый человек, решил не соваться в жопу без страховки и попросил его об ученичестве... И Андерс, сам уже в оного Хоука влюбившийся, грустно грозил бы отлучить его от себя вообще, хотя куда уж больше отлучить бы, а Дайлен пожимал бы плечами и отвечал: "Ну тогда ему тем более нечего терять, так что я его себе возьму, все риска меньше будет..."

@темы: Я, аффтар!, Dragon Age, в кои-то веки об общественной жизни

---

Чо-та нихуя отдыха не вышло, даже когда кошЪ пытался. Совесть, видите ли, коша заела. В итоге вместо того, чтобы доблестно писать литобзор, кошЪ не менее доблестно дописывал главу фичка, в то время как ему, судя по всему, нужно было мирно лежать в кроватке и жрать как минимум иммуномодуляторы. Сам себе долбоеб, чо.

Вдобавок обсчитался с днями, и сегодня дедлайн ещё более дедлайновый; уже середина дня, кошЪ так нихуя и не сделал по работе, сил делать, честно говоря, особо и нету, а завтра уже на работу. Литобзор с коша, может, ещё и не потребуют, но лучше бы его уже иметь. Хотя бы часть. Однако даже перспектива просто идти на работу и просто бездумно возиться с растворами тоже не вдохновляет.

А в голове, плять, вместо нужного опять вертятся первые фразы пятой главы, чье будущее существование ещё даже не подтверждено.

Собственно, главный вопрос, на который кошЪ никак не может найти ответа - а как бы так очухаться наконец?..

@темы: кошковое шипение, тушковое, за жизнь

---

Ых. Не склалось с прогулкой((

Думаю теперь: сводить на Хоббита матрону, съездить посмотреть себе заветные часы или просто полежать в диванчике, ибо занятие сие что-то снова очень нравится моей тушке?.. Вообще надо бы литобзор, но мозга опять нет.

UPD Сводил матрону на Хоббита. Даже с попкорном. Матрона предложила сама, неподдельно коша удивив.
По пути ткнул ей пальчиком в часы, похожие на те, которые хотел, предсказуемо огреб в ответ "А может, ты себе что-нибудь женское посмотришь?"
В общем, получился вроде как день отдыха. Чуть ли не единственный за каникулы, если не считать собственно первого января...

запись создана: 07.01.2013 в 14:30

@темы: почти безадресное, планы на будущее и настоящее, за жизнь

---

Опять кошЪ спал через жопу, как бы странно это ни прозвучало. То есть, вначале кошЪ читал до двух ночи Джастис (не все, только самое интересное, хотя потом, может, почитает ещё и гет... возможно), а потом лег в диван и думал. Было неприятно, ибо думалось о нерадостном, и витали над кошем призрак страшного слова "исписался" и возможная необходимость принять тяжелое решение. Правда тяжелое, ибо лишаться одной из немногих радостей жизни кошу пиздец как не хочется, однако радоваться об сотворенную фигню просто фактом её собственноручного сотворения кошу уже не получается.

Правда, разбуженный в семь утра ради пожрать котам кошЪ с тоски вылез опять в сеть с телефончика и, выяснив, что джастисофичок ему все-таки удался, несколько обнадежился и принятие тяжелого решения с облегчением отложил, списав все на злой рок "Следов" и самого концепта про Свирель Андорала. Судьба "Следов", однако, пока остается под вопросом, ибо переправлять там что-то по мелочи бессмысленно, а переписать нахуй заново кошЪ не сможет. Оно уже сложилось такое, как есть, и другим быть не захочет. В общем, кошЪ опять думает.

Джастис зато радует. КошЪ честно собирался дождаться выкладки, подписаться в сделанный кошем подарок, чтобы не упустить коммента, посмотреть собственный и лечь спать, однако залип. Где смог, откомментил прямо тогда, где телефончик заглючил, сходит сейчас откомментит.

Заодно вспомнил, что на фикбуке, наверно, полетели все приложенные к фичкам ссылки на иллюстрации. Ту, где Дар с Рианом, кошЪ переложил заново, а про остальные, кажется, забыл, слишком обрадованный фактом сохранности редактированной версии джастисофичка. Надо будет поправить.

@темы: творчество, втупляя на себя любимого, сам с собою тихо я веду беседу..., на данный момент в душе погода..., черновластелинское, про всё и сразу, Я, аффтар!, за жизнь, гей-парад тараканов, репочесательное, в кои-то веки об общественной жизни

---

Тут был аффтарский вопль, но кошЪ слишком вымотался, пытаясь записать казавшуюся ему красивой сцену, и уже не имеет сил расстраиваться, что не получилось.

UPD. Нет, имеет. Поскольку, по ходу, реально вышло совсем не то. Причем сам кошЪ никак не может уяснить, а где же именно оно вышло настолько не то...

КошЪ лузер и бездарь

запись создана: 06.01.2013 в 20:50

@темы: втупляя на себя любимого, Я, аффтар!

---

Следы в пыли, глава 4 (окончание)

Глава 4. Окончание

Это длилось, казалось, целую вечность. Вначале слетела с самого кончика лезвия круглая красная капля, за ней, словно на веревочке, потянулась тонкая струйка крови, на полпути к земле превращаясь в тягучую алую дымку, от которой веяло гнилью и недоброй, ненадежной силой; затем продолговатые розовые ноготки эльфийки залило бордовым, словно у богатых орлейских аристократок, а потом красное облачко вздыбилось штормовой волной и, повинуясь её жесту, пожрало голубоватый барьер.
– Заклинание призыва, – оцепенело проговорил Андерс, едва осознав, что на самом деле на все это потребовалась лишь доля секунды. Горло ему тут же перехватило тягучей душной яростью, настоятельно требовавшей выхода. – Это же магия крови!
– Да, ну и что? – Гордая и чуточку смущенная улыбка обернувшейся Мерриль померкла, но она упрямо расправила плечи: – Я знаю, что делаю! Этот дух помог нам, правда же?..
– Называй вещи своими именами, – глухим, тяжелым, словно сами горы, голосом проговорил Риан. Встретившись с ним взглядом, Мерриль хватанула воздух ртом, как будто её ударили под дых, и, защитным жестом вскинув руки, отступила на шаг. – Ты призвала демона.
На плечи Андерсу как будто обрушилась вся тяжесть Тедаса. Близнецы даже не шевельнулись, колыхнувшаяся в ответ на заклятие долийки Завеса тоже была недвижна, и голос заговорившего вслед за братом Дара звучал ровно – но их гнев, всеобъемлющий и почти физически ощутимый, словно пригибал его к земле, угрожая сокрушить трепещущий в ужасе разум. Свирепствовавший в глубине андерсовой души Справедливость, ощутив бурлившую вокруг них мощь, вздрогнул и затаился, точно и ему стало страшно смотреть Хоукам в лицо.
Мерриль дрожала, как осиновый лист на ветру, но все ещё пыталась что-то доказать. Однако давать ей возможность оправдаться братья не собирались: стоило ей в очередной раз запнуться, и говорить начинал один из них. Оскорблять её они тоже не стремились, но даже равнодушного, без единого грубого слова анализа того, чему они были свидетелями в лагере и по пути к вершине, с лихвой хватило для того, чтобы возмущенный румянец на её щеках сменился мертвенной белизной. Вскоре эльфийку покинула сама мысль о сопротивлении, и каждая следующая фраза заставляла её сутулиться сильнее, словно прибавляя к её терзаниям новую тяжесть.
Даже когда близнецы наконец умолкли, легче не стало. Тишина казалась оглушительной, будто над ними всеми нависла готовая рухнуть скала. Каждый вдох давался Андерсу таким трудом, что от натуги начинали ныть болезненно пульсировавшие на висках жилы.
– Извини, Мерриль, – как будто целую вечность спустя проговорил Риан. Голос его, однако, звучал так, будто он не просил прощения, а объявлял смертный приговор. Андерс вдруг заметил, что и он тоже дышит тяжело и натужно-размеренно, явно стараясь взять себя в руки.
– Нам не следовало быть… столь поспешными в суждениях. – У Дара было преимущество в пару секунд. Искренности в его тоне было не больше, чем солнечного света на Глубинных Тропах, но и запредельного, на грани срыва, напряжения уже не чувствовалось.
– Нам слишком плохо известны традиции… твоего народа, затрагивающие эту… область знания. Вероятно, долийцы меньше ценят здравость рассудка, – закончил Риан. Присутствие близнецов больше не казалось настолько подавляющим, и Мерриль, которую била крупная дрожь, даже сумела выдавить из себя какую-то примирительную фразу. Братья церемонно склонили головы в намеке на поклон, и девушка, сбивчиво пролепетав что-то о близком к завершению пути, на подгибающихся ногах двинулась к спускавшейся в крохотную долинку тропке.
– Похоже, опасное это дело – сердить Половинок, – задумчиво пробормотал Варрик. Руки у гнома не дрожали, в его голосе, как всегда, слышалась усмешка, но и у него от напряжения побелели скулы. Андерс судорожно кивнул, но на то, чтобы ответить хоть какой-нибудь шуткой, сил у него так и не хватило.
По древнему эльфийскому кладбищу они шли, как и подобало, в молчании. Подходить к близнецам все остальные ещё опасались, и Дар с Рианом шли чуть поодаль. Выглядели они теперь скорее подавленными, чем разгневанными, и Андерс, поколебавшись, подошел к ним и ободряюще коснулся плеч.
– Я и не подозревал, что вы настолько ненавидите магию крови, – не придумав ничего лучше, негромко сказал он. Заговаривать о чем-то совершенно постороннем было бы оскорбительным лицемерием, но и упрекать братьев за внезапную жестокость у него язык не повернулся. Не ему их судить – кто знает, что натворил бы заразивший его своей яростью Справедливость.
– Дело не в магии крови, – отстраненно отозвался Дар. Его закаменевшее от напряжения плечо под ладонью целителя постепенно расслаблялось, но голос ещё казался выцветшим, словно от усталости. – Она всего лишь инструмент, пускай и… сомнительный.
– Неужели ты считаешь, что её применение может быть оправданным? – поразился Андерс. В его голосе, вопреки его собственной воле, лязгнули металлом гневные нотки, и чуть сутулившиеся братья резко выпрямились.
– У магии крови нет и не может быть оправданий, – отчеканил Риан, глядя прямо перед собой. Лица близнецов снова ожесточились, и горло Андерсу сдавило острым чувством вины. Однако прежде, чем он успел заговорить, Хоук тихо добавил: – Только иногда это не имеет значения.
– Но ведь всегда есть выбор, – стараясь говорить как можно мягче, напомнил целитель. – Я знал людей, которые предпочитали смерть обращению к демонам…
– А если речь идет не о твоей смерти? – не оборачиваясь, отозвался Дар. – Если к горлу твоей беременной, безмерно любимой жены приставляют нож, требуя провести ритуал на крови, и весь выбор, который у тебя остается – подчиниться, рискнув собой, или заплатить за собственное чистоплюйство чужой жизнью?
– Прости, – помолчав, тихо проговорил Андерс. О бедах случайных знакомцев так не говорят, значит… – У тебя была жена?
Он тут же прикусил язык, но близнецы, кажется, даже не заметили, что он полез не в свое дело. Риан только качнул головой и коротко ответил:
– У папы.
Выпытывать подробности Андерс не посмел. Он и так зашел слишком далеко, не говоря уже о том, что время и место были совсем неподходящими: Мерриль, переминавшаяся с ноги на ногу возле замшелого каменного куба, посматривала на Хоуков с явным нетерпением, хотя проявлять его более активно не решалась. Дар накрыл лежавшую у него на плече ладонь Андерса собственной, коротко пожал его пальцы и, аккуратно сняв их, шагнул к эльфийке:
– Ну, и что делать нам в этом ритуале?

Конец четвертой главы.

запись создана: 06.01.2013 в 19:17

@темы: творчество, тексты, Я, аффтар!, cat-person^_^, Следы в пыли, Dragon Age

---

Следы в пыли, глава 4

Глава 4

О том, чем закончилась вся эта история, Андерс узнал гораздо позже, на еженедельном сборище у Варрика. По правде сказать, он почувствовал себя весьма странно, вдруг оказавшись хорошим знакомым капитана городской стражи, и удивился ещё сильнее, когда сияющая Авелин, имевшая вид одновременно гордый, растерянный и озабоченный, отозвала его в сторонку и предложила в случае чего обращаться за помощью. Андерс представил себе лицо очередного бреккера, узнавшего о том, какая у него появилась «крыша», и невольно усмехнулся. Авелин, вопреки его ожиданиям, посмеялась вместе с ним и даже вытребовала с него обещание потом описать подобное зрелище как следует.
Впрочем, поводов предполагать, что вмешательство капитана Валлен действительно может понадобиться, у него не было. После того, как в его клинике появился Хоук, активность преступных сообществ, жаждавших заполучить целителя в свое единоличное пользование, пошла на убыль. Похоже, в мире ночного города братья были явлением, с которым требовалось считаться.
Соотнести этот вывод со знакомыми ему Даром и Рианом Андерсу никак не удавалось. Хоуки были существами добросердечными и заразительно оптимистичными, рядом с ними начинали улыбаться и верить в лучшее даже изнемогшие от свалившихся на них бед ферелденские беженцы, а сам Андерс и вспомнить-то не мог, когда он в последний раз так много смеялся – не вымученно и из вежливости, а по-настоящему, от души, радуясь сущим мелочам, которые уже отвык замечать. Вроде куска свежего, ещё теплого хлеба с солью, препотешной гримасы укушенного каким-то сердитым младенцем Риана или прорвавшихся сквозь облачную пелену солнечных лучей.
Рядом с близнецами даже Справедливость как будто несколько смягчался. Невыносимый стыд, начинавший терзать Андерса всякий раз, когда ему случалось задуматься не о нуждах своей клиники или о своей Цели, теперь поблек, словно его дух вдруг вспомнил о том, что в жизни достойного смертного есть место не только изнурительной борьбе за правое дело, но и жажде познания или просто дружескому общению. Одержимый даже сумел убедить его, что еженедельные посиделки в «Висельнике» с пивом и картами тоже могут быть полезны: в конце концов, ему ведь нужно будет доказать необходимость освобождения магов не Дару с Рианом, которые и сами прекрасно сознавали всю неправильность существующего положения вещей, а всем остальным. Обозленному, казалось, на весь мир юнцу, который воспринимал любое недоступное ему умение как угрозу своему достоинству; блюстительнице порядка, слишком привыкшей к тому, что любым оружием, независимо от его природы, могут и будут злоупотреблять; прагматичному дельцу, который не упускал своей выгоды, даже помогая друзьям; побитой жизнью пиратке, приученной довольствоваться малым и как от огня бежавшей от любой ответственности…
Когда у порога клиники послышались знакомые шаги, Андерс как раз записывал в припасенной для будущего манифеста тетради результаты своих наблюдений. Так, на потом, поразмыслить. Сделать это, конечно же, нужно было раньше, но из «Висельника» он тогда вернулся только под утро, а весь следующий день ушел на шахтеров из злосчастной Костяной Ямы, и он попросту умотался вусмерть. Даже то, что помогали ему оба старших Хоука, не спасло.
– Здравствуй, Ри… – торопливо дописывая фразу, начал Андерс и, подняв голову, запнулся на полуслове. – Создатель всемилостивый, ты что с собой сотворил?
– Постригся, – с независимым видом заявил Хоук и, недоверчиво глянув на него, озадаченно уточнил: – Тебе не нравится?
Андерс тихонько вздохнул. Вместо роскошной вороной гривы на голове Риана теперь топорщился короткий взъерошенный ежик, и освобожденные от былой тяжести пряди торчали в разные стороны, уже начиная чуть заметно завиваться к концам. Лишенное привычного обрамления лицо Хоука казалось открытым и почти бесстыдно обнаженным – и вместе с тем намного более жестким и почти по-звериному хищным. Даже взгляд как будто стал пронзительней и тверже.
– Просто непривычно очень, – в конце концов дипломатично проговорил Андерс, поборов таки глупое мальчишеское желание запустить пальцы в его волосы – просто чтобы узнать, действительно ли они были такими мягкими, какими казались. А потом, не удержавшись, насмешливо поинтересовался: – А на то, чтобы побриться, уже сил не хватило, да?
– Ага, – ухмыльнувшись, непринужденно согласился Риан и, продолжая смешливо щуриться, пояснил: – Мы решили проверить, пойдет ли нам борода. Её, говорят, достаточно стричь раз в пару месяцев, а то каждый день бриться и правда лень.
– Только не говори мне, что вы в самом деле каждый день брились, – фыркнул Андерс, припомнив неизменно заросшие колючей щетиной физиономии близнецов. Хоук как-то странно внимательно наблюдал за ним, и ему вдруг почудилось, что упомянутая лень – далеко не единственная причина появления запланированной бороды. Глупость, конечно, и нечего за крохотным, более чем допустимым проявлением человеческого эгоизма выискивать какой-нибудь коварный план.
– Зато мамины нравоучения слушать приходилось каждое утро, – по-детски сморщив нос, отозвался Риан и машинально потянулся к виску. Только той пряди, которая вечно выбивалась даже из самого тугого хвоста и которую он привык подергивать в задумчивости, там уже не было. На его лице на мгновение появилось озадаченное выражение, а затем он как будто вспомнил, в чем дело, и, тряхнув головой, снова улыбнулся Андерсу: – Неужели я теперь и правда такой страшный?
– Спроси через пару дней, когда я попривыкну, – обдумав этот вопрос со всей подобающей старательностью, решил одержимый.
История с Костяной Ямой продолжалась; тех, кто находился на грани смерти, в его клинику притащили вчера, а сегодня за лечением потянулись те, кому повезло отделаться всего лишь переломами или сильными ушибами. Дел было невпроворот, и все равно Андерс, словно зачарованный, то и дело влипал взглядом в Риана – в темную тень за ухом, теперь открытую и трогательно беззащитную, с упорно мерещившейся под кожей пульсирующей жилкой, в пропущенный цирюльником завиток у затылка, прилипший к шее игривым колечком, в сам затылок, издалека казавшийся бархатисто-мягким и пушистым, словно котиный бок. Целитель торопливо одергивал себя и уже почти злился из-за тщетности этих попыток. Ему ведь не впервой было дружить с привлекательными мужчинами – тот же Натаниэль, к примеру, был весьма хорош, несмотря на всю свою мрачность, а может быть, именно благодаря ей – но ещё никогда ему не было настолько трудно взять себя в руки.
Под вечер в клинику ввалился сонный, уютно позевывавший Дар, тоже небритый и обстриженный чуть не наголо, обменялся с братом долгим взглядом и, устало улыбнувшись Андерсу, плюхнулся за его стол. Целитель вопросительно глянул на Риана, но тот лишь успокаивающе качнул головой и, одними губами сказав: «Вымотался» – вернулся к своему занятию. Андерс попытался последовать его примеру, но вышла опять какая-то ерунда. Поводов беспокоиться не было, иначе Риан встревожился бы первым, ещё до того, как Дар показался на глаза, но равнодушно смотреть на сползшего на стол и, кажется, уже задремавшего Хоука все равно не получалось. От одного взгляда на него становилось как-то по-дурацки хорошо, и хотелось завернуть его в теплый плед, погладить по растрепанным волосам и, обняв, остаться рядом.
– Я убегался просто, – как будто почуяв его приближение, неразборчиво пробормотал Дар, и Андерс укоризненно хмыкнул, накидывая ему на плечи старое, но ещё достаточно крепкое шерстяное одеяло:
– Ну так и шел бы домой, как нормальный человек.
– Мы не любим надолго расставаться, – пояснил подошедший Риан. Пожал плечами и уточнил: – Мы вообще расставаться не любим. Только если иначе никак, и вдвоем не успеть все, что нужно.
– А вы?.. – неожиданно встрепенулся уже почти заснувший снова Дар. Андерс недоуменно приподнял брови и все-таки накрыл его диагностическим заклинанием. Так, на всякий случай. Заволновался он и впрямь зря: подкормить Хоука не мешало бы, но в остальном он был в полном порядке.
– Карту мы изучали целых пять минут, пока сюда не приковылял очередной бедолага, – фыркнул Риан. – Ничего нового не придумали.
Андерс молча покачал головой. Пресловутую карту «плотности распределения Загадочной Хрени по Киркволлу» братья притащили ему ещё неделю назад, но найти в узоре пятен разной яркости хоть что-нибудь осмысленное им так и не удалось. Нет, при желании в нем можно было разглядеть хоть архидемонову морду, хоть личную печать тевинтерского Архонта, но все эти предположения были настолько притянуты за уши, что рассматривать их всерьез было бы попросту нелепо. Да и какой-либо взаимосвязи с истончениями Завесы или другими явлениями, которые считались значимыми в традиционной магической науке, тоже не наблюдалось.
Дар печально вздохнул и открыл рот, явно намереваясь что-то сказать, но вместо этого только душераздирающе зевнул и, вежливо прикрыв рот ладонью, смущенно посмотрел на Андерса. Тот невольно улыбнулся в ответ и вдруг очень позавидовал Риану, который без малейшего смущения потрепал брата по волосам, взлохматив их ещё сильнее, и снисходительно проговорил:
– Спи пока, я тебя разбужу, когда закончим. Мы тут и сами управимся, правда, Андерс?
Они и правда управились без труда. Большинство нормальных людей предпочитали не шляться по Клоаке тогда, когда во всем остальном городе сгущались сумерки, так что те, кто не дошел до клиники днем, наверняка предпочли дотерпеть до утра и прийти за помощью в более безопасное время. В другое время Андерс от души порадовался бы тому, что хоть сегодня исполнил свой долг целителя до конца… Но на его столе, положив голову на локоть, дремал Дар, и от вида доверчиво заснувшего в его жилище боевого мага у Андерса теплело на сердце; а всего в полушаге от него Риан, сосредоточенный и целеустремленный, с почти лекарской сноровкой накладывал шины и туго бинтовал растяжения, одним взглядом утихомиривая строптивых пациентов – и Андерсу чуть не выть хотелось от желания почувствовать эти ловкие руки на своем теле.
Наплевав на всякую вежливость, Андерс выпроводил Хоуков сразу после того, как ушел последний пациент. Отговорился усталостью – братья понимающе покивали, Дар в знак солидарности зевнул – и, заперев за ними дверь, сполз по стене. На борьбу с собой, изнурительную и абсолютно бесполезную, не хватало уже никаких сил, и даже незаметно вплетавшееся в мысли недовольство Справедливости ровным счетом ничего не меняло.
…я был бы очень нежен, думал Андерс, до боли закусив губу и торопливо дергая завязки штанов. По подбородку потекла щекотная теплая струйка, но он этого даже не заметил, только зажмурился ещё крепче в отчаянной надежде сделать проступавший под опущенными веками образ хоть чуточку более реальным. Широкую спину, на которой от малейшего движения проступал узор отлично развитых мышц, талию, по сравнению с могучим разворотом плеч казавшуюся почти по-девически тонкой, крепкую шею с трогательной, просившейся в губы ложбинкой под самым затылком и теплой темной тенью за уголком челюсти… Андерс облизнул губы и, поспешно переведя мысленный взгляд ниже, на жилистую поясницу и развратно оттопыренную задницу, сильнее сжал пальцы.
…входил бы медленно и аккуратно, бережно придерживая твердые, жаркие бедра. А потом замер бы надолго, сдерживая собственную дикую жажду, давая сильному, безумно желанному телу время притерпеться, привыкнуть к новому ощущению, приучая его к себе, к своим рукам и губам. Выждал бы, пока не растает щекочущее его ладони напряжение, и наконец начал бы двигаться – плавно и неспешно, завороженно любуясь тем, как заиграют тени на прорисовывающихся под тепло-золотистой кожей мускулах, как взблеснет под лопатками и в ложбинке над позвоночником выступившая испарина. И только когда тихие, хрипловатые вздохи обернулись бы сладким гортанным постаныванием, ускорил бы темп, добиваясь того, чтобы постанывание сменилось настоящими стонами, чтобы стоны стали протяжней и громче…
Андерс задышал чаще, выгнулся, запрокидывая голову. По пересохшим губам от касаний собственного языка словно пробегала молния, до безумия, до озверения хотелось поцелуя – но даже в своем крохотном воображаемом мирке он только уткнулся лбом между взмокших от пота лопаток, запрещая себе представлять лицо того, кто выгибался под ним с беспощадно откровенным бесстыдством.
…брал бы жадно и властно, отдавая всего себя взамен. Рыча сквозь зубы от восторга, вцепляясь душой и руками в могучее тело, способное без труда выдержать все, всю его страсть, всю нетерпеливую нежность – и отозваться благодарно и щедро, сладкой дрожью под ладонями и низким, сводящим с ума криком…
Оргазм ударил не слабей огрского кулака, вытряхнув из груди воздух, а из головы мысли. Андерс машинально вытер пальцы о торчавший из кармана клочок бинта, слепо глядя в темноту, и безрадостно рассмеялся.
Можно было сколько угодно твердить себе, что представлял всего лишь абстрактного красавца с тугой и горячей задницей. Но где-то глубоко-глубоко в душе он знал, что эта восхитительная широкая спина была спиной Хоука – а значит, это знал и Справедливость.
На следующее утро Андерсу едва хватало наглости смотреть в глаза пришедшему, как обычно, с самого утра Дару. Не заметить этого тот, конечно же, не мог, и под встревоженным взглядом друга у Андерса язык не повернулся соврать. По крайней мере, впрямую: в наспех придуманной отговорке про разногласия со Справедливостью не было ни слова лжи, но и к настоящей правде оно, честно говоря, имело крайне опосредованное отношение. Хоук явно это понял, но требовать ответа не стал, отчего стало только хуже. Андерс слишком хорошо сознавал, что не заслужил такого доверия.
Дар, отправленный разбираться с завсегдатаями клиники, большей части которых требовалась лишь перевязка или новая порция зелья, продолжал обеспокоенно поглядывать на него, и Андерсу оставалось только надеяться на то, что терзавшие его мысли не отражались на лице. Такой заботы он тоже не заслужил, скорее наоборот – поступок его был по меньшей мере нечестным и некрасивым (а ещё, по правде сказать, довольно глупым), и то, что о нем не было известно никому, кроме него самого, ровным счетом ничего не меняло. Внутри неловко, словно камень в желудке, ворочалось настойчивое, слишком чистое для человеческого стремление признаться во всем Хоуку, но от одной этой мысли Андерса начинала бить нервная дрожь. Он даже не знал, что было бы хуже – увидеть в глазах Дара более чем заслуженный гнев или, напротив, сочувствие и мягкий укор.
Наверное, он все-таки был трусом.
Хоук ничего не предпринимал почти до полудня, и Андерс, даже ловя на себе его задумчивый взгляд, продолжал наивно верить в то, что все как-нибудь обойдется. Что его минутную слабость можно будет замолчать, а потом и вовсе забыть… В конце концов, Дара с Рианом очень хорошо воспитывала мама, и они знают, что такое тактичность – что с мужчинами вообще случается не так уж часто.
– Тебе определенно надо развеяться, – вполне тактично умолчав о причинах подобного состояния, решил Дар, и Андерс, не успев опомниться, как-то незаметно оказался возле причалов киркволльского порта. Нет, провалов в памяти у него не было: он отлично помнил и то, что они с Хоуком успели позаботиться обо всех его пациентах, никого не оставив без помощи, и то, что в доки они отправились потому, что где-то тут должен был быть Риан, который собирался сегодня помочь каким-то бедолагам, притесняемым местными бандитами. Вот только уяснить, как же все это уместилось в жалкие полчаса или около того, у Андерса не получалось.
На поиски второго Хоука времени ушло и того меньше. Уже в сотне ярдов от ворот кунарийского лагеря был слышен шум боя – будь Андерс один, он, может, и заколебался бы, не горя желанием влезать в стороннюю бандитскую разборку, но Дар, сорвав со спины посох, без тени сомнения кинулся в узкий кривой проулок, и одержимому оставалось только следовать за ним.
Пожалуй, только Хоукам и хватало наглости открыто использовать магию на улицах этого гребаного города, ещё успел подумать Андерс, заметив вспышки молний и блеск льда, пятнами покрывавшего мостовую. Потом думать было уже некогда, Дар едва дождался, пока он кинет себе под ноги руну отталкивания, и рванулся вперед, в самую гущу схватки.
Минут пять Андерс действовал, как положено приличному магу: стоял на месте, подальше от суматохи, и аккуратно, точечными ударами выбивал лучников в количестве двух штук и прочих попадавшихся ему на глаза противников, которых мог достать, не задев своих. Потом руна выдохлась, и ему тоже пришлось побегать. Один раз его чуть не загнали в угол, но за спинами зажимавших его типов с откровенно бандитскими рожами взорвался файербол, и они с воплями кинулись сбивать охватившее их пламя. Одному Андерс проломил навершием посоха висок, а остальные два угодили под карверов двуручник – со вполне предсказуемым результатом.
Вскоре после этого схватка стихла: те, кому хватило ума здраво оценить свои шансы, разбежались под шумок, а остальные либо были уже мертвы, либо стремительно приближались к этому состоянию. Андерс шагнул было к валявшемуся у стены раненому, но затем одернул себя: этот ублюдок только что пытался убить если не его, так его друзей, и вполне заслужил свою участь. Но добить его целитель тоже не смог – против этого восставала сама его сущность, перебороть которую не сумели ни глас разума, ни стремление Справедливости навести надлежащий порядок.
Теперь стало ясно, что на этой небольшой площади, ныне сплошь усыпанной мертвыми телами, они были не одни. Медленно, осторожно выбирались из своих укрытий какие-то бедно одетые, совсем не похожие на портовых разбойников люди, и Андерс вспомнил, что именно местные торговцы и позвали Риана на помощь.
– Ты в порядке? – подойдя к нему, обеспокоенно осведомился Хоук. Вместо ответа одержимый щелкнул его по носу, скинув с пальцев диагностическое заклинание, и невольно усмехнулся озадаченной гримасе собеседника. С другой стороны к нему подошел второй и, заглянув ему в глаза, укоризненно добавил: – Мы за тебя испугались.
Уже собиравшийся ответить Андерс поверх его плеча глянул на разговаривавших с Варриком торговцев и чуть не поперхнулся очередным вдохом, заметив среди них знакомое лицо. Мистресс Селби, тихая пожилая женщина, иногда передававшая ему сообщения от его… сочувствующих магам коллег, смотрела прямо на него и, встретившись с ним глазами, улыбнулась тепло и чуть лукаво. Андерс вздрогнул и торопливо отвел взгляд, надеясь, что она тоже поймет, что выдавать их знакомство не стоит. Близнецам он, наверное, готов был доверить эту тайну, но вокруг было слишком много чужих глаз и ушей.
– Очень за тебя рада, милый, – вполголоса проговорила женщина, когда он, сказав, что нужно позаботиться и о торговцах, подошел к ней. – Хорошего ты себе мужчину завел – сердце доброе, но при том и за себя постоять может. – Андерс проследил её устремленный на Риана взор и уже открыл рот, чтобы опровергнуть это предположение, но тут Селби проказливо хихикнула и, подмигнув, поинтересовалась: – Или они оба твои, а?
Разговаривавший с братом Дар, заметив его взгляд, улыбнулся и помахал ему рукой, и вид у андерсовой собеседницы стал настолько довольным, что он сразу понял: переубедить её не удастся. Даже если он язык до мозолей сотрет, уверяя её, что с Хоуками у него ничего нет.
– Они просто мои друзья, – обреченно проговорил он, и мистресс Селби, в полном соответствии с его предположениями, только насмешливо фыркнула:
– Да неужели? То-то они над тобой так нависали - то ли сожрать вознамерились, то ли крылышками прикрыть, как наседки цыпленка. Может, тебе глазки-то свои ясные пошире раскрыть, милый?
Мистресс Селби никогда не казалась Андерсу излишне мнительной особой, и он волей-неволей начал приглядываться к близнецам внимательнее. Однако чего-то большего, чем дружеская симпатия, проявляемая со свойственной старшим Хоукам щедростью, он так и не заметил. Они, конечно, проводили с ним намного больше времени, чем с остальными – но большая его часть приходилась на работу в клинике и, в общем-то, не имела никакого отношения к нему лично. Да и у всего прочего имелись вполне обыденные объяснения: некоторые вещи Дар с Рианом могли обсудить лишь с собратом-магом, а воспитательных замечаний ему доставалось гораздо меньше, чем другим, просто потому, что он крайне редко расходился с ними во мнениях, да и в иных случаях, как правило, и сам сознавал, что ему стоило выражаться помягче.
Он не должен был чувствовать разочарования. Андерс на два голоса твердил себе, что он не вправе, что он и так стократ удачливей многих других – но ни угрызения собственной совести, ни тихое, неотступное «зажрался» Справедливости не спасали его от смутных, стыдных сожалений, то и дело всплывавших из глубин сознания.
Слишком ему хотелось, чтобы мистресс Селби была права.
После того случая Дар с Рианом решили, что ему нужно почаще «дышать свежим воздухом». Свежий воздух, следует отметить, нередко пах кровью и дерьмом из чьих-нибудь только что располосованных кишок, а так же прочими далеко не благовонными веществами, но возражать против своего участия в этих походах Андерс и не думал. Заниматься делами неправедными, вроде притеснения неимущих или наказания невиновных, братья, кажется, не умели в принципе, так что на этот счет совесть его была чиста. Вдобавок польза от вылазок вполне уравновешивала вынужденные перерывы в работе клиники: на заработанные деньги можно было купить бинтов, зелий или какой-нибудь еды для вечно голодных ребятишек Клоаки, к тому же вскоре целитель обнаружил, что мана у него стала восстанавливаться гораздо быстрее. Раньше он выжимал себя до капли дня за три и потом вынужден был до конца недели обходиться одними зельями, а теперь после тех же трех дней в клинике и ещё пары проведенных в бою силы возвращались к нему всего за сутки или двое. Должно быть, в гипотезе мэтра Дрофа о смене типов используемых заклинаний – которую объявили еретической и запретили ещё лет пятьдесят назад – все-таки что-то было.
О том, что он готов был отправиться хоть на Глубинные Тропы, лишь бы вместе с Хоуком, Андерс старался не задумываться.
– У вас опять есть план, – с усмешкой заключил целитель, однажды утром обнаружив на пороге своей клиники обоих близнецов. На самом деле такое случалось отнюдь не редко, и потом один из братьев оставался и помогал ему с пациентами, а второй, выяснив, не нужно ли прихватить чего-нибудь у травницы Элеганты или других торговцев, отправлялся по делам. А сейчас неуверенные улыбки Хоуков говорили сами за себя: они не колебались ни секунды, когда нужно было помочь кому-то другому, и действовали хоть и аккуратно, но предельно решительно, однако когда дело касалось их самих, все было совсем по-другому. Порой Андерс начинал подозревать, что Дар с Рианом отлично знают о том, сколь сокрушительное действие оказывают на него их полные надежды взгляды, но буквально через несколько мгновений убеждался в обратном. Просто именно так выглядела в их исполнении деликатная просьба о помощи. Неделикатные были совсем другими, вплоть до приставления к горлу просимого зарукавного ножа, но к друзьям, к числу которых повезло принадлежать и Андерсу, подобные методы не применялись.
– Конечно, у нас есть план! – несколько приободрившись при виде его улыбки, подтвердил левый из близнецов. Правый кивнул и, задумчиво почесав бороду, пояснил:
– Солвитус подкинул нам кое-какую работенку, но без тебя нам, наверно, не справиться.
Андерс медленно выдохнул и усилием воли разжал кулаки. Как будто он раньше не знал, что рисковать собственной шкурой для обоих Хоуков – да, по правде говоря, для всех троих, в этом Карвер не очень-то отличался от старших братьев – так же естественно, как дышать. И все равно от мысли о том, что Дар с Рианом опять сунулись в сами Казематы, самое страшное для мага место Киркволла, внутренности скрутило запоздалым, бесполезным уже ужасом и едва поддававшейся контролю яростью.
– Я ведь не раз говорил вам, что соваться прямо под нос Мередит слишком опасно, – ровным до безразличия голосом проговорил он.
– Мы аккуратно! – заверил его Дар. Под его теплым взглядом желание наорать на близнецов рассеялось без следа, и Андерс только устало вздохнул. Вид у обоих Хоуков был слегка пристыженный, однако это вовсе не означало, что они наконец внемлют его предостережениям.
– Впору решить, что кто-то из вас на Солвитуса глаз положил, вот и таскаетесь к нему невзирая на опасность, – хмыкнул он, складывая свои записи в ящик стола. Ничего особенно еретического он написать ещё не успел, так что пока можно было не возиться с обустройством по-настоящему надежных тайников.
Близнецы озадаченно посмотрели на него и, старательно обдумав его замечание, в один голос заявили:
– Нет. Он совсем не в нашем вкусе.
– Слишком плешивый, – пояснил левый из них. – И глаза у него слишком светлые. И бровей почти нет.
– И нос у него слишком короткий, – добавил второй, почему-то покосившись на Андерса.
Тот лишь недоуменно моргнул – насколько он помнил Солвитуса, нос у него был вполне нормальный. Обычный человеческий нос, ничем не хуже прочих. А вот как раз его собственный, типичный андерфелльский шнобель, мог бы быть и поменьше.
– И ни слова о том, что он мужчина, – покачав головой, насмешливо фыркнул Андерс.
– А это-то почему должно нам мешать? – неподдельно изумились братья.
– Так что такое ему от вас понадобилось, что вы без целителя боитесь не управиться? – запретив себе делать из сказанного какие бы то ни было выводы, торопливо сменил тему одержимый. – Убить какую-нибудь сильномогучую тварь, на которую здравомыслящие люди пошли бы не меньше чем орлейским легионом?
– Нет, хуже, – поморщился правый Хоук и, шагнув к нему, вытащил из-за пазухи помятый лист бумаги. Вернее, как выяснилось секундой спустя, несколько.
– Мы не то чтобы совсем уж дикие, – задумчиво проговорил второй, с каким-то странным выражением глядя на листки. – В деревне росли все-таки. Зверобой, шалфей, эльфийский корень узнаем, ещё всякое такое…
– Но у половины его списка и названий-то не знаем, не говоря уже о том, как оно все выглядит, – закончил первый, смущенно теребя бороду. Андерс взял протянутые ему бумаги и, бегло просмотрев первый листок, неопределенно хмыкнул. – А «Где-то на южном склоне Расколотой Горы и у её подножия» – это очень расплывчатые указания.
– А он нам за всю эту траву обещал денег отвалить. И зелий, – добавил другой.
– У Солвитуса боевых зелий кот наплакал, – предупредил целитель, перевернув страницу и принимаясь за второй лист. – Вам с них проку…
– Да ладно, лишними не будут! – Братья разом оживились, как будто почуяли, что он уже готов согласиться. – Не нам, так в клинику. А если попытается втюхать нам какую-нибудь «Сотую вытяжку на драконьем корне», так мы её Миирану впарим. Судя по тому, какой он смурной из «Цветущей розы» выходит, ему уже надо.
Андерс невольно фыркнул и, не удержавшись, поинтересовался:
– А если яд какой-нибудь?
– Яд тоже ему, – отмахнулся правый Хоук. – Ну или Атенриль. В общем, на яд покупатель всяко найдется. А если сам не найдется, Варрик придумает, кому его загнать.
– Все предусмотрели, да? – не скрывая усмешки, поддразнил их Андерс. Близнецы гордо кивнули и, одинаковым жестом склонив голову к плечу, вопросительно посмотрели на него, и одержимый сдался: – На Расколотую Гору так на Расколотую Гору. Хотя стрелоцвет в любом случае придется поискать, очень капризное растение…
По дороге выяснилось, что искать им предстояло не только стрелоцвет и прочие травы из солвитусова списка, но и остановившийся где-то в тех краях клан долийцев. Сказать, что Андерс удивился, означало бы сильно преуменьшить: насколько он помнил Веланну и её до крайности многозначительные оговорки, дождаться от них можно было разве что стрелы в брюхо, причем независимо от расы незваного гостя – «шемленов» свободные эльфы ненавидели, а своих городских сородичей презирали. И продемонстрированный одним из Хоуков простенький амулет, больше всего напоминавший высохшую персиковую косточку с врезанным в неё кусочком агата, вовсе не казался ему надежной гарантией безопасности.
Вообще-то раньше Андерс представлял себе сбор лекарственных трав немного иначе. Занятие это, предположительно, было мирным и спокойным, и самой сложной его частью должна была стать попытка объяснить Дару с Рианом, чем же отличается безобидный и бесполезный курчавый солнцецвет от солнцецвета пушистого, жгучие листья которого являлись главным компонентом зелья от гнилой лихорадки.
Расставаться со своими иллюзиями целителю пришлось уже в бою: когда из первого же куста на него выскочил моровой паук размером с теленка, он, не ожидавший никакого подвоха, попросту растерялся и не придумал ничего лучше, чем швырнуть в тварь наспех собранную ледяную хватку. Мгновением спустя каменный кулак отбросил паука прочь, прямо под клинок рианова посоха. Андерс выдохнул, благодарно кивнул близнецам и, тряхнув головой, наклонился за выпавшим из рук стеблем эмбриума.
От намерения разделить отряд, поручив Дару с Рианом сбор тех растений, которые были им известны, пришлось отказаться, поскольку моровые пауки, обычно прятавшиеся в самых глубоких щелях и самых тесных пещерах, лезли чуть не из каждого куста. Почти половину своей целебной добычи Андерс затоптал самолично, уворачиваясь от летающих вокруг хитиновых лап: попытки братьев уничтожать неприятеля аккуратно, чтобы дать ему возможность заниматься своим делом, далеко не всегда приводили к нужному результату. К немалому его изумлению, с пауками нередко соседствовали оголодавшие до полного озверения разбойники, сообразительностью не превосходившие обезумевших от скверны восьмилапых тварей – ни тем, ни другим не хватало ума понять, что сладить с парой боевых магов и крепким парнем с двуручником (да и Андерс вообще-то отнюдь не был – и, что важнее, не выглядел – беспомощной дамочкой, не говоря уже о Варрике) им не под силу.
– Совсем они одичали в этом своем Киркволле, – заключил один из близнецов после очередной стычки, резкими от раздражения движениями стирая кровь с лезвия посоха.
– Все как один смерти ищут, – подтвердил второй, пытавшийся свести вместе края зиявшей на рукаве мантии дыры. Рану Андерс уже исцелил, но вот на ткань его магия не действовала.
– Ты преувеличиваешь, – усомнился присевший на нагретый солнцем валун целитель. – Прямо-таки все?
Вздохнув, Хоук бросил бесполезное занятие и, глянув на встревоженно изучавшего кромку своего клинка Карвера, пожал плечами:
– Может, и не все, но… – Он вздохнул снова и, усевшись рядом с Андерсом, принялся обстоятельно объяснять: – В Лотеринге все было по-другому. Деревушка была небольшая, но не так чтобы совсем уж глушь – все-таки Имперский Тракт рядом. Торговцы всякие со своей охраной, бандиты забредали… В общем, приходилось иногда объяснять, кто в доме хозяин, – с усмешкой проговорил Хоук и, помолчав, продолжил: – И вот честное слово, я и не упомню даже, чтобы там бои до смерти велись. Бывало, пришибут кого в суматохе, но так, чтобы до последней капли крови драться – такого никогда не было. Выяснили, кто сильнее, и все, расползлись по своим норам раны зализывать. Победитель пользуется плодами своей победы, побежденный скрипит зубами и мечтает о реванше. И ничего больше.
– А местным, киркволльским, как будто и правда жизнь надоела, – договорил за него второй. – Можно подумать, у них принципы есть. И ведь поговоришь – разумные вроде люди, выгоду свою знают, а как до драки дойдет, так даже самый циничный самовлюбленный ублюдок разом в берсерка обращается. Победа или смерть, хха. – Он пнул подвернувшийся под ноги труп и добавил: – И эти не лучше. Я не знаю даже, в воде у них тут что-то такое, что ли…
– Если бы в воде – а также в пище или воздухе – и впрямь присутствовало какое-то вещество, оно оказывало бы постоянное действие, – задумчиво проговорил Андерс и, почувствовав заинтересованные взгляды близнецов, тоже пожал плечами: – Делать какие-либо выводы ещё рано. Как-то мне мало верится в такое повальное стремление к смерти.
– А ты припомни, сколько человек после встречи с нами живых оставалось, – снова поднявшись на ноги, посоветовал сидевший рядом с ним Хоук. – Сам ведь не раз видел – пока всех не перережешь, не успокаиваются.
Увы, возможности как следует обдумать этот вопрос и подвести итоги собственного опыта у Андерса так и не появилось. Пауков у подножия Расколотой Горы развелось совершенно неприличное количество, а на смену съеденным, должно быть, разбойникам пришли одинокие пугливые гарлоки, при виде живой добычи разом терявшие всю свою робость и с истошным воем кидавшиеся в бой. Особой опасности для отряда они не представляли, но отвлекаться на сторонние размышления все равно не стоило.
О своем намерении отыскать ещё и поселившийся неподалеку от Киркволла клан эльфов даже увлекшиеся истреблением супостатов близнецы вспомнили, кажется, лишь тогда, когда из очередных зарослей высунулся сначала листовидный наконечник стрелы, затем тугой лук из серебристой древесины сильвана, а после этого и сама лучница, сердито сверкавшая зелеными глазами в темной паутинке валласлина. Андерс, ожидавший увидеть очередного паука, опустил руку с почти готовой руной паралича, но гасить заклятие все-таки не стал. Кто их знает, этих долийцев.
Впрочем, стрела так и осталась на тетиве. Воспользовавшись секундным замешательством принявшихся спорить друг с другом дозорных, Хоук вытащил из-за пазухи давешний амулет и успел ткнуть им в лицо охотнице. Та поморщилась и открыла было рот для протеста, но под укоряющим взглядом своего куда более рассудительного напарника сдалась и, раздраженно мотнув головой, указала им на уходившую в густые заросли узкую тропку.
– Хранительница ожидает тебя… вас, – соизволил пояснить эльф, переводя сдержанно-недоуменный взгляд с Дара на Риана и обратно. Близнецы сухо кивнули и, жестом велев остальным держаться поближе, направились к лагерю.
– Если… если причинишь кому-нибудь вред, шем, я тебя убью! – словно спохватившись, крикнула вслед долийка. Карвер, даже не потрудившись обернуться только пренебрежительно дернул плечом в ответ, а Хоуки-старшие как будто и вовсе не услышали.
Однако беззаботная лихость из их повадки пропала, как не было. Андерс тоже держался настороже, уже не испытывая особого желания перебрасываться с ними шутливыми репликами, как пять минут назад – до того ли, когда в любой момент можешь стрелу между ребер получить. Одержимый ещё крепче уверился в том, что все долийки сумасшедшие, и ничего хорошего от оставшейся позади охотницы не ждал.
Занимавшиеся своими делами эльфы при виде состоявшего по большей части из людей отряда замирали и провожали их изумленными и слегка испуганными взглядами, от которых Андерсу почему-то хотелось вцепиться в посох обеими руками и забиться куда-нибудь, где его спина будет прикрыта не только едва достававшим макушкой ему до лопаток гномом. Поводов тревожиться у него не было, ему было уже почти стыдно за то, что он заподозрил ни в чем не повинных эльфов невесть в чем – но даже отстаивавший презумпцию невиновности Справедливость как будто несколько умерял свой пыл при виде того, какими скупыми и экономными стали вдруг движения старших Хоуков, обычно двигавшихся с порывистой грацией игривых молодых хищников.
Хранительница Маретари оказалась седой сухощавой женщиной с выцветшей от времени татуировкой и спокойной материнской улыбкой. Никаких признаков особого долийского безумия Андерс в ней не заметил и несколько расслабился, не торопясь, впрочем, верить в то, что находится в безопасности. Чему немало поспособствовало то, что после пары приветственных фраз всех, кроме Дара с Рианом, аккуратно оттеснили в сторону, позволив остановиться лишь тогда, когда разобрать слова беседующих стало уже невозможно.
Одержимый переглянулся с Варриком и на всякий случай перехватил посох поудобнее, стараясь не привлекать внимания к своему жесту. Набычившийся Карвер играл в гляделки с одним из охотников, которые стояли между ним и его братьями, и на аккуратное похлопывание по локтю – выше Варрик тянуться поленился – не отреагировал, но зато безропотно позволил Андерсу выйти вперед, не сказав ни слова насчет лезущих куда не надо магов.
Со стороны сразу стало заметно, что дружелюбные жесты Маретари – то, как время от времени она со сдержанной ласковостью, в полном соответствии с человеческими правилами приличий касалась руки Дара или плеча Риана – на деле были опасливо-аккуратны, будто Хранительница пыталась успокоить встревоженного дикого зверя, готового кинуться ей на горло. Лица близнецов, отвечавших вежливо, но немногословно, были бесстрастны, ни во взглядах, ни в жестах не было гнева или страха. Однако Андерсу вдруг подумалось, что свойственная им мягкость обращения была чем-то сродни той осторожности, что присуща обычно крупным и очень сильным людям, которые в глубине души побаиваются ненароком кому-нибудь навредить.
Сейчас же во всем облике старших Хоуков на редкость отчетливо читалось полное отсутствие желания беречь окружающих.
Беседа, однако, окончилась мирно – насколько Андерс вообще мог судить об этом с расстояния в половину полета стрелы. Во всяком случае, Маретари, церемонным жестом коснувшись лба и сердца кончиками пальцев, улыбнулась снова, а Дар с Рианом коротко, но вежливо поклонились. Андерс заподозрил, что подобный поклон в обществе благородных сочли бы пренебрежительным на грани допустимого, однако Хранительница либо не сумела оценить эту тонкость, либо предпочла её не заметить. Или, возможно, у него самого было слишком буйное воображение, поскольку в манерах аристократов он разбирался не то чтобы очень хорошо.
Вот только спокойнее ему не стало. От возвращавшихся к спутникам близнецов все ещё шибало сдерживаемой до поры мощью, и Андерс невольно облизнул внезапно пересохшие губы, пытаясь утихомирить вдруг подавшие голос инстинкты, которые требовали то ли немедленно бросить вызов потенциальному сопернику, то ли припасть на брюхо, демонстрируя покорность сильнейшему. Это было бы глупо, согласился одержимый, почти так же глупо и ненужно, как оспаривать главенство Стража-Командора, и вообще разумному существу не к лицу подобные звериные порывы – но даже вопреки нешуточному раздражению Справедливости что-то внутри продолжало сладко подрагивать.
Вернуть себе способность рассуждать здраво оказалось куда сложнее, чем Андерс надеялся. И дело было, пожалуй, даже не в задавленном наконец неуместном возбуждении, а в том, что разум вторил инстинкту тревожным набатом: раз братья сочли необходимым продемонстрировать свою… небезобидность, у этого должна была быть причина.
– Все в порядке. – Как будто почуяв его тревогу, Хоуки заулыбались – знакомой, лукаво-теплой улыбкой – ещё за три шага до них, но вздыхать с облегчением Андерс не спешил. – Нас действительно ждали. Хранительница предложила нам гостеприимство клана.
Карвер буркнул что-то про гостеприимство с копьями, но главная причина его недовольства, необычно крепкий для эльфа рыжий долиец с недоброй ухмылкой, уже куда-то делась, и распространяться на этот счет мечник не стал. Варрик согласно хмыкнул, но, повинуясь едва заметному жесту одного из старших братьев, закинул Бьянку за спину – взамен, правда, передвинув под руку сумку с дымовыми и зажигательными бомбами.
– Думаешь, можно положиться на её слово? – мельком глянув на пожилую эльфийку, продолжавшую улыбаться ласково и чуть снисходительно, все-таки спросил Андерс. – Не сочти меня параноиком, но мой опыт общения с долийскими женщинами… не вдохновляет, мягко говоря.
– Они ненадежны, как весенний лед, – понизив голос, ровно проговорил Дар. – Но Маретари стара и уже куда меньше подвержена влиянию своей природы.
– Тем более что мы не совершили ничего такого, чем заслужили бы смерть – особенно учитывая то, что за оную пришлось бы заплатить жизнями почти всего её клана, – пожав плечами, добавил Риан. – Она в ответе за них и не станет рисковать без повода.
– Ну а мы постараемся не оскорбить каких-нибудь их мудреных обычаев, – со вздохом заключил Варрик. – Так, на всякий случай.
Наверно, это должно было его успокоить, мысленно хмыкнул Андерс. Справедливость его скептицизма явно не понял, и ещё несколько минут ему пришлось потратить на то, чтобы выпутаться из собственных мыслей, отделяя свое недоверие к долийцам от наивных надежд духа, подкрепленных андерсовой же верой в старших Хоуков, неизменно защищавших тех, кого они признали своими.
Однако причин для тревоги более весомых, чем вполне объяснимая и понятная настороженность товарищей, у Андерса так и не появилось. Напротив, после того, как близнецы побеседовали с Хранительницей, неприязнь долийцев к чужакам заметно пошла на убыль, и вскоре ничто не напоминало о напряженности первых минут. Охотники, мастера и хлопотавшие у котлов и аравелей женщины вернулись к своим делам, и вскоре, кажется, и вовсе перестали замечать присутствие шемленов. Любопытные остроухие детишки продержались дольше, но и они, убедившись, что «страшные шемы» не собираются оправдывать свою жуткую славу, потеряли к ним интерес.
История с амулетом, как выяснилось, была ещё далека от завершения. Необходимость самолично возлагать эту побрякушку на находившийся почти у самой вершины Расколотой Горы старый алтарь Андерсу тоже казалась сомнительной, но в одном он вынужден был согласиться с близнецами: здесь правила устанавливали не они. И если Маретари утверждала, что для исполнения договора нужный ритуал должны были провести именно хранители амулета, приходилось верить ей на слово.
Однако отправляться в путь было уже поздно. Над лагерем сгущались сумерки, и лезть по крутым и извилистым горным тропам в темноте было бы опасно и попросту глупо. Ночевка у долийцев Андерса не прельщала, но вероятность сверзиться с обрыва, не заметив подвернувшегося под ноги камня, нравилась ему ещё меньше.
Нужно было как-то скоротать время до утра. Целитель, присев у ничейного костра, разобрал свою дневную добычу, слегка удивившись её количеству – он-то думал, что времени между стычками ему едва хватало на то, чтобы выдрать пару попавшихся на глаза стебельков. Остальные разбрелись по всему лагерю: несколько освоившийся Карвер, кажется, пытался подкатывать к какой-то охотнице, а Варрика Андерс заметил вначале у прилавка местного кузнеца, а затем рядом с тощим эльфом, который защитным жестом прижимал к груди небольшую арфу. Хоуки-старшие слонялись по стоянке как будто безо всякой цели, но в их взглядах не было ни тени этой обманчивой расслабленности.
Вопреки опасениям одержимого, долийцы-мужчины оказались созданиями вполне здравомыслящими. Они, конечно, все равно не горели желанием общаться с каким-то настырным шемом, однако той свирепой надменности, которой запомнилась ему Веланна, тоже не демонстрировали. А мастер Вараторн, после того как Андерс сумел убедить его в том, что не покушается на секреты его искусства, и вовсе оказался весьма приятным собеседником.
И все равно Андерс почувствовал себя гораздо уверенней, заметив, что кто-нибудь из их отряда всегда находился в пределах видимости.
Для ночлега им предоставили пару аравелей. Неожиданно взбунтовавшийся Карвер заявил, что он уже взрослый и ему до смерти надоело даже спать под присмотром старших, и решительно двинулся вслед за выбравшим дальний от костра кораблик Варриком. Андерс, полагавший, что делить крышу с гномом придется именно ему, даже слегка растерялся и вопросительно глянул на близнецов, но они только издали какой-то совсем особенный, типично старшебратский смешок и, пренебрежительно ухмыльнувшись, направились ко второму аравелю.
Внутри долийский кораблик оказался вовсе не таким тесным, каким казался снаружи, и места для троих далеко не субтильных мужчин в нем хватало с лихвой. Андерс усилием воли заставил себя не жалеть об этом и расстелил свое одеяло на вполне пристойном расстоянии от двух других, по примеру Хоуков положив посох под руку. Просто так, на всякий случай, потому что проку с него в небольшой коробочке аравеля было бы мало.
Дар с Рианом уже успели свернуться уютным, неизменно вызывавшим у него смутную зависть клубком, накрывшись обоими своими одеялами сразу, и Андерс, с чуть насмешливой церемонностью пожелав им спокойной ночи, закрыл глаза. А потом и вовсе отвернулся к противоположной стене, чтобы стало хоть чуточку легче справляться с искушением приподнять веки, украдкой любуясь ими из-под ресниц.
Заснуть оказалось куда проще, чем он думал. И его даже не мучили кошмары… по крайней мере, кошмары Стражей. Однако он все равно проснулся посреди ночи, вздрагивая от невыносимого напряжения, и несколько мгновений гадал, что же было в его сне такого, что его вышвырнуло обратно в реальность настолько резко – ему никак не удавалось успокоить сбитое дыхание, как будто он едва сумел выплыть с большой глубины. Его окутывал жар, словно тепло его тела умножилось троекратно и теперь растекалось по венам расплавленным стеклом, прозрачным и жгучим.
И лежал он явно не в своем одиноком целомудренном уголке.
Андерс осторожно приоткрыл глаза и замер. Лицо мирно спавшего Дара было совсем рядом, казалось, он мог ощутить его дыхание губами… и ещё ближе было дарово бедро между его ног, прижатое к паху жестом откровенным и неизбежно естественным. Почти прижатое. Андерс сглотнул, неимоверным усилием воли сдержав движение собственных бедер, невольно качнувшихся навстречу, к дразнящему теплу, ясно ощущавшемуся даже сквозь несколько слоев ткани, и, кое-как совладав с собой, осторожно отодвинулся. Вернее, попытался, потому что Риан, практически лежавший на спине брата и размеренно сопевший ему в затылок, крепко обнимал Андерса за талию, как будто нарочно выбрав такое место, в котором жар чужой ладони отзывался во всем его теле мелкой сладкой дрожью.
Андерс коротко, неровно вздохнул, чуть не сорвавшись на всхлип, и задержал дыхание, боясь, что движение воздуха потревожит сон Дара. Пальцы которого бережно, самыми кончиками касались его лица возле уголка глаза, там, где кожа тоньше всего, и эта едва ощутимая ласка отчего-то казалась настолько бесстыдной, что по сравнению с ней все остальное меркло, словно погасшая свеча рядом с лесным пожаром.
Несколько невыносимо долгих мгновений он думал, что все-таки не сможет сдержаться. Придвинется ближе, потрется о бедро Хоука порывисто и нетерпеливо, наверняка не совладав с уже сжимавшим горло жадным стоном, вцепится в сухие узкие губы поцелуем – и будь что будет.
Андерс выдохнул. Медленно и осторожно, помня, как тогда, в гамленовой халупе, Дар – или Риан? – отозвался на всего лишь слишком резкий вздох. Повернул голову, разрывая контакт с пальцами Дара, аккуратно вывернулся из-под риановой руки, случайно – конечно же, случайно! – чуть не влепившись пахом в дарово колено, и тихонько отполз в сторону. Дар чуть заметно нахмурился во сне, шевельнул кистью, как будто надеясь нашарить его скулу снова, и притих. Риан, поерзав, обхватил брата поперек груди и тоже замер, слегка сдвинув брови.
Андерс беззвучно взвыл и, машинально схватив откатившийся к стене посох, выскочил из аравеля.
На такой высоте ночью было куда свежее, чем в душных катакомбах Клоаки. Он вдохнул полной грудью, пытаясь успокоить дыхание, и горло немедля продрало опасным, сулящим ангину, а то и что похуже, холодом. Пронизывающий ветерок пробрался сквозь незачиненные прорехи в мантии, зябкой дрожью отозвавшись в разгоряченном теле, и Андерс раздраженно скрипнул зубами.
Нет, он не станет возвращаться, как бы его ни тянуло обратно. Как бы ни хотелось хотя бы просто лечь рядом, обнять, снова ощутить живое тепло. Он должен был немедленно взять себя в руки. В конце концов, он уже давно не мальчишка, только-только сообразивший, что член – устройство многофункциональное.
Андерс решительно кивнул самому себе и, почти до боли в суставах стиснув древко посоха, стремительно двинулся вперед.
Впрочем, порыв его иссяк уже на третьем шаге, и дальше он брел, еле-еле передвигая ноги. Сбежать от себя самого – и от Справедливости – ему все равно не удалось бы, а уходить из лагеря смысла не было.
В небольшой долине было тихо. Эльфы давным-давно разошлись по своим аравелям, и покой их стоянки нарушали только фырканье галл и негромкое потрескивание нескольких оставленных на ночь костров. Андерс, окончательно перестав понимать, какого демона его куда-то понесло глухой ночью, невесело хмыкнул и уселся у огня, стараясь подставлять слабому, но удивительно противному ветру как можно меньшую часть своего тела.
– Что бы ни потревожило твой сон, гость, – слишком погрузившийся в размышления Андерс чуть не подскочил, когда у него за спиной раздался негромкий голос, – здесь тебе нечего опасаться.
Возвышавшаяся за его левым плечом тень пересекла границу освещенного круга, и одержимый, не поднимаясь, вежливо склонил голову перед Хранительницей. Маретари грациозно опустилась на землю с другой стороны от костра и снова едва заметно улыбнулась, обозначая дружелюбие.
– Благодарю, все в порядке… эм-м… миледи, – осторожно проговорил Андерс. Улыбка эльфийки светилась теплом и лаской, вся она была – обещание защиты и безопасности, и взгляд её был взглядом матери… Преподобной матери, из тех, что носили свои одеяния десятилетиями, до костей пропитавшись ложью собственной веры, и готовы были, не задумавшись ни на миг, сломать строптивого мага во имя сохранения всеблагого порядка.
– Ты не веришь, – понимающе качнула узким подбородком Маретари. – Как и твои друзья. Я уверяла их, что мы не желаем никому зла и даже бою за собственную жизнь, скорее всего, предпочтем бегство… Однако они все равно охраняли тебя так, будто находились среди врагов. Должно быть, любой, попытавшийся войти в предоставленный вам аравель, поплатился бы за это жизнью.
– Вы преувеличиваете, почтенная, – наконец определившись с более-менее нейтральным обращением, покачал головой Андерс. Почти чиновничье «предоставленный», донельзя неуместное в напевной речи вольной эльфийки, царапнуло слух, вновь заставив его насторожиться. Даже настойчивое желание вдумчиво побеседовать с ней об отношении долийцев к магам – охотники и женщины на эту тему распространяться не желали, он уже проверил – несколько поутихло, как будто Справедливость тоже осознал несоответствие. – Я же вышел из аравеля безо всяких помех.
– Они оберегают тебя, а не стремятся посадить на привязь, – пожала плечами Маретари. – Ты волен идти, куда пожелаешь, но я не завидую тому, кто вздумает преградить тебе путь.
– Глупости, – раздраженно буркнул одержимый и торопливо поправился: – Вы неправы, почтенная. – Он поразмыслил с пару секунд и уточнил: – Впрочем, пытаться причинить какой бы то ни было вред любому из их спутников было бы… очень рискованно.
Хранительница негромко рассмеялась – так, словно какую-то глупость ляпнул он сам. Андерс нахмурился, но прочесть что-то на безмятежном, с выверенной до волоса улыбкой лице Маретари было невозможно.
– Иногда мне удается различить в круговерти случайностей поступь судьбы, – помолчав, тихо проговорила женщина. – И чаще всего мне хочется об этом забыть. Но Хранитель не вправе ступать вслепую, ибо за ним следует его народ. Я лишь хочу понять, каков ты.
– Зачем? На роль «поступи судьбы» куда больше подходят Дар с Рианом, – поежившись, настороженно отозвался Андерс. Ладонь больно уколола отслоившаяся от древка посоха щепка, и он осознал, что стиснул его слишком крепко, словно собираясь при первой же – и, скорее всего, единственной – возможности нанести удар. Как будто убийство Хранительницы в самом центре эльфийского лагеря могло как-то помочь ему защитить братьев, мирно спавших в крохотном деревянном кораблике.
– Ураган губит деревья и разносит в щепки аравели, но глазами его не увидеть. О его приближении узнаешь лишь по движению туч и стону ломающихся ветвей, – пожала плечами Маретари. Её улыбка на миг стала почти настоящей, безрадостной и напряженной. – И сейчас я до боли в глазах вглядываюсь в небо и напрягаю слух, стараясь понять, не пора ли мне бежать прочь со всех ног.
Беседа не складывалась. Говорить о том, что волновало Андерса, долийка считала бессмысленным, а от попыток убедить его в том, что братья Хоуки к нему неравнодушны, отмахивался уже он сам: изысканная поэтичность не делала аргументы Хранительницы более убедительными, чем подначки мистресс Селби. А то, что ему отчаянно хотелось и в самом деле в это поверить, было ещё одним доводом в пользу строгой оценки достоверности своих и чужих наблюдений.
Приходил Риан, сонный, полуголый, зато с посохом и вовсе не дремотным блеском в глазах. Он окинул их с Хранительницей цепким взглядом, кивнул сам себе и, перекинувшись с ними парой фраз, ушел обратно досыпать. Маретари усмехнулась так, будто само его появление полностью подтверждало её нелепые предположения, и на Андерса, вздумавшего доказывать величие обычной человеческой дружбы, посмотрела, как на неразумного ребенка. Действительно, кто бы ему поверил, особенно после того, как он только через полторы минуты смог заставить себя прекратить таращиться на задницу уходящего Хоука – когда эта самая задница скрылась из виду…
Утро Андерс встретил в на редкость поганом настроении. Строптивое смертное тело отчаянно хотело спать и трахаться, причем не абы с кем, а непременно с самым дорогим и желанным, и от неисполнимости обоих этих стремлений они становились лишь острее. Кроме того, одержимого мучила совесть: он бездарнейшим образом прое… потратил впустую целую ночь, потому что у него не вышло ни продуктивного общения с представителями иной культуры, ни даже нормального сна, необходимость которого Справедливость все-таки с грехом пополам признал. Пучок собранных накануне трав при солнечном свете выглядел донельзя жалко, прибавляя к отрезку упущенного времени ещё и вчерашний день, а впереди маячил долгий путь на вершину Расколотой Горы и какие-то сомнительные ритуалы.
Отоспавшиеся близнецы, напротив, вылезли из аравеля умиротворенные и почти довольные. Андерс завистливо вздохнул и усилием воли согнал с лица хмурое выражение, а после того, как обменялся с ними несколькими фразами, даже сумел улыбнуться. Получилось, правда, не очень хорошо, потому что Дар ободряюще похлопал его по плечу и твердо пообещал, что скоро они вернутся в клинику и займутся настоящим делом.
Сама Маретари, как выяснилось, карабкаться по крутым горным склонам вовсе не собиралась. Её Первую – ученицу, насколько понял Андерс – они нашли за первым же поворотом указанной им тропы, и он только обреченно вздохнул, осознав, что его предположение о повальном сумасшествии долиек, похоже, обрело ещё одно подтверждение.
Вообще говоря, Мерриль была довольно мила. В по-эльфийски огромных зеленых глазах не было ни намека на лукавство, её безграничная непосредственность казалась забавной и донельзя очаровательной, а достававшиеся старшим Хоукам восхищенные улыбки не вызывали у Андерса ровным счетом никакой ревности – настолько отчетливо читался в них не женский, не девический даже, а совершенно детский восторг. Карвер зато ревновал вовсю: огрызался на добродушно посмеивавшихся братьев, демонстративно напружинивал мускулы, без нужды перекидывая двуручник с одного плеча на другое, и раз за разом игнорировал бесплодность собственных попыток завязать с эльфийкой хоть сколько-нибудь продолжительный разговор.
Непосредственность Мерриль мгновенно перестала казаться Андерсу милой, когда жаждавшая похвастаться своими умениями девушка, поспешив без нужды, промахнулась и вместо вылезшего из какой-то расщелины драконлинга чуть не поджарила молнией Дара. Спасли его только недавно зачарованные руны на мантии: большая часть разряда рассыпалась безвредными искрами, а остального хватило лишь на то, чтобы заставить его раздраженно зашипеть. Его чешуйчатый противник, опешив, замер и вместо того, чтобы броситься в атаку, свирепо зашипел в ответ, и опомнившийся от секундного цепенящего ужаса Андерс одним ударом проморозил ящера до костей. Вонзившийся точно в центр туловища болт расколол драконлинга на десяток рубиново поблескивавших на сломе клиньев, и Варрик, лихо отсалютовав Хоуку зажигательной бомбой, швырнул её в тройку нацелившихся на Карвера тварей.
– Я просто никогда раньше не сражалась… ну, вместе с кем-то… – пугливо прикрывшись посохом, виновато пролепетала Мерриль, осторожно отодвинувшись подальше от Андерса. Придирчиво оглядев пострадавшего от собственной союзницы брата, Карвер пренебрежительно фыркнул, покосился на одержимого и напоказ прикрыл девушку плечом.
– Неудивительно, – отрезал целитель, так и не найдя в себе сил проявить снисходительность. Ожог, вообще говоря, был несерьезным, даже без волдыря; он осторожно ощупал покрасневшее пятно, но Хоук только резко вздохнул и в ответ на его встревоженный взгляд гордо бросил «Терпимо». Андерса это нисколько не утешило: с болтом, торчавшим у самого плечевого сустава, Дар говорил то же самое.
Мерриль, наверняка до последнего слова разобравшая то, что он ворчал себе под нос, покраснела и нервно трепыхнула кончиками заалевших ушей. В другое время Андерс заинтересовался бы не на шутку – считалось, что шевелить ушами эльфы все-таки не умеют – но сейчас его куда больше занимал Хоук, который пытался убедить его не тратить ману без нужды и угомонился только после того, как получил не то чтобы шутливую оплеуху.
После этого пришлось убеждать жаждавшую хоть как-то помочь Мерриль не лезть в драку. Отвесить подзатыльник ещё и ей Андерс не рискнул, побоялся попросту не рассчитать сил. Да и вообще бить женщину, которая не угрожала ему смертью, было как-то некрасиво.
Впрочем, в дальнейшем переданная на попечение Варрика долийка вела себя прилично. Андерс краем уха прислушался к негромкому, размеренному говорку гнома: кажется, тот убеждал Мерриль в том, что, согласно человеческим традициям, лезущая в бой женщина тем самым упрекает мужчин в неспособности её защитить, нанося им несмываемое оскорбление. Убедительно врать Варрик умел, и девушка немедленно принялась извиняться перед всеми разом, уверяя, что не хотела никого обидеть. В искренности её раскаяния Андерс сомневался, но когда с нагретого солнцем уступа, нависавшего над тропой, опять посыпались драконлинги, Мерриль тихонько отошла в сторону и только взволнованно ахала, если челюсти ящеров щелкали слишком близко от чьего-нибудь тела.
Встретившийся им примерно на полпути охотник из клана Маретари приблудным шемленам явно не обрадовался. Андерс полагал, что присутствие Первой послужит достаточным доказательством их благонадежности, но вышло почему-то наоборот. Язвительные замечания эльфа ему самому особенно обидными не показались, но Мерриль снова заалела ушами и, чуть не плача, принялась твердить, что тот неправ. Карвер шагнул было между ними, но Риан перехватил его за плечо и, одними губами шепнув «Не лезь», заставил остаться на месте. Охотник, однако, ничего не упустил, и к дюжине непонятных упреков прибавился более внятный: «Нечего за каких-то шемов прятаться». Старшие Хоуки обменялись долгими задумчивыми взорами, лучше многого другого свидетельствовавшими об их замешательстве, поскольку обычно им хватало одного намека на взгляд, но Мерриль вдруг гордо выпрямилась и, шагнув к соплеменнику, дрожащим голосом объявила, что негоже пренебрегать поручением Хранительницы ради вразумления не желающих думать. Охотник скептически фыркнул, но задержать двинувшуюся дальше по тропе Первую не попытался.
Пещеры Андерс никогда не любил. Особенно вот такие, обманчиво тихие, пахнущие глубинным папоротником, пылью и грибами. Вдобавок возле темного округлого лаза на редкость отчетливо ощущался трепет истонченной Завесы, отзывавшийся во всем теле неприятной вибрацией. Даже Карвер, не отличавшийся особой чуткостью, обеспокоенно хмурился и смотрел на обрамленный густым плющом проем с откровенным сомнением.
Однако Мерриль заявила, что это единственный путь на вершину, и лезть в пещеру все-таки пришлось.
Оба старших Хоука, как будто почуяв андерсову тревогу, держались рядом с ним. Ему даже показалось, что шагавший слева Риан ласково погладил его по руке, но легкое, едва ощутимое прикосновение вполне могло попросту ему примерещиться. Тем более что в следующее мгновение из покрывавшего пол пещеры лиственного перегноя с тихим хрустом полезли ожившие мертвецы, и всем им стало не до ободряющих жестов.
Под землей они провели не больше получаса, причем немалую часть этого времени занимались упокоением беспокойных трупов, каковое требовало полной сосредоточенности и, соответственно, не оставляло возможности тревожиться попусту. И все равно Андерс едва не умер от облегчения, когда они наконец выбрались наружу. После пещерного полумрака солнечный свет казался ослепительно ярким, и он заметил сиявший голубым светом барьер, только когда Дар подошел к нему и с детской непосредственностью ткнул в поблескивавшую пленку пальцем.
– Нам, похоже, именно туда, – без малейшего сомнения заключил он, обернувшись к Мерриль. – Будем взламывать или у тебя есть ключ?
– Я могу открыть! – тут же заулыбалась девушка. Должно быть, она, несмотря на уговоры Варрика, все же испытывала неловкость из-за своего бездействия. – Одну минутку!
Андерс с интересом уставился на неё. Уши ушами, но вот это было действительно любопытно. О чудесах древней эльфийской магии не болтал только ленивый, и возможность узнать о ней хоть что-то достоверное была подарком Создателя.
- Я сейчас все сделаю! – снова чирикнула Мерриль, жестом попросив Дара отодвинуться подальше. А затем размашисто полоснула зарукавным ножом по ладони.

запись создана: 06.12.2012 в 23:34

@темы: творчество, тексты, Я, аффтар!, cat-person^_^, Следы в пыли, Dragon Age