Кто-то дал этой Вселенной плохую кислоту
Глава 4О том, чем закончилась вся эта история, Андерс узнал гораздо позже, на еженедельном сборище у Варрика. По правде сказать, он почувствовал себя весьма странно, вдруг оказавшись хорошим знакомым капитана городской стражи, и удивился ещё сильнее, когда сияющая Авелин, имевшая вид одновременно гордый, растерянный и озабоченный, отозвала его в сторонку и предложила в случае чего обращаться за помощью. Андерс представил себе лицо очередного бреккера, узнавшего о том, какая у него появилась «крыша», и невольно усмехнулся. Авелин, вопреки его ожиданиям, посмеялась вместе с ним и даже вытребовала с него обещание потом описать подобное зрелище как следует.
Впрочем, поводов предполагать, что вмешательство капитана Валлен действительно может понадобиться, у него не было. После того, как в его клинике появился Хоук, активность преступных сообществ, жаждавших заполучить целителя в свое единоличное пользование, пошла на убыль. Похоже, в мире ночного города братья были явлением, с которым требовалось считаться.
Соотнести этот вывод со знакомыми ему Даром и Рианом Андерсу никак не удавалось. Хоуки были существами добросердечными и заразительно оптимистичными, рядом с ними начинали улыбаться и верить в лучшее даже изнемогшие от свалившихся на них бед ферелденские беженцы, а сам Андерс и вспомнить-то не мог, когда он в последний раз так много смеялся – не вымученно и из вежливости, а по-настоящему, от души, радуясь сущим мелочам, которые уже отвык замечать. Вроде куска свежего, ещё теплого хлеба с солью, препотешной гримасы укушенного каким-то сердитым младенцем Риана или прорвавшихся сквозь облачную пелену солнечных лучей.
Рядом с близнецами даже Справедливость как будто несколько смягчался. Невыносимый стыд, начинавший терзать Андерса всякий раз, когда ему случалось задуматься не о нуждах своей клиники или о своей Цели, теперь поблек, словно его дух вдруг вспомнил о том, что в жизни достойного смертного есть место не только изнурительной борьбе за правое дело, но и жажде познания или просто дружескому общению. Одержимый даже сумел убедить его, что еженедельные посиделки в «Висельнике» с пивом и картами тоже могут быть полезны: в конце концов, ему ведь нужно будет доказать необходимость освобождения магов не Дару с Рианом, которые и сами прекрасно сознавали всю неправильность существующего положения вещей, а всем остальным. Обозленному, казалось, на весь мир юнцу, который воспринимал любое недоступное ему умение как угрозу своему достоинству; блюстительнице порядка, слишком привыкшей к тому, что любым оружием, независимо от его природы, могут и будут злоупотреблять; прагматичному дельцу, который не упускал своей выгоды, даже помогая друзьям; побитой жизнью пиратке, приученной довольствоваться малым и как от огня бежавшей от любой ответственности…
Когда у порога клиники послышались знакомые шаги, Андерс как раз записывал в припасенной для будущего манифеста тетради результаты своих наблюдений. Так, на потом, поразмыслить. Сделать это, конечно же, нужно было раньше, но из «Висельника» он тогда вернулся только под утро, а весь следующий день ушел на шахтеров из злосчастной Костяной Ямы, и он попросту умотался вусмерть. Даже то, что помогали ему оба старших Хоука, не спасло.
– Здравствуй, Ри… – торопливо дописывая фразу, начал Андерс и, подняв голову, запнулся на полуслове. – Создатель всемилостивый, ты что с собой сотворил?
– Постригся, – с независимым видом заявил Хоук и, недоверчиво глянув на него, озадаченно уточнил: – Тебе не нравится?
Андерс тихонько вздохнул. Вместо роскошной вороной гривы на голове Риана теперь топорщился короткий взъерошенный ежик, и освобожденные от былой тяжести пряди торчали в разные стороны, уже начиная чуть заметно завиваться к концам. Лишенное привычного обрамления лицо Хоука казалось открытым и почти бесстыдно обнаженным – и вместе с тем намного более жестким и почти по-звериному хищным. Даже взгляд как будто стал пронзительней и тверже.
– Просто непривычно очень, – в конце концов дипломатично проговорил Андерс, поборов таки глупое мальчишеское желание запустить пальцы в его волосы – просто чтобы узнать, действительно ли они были такими мягкими, какими казались. А потом, не удержавшись, насмешливо поинтересовался: – А на то, чтобы побриться, уже сил не хватило, да?
– Ага, – ухмыльнувшись, непринужденно согласился Риан и, продолжая смешливо щуриться, пояснил: – Мы решили проверить, пойдет ли нам борода. Её, говорят, достаточно стричь раз в пару месяцев, а то каждый день бриться и правда лень.
– Только не говори мне, что вы в самом деле каждый день брились, – фыркнул Андерс, припомнив неизменно заросшие колючей щетиной физиономии близнецов. Хоук как-то странно внимательно наблюдал за ним, и ему вдруг почудилось, что упомянутая лень – далеко не единственная причина появления запланированной бороды. Глупость, конечно, и нечего за крохотным, более чем допустимым проявлением человеческого эгоизма выискивать какой-нибудь коварный план.
– Зато мамины нравоучения слушать приходилось каждое утро, – по-детски сморщив нос, отозвался Риан и машинально потянулся к виску. Только той пряди, которая вечно выбивалась даже из самого тугого хвоста и которую он привык подергивать в задумчивости, там уже не было. На его лице на мгновение появилось озадаченное выражение, а затем он как будто вспомнил, в чем дело, и, тряхнув головой, снова улыбнулся Андерсу: – Неужели я теперь и правда такой страшный?
– Спроси через пару дней, когда я попривыкну, – обдумав этот вопрос со всей подобающей старательностью, решил одержимый.
История с Костяной Ямой продолжалась; тех, кто находился на грани смерти, в его клинику притащили вчера, а сегодня за лечением потянулись те, кому повезло отделаться всего лишь переломами или сильными ушибами. Дел было невпроворот, и все равно Андерс, словно зачарованный, то и дело влипал взглядом в Риана – в темную тень за ухом, теперь открытую и трогательно беззащитную, с упорно мерещившейся под кожей пульсирующей жилкой, в пропущенный цирюльником завиток у затылка, прилипший к шее игривым колечком, в сам затылок, издалека казавшийся бархатисто-мягким и пушистым, словно котиный бок. Целитель торопливо одергивал себя и уже почти злился из-за тщетности этих попыток. Ему ведь не впервой было дружить с привлекательными мужчинами – тот же Натаниэль, к примеру, был весьма хорош, несмотря на всю свою мрачность, а может быть, именно благодаря ей – но ещё никогда ему не было настолько трудно взять себя в руки.
Под вечер в клинику ввалился сонный, уютно позевывавший Дар, тоже небритый и обстриженный чуть не наголо, обменялся с братом долгим взглядом и, устало улыбнувшись Андерсу, плюхнулся за его стол. Целитель вопросительно глянул на Риана, но тот лишь успокаивающе качнул головой и, одними губами сказав: «Вымотался» – вернулся к своему занятию. Андерс попытался последовать его примеру, но вышла опять какая-то ерунда. Поводов беспокоиться не было, иначе Риан встревожился бы первым, ещё до того, как Дар показался на глаза, но равнодушно смотреть на сползшего на стол и, кажется, уже задремавшего Хоука все равно не получалось. От одного взгляда на него становилось как-то по-дурацки хорошо, и хотелось завернуть его в теплый плед, погладить по растрепанным волосам и, обняв, остаться рядом.
– Я убегался просто, – как будто почуяв его приближение, неразборчиво пробормотал Дар, и Андерс укоризненно хмыкнул, накидывая ему на плечи старое, но ещё достаточно крепкое шерстяное одеяло:
– Ну так и шел бы домой, как нормальный человек.
– Мы не любим надолго расставаться, – пояснил подошедший Риан. Пожал плечами и уточнил: – Мы вообще расставаться не любим. Только если иначе никак, и вдвоем не успеть все, что нужно.
– А вы?.. – неожиданно встрепенулся уже почти заснувший снова Дар. Андерс недоуменно приподнял брови и все-таки накрыл его диагностическим заклинанием. Так, на всякий случай. Заволновался он и впрямь зря: подкормить Хоука не мешало бы, но в остальном он был в полном порядке.
– Карту мы изучали целых пять минут, пока сюда не приковылял очередной бедолага, – фыркнул Риан. – Ничего нового не придумали.
Андерс молча покачал головой. Пресловутую карту «плотности распределения Загадочной Хрени по Киркволлу» братья притащили ему ещё неделю назад, но найти в узоре пятен разной яркости хоть что-нибудь осмысленное им так и не удалось. Нет, при желании в нем можно было разглядеть хоть архидемонову морду, хоть личную печать тевинтерского Архонта, но все эти предположения были настолько притянуты за уши, что рассматривать их всерьез было бы попросту нелепо. Да и какой-либо взаимосвязи с истончениями Завесы или другими явлениями, которые считались значимыми в традиционной магической науке, тоже не наблюдалось.
Дар печально вздохнул и открыл рот, явно намереваясь что-то сказать, но вместо этого только душераздирающе зевнул и, вежливо прикрыв рот ладонью, смущенно посмотрел на Андерса. Тот невольно улыбнулся в ответ и вдруг очень позавидовал Риану, который без малейшего смущения потрепал брата по волосам, взлохматив их ещё сильнее, и снисходительно проговорил:
– Спи пока, я тебя разбужу, когда закончим. Мы тут и сами управимся, правда, Андерс?
Они и правда управились без труда. Большинство нормальных людей предпочитали не шляться по Клоаке тогда, когда во всем остальном городе сгущались сумерки, так что те, кто не дошел до клиники днем, наверняка предпочли дотерпеть до утра и прийти за помощью в более безопасное время. В другое время Андерс от души порадовался бы тому, что хоть сегодня исполнил свой долг целителя до конца… Но на его столе, положив голову на локоть, дремал Дар, и от вида доверчиво заснувшего в его жилище боевого мага у Андерса теплело на сердце; а всего в полушаге от него Риан, сосредоточенный и целеустремленный, с почти лекарской сноровкой накладывал шины и туго бинтовал растяжения, одним взглядом утихомиривая строптивых пациентов – и Андерсу чуть не выть хотелось от желания почувствовать эти ловкие руки на своем теле.
Наплевав на всякую вежливость, Андерс выпроводил Хоуков сразу после того, как ушел последний пациент. Отговорился усталостью – братья понимающе покивали, Дар в знак солидарности зевнул – и, заперев за ними дверь, сполз по стене. На борьбу с собой, изнурительную и абсолютно бесполезную, не хватало уже никаких сил, и даже незаметно вплетавшееся в мысли недовольство Справедливости ровным счетом ничего не меняло.
…я был бы очень нежен, думал Андерс, до боли закусив губу и торопливо дергая завязки штанов. По подбородку потекла щекотная теплая струйка, но он этого даже не заметил, только зажмурился ещё крепче в отчаянной надежде сделать проступавший под опущенными веками образ хоть чуточку более реальным. Широкую спину, на которой от малейшего движения проступал узор отлично развитых мышц, талию, по сравнению с могучим разворотом плеч казавшуюся почти по-девически тонкой, крепкую шею с трогательной, просившейся в губы ложбинкой под самым затылком и теплой темной тенью за уголком челюсти… Андерс облизнул губы и, поспешно переведя мысленный взгляд ниже, на жилистую поясницу и развратно оттопыренную задницу, сильнее сжал пальцы.
…входил бы медленно и аккуратно, бережно придерживая твердые, жаркие бедра. А потом замер бы надолго, сдерживая собственную дикую жажду, давая сильному, безумно желанному телу время притерпеться, привыкнуть к новому ощущению, приучая его к себе, к своим рукам и губам. Выждал бы, пока не растает щекочущее его ладони напряжение, и наконец начал бы двигаться – плавно и неспешно, завороженно любуясь тем, как заиграют тени на прорисовывающихся под тепло-золотистой кожей мускулах, как взблеснет под лопатками и в ложбинке над позвоночником выступившая испарина. И только когда тихие, хрипловатые вздохи обернулись бы сладким гортанным постаныванием, ускорил бы темп, добиваясь того, чтобы постанывание сменилось настоящими стонами, чтобы стоны стали протяжней и громче…
Андерс задышал чаще, выгнулся, запрокидывая голову. По пересохшим губам от касаний собственного языка словно пробегала молния, до безумия, до озверения хотелось поцелуя – но даже в своем крохотном воображаемом мирке он только уткнулся лбом между взмокших от пота лопаток, запрещая себе представлять лицо того, кто выгибался под ним с беспощадно откровенным бесстыдством.
…брал бы жадно и властно, отдавая всего себя взамен. Рыча сквозь зубы от восторга, вцепляясь душой и руками в могучее тело, способное без труда выдержать все, всю его страсть, всю нетерпеливую нежность – и отозваться благодарно и щедро, сладкой дрожью под ладонями и низким, сводящим с ума криком…
Оргазм ударил не слабей огрского кулака, вытряхнув из груди воздух, а из головы мысли. Андерс машинально вытер пальцы о торчавший из кармана клочок бинта, слепо глядя в темноту, и безрадостно рассмеялся.
Можно было сколько угодно твердить себе, что представлял всего лишь абстрактного красавца с тугой и горячей задницей. Но где-то глубоко-глубоко в душе он знал, что эта восхитительная широкая спина была спиной Хоука – а значит, это знал и Справедливость.
На следующее утро Андерсу едва хватало наглости смотреть в глаза пришедшему, как обычно, с самого утра Дару. Не заметить этого тот, конечно же, не мог, и под встревоженным взглядом друга у Андерса язык не повернулся соврать. По крайней мере, впрямую: в наспех придуманной отговорке про разногласия со Справедливостью не было ни слова лжи, но и к настоящей правде оно, честно говоря, имело крайне опосредованное отношение. Хоук явно это понял, но требовать ответа не стал, отчего стало только хуже. Андерс слишком хорошо сознавал, что не заслужил такого доверия.
Дар, отправленный разбираться с завсегдатаями клиники, большей части которых требовалась лишь перевязка или новая порция зелья, продолжал обеспокоенно поглядывать на него, и Андерсу оставалось только надеяться на то, что терзавшие его мысли не отражались на лице. Такой заботы он тоже не заслужил, скорее наоборот – поступок его был по меньшей мере нечестным и некрасивым (а ещё, по правде сказать, довольно глупым), и то, что о нем не было известно никому, кроме него самого, ровным счетом ничего не меняло. Внутри неловко, словно камень в желудке, ворочалось настойчивое, слишком чистое для человеческого стремление признаться во всем Хоуку, но от одной этой мысли Андерса начинала бить нервная дрожь. Он даже не знал, что было бы хуже – увидеть в глазах Дара более чем заслуженный гнев или, напротив, сочувствие и мягкий укор.
Наверное, он все-таки был трусом.
Хоук ничего не предпринимал почти до полудня, и Андерс, даже ловя на себе его задумчивый взгляд, продолжал наивно верить в то, что все как-нибудь обойдется. Что его минутную слабость можно будет замолчать, а потом и вовсе забыть… В конце концов, Дара с Рианом очень хорошо воспитывала мама, и они знают, что такое тактичность – что с мужчинами вообще случается не так уж часто.
– Тебе определенно надо развеяться, – вполне тактично умолчав о причинах подобного состояния, решил Дар, и Андерс, не успев опомниться, как-то незаметно оказался возле причалов киркволльского порта. Нет, провалов в памяти у него не было: он отлично помнил и то, что они с Хоуком успели позаботиться обо всех его пациентах, никого не оставив без помощи, и то, что в доки они отправились потому, что где-то тут должен был быть Риан, который собирался сегодня помочь каким-то бедолагам, притесняемым местными бандитами. Вот только уяснить, как же все это уместилось в жалкие полчаса или около того, у Андерса не получалось.
На поиски второго Хоука времени ушло и того меньше. Уже в сотне ярдов от ворот кунарийского лагеря был слышен шум боя – будь Андерс один, он, может, и заколебался бы, не горя желанием влезать в стороннюю бандитскую разборку, но Дар, сорвав со спины посох, без тени сомнения кинулся в узкий кривой проулок, и одержимому оставалось только следовать за ним.
Пожалуй, только Хоукам и хватало наглости открыто использовать магию на улицах этого гребаного города, ещё успел подумать Андерс, заметив вспышки молний и блеск льда, пятнами покрывавшего мостовую. Потом думать было уже некогда, Дар едва дождался, пока он кинет себе под ноги руну отталкивания, и рванулся вперед, в самую гущу схватки.
Минут пять Андерс действовал, как положено приличному магу: стоял на месте, подальше от суматохи, и аккуратно, точечными ударами выбивал лучников в количестве двух штук и прочих попадавшихся ему на глаза противников, которых мог достать, не задев своих. Потом руна выдохлась, и ему тоже пришлось побегать. Один раз его чуть не загнали в угол, но за спинами зажимавших его типов с откровенно бандитскими рожами взорвался файербол, и они с воплями кинулись сбивать охватившее их пламя. Одному Андерс проломил навершием посоха висок, а остальные два угодили под карверов двуручник – со вполне предсказуемым результатом.
Вскоре после этого схватка стихла: те, кому хватило ума здраво оценить свои шансы, разбежались под шумок, а остальные либо были уже мертвы, либо стремительно приближались к этому состоянию. Андерс шагнул было к валявшемуся у стены раненому, но затем одернул себя: этот ублюдок только что пытался убить если не его, так его друзей, и вполне заслужил свою участь. Но добить его целитель тоже не смог – против этого восставала сама его сущность, перебороть которую не сумели ни глас разума, ни стремление Справедливости навести надлежащий порядок.
Теперь стало ясно, что на этой небольшой площади, ныне сплошь усыпанной мертвыми телами, они были не одни. Медленно, осторожно выбирались из своих укрытий какие-то бедно одетые, совсем не похожие на портовых разбойников люди, и Андерс вспомнил, что именно местные торговцы и позвали Риана на помощь.
– Ты в порядке? – подойдя к нему, обеспокоенно осведомился Хоук. Вместо ответа одержимый щелкнул его по носу, скинув с пальцев диагностическое заклинание, и невольно усмехнулся озадаченной гримасе собеседника. С другой стороны к нему подошел второй и, заглянув ему в глаза, укоризненно добавил: – Мы за тебя испугались.
Уже собиравшийся ответить Андерс поверх его плеча глянул на разговаривавших с Варриком торговцев и чуть не поперхнулся очередным вдохом, заметив среди них знакомое лицо. Мистресс Селби, тихая пожилая женщина, иногда передававшая ему сообщения от его… сочувствующих магам коллег, смотрела прямо на него и, встретившись с ним глазами, улыбнулась тепло и чуть лукаво. Андерс вздрогнул и торопливо отвел взгляд, надеясь, что она тоже поймет, что выдавать их знакомство не стоит. Близнецам он, наверное, готов был доверить эту тайну, но вокруг было слишком много чужих глаз и ушей.
– Очень за тебя рада, милый, – вполголоса проговорила женщина, когда он, сказав, что нужно позаботиться и о торговцах, подошел к ней. – Хорошего ты себе мужчину завел – сердце доброе, но при том и за себя постоять может. – Андерс проследил её устремленный на Риана взор и уже открыл рот, чтобы опровергнуть это предположение, но тут Селби проказливо хихикнула и, подмигнув, поинтересовалась: – Или они оба твои, а?
Разговаривавший с братом Дар, заметив его взгляд, улыбнулся и помахал ему рукой, и вид у андерсовой собеседницы стал настолько довольным, что он сразу понял: переубедить её не удастся. Даже если он язык до мозолей сотрет, уверяя её, что с Хоуками у него ничего нет.
– Они просто мои друзья, – обреченно проговорил он, и мистресс Селби, в полном соответствии с его предположениями, только насмешливо фыркнула:
– Да неужели? То-то они над тобой так нависали - то ли сожрать вознамерились, то ли крылышками прикрыть, как наседки цыпленка. Может, тебе глазки-то свои ясные пошире раскрыть, милый?
Мистресс Селби никогда не казалась Андерсу излишне мнительной особой, и он волей-неволей начал приглядываться к близнецам внимательнее. Однако чего-то большего, чем дружеская симпатия, проявляемая со свойственной старшим Хоукам щедростью, он так и не заметил. Они, конечно, проводили с ним намного больше времени, чем с остальными – но большая его часть приходилась на работу в клинике и, в общем-то, не имела никакого отношения к нему лично. Да и у всего прочего имелись вполне обыденные объяснения: некоторые вещи Дар с Рианом могли обсудить лишь с собратом-магом, а воспитательных замечаний ему доставалось гораздо меньше, чем другим, просто потому, что он крайне редко расходился с ними во мнениях, да и в иных случаях, как правило, и сам сознавал, что ему стоило выражаться помягче.
Он не должен был чувствовать разочарования. Андерс на два голоса твердил себе, что он не вправе, что он и так стократ удачливей многих других – но ни угрызения собственной совести, ни тихое, неотступное «зажрался» Справедливости не спасали его от смутных, стыдных сожалений, то и дело всплывавших из глубин сознания.
Слишком ему хотелось, чтобы мистресс Селби была права.
После того случая Дар с Рианом решили, что ему нужно почаще «дышать свежим воздухом». Свежий воздух, следует отметить, нередко пах кровью и дерьмом из чьих-нибудь только что располосованных кишок, а так же прочими далеко не благовонными веществами, но возражать против своего участия в этих походах Андерс и не думал. Заниматься делами неправедными, вроде притеснения неимущих или наказания невиновных, братья, кажется, не умели в принципе, так что на этот счет совесть его была чиста. Вдобавок польза от вылазок вполне уравновешивала вынужденные перерывы в работе клиники: на заработанные деньги можно было купить бинтов, зелий или какой-нибудь еды для вечно голодных ребятишек Клоаки, к тому же вскоре целитель обнаружил, что мана у него стала восстанавливаться гораздо быстрее. Раньше он выжимал себя до капли дня за три и потом вынужден был до конца недели обходиться одними зельями, а теперь после тех же трех дней в клинике и ещё пары проведенных в бою силы возвращались к нему всего за сутки или двое. Должно быть, в гипотезе мэтра Дрофа о смене типов используемых заклинаний – которую объявили еретической и запретили ещё лет пятьдесят назад – все-таки что-то было.
О том, что он готов был отправиться хоть на Глубинные Тропы, лишь бы вместе с Хоуком, Андерс старался не задумываться.
– У вас опять есть план, – с усмешкой заключил целитель, однажды утром обнаружив на пороге своей клиники обоих близнецов. На самом деле такое случалось отнюдь не редко, и потом один из братьев оставался и помогал ему с пациентами, а второй, выяснив, не нужно ли прихватить чего-нибудь у травницы Элеганты или других торговцев, отправлялся по делам. А сейчас неуверенные улыбки Хоуков говорили сами за себя: они не колебались ни секунды, когда нужно было помочь кому-то другому, и действовали хоть и аккуратно, но предельно решительно, однако когда дело касалось их самих, все было совсем по-другому. Порой Андерс начинал подозревать, что Дар с Рианом отлично знают о том, сколь сокрушительное действие оказывают на него их полные надежды взгляды, но буквально через несколько мгновений убеждался в обратном. Просто именно так выглядела в их исполнении деликатная просьба о помощи. Неделикатные были совсем другими, вплоть до приставления к горлу просимого зарукавного ножа, но к друзьям, к числу которых повезло принадлежать и Андерсу, подобные методы не применялись.
– Конечно, у нас есть план! – несколько приободрившись при виде его улыбки, подтвердил левый из близнецов. Правый кивнул и, задумчиво почесав бороду, пояснил:
– Солвитус подкинул нам кое-какую работенку, но без тебя нам, наверно, не справиться.
Андерс медленно выдохнул и усилием воли разжал кулаки. Как будто он раньше не знал, что рисковать собственной шкурой для обоих Хоуков – да, по правде говоря, для всех троих, в этом Карвер не очень-то отличался от старших братьев – так же естественно, как дышать. И все равно от мысли о том, что Дар с Рианом опять сунулись в сами Казематы, самое страшное для мага место Киркволла, внутренности скрутило запоздалым, бесполезным уже ужасом и едва поддававшейся контролю яростью.
– Я ведь не раз говорил вам, что соваться прямо под нос Мередит слишком опасно, – ровным до безразличия голосом проговорил он.
– Мы аккуратно! – заверил его Дар. Под его теплым взглядом желание наорать на близнецов рассеялось без следа, и Андерс только устало вздохнул. Вид у обоих Хоуков был слегка пристыженный, однако это вовсе не означало, что они наконец внемлют его предостережениям.
– Впору решить, что кто-то из вас на Солвитуса глаз положил, вот и таскаетесь к нему невзирая на опасность, – хмыкнул он, складывая свои записи в ящик стола. Ничего особенно еретического он написать ещё не успел, так что пока можно было не возиться с обустройством по-настоящему надежных тайников.
Близнецы озадаченно посмотрели на него и, старательно обдумав его замечание, в один голос заявили:
– Нет. Он совсем не в нашем вкусе.
– Слишком плешивый, – пояснил левый из них. – И глаза у него слишком светлые. И бровей почти нет.
– И нос у него слишком короткий, – добавил второй, почему-то покосившись на Андерса.
Тот лишь недоуменно моргнул – насколько он помнил Солвитуса, нос у него был вполне нормальный. Обычный человеческий нос, ничем не хуже прочих. А вот как раз его собственный, типичный андерфелльский шнобель, мог бы быть и поменьше.
– И ни слова о том, что он мужчина, – покачав головой, насмешливо фыркнул Андерс.
– А это-то почему должно нам мешать? – неподдельно изумились братья.
– Так что такое ему от вас понадобилось, что вы без целителя боитесь не управиться? – запретив себе делать из сказанного какие бы то ни было выводы, торопливо сменил тему одержимый. – Убить какую-нибудь сильномогучую тварь, на которую здравомыслящие люди пошли бы не меньше чем орлейским легионом?
– Нет, хуже, – поморщился правый Хоук и, шагнув к нему, вытащил из-за пазухи помятый лист бумаги. Вернее, как выяснилось секундой спустя, несколько.
– Мы не то чтобы совсем уж дикие, – задумчиво проговорил второй, с каким-то странным выражением глядя на листки. – В деревне росли все-таки. Зверобой, шалфей, эльфийский корень узнаем, ещё всякое такое…
– Но у половины его списка и названий-то не знаем, не говоря уже о том, как оно все выглядит, – закончил первый, смущенно теребя бороду. Андерс взял протянутые ему бумаги и, бегло просмотрев первый листок, неопределенно хмыкнул. – А «Где-то на южном склоне Расколотой Горы и у её подножия» – это очень расплывчатые указания.
– А он нам за всю эту траву обещал денег отвалить. И зелий, – добавил другой.
– У Солвитуса боевых зелий кот наплакал, – предупредил целитель, перевернув страницу и принимаясь за второй лист. – Вам с них проку…
– Да ладно, лишними не будут! – Братья разом оживились, как будто почуяли, что он уже готов согласиться. – Не нам, так в клинику. А если попытается втюхать нам какую-нибудь «Сотую вытяжку на драконьем корне», так мы её Миирану впарим. Судя по тому, какой он смурной из «Цветущей розы» выходит, ему уже надо.
Андерс невольно фыркнул и, не удержавшись, поинтересовался:
– А если яд какой-нибудь?
– Яд тоже ему, – отмахнулся правый Хоук. – Ну или Атенриль. В общем, на яд покупатель всяко найдется. А если сам не найдется, Варрик придумает, кому его загнать.
– Все предусмотрели, да? – не скрывая усмешки, поддразнил их Андерс. Близнецы гордо кивнули и, одинаковым жестом склонив голову к плечу, вопросительно посмотрели на него, и одержимый сдался: – На Расколотую Гору так на Расколотую Гору. Хотя стрелоцвет в любом случае придется поискать, очень капризное растение…
По дороге выяснилось, что искать им предстояло не только стрелоцвет и прочие травы из солвитусова списка, но и остановившийся где-то в тех краях клан долийцев. Сказать, что Андерс удивился, означало бы сильно преуменьшить: насколько он помнил Веланну и её до крайности многозначительные оговорки, дождаться от них можно было разве что стрелы в брюхо, причем независимо от расы незваного гостя – «шемленов» свободные эльфы ненавидели, а своих городских сородичей презирали. И продемонстрированный одним из Хоуков простенький амулет, больше всего напоминавший высохшую персиковую косточку с врезанным в неё кусочком агата, вовсе не казался ему надежной гарантией безопасности.
Вообще-то раньше Андерс представлял себе сбор лекарственных трав немного иначе. Занятие это, предположительно, было мирным и спокойным, и самой сложной его частью должна была стать попытка объяснить Дару с Рианом, чем же отличается безобидный и бесполезный курчавый солнцецвет от солнцецвета пушистого, жгучие листья которого являлись главным компонентом зелья от гнилой лихорадки.
Расставаться со своими иллюзиями целителю пришлось уже в бою: когда из первого же куста на него выскочил моровой паук размером с теленка, он, не ожидавший никакого подвоха, попросту растерялся и не придумал ничего лучше, чем швырнуть в тварь наспех собранную ледяную хватку. Мгновением спустя каменный кулак отбросил паука прочь, прямо под клинок рианова посоха. Андерс выдохнул, благодарно кивнул близнецам и, тряхнув головой, наклонился за выпавшим из рук стеблем эмбриума.
От намерения разделить отряд, поручив Дару с Рианом сбор тех растений, которые были им известны, пришлось отказаться, поскольку моровые пауки, обычно прятавшиеся в самых глубоких щелях и самых тесных пещерах, лезли чуть не из каждого куста. Почти половину своей целебной добычи Андерс затоптал самолично, уворачиваясь от летающих вокруг хитиновых лап: попытки братьев уничтожать неприятеля аккуратно, чтобы дать ему возможность заниматься своим делом, далеко не всегда приводили к нужному результату. К немалому его изумлению, с пауками нередко соседствовали оголодавшие до полного озверения разбойники, сообразительностью не превосходившие обезумевших от скверны восьмилапых тварей – ни тем, ни другим не хватало ума понять, что сладить с парой боевых магов и крепким парнем с двуручником (да и Андерс вообще-то отнюдь не был – и, что важнее, не выглядел – беспомощной дамочкой, не говоря уже о Варрике) им не под силу.
– Совсем они одичали в этом своем Киркволле, – заключил один из близнецов после очередной стычки, резкими от раздражения движениями стирая кровь с лезвия посоха.
– Все как один смерти ищут, – подтвердил второй, пытавшийся свести вместе края зиявшей на рукаве мантии дыры. Рану Андерс уже исцелил, но вот на ткань его магия не действовала.
– Ты преувеличиваешь, – усомнился присевший на нагретый солнцем валун целитель. – Прямо-таки все?
Вздохнув, Хоук бросил бесполезное занятие и, глянув на встревоженно изучавшего кромку своего клинка Карвера, пожал плечами:
– Может, и не все, но… – Он вздохнул снова и, усевшись рядом с Андерсом, принялся обстоятельно объяснять: – В Лотеринге все было по-другому. Деревушка была небольшая, но не так чтобы совсем уж глушь – все-таки Имперский Тракт рядом. Торговцы всякие со своей охраной, бандиты забредали… В общем, приходилось иногда объяснять, кто в доме хозяин, – с усмешкой проговорил Хоук и, помолчав, продолжил: – И вот честное слово, я и не упомню даже, чтобы там бои до смерти велись. Бывало, пришибут кого в суматохе, но так, чтобы до последней капли крови драться – такого никогда не было. Выяснили, кто сильнее, и все, расползлись по своим норам раны зализывать. Победитель пользуется плодами своей победы, побежденный скрипит зубами и мечтает о реванше. И ничего больше.
– А местным, киркволльским, как будто и правда жизнь надоела, – договорил за него второй. – Можно подумать, у них принципы есть. И ведь поговоришь – разумные вроде люди, выгоду свою знают, а как до драки дойдет, так даже самый циничный самовлюбленный ублюдок разом в берсерка обращается. Победа или смерть, хха. – Он пнул подвернувшийся под ноги труп и добавил: – И эти не лучше. Я не знаю даже, в воде у них тут что-то такое, что ли…
– Если бы в воде – а также в пище или воздухе – и впрямь присутствовало какое-то вещество, оно оказывало бы постоянное действие, – задумчиво проговорил Андерс и, почувствовав заинтересованные взгляды близнецов, тоже пожал плечами: – Делать какие-либо выводы ещё рано. Как-то мне мало верится в такое повальное стремление к смерти.
– А ты припомни, сколько человек после встречи с нами живых оставалось, – снова поднявшись на ноги, посоветовал сидевший рядом с ним Хоук. – Сам ведь не раз видел – пока всех не перережешь, не успокаиваются.
Увы, возможности как следует обдумать этот вопрос и подвести итоги собственного опыта у Андерса так и не появилось. Пауков у подножия Расколотой Горы развелось совершенно неприличное количество, а на смену съеденным, должно быть, разбойникам пришли одинокие пугливые гарлоки, при виде живой добычи разом терявшие всю свою робость и с истошным воем кидавшиеся в бой. Особой опасности для отряда они не представляли, но отвлекаться на сторонние размышления все равно не стоило.
О своем намерении отыскать ещё и поселившийся неподалеку от Киркволла клан эльфов даже увлекшиеся истреблением супостатов близнецы вспомнили, кажется, лишь тогда, когда из очередных зарослей высунулся сначала листовидный наконечник стрелы, затем тугой лук из серебристой древесины сильвана, а после этого и сама лучница, сердито сверкавшая зелеными глазами в темной паутинке валласлина. Андерс, ожидавший увидеть очередного паука, опустил руку с почти готовой руной паралича, но гасить заклятие все-таки не стал. Кто их знает, этих долийцев.
Впрочем, стрела так и осталась на тетиве. Воспользовавшись секундным замешательством принявшихся спорить друг с другом дозорных, Хоук вытащил из-за пазухи давешний амулет и успел ткнуть им в лицо охотнице. Та поморщилась и открыла было рот для протеста, но под укоряющим взглядом своего куда более рассудительного напарника сдалась и, раздраженно мотнув головой, указала им на уходившую в густые заросли узкую тропку.
– Хранительница ожидает тебя… вас, – соизволил пояснить эльф, переводя сдержанно-недоуменный взгляд с Дара на Риана и обратно. Близнецы сухо кивнули и, жестом велев остальным держаться поближе, направились к лагерю.
– Если… если причинишь кому-нибудь вред, шем, я тебя убью! – словно спохватившись, крикнула вслед долийка. Карвер, даже не потрудившись обернуться только пренебрежительно дернул плечом в ответ, а Хоуки-старшие как будто и вовсе не услышали.
Однако беззаботная лихость из их повадки пропала, как не было. Андерс тоже держался настороже, уже не испытывая особого желания перебрасываться с ними шутливыми репликами, как пять минут назад – до того ли, когда в любой момент можешь стрелу между ребер получить. Одержимый ещё крепче уверился в том, что все долийки сумасшедшие, и ничего хорошего от оставшейся позади охотницы не ждал.
Занимавшиеся своими делами эльфы при виде состоявшего по большей части из людей отряда замирали и провожали их изумленными и слегка испуганными взглядами, от которых Андерсу почему-то хотелось вцепиться в посох обеими руками и забиться куда-нибудь, где его спина будет прикрыта не только едва достававшим макушкой ему до лопаток гномом. Поводов тревожиться у него не было, ему было уже почти стыдно за то, что он заподозрил ни в чем не повинных эльфов невесть в чем – но даже отстаивавший презумпцию невиновности Справедливость как будто несколько умерял свой пыл при виде того, какими скупыми и экономными стали вдруг движения старших Хоуков, обычно двигавшихся с порывистой грацией игривых молодых хищников.
Хранительница Маретари оказалась седой сухощавой женщиной с выцветшей от времени татуировкой и спокойной материнской улыбкой. Никаких признаков особого долийского безумия Андерс в ней не заметил и несколько расслабился, не торопясь, впрочем, верить в то, что находится в безопасности. Чему немало поспособствовало то, что после пары приветственных фраз всех, кроме Дара с Рианом, аккуратно оттеснили в сторону, позволив остановиться лишь тогда, когда разобрать слова беседующих стало уже невозможно.
Одержимый переглянулся с Варриком и на всякий случай перехватил посох поудобнее, стараясь не привлекать внимания к своему жесту. Набычившийся Карвер играл в гляделки с одним из охотников, которые стояли между ним и его братьями, и на аккуратное похлопывание по локтю – выше Варрик тянуться поленился – не отреагировал, но зато безропотно позволил Андерсу выйти вперед, не сказав ни слова насчет лезущих куда не надо магов.
Со стороны сразу стало заметно, что дружелюбные жесты Маретари – то, как время от времени она со сдержанной ласковостью, в полном соответствии с человеческими правилами приличий касалась руки Дара или плеча Риана – на деле были опасливо-аккуратны, будто Хранительница пыталась успокоить встревоженного дикого зверя, готового кинуться ей на горло. Лица близнецов, отвечавших вежливо, но немногословно, были бесстрастны, ни во взглядах, ни в жестах не было гнева или страха. Однако Андерсу вдруг подумалось, что свойственная им мягкость обращения была чем-то сродни той осторожности, что присуща обычно крупным и очень сильным людям, которые в глубине души побаиваются ненароком кому-нибудь навредить.
Сейчас же во всем облике старших Хоуков на редкость отчетливо читалось полное отсутствие желания беречь окружающих.
Беседа, однако, окончилась мирно – насколько Андерс вообще мог судить об этом с расстояния в половину полета стрелы. Во всяком случае, Маретари, церемонным жестом коснувшись лба и сердца кончиками пальцев, улыбнулась снова, а Дар с Рианом коротко, но вежливо поклонились. Андерс заподозрил, что подобный поклон в обществе благородных сочли бы пренебрежительным на грани допустимого, однако Хранительница либо не сумела оценить эту тонкость, либо предпочла её не заметить. Или, возможно, у него самого было слишком буйное воображение, поскольку в манерах аристократов он разбирался не то чтобы очень хорошо.
Вот только спокойнее ему не стало. От возвращавшихся к спутникам близнецов все ещё шибало сдерживаемой до поры мощью, и Андерс невольно облизнул внезапно пересохшие губы, пытаясь утихомирить вдруг подавшие голос инстинкты, которые требовали то ли немедленно бросить вызов потенциальному сопернику, то ли припасть на брюхо, демонстрируя покорность сильнейшему. Это было бы глупо, согласился одержимый, почти так же глупо и ненужно, как оспаривать главенство Стража-Командора, и вообще разумному существу не к лицу подобные звериные порывы – но даже вопреки нешуточному раздражению Справедливости что-то внутри продолжало сладко подрагивать.
Вернуть себе способность рассуждать здраво оказалось куда сложнее, чем Андерс надеялся. И дело было, пожалуй, даже не в задавленном наконец неуместном возбуждении, а в том, что разум вторил инстинкту тревожным набатом: раз братья сочли необходимым продемонстрировать свою… небезобидность, у этого должна была быть причина.
– Все в порядке. – Как будто почуяв его тревогу, Хоуки заулыбались – знакомой, лукаво-теплой улыбкой – ещё за три шага до них, но вздыхать с облегчением Андерс не спешил. – Нас действительно ждали. Хранительница предложила нам гостеприимство клана.
Карвер буркнул что-то про гостеприимство с копьями, но главная причина его недовольства, необычно крепкий для эльфа рыжий долиец с недоброй ухмылкой, уже куда-то делась, и распространяться на этот счет мечник не стал. Варрик согласно хмыкнул, но, повинуясь едва заметному жесту одного из старших братьев, закинул Бьянку за спину – взамен, правда, передвинув под руку сумку с дымовыми и зажигательными бомбами.
– Думаешь, можно положиться на её слово? – мельком глянув на пожилую эльфийку, продолжавшую улыбаться ласково и чуть снисходительно, все-таки спросил Андерс. – Не сочти меня параноиком, но мой опыт общения с долийскими женщинами… не вдохновляет, мягко говоря.
– Они ненадежны, как весенний лед, – понизив голос, ровно проговорил Дар. – Но Маретари стара и уже куда меньше подвержена влиянию своей природы.
– Тем более что мы не совершили ничего такого, чем заслужили бы смерть – особенно учитывая то, что за оную пришлось бы заплатить жизнями почти всего её клана, – пожав плечами, добавил Риан. – Она в ответе за них и не станет рисковать без повода.
– Ну а мы постараемся не оскорбить каких-нибудь их мудреных обычаев, – со вздохом заключил Варрик. – Так, на всякий случай.
Наверно, это должно было его успокоить, мысленно хмыкнул Андерс. Справедливость его скептицизма явно не понял, и ещё несколько минут ему пришлось потратить на то, чтобы выпутаться из собственных мыслей, отделяя свое недоверие к долийцам от наивных надежд духа, подкрепленных андерсовой же верой в старших Хоуков, неизменно защищавших тех, кого они признали своими.
Однако причин для тревоги более весомых, чем вполне объяснимая и понятная настороженность товарищей, у Андерса так и не появилось. Напротив, после того, как близнецы побеседовали с Хранительницей, неприязнь долийцев к чужакам заметно пошла на убыль, и вскоре ничто не напоминало о напряженности первых минут. Охотники, мастера и хлопотавшие у котлов и аравелей женщины вернулись к своим делам, и вскоре, кажется, и вовсе перестали замечать присутствие шемленов. Любопытные остроухие детишки продержались дольше, но и они, убедившись, что «страшные шемы» не собираются оправдывать свою жуткую славу, потеряли к ним интерес.
История с амулетом, как выяснилось, была ещё далека от завершения. Необходимость самолично возлагать эту побрякушку на находившийся почти у самой вершины Расколотой Горы старый алтарь Андерсу тоже казалась сомнительной, но в одном он вынужден был согласиться с близнецами: здесь правила устанавливали не они. И если Маретари утверждала, что для исполнения договора нужный ритуал должны были провести именно хранители амулета, приходилось верить ей на слово.
Однако отправляться в путь было уже поздно. Над лагерем сгущались сумерки, и лезть по крутым и извилистым горным тропам в темноте было бы опасно и попросту глупо. Ночевка у долийцев Андерса не прельщала, но вероятность сверзиться с обрыва, не заметив подвернувшегося под ноги камня, нравилась ему ещё меньше.
Нужно было как-то скоротать время до утра. Целитель, присев у ничейного костра, разобрал свою дневную добычу, слегка удивившись её количеству – он-то думал, что времени между стычками ему едва хватало на то, чтобы выдрать пару попавшихся на глаза стебельков. Остальные разбрелись по всему лагерю: несколько освоившийся Карвер, кажется, пытался подкатывать к какой-то охотнице, а Варрика Андерс заметил вначале у прилавка местного кузнеца, а затем рядом с тощим эльфом, который защитным жестом прижимал к груди небольшую арфу. Хоуки-старшие слонялись по стоянке как будто безо всякой цели, но в их взглядах не было ни тени этой обманчивой расслабленности.
Вопреки опасениям одержимого, долийцы-мужчины оказались созданиями вполне здравомыслящими. Они, конечно, все равно не горели желанием общаться с каким-то настырным шемом, однако той свирепой надменности, которой запомнилась ему Веланна, тоже не демонстрировали. А мастер Вараторн, после того как Андерс сумел убедить его в том, что не покушается на секреты его искусства, и вовсе оказался весьма приятным собеседником.
И все равно Андерс почувствовал себя гораздо уверенней, заметив, что кто-нибудь из их отряда всегда находился в пределах видимости.
Для ночлега им предоставили пару аравелей. Неожиданно взбунтовавшийся Карвер заявил, что он уже взрослый и ему до смерти надоело даже спать под присмотром старших, и решительно двинулся вслед за выбравшим дальний от костра кораблик Варриком. Андерс, полагавший, что делить крышу с гномом придется именно ему, даже слегка растерялся и вопросительно глянул на близнецов, но они только издали какой-то совсем особенный, типично старшебратский смешок и, пренебрежительно ухмыльнувшись, направились ко второму аравелю.
Внутри долийский кораблик оказался вовсе не таким тесным, каким казался снаружи, и места для троих далеко не субтильных мужчин в нем хватало с лихвой. Андерс усилием воли заставил себя не жалеть об этом и расстелил свое одеяло на вполне пристойном расстоянии от двух других, по примеру Хоуков положив посох под руку. Просто так, на всякий случай, потому что проку с него в небольшой коробочке аравеля было бы мало.
Дар с Рианом уже успели свернуться уютным, неизменно вызывавшим у него смутную зависть клубком, накрывшись обоими своими одеялами сразу, и Андерс, с чуть насмешливой церемонностью пожелав им спокойной ночи, закрыл глаза. А потом и вовсе отвернулся к противоположной стене, чтобы стало хоть чуточку легче справляться с искушением приподнять веки, украдкой любуясь ими из-под ресниц.
Заснуть оказалось куда проще, чем он думал. И его даже не мучили кошмары… по крайней мере, кошмары Стражей. Однако он все равно проснулся посреди ночи, вздрагивая от невыносимого напряжения, и несколько мгновений гадал, что же было в его сне такого, что его вышвырнуло обратно в реальность настолько резко – ему никак не удавалось успокоить сбитое дыхание, как будто он едва сумел выплыть с большой глубины. Его окутывал жар, словно тепло его тела умножилось троекратно и теперь растекалось по венам расплавленным стеклом, прозрачным и жгучим.
И лежал он явно не в своем одиноком целомудренном уголке.
Андерс осторожно приоткрыл глаза и замер. Лицо мирно спавшего Дара было совсем рядом, казалось, он мог ощутить его дыхание губами… и ещё ближе было дарово бедро между его ног, прижатое к паху жестом откровенным и неизбежно естественным. Почти прижатое. Андерс сглотнул, неимоверным усилием воли сдержав движение собственных бедер, невольно качнувшихся навстречу, к дразнящему теплу, ясно ощущавшемуся даже сквозь несколько слоев ткани, и, кое-как совладав с собой, осторожно отодвинулся. Вернее, попытался, потому что Риан, практически лежавший на спине брата и размеренно сопевший ему в затылок, крепко обнимал Андерса за талию, как будто нарочно выбрав такое место, в котором жар чужой ладони отзывался во всем его теле мелкой сладкой дрожью.
Андерс коротко, неровно вздохнул, чуть не сорвавшись на всхлип, и задержал дыхание, боясь, что движение воздуха потревожит сон Дара. Пальцы которого бережно, самыми кончиками касались его лица возле уголка глаза, там, где кожа тоньше всего, и эта едва ощутимая ласка отчего-то казалась настолько бесстыдной, что по сравнению с ней все остальное меркло, словно погасшая свеча рядом с лесным пожаром.
Несколько невыносимо долгих мгновений он думал, что все-таки не сможет сдержаться. Придвинется ближе, потрется о бедро Хоука порывисто и нетерпеливо, наверняка не совладав с уже сжимавшим горло жадным стоном, вцепится в сухие узкие губы поцелуем – и будь что будет.
Андерс выдохнул. Медленно и осторожно, помня, как тогда, в гамленовой халупе, Дар – или Риан? – отозвался на всего лишь слишком резкий вздох. Повернул голову, разрывая контакт с пальцами Дара, аккуратно вывернулся из-под риановой руки, случайно – конечно же, случайно! – чуть не влепившись пахом в дарово колено, и тихонько отполз в сторону. Дар чуть заметно нахмурился во сне, шевельнул кистью, как будто надеясь нашарить его скулу снова, и притих. Риан, поерзав, обхватил брата поперек груди и тоже замер, слегка сдвинув брови.
Андерс беззвучно взвыл и, машинально схватив откатившийся к стене посох, выскочил из аравеля.
На такой высоте ночью было куда свежее, чем в душных катакомбах Клоаки. Он вдохнул полной грудью, пытаясь успокоить дыхание, и горло немедля продрало опасным, сулящим ангину, а то и что похуже, холодом. Пронизывающий ветерок пробрался сквозь незачиненные прорехи в мантии, зябкой дрожью отозвавшись в разгоряченном теле, и Андерс раздраженно скрипнул зубами.
Нет, он не станет возвращаться, как бы его ни тянуло обратно. Как бы ни хотелось хотя бы просто лечь рядом, обнять, снова ощутить живое тепло. Он должен был немедленно взять себя в руки. В конце концов, он уже давно не мальчишка, только-только сообразивший, что член – устройство многофункциональное.
Андерс решительно кивнул самому себе и, почти до боли в суставах стиснув древко посоха, стремительно двинулся вперед.
Впрочем, порыв его иссяк уже на третьем шаге, и дальше он брел, еле-еле передвигая ноги. Сбежать от себя самого – и от Справедливости – ему все равно не удалось бы, а уходить из лагеря смысла не было.
В небольшой долине было тихо. Эльфы давным-давно разошлись по своим аравелям, и покой их стоянки нарушали только фырканье галл и негромкое потрескивание нескольких оставленных на ночь костров. Андерс, окончательно перестав понимать, какого демона его куда-то понесло глухой ночью, невесело хмыкнул и уселся у огня, стараясь подставлять слабому, но удивительно противному ветру как можно меньшую часть своего тела.
– Что бы ни потревожило твой сон, гость, – слишком погрузившийся в размышления Андерс чуть не подскочил, когда у него за спиной раздался негромкий голос, – здесь тебе нечего опасаться.
Возвышавшаяся за его левым плечом тень пересекла границу освещенного круга, и одержимый, не поднимаясь, вежливо склонил голову перед Хранительницей. Маретари грациозно опустилась на землю с другой стороны от костра и снова едва заметно улыбнулась, обозначая дружелюбие.
– Благодарю, все в порядке… эм-м… миледи, – осторожно проговорил Андерс. Улыбка эльфийки светилась теплом и лаской, вся она была – обещание защиты и безопасности, и взгляд её был взглядом матери… Преподобной матери, из тех, что носили свои одеяния десятилетиями, до костей пропитавшись ложью собственной веры, и готовы были, не задумавшись ни на миг, сломать строптивого мага во имя сохранения всеблагого порядка.
– Ты не веришь, – понимающе качнула узким подбородком Маретари. – Как и твои друзья. Я уверяла их, что мы не желаем никому зла и даже бою за собственную жизнь, скорее всего, предпочтем бегство… Однако они все равно охраняли тебя так, будто находились среди врагов. Должно быть, любой, попытавшийся войти в предоставленный вам аравель, поплатился бы за это жизнью.
– Вы преувеличиваете, почтенная, – наконец определившись с более-менее нейтральным обращением, покачал головой Андерс. Почти чиновничье «предоставленный», донельзя неуместное в напевной речи вольной эльфийки, царапнуло слух, вновь заставив его насторожиться. Даже настойчивое желание вдумчиво побеседовать с ней об отношении долийцев к магам – охотники и женщины на эту тему распространяться не желали, он уже проверил – несколько поутихло, как будто Справедливость тоже осознал несоответствие. – Я же вышел из аравеля безо всяких помех.
– Они оберегают тебя, а не стремятся посадить на привязь, – пожала плечами Маретари. – Ты волен идти, куда пожелаешь, но я не завидую тому, кто вздумает преградить тебе путь.
– Глупости, – раздраженно буркнул одержимый и торопливо поправился: – Вы неправы, почтенная. – Он поразмыслил с пару секунд и уточнил: – Впрочем, пытаться причинить какой бы то ни было вред любому из их спутников было бы… очень рискованно.
Хранительница негромко рассмеялась – так, словно какую-то глупость ляпнул он сам. Андерс нахмурился, но прочесть что-то на безмятежном, с выверенной до волоса улыбкой лице Маретари было невозможно.
– Иногда мне удается различить в круговерти случайностей поступь судьбы, – помолчав, тихо проговорила женщина. – И чаще всего мне хочется об этом забыть. Но Хранитель не вправе ступать вслепую, ибо за ним следует его народ. Я лишь хочу понять, каков ты.
– Зачем? На роль «поступи судьбы» куда больше подходят Дар с Рианом, – поежившись, настороженно отозвался Андерс. Ладонь больно уколола отслоившаяся от древка посоха щепка, и он осознал, что стиснул его слишком крепко, словно собираясь при первой же – и, скорее всего, единственной – возможности нанести удар. Как будто убийство Хранительницы в самом центре эльфийского лагеря могло как-то помочь ему защитить братьев, мирно спавших в крохотном деревянном кораблике.
– Ураган губит деревья и разносит в щепки аравели, но глазами его не увидеть. О его приближении узнаешь лишь по движению туч и стону ломающихся ветвей, – пожала плечами Маретари. Её улыбка на миг стала почти настоящей, безрадостной и напряженной. – И сейчас я до боли в глазах вглядываюсь в небо и напрягаю слух, стараясь понять, не пора ли мне бежать прочь со всех ног.
Беседа не складывалась. Говорить о том, что волновало Андерса, долийка считала бессмысленным, а от попыток убедить его в том, что братья Хоуки к нему неравнодушны, отмахивался уже он сам: изысканная поэтичность не делала аргументы Хранительницы более убедительными, чем подначки мистресс Селби. А то, что ему отчаянно хотелось и в самом деле в это поверить, было ещё одним доводом в пользу строгой оценки достоверности своих и чужих наблюдений.
Приходил Риан, сонный, полуголый, зато с посохом и вовсе не дремотным блеском в глазах. Он окинул их с Хранительницей цепким взглядом, кивнул сам себе и, перекинувшись с ними парой фраз, ушел обратно досыпать. Маретари усмехнулась так, будто само его появление полностью подтверждало её нелепые предположения, и на Андерса, вздумавшего доказывать величие обычной человеческой дружбы, посмотрела, как на неразумного ребенка. Действительно, кто бы ему поверил, особенно после того, как он только через полторы минуты смог заставить себя прекратить таращиться на задницу уходящего Хоука – когда эта самая задница скрылась из виду…
Утро Андерс встретил в на редкость поганом настроении. Строптивое смертное тело отчаянно хотело спать и трахаться, причем не абы с кем, а непременно с самым дорогим и желанным, и от неисполнимости обоих этих стремлений они становились лишь острее. Кроме того, одержимого мучила совесть: он бездарнейшим образом прое… потратил впустую целую ночь, потому что у него не вышло ни продуктивного общения с представителями иной культуры, ни даже нормального сна, необходимость которого Справедливость все-таки с грехом пополам признал. Пучок собранных накануне трав при солнечном свете выглядел донельзя жалко, прибавляя к отрезку упущенного времени ещё и вчерашний день, а впереди маячил долгий путь на вершину Расколотой Горы и какие-то сомнительные ритуалы.
Отоспавшиеся близнецы, напротив, вылезли из аравеля умиротворенные и почти довольные. Андерс завистливо вздохнул и усилием воли согнал с лица хмурое выражение, а после того, как обменялся с ними несколькими фразами, даже сумел улыбнуться. Получилось, правда, не очень хорошо, потому что Дар ободряюще похлопал его по плечу и твердо пообещал, что скоро они вернутся в клинику и займутся настоящим делом.
Сама Маретари, как выяснилось, карабкаться по крутым горным склонам вовсе не собиралась. Её Первую – ученицу, насколько понял Андерс – они нашли за первым же поворотом указанной им тропы, и он только обреченно вздохнул, осознав, что его предположение о повальном сумасшествии долиек, похоже, обрело ещё одно подтверждение.
Вообще говоря, Мерриль была довольно мила. В по-эльфийски огромных зеленых глазах не было ни намека на лукавство, её безграничная непосредственность казалась забавной и донельзя очаровательной, а достававшиеся старшим Хоукам восхищенные улыбки не вызывали у Андерса ровным счетом никакой ревности – настолько отчетливо читался в них не женский, не девический даже, а совершенно детский восторг. Карвер зато ревновал вовсю: огрызался на добродушно посмеивавшихся братьев, демонстративно напружинивал мускулы, без нужды перекидывая двуручник с одного плеча на другое, и раз за разом игнорировал бесплодность собственных попыток завязать с эльфийкой хоть сколько-нибудь продолжительный разговор.
Непосредственность Мерриль мгновенно перестала казаться Андерсу милой, когда жаждавшая похвастаться своими умениями девушка, поспешив без нужды, промахнулась и вместо вылезшего из какой-то расщелины драконлинга чуть не поджарила молнией Дара. Спасли его только недавно зачарованные руны на мантии: большая часть разряда рассыпалась безвредными искрами, а остального хватило лишь на то, чтобы заставить его раздраженно зашипеть. Его чешуйчатый противник, опешив, замер и вместо того, чтобы броситься в атаку, свирепо зашипел в ответ, и опомнившийся от секундного цепенящего ужаса Андерс одним ударом проморозил ящера до костей. Вонзившийся точно в центр туловища болт расколол драконлинга на десяток рубиново поблескивавших на сломе клиньев, и Варрик, лихо отсалютовав Хоуку зажигательной бомбой, швырнул её в тройку нацелившихся на Карвера тварей.
– Я просто никогда раньше не сражалась… ну, вместе с кем-то… – пугливо прикрывшись посохом, виновато пролепетала Мерриль, осторожно отодвинувшись подальше от Андерса. Придирчиво оглядев пострадавшего от собственной союзницы брата, Карвер пренебрежительно фыркнул, покосился на одержимого и напоказ прикрыл девушку плечом.
– Неудивительно, – отрезал целитель, так и не найдя в себе сил проявить снисходительность. Ожог, вообще говоря, был несерьезным, даже без волдыря; он осторожно ощупал покрасневшее пятно, но Хоук только резко вздохнул и в ответ на его встревоженный взгляд гордо бросил «Терпимо». Андерса это нисколько не утешило: с болтом, торчавшим у самого плечевого сустава, Дар говорил то же самое.
Мерриль, наверняка до последнего слова разобравшая то, что он ворчал себе под нос, покраснела и нервно трепыхнула кончиками заалевших ушей. В другое время Андерс заинтересовался бы не на шутку – считалось, что шевелить ушами эльфы все-таки не умеют – но сейчас его куда больше занимал Хоук, который пытался убедить его не тратить ману без нужды и угомонился только после того, как получил не то чтобы шутливую оплеуху.
После этого пришлось убеждать жаждавшую хоть как-то помочь Мерриль не лезть в драку. Отвесить подзатыльник ещё и ей Андерс не рискнул, побоялся попросту не рассчитать сил. Да и вообще бить женщину, которая не угрожала ему смертью, было как-то некрасиво.
Впрочем, в дальнейшем переданная на попечение Варрика долийка вела себя прилично. Андерс краем уха прислушался к негромкому, размеренному говорку гнома: кажется, тот убеждал Мерриль в том, что, согласно человеческим традициям, лезущая в бой женщина тем самым упрекает мужчин в неспособности её защитить, нанося им несмываемое оскорбление. Убедительно врать Варрик умел, и девушка немедленно принялась извиняться перед всеми разом, уверяя, что не хотела никого обидеть. В искренности её раскаяния Андерс сомневался, но когда с нагретого солнцем уступа, нависавшего над тропой, опять посыпались драконлинги, Мерриль тихонько отошла в сторону и только взволнованно ахала, если челюсти ящеров щелкали слишком близко от чьего-нибудь тела.
Встретившийся им примерно на полпути охотник из клана Маретари приблудным шемленам явно не обрадовался. Андерс полагал, что присутствие Первой послужит достаточным доказательством их благонадежности, но вышло почему-то наоборот. Язвительные замечания эльфа ему самому особенно обидными не показались, но Мерриль снова заалела ушами и, чуть не плача, принялась твердить, что тот неправ. Карвер шагнул было между ними, но Риан перехватил его за плечо и, одними губами шепнув «Не лезь», заставил остаться на месте. Охотник, однако, ничего не упустил, и к дюжине непонятных упреков прибавился более внятный: «Нечего за каких-то шемов прятаться». Старшие Хоуки обменялись долгими задумчивыми взорами, лучше многого другого свидетельствовавшими об их замешательстве, поскольку обычно им хватало одного намека на взгляд, но Мерриль вдруг гордо выпрямилась и, шагнув к соплеменнику, дрожащим голосом объявила, что негоже пренебрегать поручением Хранительницы ради вразумления не желающих думать. Охотник скептически фыркнул, но задержать двинувшуюся дальше по тропе Первую не попытался.
Пещеры Андерс никогда не любил. Особенно вот такие, обманчиво тихие, пахнущие глубинным папоротником, пылью и грибами. Вдобавок возле темного округлого лаза на редкость отчетливо ощущался трепет истонченной Завесы, отзывавшийся во всем теле неприятной вибрацией. Даже Карвер, не отличавшийся особой чуткостью, обеспокоенно хмурился и смотрел на обрамленный густым плющом проем с откровенным сомнением.
Однако Мерриль заявила, что это единственный путь на вершину, и лезть в пещеру все-таки пришлось.
Оба старших Хоука, как будто почуяв андерсову тревогу, держались рядом с ним. Ему даже показалось, что шагавший слева Риан ласково погладил его по руке, но легкое, едва ощутимое прикосновение вполне могло попросту ему примерещиться. Тем более что в следующее мгновение из покрывавшего пол пещеры лиственного перегноя с тихим хрустом полезли ожившие мертвецы, и всем им стало не до ободряющих жестов.
Под землей они провели не больше получаса, причем немалую часть этого времени занимались упокоением беспокойных трупов, каковое требовало полной сосредоточенности и, соответственно, не оставляло возможности тревожиться попусту. И все равно Андерс едва не умер от облегчения, когда они наконец выбрались наружу. После пещерного полумрака солнечный свет казался ослепительно ярким, и он заметил сиявший голубым светом барьер, только когда Дар подошел к нему и с детской непосредственностью ткнул в поблескивавшую пленку пальцем.
– Нам, похоже, именно туда, – без малейшего сомнения заключил он, обернувшись к Мерриль. – Будем взламывать или у тебя есть ключ?
– Я могу открыть! – тут же заулыбалась девушка. Должно быть, она, несмотря на уговоры Варрика, все же испытывала неловкость из-за своего бездействия. – Одну минутку!
Андерс с интересом уставился на неё. Уши ушами, но вот это было действительно любопытно. О чудесах древней эльфийской магии не болтал только ленивый, и возможность узнать о ней хоть что-то достоверное была подарком Создателя.
- Я сейчас все сделаю! – снова чирикнула Мерриль, жестом попросив Дара отодвинуться подальше. А затем размашисто полоснула зарукавным ножом по ладони.
Впрочем, поводов предполагать, что вмешательство капитана Валлен действительно может понадобиться, у него не было. После того, как в его клинике появился Хоук, активность преступных сообществ, жаждавших заполучить целителя в свое единоличное пользование, пошла на убыль. Похоже, в мире ночного города братья были явлением, с которым требовалось считаться.
Соотнести этот вывод со знакомыми ему Даром и Рианом Андерсу никак не удавалось. Хоуки были существами добросердечными и заразительно оптимистичными, рядом с ними начинали улыбаться и верить в лучшее даже изнемогшие от свалившихся на них бед ферелденские беженцы, а сам Андерс и вспомнить-то не мог, когда он в последний раз так много смеялся – не вымученно и из вежливости, а по-настоящему, от души, радуясь сущим мелочам, которые уже отвык замечать. Вроде куска свежего, ещё теплого хлеба с солью, препотешной гримасы укушенного каким-то сердитым младенцем Риана или прорвавшихся сквозь облачную пелену солнечных лучей.
Рядом с близнецами даже Справедливость как будто несколько смягчался. Невыносимый стыд, начинавший терзать Андерса всякий раз, когда ему случалось задуматься не о нуждах своей клиники или о своей Цели, теперь поблек, словно его дух вдруг вспомнил о том, что в жизни достойного смертного есть место не только изнурительной борьбе за правое дело, но и жажде познания или просто дружескому общению. Одержимый даже сумел убедить его, что еженедельные посиделки в «Висельнике» с пивом и картами тоже могут быть полезны: в конце концов, ему ведь нужно будет доказать необходимость освобождения магов не Дару с Рианом, которые и сами прекрасно сознавали всю неправильность существующего положения вещей, а всем остальным. Обозленному, казалось, на весь мир юнцу, который воспринимал любое недоступное ему умение как угрозу своему достоинству; блюстительнице порядка, слишком привыкшей к тому, что любым оружием, независимо от его природы, могут и будут злоупотреблять; прагматичному дельцу, который не упускал своей выгоды, даже помогая друзьям; побитой жизнью пиратке, приученной довольствоваться малым и как от огня бежавшей от любой ответственности…
Когда у порога клиники послышались знакомые шаги, Андерс как раз записывал в припасенной для будущего манифеста тетради результаты своих наблюдений. Так, на потом, поразмыслить. Сделать это, конечно же, нужно было раньше, но из «Висельника» он тогда вернулся только под утро, а весь следующий день ушел на шахтеров из злосчастной Костяной Ямы, и он попросту умотался вусмерть. Даже то, что помогали ему оба старших Хоука, не спасло.
– Здравствуй, Ри… – торопливо дописывая фразу, начал Андерс и, подняв голову, запнулся на полуслове. – Создатель всемилостивый, ты что с собой сотворил?
– Постригся, – с независимым видом заявил Хоук и, недоверчиво глянув на него, озадаченно уточнил: – Тебе не нравится?
Андерс тихонько вздохнул. Вместо роскошной вороной гривы на голове Риана теперь топорщился короткий взъерошенный ежик, и освобожденные от былой тяжести пряди торчали в разные стороны, уже начиная чуть заметно завиваться к концам. Лишенное привычного обрамления лицо Хоука казалось открытым и почти бесстыдно обнаженным – и вместе с тем намного более жестким и почти по-звериному хищным. Даже взгляд как будто стал пронзительней и тверже.
– Просто непривычно очень, – в конце концов дипломатично проговорил Андерс, поборов таки глупое мальчишеское желание запустить пальцы в его волосы – просто чтобы узнать, действительно ли они были такими мягкими, какими казались. А потом, не удержавшись, насмешливо поинтересовался: – А на то, чтобы побриться, уже сил не хватило, да?
– Ага, – ухмыльнувшись, непринужденно согласился Риан и, продолжая смешливо щуриться, пояснил: – Мы решили проверить, пойдет ли нам борода. Её, говорят, достаточно стричь раз в пару месяцев, а то каждый день бриться и правда лень.
– Только не говори мне, что вы в самом деле каждый день брились, – фыркнул Андерс, припомнив неизменно заросшие колючей щетиной физиономии близнецов. Хоук как-то странно внимательно наблюдал за ним, и ему вдруг почудилось, что упомянутая лень – далеко не единственная причина появления запланированной бороды. Глупость, конечно, и нечего за крохотным, более чем допустимым проявлением человеческого эгоизма выискивать какой-нибудь коварный план.
– Зато мамины нравоучения слушать приходилось каждое утро, – по-детски сморщив нос, отозвался Риан и машинально потянулся к виску. Только той пряди, которая вечно выбивалась даже из самого тугого хвоста и которую он привык подергивать в задумчивости, там уже не было. На его лице на мгновение появилось озадаченное выражение, а затем он как будто вспомнил, в чем дело, и, тряхнув головой, снова улыбнулся Андерсу: – Неужели я теперь и правда такой страшный?
– Спроси через пару дней, когда я попривыкну, – обдумав этот вопрос со всей подобающей старательностью, решил одержимый.
История с Костяной Ямой продолжалась; тех, кто находился на грани смерти, в его клинику притащили вчера, а сегодня за лечением потянулись те, кому повезло отделаться всего лишь переломами или сильными ушибами. Дел было невпроворот, и все равно Андерс, словно зачарованный, то и дело влипал взглядом в Риана – в темную тень за ухом, теперь открытую и трогательно беззащитную, с упорно мерещившейся под кожей пульсирующей жилкой, в пропущенный цирюльником завиток у затылка, прилипший к шее игривым колечком, в сам затылок, издалека казавшийся бархатисто-мягким и пушистым, словно котиный бок. Целитель торопливо одергивал себя и уже почти злился из-за тщетности этих попыток. Ему ведь не впервой было дружить с привлекательными мужчинами – тот же Натаниэль, к примеру, был весьма хорош, несмотря на всю свою мрачность, а может быть, именно благодаря ей – но ещё никогда ему не было настолько трудно взять себя в руки.
Под вечер в клинику ввалился сонный, уютно позевывавший Дар, тоже небритый и обстриженный чуть не наголо, обменялся с братом долгим взглядом и, устало улыбнувшись Андерсу, плюхнулся за его стол. Целитель вопросительно глянул на Риана, но тот лишь успокаивающе качнул головой и, одними губами сказав: «Вымотался» – вернулся к своему занятию. Андерс попытался последовать его примеру, но вышла опять какая-то ерунда. Поводов беспокоиться не было, иначе Риан встревожился бы первым, ещё до того, как Дар показался на глаза, но равнодушно смотреть на сползшего на стол и, кажется, уже задремавшего Хоука все равно не получалось. От одного взгляда на него становилось как-то по-дурацки хорошо, и хотелось завернуть его в теплый плед, погладить по растрепанным волосам и, обняв, остаться рядом.
– Я убегался просто, – как будто почуяв его приближение, неразборчиво пробормотал Дар, и Андерс укоризненно хмыкнул, накидывая ему на плечи старое, но ещё достаточно крепкое шерстяное одеяло:
– Ну так и шел бы домой, как нормальный человек.
– Мы не любим надолго расставаться, – пояснил подошедший Риан. Пожал плечами и уточнил: – Мы вообще расставаться не любим. Только если иначе никак, и вдвоем не успеть все, что нужно.
– А вы?.. – неожиданно встрепенулся уже почти заснувший снова Дар. Андерс недоуменно приподнял брови и все-таки накрыл его диагностическим заклинанием. Так, на всякий случай. Заволновался он и впрямь зря: подкормить Хоука не мешало бы, но в остальном он был в полном порядке.
– Карту мы изучали целых пять минут, пока сюда не приковылял очередной бедолага, – фыркнул Риан. – Ничего нового не придумали.
Андерс молча покачал головой. Пресловутую карту «плотности распределения Загадочной Хрени по Киркволлу» братья притащили ему ещё неделю назад, но найти в узоре пятен разной яркости хоть что-нибудь осмысленное им так и не удалось. Нет, при желании в нем можно было разглядеть хоть архидемонову морду, хоть личную печать тевинтерского Архонта, но все эти предположения были настолько притянуты за уши, что рассматривать их всерьез было бы попросту нелепо. Да и какой-либо взаимосвязи с истончениями Завесы или другими явлениями, которые считались значимыми в традиционной магической науке, тоже не наблюдалось.
Дар печально вздохнул и открыл рот, явно намереваясь что-то сказать, но вместо этого только душераздирающе зевнул и, вежливо прикрыв рот ладонью, смущенно посмотрел на Андерса. Тот невольно улыбнулся в ответ и вдруг очень позавидовал Риану, который без малейшего смущения потрепал брата по волосам, взлохматив их ещё сильнее, и снисходительно проговорил:
– Спи пока, я тебя разбужу, когда закончим. Мы тут и сами управимся, правда, Андерс?
Они и правда управились без труда. Большинство нормальных людей предпочитали не шляться по Клоаке тогда, когда во всем остальном городе сгущались сумерки, так что те, кто не дошел до клиники днем, наверняка предпочли дотерпеть до утра и прийти за помощью в более безопасное время. В другое время Андерс от души порадовался бы тому, что хоть сегодня исполнил свой долг целителя до конца… Но на его столе, положив голову на локоть, дремал Дар, и от вида доверчиво заснувшего в его жилище боевого мага у Андерса теплело на сердце; а всего в полушаге от него Риан, сосредоточенный и целеустремленный, с почти лекарской сноровкой накладывал шины и туго бинтовал растяжения, одним взглядом утихомиривая строптивых пациентов – и Андерсу чуть не выть хотелось от желания почувствовать эти ловкие руки на своем теле.
Наплевав на всякую вежливость, Андерс выпроводил Хоуков сразу после того, как ушел последний пациент. Отговорился усталостью – братья понимающе покивали, Дар в знак солидарности зевнул – и, заперев за ними дверь, сполз по стене. На борьбу с собой, изнурительную и абсолютно бесполезную, не хватало уже никаких сил, и даже незаметно вплетавшееся в мысли недовольство Справедливости ровным счетом ничего не меняло.
…я был бы очень нежен, думал Андерс, до боли закусив губу и торопливо дергая завязки штанов. По подбородку потекла щекотная теплая струйка, но он этого даже не заметил, только зажмурился ещё крепче в отчаянной надежде сделать проступавший под опущенными веками образ хоть чуточку более реальным. Широкую спину, на которой от малейшего движения проступал узор отлично развитых мышц, талию, по сравнению с могучим разворотом плеч казавшуюся почти по-девически тонкой, крепкую шею с трогательной, просившейся в губы ложбинкой под самым затылком и теплой темной тенью за уголком челюсти… Андерс облизнул губы и, поспешно переведя мысленный взгляд ниже, на жилистую поясницу и развратно оттопыренную задницу, сильнее сжал пальцы.
…входил бы медленно и аккуратно, бережно придерживая твердые, жаркие бедра. А потом замер бы надолго, сдерживая собственную дикую жажду, давая сильному, безумно желанному телу время притерпеться, привыкнуть к новому ощущению, приучая его к себе, к своим рукам и губам. Выждал бы, пока не растает щекочущее его ладони напряжение, и наконец начал бы двигаться – плавно и неспешно, завороженно любуясь тем, как заиграют тени на прорисовывающихся под тепло-золотистой кожей мускулах, как взблеснет под лопатками и в ложбинке над позвоночником выступившая испарина. И только когда тихие, хрипловатые вздохи обернулись бы сладким гортанным постаныванием, ускорил бы темп, добиваясь того, чтобы постанывание сменилось настоящими стонами, чтобы стоны стали протяжней и громче…
Андерс задышал чаще, выгнулся, запрокидывая голову. По пересохшим губам от касаний собственного языка словно пробегала молния, до безумия, до озверения хотелось поцелуя – но даже в своем крохотном воображаемом мирке он только уткнулся лбом между взмокших от пота лопаток, запрещая себе представлять лицо того, кто выгибался под ним с беспощадно откровенным бесстыдством.
…брал бы жадно и властно, отдавая всего себя взамен. Рыча сквозь зубы от восторга, вцепляясь душой и руками в могучее тело, способное без труда выдержать все, всю его страсть, всю нетерпеливую нежность – и отозваться благодарно и щедро, сладкой дрожью под ладонями и низким, сводящим с ума криком…
Оргазм ударил не слабей огрского кулака, вытряхнув из груди воздух, а из головы мысли. Андерс машинально вытер пальцы о торчавший из кармана клочок бинта, слепо глядя в темноту, и безрадостно рассмеялся.
Можно было сколько угодно твердить себе, что представлял всего лишь абстрактного красавца с тугой и горячей задницей. Но где-то глубоко-глубоко в душе он знал, что эта восхитительная широкая спина была спиной Хоука – а значит, это знал и Справедливость.
На следующее утро Андерсу едва хватало наглости смотреть в глаза пришедшему, как обычно, с самого утра Дару. Не заметить этого тот, конечно же, не мог, и под встревоженным взглядом друга у Андерса язык не повернулся соврать. По крайней мере, впрямую: в наспех придуманной отговорке про разногласия со Справедливостью не было ни слова лжи, но и к настоящей правде оно, честно говоря, имело крайне опосредованное отношение. Хоук явно это понял, но требовать ответа не стал, отчего стало только хуже. Андерс слишком хорошо сознавал, что не заслужил такого доверия.
Дар, отправленный разбираться с завсегдатаями клиники, большей части которых требовалась лишь перевязка или новая порция зелья, продолжал обеспокоенно поглядывать на него, и Андерсу оставалось только надеяться на то, что терзавшие его мысли не отражались на лице. Такой заботы он тоже не заслужил, скорее наоборот – поступок его был по меньшей мере нечестным и некрасивым (а ещё, по правде сказать, довольно глупым), и то, что о нем не было известно никому, кроме него самого, ровным счетом ничего не меняло. Внутри неловко, словно камень в желудке, ворочалось настойчивое, слишком чистое для человеческого стремление признаться во всем Хоуку, но от одной этой мысли Андерса начинала бить нервная дрожь. Он даже не знал, что было бы хуже – увидеть в глазах Дара более чем заслуженный гнев или, напротив, сочувствие и мягкий укор.
Наверное, он все-таки был трусом.
Хоук ничего не предпринимал почти до полудня, и Андерс, даже ловя на себе его задумчивый взгляд, продолжал наивно верить в то, что все как-нибудь обойдется. Что его минутную слабость можно будет замолчать, а потом и вовсе забыть… В конце концов, Дара с Рианом очень хорошо воспитывала мама, и они знают, что такое тактичность – что с мужчинами вообще случается не так уж часто.
– Тебе определенно надо развеяться, – вполне тактично умолчав о причинах подобного состояния, решил Дар, и Андерс, не успев опомниться, как-то незаметно оказался возле причалов киркволльского порта. Нет, провалов в памяти у него не было: он отлично помнил и то, что они с Хоуком успели позаботиться обо всех его пациентах, никого не оставив без помощи, и то, что в доки они отправились потому, что где-то тут должен был быть Риан, который собирался сегодня помочь каким-то бедолагам, притесняемым местными бандитами. Вот только уяснить, как же все это уместилось в жалкие полчаса или около того, у Андерса не получалось.
На поиски второго Хоука времени ушло и того меньше. Уже в сотне ярдов от ворот кунарийского лагеря был слышен шум боя – будь Андерс один, он, может, и заколебался бы, не горя желанием влезать в стороннюю бандитскую разборку, но Дар, сорвав со спины посох, без тени сомнения кинулся в узкий кривой проулок, и одержимому оставалось только следовать за ним.
Пожалуй, только Хоукам и хватало наглости открыто использовать магию на улицах этого гребаного города, ещё успел подумать Андерс, заметив вспышки молний и блеск льда, пятнами покрывавшего мостовую. Потом думать было уже некогда, Дар едва дождался, пока он кинет себе под ноги руну отталкивания, и рванулся вперед, в самую гущу схватки.
Минут пять Андерс действовал, как положено приличному магу: стоял на месте, подальше от суматохи, и аккуратно, точечными ударами выбивал лучников в количестве двух штук и прочих попадавшихся ему на глаза противников, которых мог достать, не задев своих. Потом руна выдохлась, и ему тоже пришлось побегать. Один раз его чуть не загнали в угол, но за спинами зажимавших его типов с откровенно бандитскими рожами взорвался файербол, и они с воплями кинулись сбивать охватившее их пламя. Одному Андерс проломил навершием посоха висок, а остальные два угодили под карверов двуручник – со вполне предсказуемым результатом.
Вскоре после этого схватка стихла: те, кому хватило ума здраво оценить свои шансы, разбежались под шумок, а остальные либо были уже мертвы, либо стремительно приближались к этому состоянию. Андерс шагнул было к валявшемуся у стены раненому, но затем одернул себя: этот ублюдок только что пытался убить если не его, так его друзей, и вполне заслужил свою участь. Но добить его целитель тоже не смог – против этого восставала сама его сущность, перебороть которую не сумели ни глас разума, ни стремление Справедливости навести надлежащий порядок.
Теперь стало ясно, что на этой небольшой площади, ныне сплошь усыпанной мертвыми телами, они были не одни. Медленно, осторожно выбирались из своих укрытий какие-то бедно одетые, совсем не похожие на портовых разбойников люди, и Андерс вспомнил, что именно местные торговцы и позвали Риана на помощь.
– Ты в порядке? – подойдя к нему, обеспокоенно осведомился Хоук. Вместо ответа одержимый щелкнул его по носу, скинув с пальцев диагностическое заклинание, и невольно усмехнулся озадаченной гримасе собеседника. С другой стороны к нему подошел второй и, заглянув ему в глаза, укоризненно добавил: – Мы за тебя испугались.
Уже собиравшийся ответить Андерс поверх его плеча глянул на разговаривавших с Варриком торговцев и чуть не поперхнулся очередным вдохом, заметив среди них знакомое лицо. Мистресс Селби, тихая пожилая женщина, иногда передававшая ему сообщения от его… сочувствующих магам коллег, смотрела прямо на него и, встретившись с ним глазами, улыбнулась тепло и чуть лукаво. Андерс вздрогнул и торопливо отвел взгляд, надеясь, что она тоже поймет, что выдавать их знакомство не стоит. Близнецам он, наверное, готов был доверить эту тайну, но вокруг было слишком много чужих глаз и ушей.
– Очень за тебя рада, милый, – вполголоса проговорила женщина, когда он, сказав, что нужно позаботиться и о торговцах, подошел к ней. – Хорошего ты себе мужчину завел – сердце доброе, но при том и за себя постоять может. – Андерс проследил её устремленный на Риана взор и уже открыл рот, чтобы опровергнуть это предположение, но тут Селби проказливо хихикнула и, подмигнув, поинтересовалась: – Или они оба твои, а?
Разговаривавший с братом Дар, заметив его взгляд, улыбнулся и помахал ему рукой, и вид у андерсовой собеседницы стал настолько довольным, что он сразу понял: переубедить её не удастся. Даже если он язык до мозолей сотрет, уверяя её, что с Хоуками у него ничего нет.
– Они просто мои друзья, – обреченно проговорил он, и мистресс Селби, в полном соответствии с его предположениями, только насмешливо фыркнула:
– Да неужели? То-то они над тобой так нависали - то ли сожрать вознамерились, то ли крылышками прикрыть, как наседки цыпленка. Может, тебе глазки-то свои ясные пошире раскрыть, милый?
Мистресс Селби никогда не казалась Андерсу излишне мнительной особой, и он волей-неволей начал приглядываться к близнецам внимательнее. Однако чего-то большего, чем дружеская симпатия, проявляемая со свойственной старшим Хоукам щедростью, он так и не заметил. Они, конечно, проводили с ним намного больше времени, чем с остальными – но большая его часть приходилась на работу в клинике и, в общем-то, не имела никакого отношения к нему лично. Да и у всего прочего имелись вполне обыденные объяснения: некоторые вещи Дар с Рианом могли обсудить лишь с собратом-магом, а воспитательных замечаний ему доставалось гораздо меньше, чем другим, просто потому, что он крайне редко расходился с ними во мнениях, да и в иных случаях, как правило, и сам сознавал, что ему стоило выражаться помягче.
Он не должен был чувствовать разочарования. Андерс на два голоса твердил себе, что он не вправе, что он и так стократ удачливей многих других – но ни угрызения собственной совести, ни тихое, неотступное «зажрался» Справедливости не спасали его от смутных, стыдных сожалений, то и дело всплывавших из глубин сознания.
Слишком ему хотелось, чтобы мистресс Селби была права.
После того случая Дар с Рианом решили, что ему нужно почаще «дышать свежим воздухом». Свежий воздух, следует отметить, нередко пах кровью и дерьмом из чьих-нибудь только что располосованных кишок, а так же прочими далеко не благовонными веществами, но возражать против своего участия в этих походах Андерс и не думал. Заниматься делами неправедными, вроде притеснения неимущих или наказания невиновных, братья, кажется, не умели в принципе, так что на этот счет совесть его была чиста. Вдобавок польза от вылазок вполне уравновешивала вынужденные перерывы в работе клиники: на заработанные деньги можно было купить бинтов, зелий или какой-нибудь еды для вечно голодных ребятишек Клоаки, к тому же вскоре целитель обнаружил, что мана у него стала восстанавливаться гораздо быстрее. Раньше он выжимал себя до капли дня за три и потом вынужден был до конца недели обходиться одними зельями, а теперь после тех же трех дней в клинике и ещё пары проведенных в бою силы возвращались к нему всего за сутки или двое. Должно быть, в гипотезе мэтра Дрофа о смене типов используемых заклинаний – которую объявили еретической и запретили ещё лет пятьдесят назад – все-таки что-то было.
О том, что он готов был отправиться хоть на Глубинные Тропы, лишь бы вместе с Хоуком, Андерс старался не задумываться.
– У вас опять есть план, – с усмешкой заключил целитель, однажды утром обнаружив на пороге своей клиники обоих близнецов. На самом деле такое случалось отнюдь не редко, и потом один из братьев оставался и помогал ему с пациентами, а второй, выяснив, не нужно ли прихватить чего-нибудь у травницы Элеганты или других торговцев, отправлялся по делам. А сейчас неуверенные улыбки Хоуков говорили сами за себя: они не колебались ни секунды, когда нужно было помочь кому-то другому, и действовали хоть и аккуратно, но предельно решительно, однако когда дело касалось их самих, все было совсем по-другому. Порой Андерс начинал подозревать, что Дар с Рианом отлично знают о том, сколь сокрушительное действие оказывают на него их полные надежды взгляды, но буквально через несколько мгновений убеждался в обратном. Просто именно так выглядела в их исполнении деликатная просьба о помощи. Неделикатные были совсем другими, вплоть до приставления к горлу просимого зарукавного ножа, но к друзьям, к числу которых повезло принадлежать и Андерсу, подобные методы не применялись.
– Конечно, у нас есть план! – несколько приободрившись при виде его улыбки, подтвердил левый из близнецов. Правый кивнул и, задумчиво почесав бороду, пояснил:
– Солвитус подкинул нам кое-какую работенку, но без тебя нам, наверно, не справиться.
Андерс медленно выдохнул и усилием воли разжал кулаки. Как будто он раньше не знал, что рисковать собственной шкурой для обоих Хоуков – да, по правде говоря, для всех троих, в этом Карвер не очень-то отличался от старших братьев – так же естественно, как дышать. И все равно от мысли о том, что Дар с Рианом опять сунулись в сами Казематы, самое страшное для мага место Киркволла, внутренности скрутило запоздалым, бесполезным уже ужасом и едва поддававшейся контролю яростью.
– Я ведь не раз говорил вам, что соваться прямо под нос Мередит слишком опасно, – ровным до безразличия голосом проговорил он.
– Мы аккуратно! – заверил его Дар. Под его теплым взглядом желание наорать на близнецов рассеялось без следа, и Андерс только устало вздохнул. Вид у обоих Хоуков был слегка пристыженный, однако это вовсе не означало, что они наконец внемлют его предостережениям.
– Впору решить, что кто-то из вас на Солвитуса глаз положил, вот и таскаетесь к нему невзирая на опасность, – хмыкнул он, складывая свои записи в ящик стола. Ничего особенно еретического он написать ещё не успел, так что пока можно было не возиться с обустройством по-настоящему надежных тайников.
Близнецы озадаченно посмотрели на него и, старательно обдумав его замечание, в один голос заявили:
– Нет. Он совсем не в нашем вкусе.
– Слишком плешивый, – пояснил левый из них. – И глаза у него слишком светлые. И бровей почти нет.
– И нос у него слишком короткий, – добавил второй, почему-то покосившись на Андерса.
Тот лишь недоуменно моргнул – насколько он помнил Солвитуса, нос у него был вполне нормальный. Обычный человеческий нос, ничем не хуже прочих. А вот как раз его собственный, типичный андерфелльский шнобель, мог бы быть и поменьше.
– И ни слова о том, что он мужчина, – покачав головой, насмешливо фыркнул Андерс.
– А это-то почему должно нам мешать? – неподдельно изумились братья.
– Так что такое ему от вас понадобилось, что вы без целителя боитесь не управиться? – запретив себе делать из сказанного какие бы то ни было выводы, торопливо сменил тему одержимый. – Убить какую-нибудь сильномогучую тварь, на которую здравомыслящие люди пошли бы не меньше чем орлейским легионом?
– Нет, хуже, – поморщился правый Хоук и, шагнув к нему, вытащил из-за пазухи помятый лист бумаги. Вернее, как выяснилось секундой спустя, несколько.
– Мы не то чтобы совсем уж дикие, – задумчиво проговорил второй, с каким-то странным выражением глядя на листки. – В деревне росли все-таки. Зверобой, шалфей, эльфийский корень узнаем, ещё всякое такое…
– Но у половины его списка и названий-то не знаем, не говоря уже о том, как оно все выглядит, – закончил первый, смущенно теребя бороду. Андерс взял протянутые ему бумаги и, бегло просмотрев первый листок, неопределенно хмыкнул. – А «Где-то на южном склоне Расколотой Горы и у её подножия» – это очень расплывчатые указания.
– А он нам за всю эту траву обещал денег отвалить. И зелий, – добавил другой.
– У Солвитуса боевых зелий кот наплакал, – предупредил целитель, перевернув страницу и принимаясь за второй лист. – Вам с них проку…
– Да ладно, лишними не будут! – Братья разом оживились, как будто почуяли, что он уже готов согласиться. – Не нам, так в клинику. А если попытается втюхать нам какую-нибудь «Сотую вытяжку на драконьем корне», так мы её Миирану впарим. Судя по тому, какой он смурной из «Цветущей розы» выходит, ему уже надо.
Андерс невольно фыркнул и, не удержавшись, поинтересовался:
– А если яд какой-нибудь?
– Яд тоже ему, – отмахнулся правый Хоук. – Ну или Атенриль. В общем, на яд покупатель всяко найдется. А если сам не найдется, Варрик придумает, кому его загнать.
– Все предусмотрели, да? – не скрывая усмешки, поддразнил их Андерс. Близнецы гордо кивнули и, одинаковым жестом склонив голову к плечу, вопросительно посмотрели на него, и одержимый сдался: – На Расколотую Гору так на Расколотую Гору. Хотя стрелоцвет в любом случае придется поискать, очень капризное растение…
По дороге выяснилось, что искать им предстояло не только стрелоцвет и прочие травы из солвитусова списка, но и остановившийся где-то в тех краях клан долийцев. Сказать, что Андерс удивился, означало бы сильно преуменьшить: насколько он помнил Веланну и её до крайности многозначительные оговорки, дождаться от них можно было разве что стрелы в брюхо, причем независимо от расы незваного гостя – «шемленов» свободные эльфы ненавидели, а своих городских сородичей презирали. И продемонстрированный одним из Хоуков простенький амулет, больше всего напоминавший высохшую персиковую косточку с врезанным в неё кусочком агата, вовсе не казался ему надежной гарантией безопасности.
Вообще-то раньше Андерс представлял себе сбор лекарственных трав немного иначе. Занятие это, предположительно, было мирным и спокойным, и самой сложной его частью должна была стать попытка объяснить Дару с Рианом, чем же отличается безобидный и бесполезный курчавый солнцецвет от солнцецвета пушистого, жгучие листья которого являлись главным компонентом зелья от гнилой лихорадки.
Расставаться со своими иллюзиями целителю пришлось уже в бою: когда из первого же куста на него выскочил моровой паук размером с теленка, он, не ожидавший никакого подвоха, попросту растерялся и не придумал ничего лучше, чем швырнуть в тварь наспех собранную ледяную хватку. Мгновением спустя каменный кулак отбросил паука прочь, прямо под клинок рианова посоха. Андерс выдохнул, благодарно кивнул близнецам и, тряхнув головой, наклонился за выпавшим из рук стеблем эмбриума.
От намерения разделить отряд, поручив Дару с Рианом сбор тех растений, которые были им известны, пришлось отказаться, поскольку моровые пауки, обычно прятавшиеся в самых глубоких щелях и самых тесных пещерах, лезли чуть не из каждого куста. Почти половину своей целебной добычи Андерс затоптал самолично, уворачиваясь от летающих вокруг хитиновых лап: попытки братьев уничтожать неприятеля аккуратно, чтобы дать ему возможность заниматься своим делом, далеко не всегда приводили к нужному результату. К немалому его изумлению, с пауками нередко соседствовали оголодавшие до полного озверения разбойники, сообразительностью не превосходившие обезумевших от скверны восьмилапых тварей – ни тем, ни другим не хватало ума понять, что сладить с парой боевых магов и крепким парнем с двуручником (да и Андерс вообще-то отнюдь не был – и, что важнее, не выглядел – беспомощной дамочкой, не говоря уже о Варрике) им не под силу.
– Совсем они одичали в этом своем Киркволле, – заключил один из близнецов после очередной стычки, резкими от раздражения движениями стирая кровь с лезвия посоха.
– Все как один смерти ищут, – подтвердил второй, пытавшийся свести вместе края зиявшей на рукаве мантии дыры. Рану Андерс уже исцелил, но вот на ткань его магия не действовала.
– Ты преувеличиваешь, – усомнился присевший на нагретый солнцем валун целитель. – Прямо-таки все?
Вздохнув, Хоук бросил бесполезное занятие и, глянув на встревоженно изучавшего кромку своего клинка Карвера, пожал плечами:
– Может, и не все, но… – Он вздохнул снова и, усевшись рядом с Андерсом, принялся обстоятельно объяснять: – В Лотеринге все было по-другому. Деревушка была небольшая, но не так чтобы совсем уж глушь – все-таки Имперский Тракт рядом. Торговцы всякие со своей охраной, бандиты забредали… В общем, приходилось иногда объяснять, кто в доме хозяин, – с усмешкой проговорил Хоук и, помолчав, продолжил: – И вот честное слово, я и не упомню даже, чтобы там бои до смерти велись. Бывало, пришибут кого в суматохе, но так, чтобы до последней капли крови драться – такого никогда не было. Выяснили, кто сильнее, и все, расползлись по своим норам раны зализывать. Победитель пользуется плодами своей победы, побежденный скрипит зубами и мечтает о реванше. И ничего больше.
– А местным, киркволльским, как будто и правда жизнь надоела, – договорил за него второй. – Можно подумать, у них принципы есть. И ведь поговоришь – разумные вроде люди, выгоду свою знают, а как до драки дойдет, так даже самый циничный самовлюбленный ублюдок разом в берсерка обращается. Победа или смерть, хха. – Он пнул подвернувшийся под ноги труп и добавил: – И эти не лучше. Я не знаю даже, в воде у них тут что-то такое, что ли…
– Если бы в воде – а также в пище или воздухе – и впрямь присутствовало какое-то вещество, оно оказывало бы постоянное действие, – задумчиво проговорил Андерс и, почувствовав заинтересованные взгляды близнецов, тоже пожал плечами: – Делать какие-либо выводы ещё рано. Как-то мне мало верится в такое повальное стремление к смерти.
– А ты припомни, сколько человек после встречи с нами живых оставалось, – снова поднявшись на ноги, посоветовал сидевший рядом с ним Хоук. – Сам ведь не раз видел – пока всех не перережешь, не успокаиваются.
Увы, возможности как следует обдумать этот вопрос и подвести итоги собственного опыта у Андерса так и не появилось. Пауков у подножия Расколотой Горы развелось совершенно неприличное количество, а на смену съеденным, должно быть, разбойникам пришли одинокие пугливые гарлоки, при виде живой добычи разом терявшие всю свою робость и с истошным воем кидавшиеся в бой. Особой опасности для отряда они не представляли, но отвлекаться на сторонние размышления все равно не стоило.
О своем намерении отыскать ещё и поселившийся неподалеку от Киркволла клан эльфов даже увлекшиеся истреблением супостатов близнецы вспомнили, кажется, лишь тогда, когда из очередных зарослей высунулся сначала листовидный наконечник стрелы, затем тугой лук из серебристой древесины сильвана, а после этого и сама лучница, сердито сверкавшая зелеными глазами в темной паутинке валласлина. Андерс, ожидавший увидеть очередного паука, опустил руку с почти готовой руной паралича, но гасить заклятие все-таки не стал. Кто их знает, этих долийцев.
Впрочем, стрела так и осталась на тетиве. Воспользовавшись секундным замешательством принявшихся спорить друг с другом дозорных, Хоук вытащил из-за пазухи давешний амулет и успел ткнуть им в лицо охотнице. Та поморщилась и открыла было рот для протеста, но под укоряющим взглядом своего куда более рассудительного напарника сдалась и, раздраженно мотнув головой, указала им на уходившую в густые заросли узкую тропку.
– Хранительница ожидает тебя… вас, – соизволил пояснить эльф, переводя сдержанно-недоуменный взгляд с Дара на Риана и обратно. Близнецы сухо кивнули и, жестом велев остальным держаться поближе, направились к лагерю.
– Если… если причинишь кому-нибудь вред, шем, я тебя убью! – словно спохватившись, крикнула вслед долийка. Карвер, даже не потрудившись обернуться только пренебрежительно дернул плечом в ответ, а Хоуки-старшие как будто и вовсе не услышали.
Однако беззаботная лихость из их повадки пропала, как не было. Андерс тоже держался настороже, уже не испытывая особого желания перебрасываться с ними шутливыми репликами, как пять минут назад – до того ли, когда в любой момент можешь стрелу между ребер получить. Одержимый ещё крепче уверился в том, что все долийки сумасшедшие, и ничего хорошего от оставшейся позади охотницы не ждал.
Занимавшиеся своими делами эльфы при виде состоявшего по большей части из людей отряда замирали и провожали их изумленными и слегка испуганными взглядами, от которых Андерсу почему-то хотелось вцепиться в посох обеими руками и забиться куда-нибудь, где его спина будет прикрыта не только едва достававшим макушкой ему до лопаток гномом. Поводов тревожиться у него не было, ему было уже почти стыдно за то, что он заподозрил ни в чем не повинных эльфов невесть в чем – но даже отстаивавший презумпцию невиновности Справедливость как будто несколько умерял свой пыл при виде того, какими скупыми и экономными стали вдруг движения старших Хоуков, обычно двигавшихся с порывистой грацией игривых молодых хищников.
Хранительница Маретари оказалась седой сухощавой женщиной с выцветшей от времени татуировкой и спокойной материнской улыбкой. Никаких признаков особого долийского безумия Андерс в ней не заметил и несколько расслабился, не торопясь, впрочем, верить в то, что находится в безопасности. Чему немало поспособствовало то, что после пары приветственных фраз всех, кроме Дара с Рианом, аккуратно оттеснили в сторону, позволив остановиться лишь тогда, когда разобрать слова беседующих стало уже невозможно.
Одержимый переглянулся с Варриком и на всякий случай перехватил посох поудобнее, стараясь не привлекать внимания к своему жесту. Набычившийся Карвер играл в гляделки с одним из охотников, которые стояли между ним и его братьями, и на аккуратное похлопывание по локтю – выше Варрик тянуться поленился – не отреагировал, но зато безропотно позволил Андерсу выйти вперед, не сказав ни слова насчет лезущих куда не надо магов.
Со стороны сразу стало заметно, что дружелюбные жесты Маретари – то, как время от времени она со сдержанной ласковостью, в полном соответствии с человеческими правилами приличий касалась руки Дара или плеча Риана – на деле были опасливо-аккуратны, будто Хранительница пыталась успокоить встревоженного дикого зверя, готового кинуться ей на горло. Лица близнецов, отвечавших вежливо, но немногословно, были бесстрастны, ни во взглядах, ни в жестах не было гнева или страха. Однако Андерсу вдруг подумалось, что свойственная им мягкость обращения была чем-то сродни той осторожности, что присуща обычно крупным и очень сильным людям, которые в глубине души побаиваются ненароком кому-нибудь навредить.
Сейчас же во всем облике старших Хоуков на редкость отчетливо читалось полное отсутствие желания беречь окружающих.
Беседа, однако, окончилась мирно – насколько Андерс вообще мог судить об этом с расстояния в половину полета стрелы. Во всяком случае, Маретари, церемонным жестом коснувшись лба и сердца кончиками пальцев, улыбнулась снова, а Дар с Рианом коротко, но вежливо поклонились. Андерс заподозрил, что подобный поклон в обществе благородных сочли бы пренебрежительным на грани допустимого, однако Хранительница либо не сумела оценить эту тонкость, либо предпочла её не заметить. Или, возможно, у него самого было слишком буйное воображение, поскольку в манерах аристократов он разбирался не то чтобы очень хорошо.
Вот только спокойнее ему не стало. От возвращавшихся к спутникам близнецов все ещё шибало сдерживаемой до поры мощью, и Андерс невольно облизнул внезапно пересохшие губы, пытаясь утихомирить вдруг подавшие голос инстинкты, которые требовали то ли немедленно бросить вызов потенциальному сопернику, то ли припасть на брюхо, демонстрируя покорность сильнейшему. Это было бы глупо, согласился одержимый, почти так же глупо и ненужно, как оспаривать главенство Стража-Командора, и вообще разумному существу не к лицу подобные звериные порывы – но даже вопреки нешуточному раздражению Справедливости что-то внутри продолжало сладко подрагивать.
Вернуть себе способность рассуждать здраво оказалось куда сложнее, чем Андерс надеялся. И дело было, пожалуй, даже не в задавленном наконец неуместном возбуждении, а в том, что разум вторил инстинкту тревожным набатом: раз братья сочли необходимым продемонстрировать свою… небезобидность, у этого должна была быть причина.
– Все в порядке. – Как будто почуяв его тревогу, Хоуки заулыбались – знакомой, лукаво-теплой улыбкой – ещё за три шага до них, но вздыхать с облегчением Андерс не спешил. – Нас действительно ждали. Хранительница предложила нам гостеприимство клана.
Карвер буркнул что-то про гостеприимство с копьями, но главная причина его недовольства, необычно крепкий для эльфа рыжий долиец с недоброй ухмылкой, уже куда-то делась, и распространяться на этот счет мечник не стал. Варрик согласно хмыкнул, но, повинуясь едва заметному жесту одного из старших братьев, закинул Бьянку за спину – взамен, правда, передвинув под руку сумку с дымовыми и зажигательными бомбами.
– Думаешь, можно положиться на её слово? – мельком глянув на пожилую эльфийку, продолжавшую улыбаться ласково и чуть снисходительно, все-таки спросил Андерс. – Не сочти меня параноиком, но мой опыт общения с долийскими женщинами… не вдохновляет, мягко говоря.
– Они ненадежны, как весенний лед, – понизив голос, ровно проговорил Дар. – Но Маретари стара и уже куда меньше подвержена влиянию своей природы.
– Тем более что мы не совершили ничего такого, чем заслужили бы смерть – особенно учитывая то, что за оную пришлось бы заплатить жизнями почти всего её клана, – пожав плечами, добавил Риан. – Она в ответе за них и не станет рисковать без повода.
– Ну а мы постараемся не оскорбить каких-нибудь их мудреных обычаев, – со вздохом заключил Варрик. – Так, на всякий случай.
Наверно, это должно было его успокоить, мысленно хмыкнул Андерс. Справедливость его скептицизма явно не понял, и ещё несколько минут ему пришлось потратить на то, чтобы выпутаться из собственных мыслей, отделяя свое недоверие к долийцам от наивных надежд духа, подкрепленных андерсовой же верой в старших Хоуков, неизменно защищавших тех, кого они признали своими.
Однако причин для тревоги более весомых, чем вполне объяснимая и понятная настороженность товарищей, у Андерса так и не появилось. Напротив, после того, как близнецы побеседовали с Хранительницей, неприязнь долийцев к чужакам заметно пошла на убыль, и вскоре ничто не напоминало о напряженности первых минут. Охотники, мастера и хлопотавшие у котлов и аравелей женщины вернулись к своим делам, и вскоре, кажется, и вовсе перестали замечать присутствие шемленов. Любопытные остроухие детишки продержались дольше, но и они, убедившись, что «страшные шемы» не собираются оправдывать свою жуткую славу, потеряли к ним интерес.
История с амулетом, как выяснилось, была ещё далека от завершения. Необходимость самолично возлагать эту побрякушку на находившийся почти у самой вершины Расколотой Горы старый алтарь Андерсу тоже казалась сомнительной, но в одном он вынужден был согласиться с близнецами: здесь правила устанавливали не они. И если Маретари утверждала, что для исполнения договора нужный ритуал должны были провести именно хранители амулета, приходилось верить ей на слово.
Однако отправляться в путь было уже поздно. Над лагерем сгущались сумерки, и лезть по крутым и извилистым горным тропам в темноте было бы опасно и попросту глупо. Ночевка у долийцев Андерса не прельщала, но вероятность сверзиться с обрыва, не заметив подвернувшегося под ноги камня, нравилась ему ещё меньше.
Нужно было как-то скоротать время до утра. Целитель, присев у ничейного костра, разобрал свою дневную добычу, слегка удивившись её количеству – он-то думал, что времени между стычками ему едва хватало на то, чтобы выдрать пару попавшихся на глаза стебельков. Остальные разбрелись по всему лагерю: несколько освоившийся Карвер, кажется, пытался подкатывать к какой-то охотнице, а Варрика Андерс заметил вначале у прилавка местного кузнеца, а затем рядом с тощим эльфом, который защитным жестом прижимал к груди небольшую арфу. Хоуки-старшие слонялись по стоянке как будто безо всякой цели, но в их взглядах не было ни тени этой обманчивой расслабленности.
Вопреки опасениям одержимого, долийцы-мужчины оказались созданиями вполне здравомыслящими. Они, конечно, все равно не горели желанием общаться с каким-то настырным шемом, однако той свирепой надменности, которой запомнилась ему Веланна, тоже не демонстрировали. А мастер Вараторн, после того как Андерс сумел убедить его в том, что не покушается на секреты его искусства, и вовсе оказался весьма приятным собеседником.
И все равно Андерс почувствовал себя гораздо уверенней, заметив, что кто-нибудь из их отряда всегда находился в пределах видимости.
Для ночлега им предоставили пару аравелей. Неожиданно взбунтовавшийся Карвер заявил, что он уже взрослый и ему до смерти надоело даже спать под присмотром старших, и решительно двинулся вслед за выбравшим дальний от костра кораблик Варриком. Андерс, полагавший, что делить крышу с гномом придется именно ему, даже слегка растерялся и вопросительно глянул на близнецов, но они только издали какой-то совсем особенный, типично старшебратский смешок и, пренебрежительно ухмыльнувшись, направились ко второму аравелю.
Внутри долийский кораблик оказался вовсе не таким тесным, каким казался снаружи, и места для троих далеко не субтильных мужчин в нем хватало с лихвой. Андерс усилием воли заставил себя не жалеть об этом и расстелил свое одеяло на вполне пристойном расстоянии от двух других, по примеру Хоуков положив посох под руку. Просто так, на всякий случай, потому что проку с него в небольшой коробочке аравеля было бы мало.
Дар с Рианом уже успели свернуться уютным, неизменно вызывавшим у него смутную зависть клубком, накрывшись обоими своими одеялами сразу, и Андерс, с чуть насмешливой церемонностью пожелав им спокойной ночи, закрыл глаза. А потом и вовсе отвернулся к противоположной стене, чтобы стало хоть чуточку легче справляться с искушением приподнять веки, украдкой любуясь ими из-под ресниц.
Заснуть оказалось куда проще, чем он думал. И его даже не мучили кошмары… по крайней мере, кошмары Стражей. Однако он все равно проснулся посреди ночи, вздрагивая от невыносимого напряжения, и несколько мгновений гадал, что же было в его сне такого, что его вышвырнуло обратно в реальность настолько резко – ему никак не удавалось успокоить сбитое дыхание, как будто он едва сумел выплыть с большой глубины. Его окутывал жар, словно тепло его тела умножилось троекратно и теперь растекалось по венам расплавленным стеклом, прозрачным и жгучим.
И лежал он явно не в своем одиноком целомудренном уголке.
Андерс осторожно приоткрыл глаза и замер. Лицо мирно спавшего Дара было совсем рядом, казалось, он мог ощутить его дыхание губами… и ещё ближе было дарово бедро между его ног, прижатое к паху жестом откровенным и неизбежно естественным. Почти прижатое. Андерс сглотнул, неимоверным усилием воли сдержав движение собственных бедер, невольно качнувшихся навстречу, к дразнящему теплу, ясно ощущавшемуся даже сквозь несколько слоев ткани, и, кое-как совладав с собой, осторожно отодвинулся. Вернее, попытался, потому что Риан, практически лежавший на спине брата и размеренно сопевший ему в затылок, крепко обнимал Андерса за талию, как будто нарочно выбрав такое место, в котором жар чужой ладони отзывался во всем его теле мелкой сладкой дрожью.
Андерс коротко, неровно вздохнул, чуть не сорвавшись на всхлип, и задержал дыхание, боясь, что движение воздуха потревожит сон Дара. Пальцы которого бережно, самыми кончиками касались его лица возле уголка глаза, там, где кожа тоньше всего, и эта едва ощутимая ласка отчего-то казалась настолько бесстыдной, что по сравнению с ней все остальное меркло, словно погасшая свеча рядом с лесным пожаром.
Несколько невыносимо долгих мгновений он думал, что все-таки не сможет сдержаться. Придвинется ближе, потрется о бедро Хоука порывисто и нетерпеливо, наверняка не совладав с уже сжимавшим горло жадным стоном, вцепится в сухие узкие губы поцелуем – и будь что будет.
Андерс выдохнул. Медленно и осторожно, помня, как тогда, в гамленовой халупе, Дар – или Риан? – отозвался на всего лишь слишком резкий вздох. Повернул голову, разрывая контакт с пальцами Дара, аккуратно вывернулся из-под риановой руки, случайно – конечно же, случайно! – чуть не влепившись пахом в дарово колено, и тихонько отполз в сторону. Дар чуть заметно нахмурился во сне, шевельнул кистью, как будто надеясь нашарить его скулу снова, и притих. Риан, поерзав, обхватил брата поперек груди и тоже замер, слегка сдвинув брови.
Андерс беззвучно взвыл и, машинально схватив откатившийся к стене посох, выскочил из аравеля.
На такой высоте ночью было куда свежее, чем в душных катакомбах Клоаки. Он вдохнул полной грудью, пытаясь успокоить дыхание, и горло немедля продрало опасным, сулящим ангину, а то и что похуже, холодом. Пронизывающий ветерок пробрался сквозь незачиненные прорехи в мантии, зябкой дрожью отозвавшись в разгоряченном теле, и Андерс раздраженно скрипнул зубами.
Нет, он не станет возвращаться, как бы его ни тянуло обратно. Как бы ни хотелось хотя бы просто лечь рядом, обнять, снова ощутить живое тепло. Он должен был немедленно взять себя в руки. В конце концов, он уже давно не мальчишка, только-только сообразивший, что член – устройство многофункциональное.
Андерс решительно кивнул самому себе и, почти до боли в суставах стиснув древко посоха, стремительно двинулся вперед.
Впрочем, порыв его иссяк уже на третьем шаге, и дальше он брел, еле-еле передвигая ноги. Сбежать от себя самого – и от Справедливости – ему все равно не удалось бы, а уходить из лагеря смысла не было.
В небольшой долине было тихо. Эльфы давным-давно разошлись по своим аравелям, и покой их стоянки нарушали только фырканье галл и негромкое потрескивание нескольких оставленных на ночь костров. Андерс, окончательно перестав понимать, какого демона его куда-то понесло глухой ночью, невесело хмыкнул и уселся у огня, стараясь подставлять слабому, но удивительно противному ветру как можно меньшую часть своего тела.
– Что бы ни потревожило твой сон, гость, – слишком погрузившийся в размышления Андерс чуть не подскочил, когда у него за спиной раздался негромкий голос, – здесь тебе нечего опасаться.
Возвышавшаяся за его левым плечом тень пересекла границу освещенного круга, и одержимый, не поднимаясь, вежливо склонил голову перед Хранительницей. Маретари грациозно опустилась на землю с другой стороны от костра и снова едва заметно улыбнулась, обозначая дружелюбие.
– Благодарю, все в порядке… эм-м… миледи, – осторожно проговорил Андерс. Улыбка эльфийки светилась теплом и лаской, вся она была – обещание защиты и безопасности, и взгляд её был взглядом матери… Преподобной матери, из тех, что носили свои одеяния десятилетиями, до костей пропитавшись ложью собственной веры, и готовы были, не задумавшись ни на миг, сломать строптивого мага во имя сохранения всеблагого порядка.
– Ты не веришь, – понимающе качнула узким подбородком Маретари. – Как и твои друзья. Я уверяла их, что мы не желаем никому зла и даже бою за собственную жизнь, скорее всего, предпочтем бегство… Однако они все равно охраняли тебя так, будто находились среди врагов. Должно быть, любой, попытавшийся войти в предоставленный вам аравель, поплатился бы за это жизнью.
– Вы преувеличиваете, почтенная, – наконец определившись с более-менее нейтральным обращением, покачал головой Андерс. Почти чиновничье «предоставленный», донельзя неуместное в напевной речи вольной эльфийки, царапнуло слух, вновь заставив его насторожиться. Даже настойчивое желание вдумчиво побеседовать с ней об отношении долийцев к магам – охотники и женщины на эту тему распространяться не желали, он уже проверил – несколько поутихло, как будто Справедливость тоже осознал несоответствие. – Я же вышел из аравеля безо всяких помех.
– Они оберегают тебя, а не стремятся посадить на привязь, – пожала плечами Маретари. – Ты волен идти, куда пожелаешь, но я не завидую тому, кто вздумает преградить тебе путь.
– Глупости, – раздраженно буркнул одержимый и торопливо поправился: – Вы неправы, почтенная. – Он поразмыслил с пару секунд и уточнил: – Впрочем, пытаться причинить какой бы то ни было вред любому из их спутников было бы… очень рискованно.
Хранительница негромко рассмеялась – так, словно какую-то глупость ляпнул он сам. Андерс нахмурился, но прочесть что-то на безмятежном, с выверенной до волоса улыбкой лице Маретари было невозможно.
– Иногда мне удается различить в круговерти случайностей поступь судьбы, – помолчав, тихо проговорила женщина. – И чаще всего мне хочется об этом забыть. Но Хранитель не вправе ступать вслепую, ибо за ним следует его народ. Я лишь хочу понять, каков ты.
– Зачем? На роль «поступи судьбы» куда больше подходят Дар с Рианом, – поежившись, настороженно отозвался Андерс. Ладонь больно уколола отслоившаяся от древка посоха щепка, и он осознал, что стиснул его слишком крепко, словно собираясь при первой же – и, скорее всего, единственной – возможности нанести удар. Как будто убийство Хранительницы в самом центре эльфийского лагеря могло как-то помочь ему защитить братьев, мирно спавших в крохотном деревянном кораблике.
– Ураган губит деревья и разносит в щепки аравели, но глазами его не увидеть. О его приближении узнаешь лишь по движению туч и стону ломающихся ветвей, – пожала плечами Маретари. Её улыбка на миг стала почти настоящей, безрадостной и напряженной. – И сейчас я до боли в глазах вглядываюсь в небо и напрягаю слух, стараясь понять, не пора ли мне бежать прочь со всех ног.
Беседа не складывалась. Говорить о том, что волновало Андерса, долийка считала бессмысленным, а от попыток убедить его в том, что братья Хоуки к нему неравнодушны, отмахивался уже он сам: изысканная поэтичность не делала аргументы Хранительницы более убедительными, чем подначки мистресс Селби. А то, что ему отчаянно хотелось и в самом деле в это поверить, было ещё одним доводом в пользу строгой оценки достоверности своих и чужих наблюдений.
Приходил Риан, сонный, полуголый, зато с посохом и вовсе не дремотным блеском в глазах. Он окинул их с Хранительницей цепким взглядом, кивнул сам себе и, перекинувшись с ними парой фраз, ушел обратно досыпать. Маретари усмехнулась так, будто само его появление полностью подтверждало её нелепые предположения, и на Андерса, вздумавшего доказывать величие обычной человеческой дружбы, посмотрела, как на неразумного ребенка. Действительно, кто бы ему поверил, особенно после того, как он только через полторы минуты смог заставить себя прекратить таращиться на задницу уходящего Хоука – когда эта самая задница скрылась из виду…
Утро Андерс встретил в на редкость поганом настроении. Строптивое смертное тело отчаянно хотело спать и трахаться, причем не абы с кем, а непременно с самым дорогим и желанным, и от неисполнимости обоих этих стремлений они становились лишь острее. Кроме того, одержимого мучила совесть: он бездарнейшим образом прое… потратил впустую целую ночь, потому что у него не вышло ни продуктивного общения с представителями иной культуры, ни даже нормального сна, необходимость которого Справедливость все-таки с грехом пополам признал. Пучок собранных накануне трав при солнечном свете выглядел донельзя жалко, прибавляя к отрезку упущенного времени ещё и вчерашний день, а впереди маячил долгий путь на вершину Расколотой Горы и какие-то сомнительные ритуалы.
Отоспавшиеся близнецы, напротив, вылезли из аравеля умиротворенные и почти довольные. Андерс завистливо вздохнул и усилием воли согнал с лица хмурое выражение, а после того, как обменялся с ними несколькими фразами, даже сумел улыбнуться. Получилось, правда, не очень хорошо, потому что Дар ободряюще похлопал его по плечу и твердо пообещал, что скоро они вернутся в клинику и займутся настоящим делом.
Сама Маретари, как выяснилось, карабкаться по крутым горным склонам вовсе не собиралась. Её Первую – ученицу, насколько понял Андерс – они нашли за первым же поворотом указанной им тропы, и он только обреченно вздохнул, осознав, что его предположение о повальном сумасшествии долиек, похоже, обрело ещё одно подтверждение.
Вообще говоря, Мерриль была довольно мила. В по-эльфийски огромных зеленых глазах не было ни намека на лукавство, её безграничная непосредственность казалась забавной и донельзя очаровательной, а достававшиеся старшим Хоукам восхищенные улыбки не вызывали у Андерса ровным счетом никакой ревности – настолько отчетливо читался в них не женский, не девический даже, а совершенно детский восторг. Карвер зато ревновал вовсю: огрызался на добродушно посмеивавшихся братьев, демонстративно напружинивал мускулы, без нужды перекидывая двуручник с одного плеча на другое, и раз за разом игнорировал бесплодность собственных попыток завязать с эльфийкой хоть сколько-нибудь продолжительный разговор.
Непосредственность Мерриль мгновенно перестала казаться Андерсу милой, когда жаждавшая похвастаться своими умениями девушка, поспешив без нужды, промахнулась и вместо вылезшего из какой-то расщелины драконлинга чуть не поджарила молнией Дара. Спасли его только недавно зачарованные руны на мантии: большая часть разряда рассыпалась безвредными искрами, а остального хватило лишь на то, чтобы заставить его раздраженно зашипеть. Его чешуйчатый противник, опешив, замер и вместо того, чтобы броситься в атаку, свирепо зашипел в ответ, и опомнившийся от секундного цепенящего ужаса Андерс одним ударом проморозил ящера до костей. Вонзившийся точно в центр туловища болт расколол драконлинга на десяток рубиново поблескивавших на сломе клиньев, и Варрик, лихо отсалютовав Хоуку зажигательной бомбой, швырнул её в тройку нацелившихся на Карвера тварей.
– Я просто никогда раньше не сражалась… ну, вместе с кем-то… – пугливо прикрывшись посохом, виновато пролепетала Мерриль, осторожно отодвинувшись подальше от Андерса. Придирчиво оглядев пострадавшего от собственной союзницы брата, Карвер пренебрежительно фыркнул, покосился на одержимого и напоказ прикрыл девушку плечом.
– Неудивительно, – отрезал целитель, так и не найдя в себе сил проявить снисходительность. Ожог, вообще говоря, был несерьезным, даже без волдыря; он осторожно ощупал покрасневшее пятно, но Хоук только резко вздохнул и в ответ на его встревоженный взгляд гордо бросил «Терпимо». Андерса это нисколько не утешило: с болтом, торчавшим у самого плечевого сустава, Дар говорил то же самое.
Мерриль, наверняка до последнего слова разобравшая то, что он ворчал себе под нос, покраснела и нервно трепыхнула кончиками заалевших ушей. В другое время Андерс заинтересовался бы не на шутку – считалось, что шевелить ушами эльфы все-таки не умеют – но сейчас его куда больше занимал Хоук, который пытался убедить его не тратить ману без нужды и угомонился только после того, как получил не то чтобы шутливую оплеуху.
После этого пришлось убеждать жаждавшую хоть как-то помочь Мерриль не лезть в драку. Отвесить подзатыльник ещё и ей Андерс не рискнул, побоялся попросту не рассчитать сил. Да и вообще бить женщину, которая не угрожала ему смертью, было как-то некрасиво.
Впрочем, в дальнейшем переданная на попечение Варрика долийка вела себя прилично. Андерс краем уха прислушался к негромкому, размеренному говорку гнома: кажется, тот убеждал Мерриль в том, что, согласно человеческим традициям, лезущая в бой женщина тем самым упрекает мужчин в неспособности её защитить, нанося им несмываемое оскорбление. Убедительно врать Варрик умел, и девушка немедленно принялась извиняться перед всеми разом, уверяя, что не хотела никого обидеть. В искренности её раскаяния Андерс сомневался, но когда с нагретого солнцем уступа, нависавшего над тропой, опять посыпались драконлинги, Мерриль тихонько отошла в сторону и только взволнованно ахала, если челюсти ящеров щелкали слишком близко от чьего-нибудь тела.
Встретившийся им примерно на полпути охотник из клана Маретари приблудным шемленам явно не обрадовался. Андерс полагал, что присутствие Первой послужит достаточным доказательством их благонадежности, но вышло почему-то наоборот. Язвительные замечания эльфа ему самому особенно обидными не показались, но Мерриль снова заалела ушами и, чуть не плача, принялась твердить, что тот неправ. Карвер шагнул было между ними, но Риан перехватил его за плечо и, одними губами шепнув «Не лезь», заставил остаться на месте. Охотник, однако, ничего не упустил, и к дюжине непонятных упреков прибавился более внятный: «Нечего за каких-то шемов прятаться». Старшие Хоуки обменялись долгими задумчивыми взорами, лучше многого другого свидетельствовавшими об их замешательстве, поскольку обычно им хватало одного намека на взгляд, но Мерриль вдруг гордо выпрямилась и, шагнув к соплеменнику, дрожащим голосом объявила, что негоже пренебрегать поручением Хранительницы ради вразумления не желающих думать. Охотник скептически фыркнул, но задержать двинувшуюся дальше по тропе Первую не попытался.
Пещеры Андерс никогда не любил. Особенно вот такие, обманчиво тихие, пахнущие глубинным папоротником, пылью и грибами. Вдобавок возле темного округлого лаза на редкость отчетливо ощущался трепет истонченной Завесы, отзывавшийся во всем теле неприятной вибрацией. Даже Карвер, не отличавшийся особой чуткостью, обеспокоенно хмурился и смотрел на обрамленный густым плющом проем с откровенным сомнением.
Однако Мерриль заявила, что это единственный путь на вершину, и лезть в пещеру все-таки пришлось.
Оба старших Хоука, как будто почуяв андерсову тревогу, держались рядом с ним. Ему даже показалось, что шагавший слева Риан ласково погладил его по руке, но легкое, едва ощутимое прикосновение вполне могло попросту ему примерещиться. Тем более что в следующее мгновение из покрывавшего пол пещеры лиственного перегноя с тихим хрустом полезли ожившие мертвецы, и всем им стало не до ободряющих жестов.
Под землей они провели не больше получаса, причем немалую часть этого времени занимались упокоением беспокойных трупов, каковое требовало полной сосредоточенности и, соответственно, не оставляло возможности тревожиться попусту. И все равно Андерс едва не умер от облегчения, когда они наконец выбрались наружу. После пещерного полумрака солнечный свет казался ослепительно ярким, и он заметил сиявший голубым светом барьер, только когда Дар подошел к нему и с детской непосредственностью ткнул в поблескивавшую пленку пальцем.
– Нам, похоже, именно туда, – без малейшего сомнения заключил он, обернувшись к Мерриль. – Будем взламывать или у тебя есть ключ?
– Я могу открыть! – тут же заулыбалась девушка. Должно быть, она, несмотря на уговоры Варрика, все же испытывала неловкость из-за своего бездействия. – Одну минутку!
Андерс с интересом уставился на неё. Уши ушами, но вот это было действительно любопытно. О чудесах древней эльфийской магии не болтал только ленивый, и возможность узнать о ней хоть что-то достоверное была подарком Создателя.
- Я сейчас все сделаю! – снова чирикнула Мерриль, жестом попросив Дара отодвинуться подальше. А затем размашисто полоснула зарукавным ножом по ладони.
@темы: творчество, тексты, Я, аффтар!, cat-person^_^, Следы в пыли, Dragon Age
-
-
07.12.2012 в 16:53-
-
07.12.2012 в 21:10-
-
08.12.2012 в 17:09Ах ты ж, Андерс! Каков засранец, а! Заставляет нервничать
-
-
08.12.2012 в 17:18-
-
08.12.2012 в 17:22-
-
08.12.2012 в 17:23-
-
09.12.2012 в 20:50-
-
09.12.2012 в 20:57-
-
09.12.2012 в 21:13gerty_me, Да-да))
-
-
10.12.2012 в 01:01-
-
10.12.2012 в 09:03-
-
10.12.2012 в 23:19И радует только то, что в реальности будет во много раз лучше))) Тискать-тискать чудесного КошА!
-
-
10.12.2012 в 23:36-
-
10.12.2012 в 23:51-
-
10.12.2012 в 23:53А в мозгу картинко, сцуко, была лучше!(традиционный аффтарский вопль)-
-
10.12.2012 в 23:54-
-
10.12.2012 в 23:55-
-
13.12.2012 в 22:25-
-
13.12.2012 в 22:28-
-
13.12.2012 в 23:42Обнять всех сразу! Особенно КошА))
-
-
14.12.2012 в 09:04-
-
17.12.2012 в 22:23А близнецы очаровательны) Так и хочется обнять и погладить) Хорошие-хорошие, хоть и безрассудные.
И вот да, странным образом даже нравится сочетание Андерса и Справедливости, оно естественное здесь. И Справедливость нормальный) Ми-ми-ми. Спасибо за кусочек, КошЪ. *крепко обнять и чесать-чесать* мрррр!
-
-
17.12.2012 в 22:49-
-
17.12.2012 в 23:55ferngi, Справедливость вредный! Но не очень демонюка.
А близнецы очаровашки, конечно))
-
-
18.12.2012 в 14:08-
-
19.12.2012 в 21:44Приключения! И Хоуки! Ми-ми-миииии!
-
-
19.12.2012 в 21:49-
-
19.12.2012 в 22:00-
-
19.12.2012 в 22:01-
-
19.12.2012 в 22:47