Кто-то дал этой Вселенной плохую кислоту
НЕ В ОБЗОРЫ, пожалуйста.
05.02.13Не то чтобы Андерс всерьез надеялся получить от перепуганного до икоты подростка хоть какие-то внятные объяснения. Разбираться в происходящем действительно пришлось самому, вылавливая в речи то и дело сбивавшегося на невразумительный детский лепет Фейнриэля отдельные осмысленные слова и, если везло, обрывки фраз. И все равно выходила какая-то нелепица, не имевшая ничего общего с обычными для молодых магов проблемами, на которые Андерс вдоволь насмотрелся ещё в Круге.
Демонов Фейнриэль, как и положено, боялся, но, похоже, недостаточно сильно и всяко меньше, чем того самого «его». Кто такой «он», так и осталось неизвестным, все попытки это выяснить («Создатель? Архидемон? Древний Бог? Какой-то старый магистр?») заканчивались рыданиями и жалобно-обиженным «Не зна-а-аю!..». Понять Андерсу удалось немного: «он» был могуч и страшен; Тень, по крайней мере частично, каким-то образом принадлежала «ему»; «его» на данный момент в его владениях не было, что отнюдь не означало того, что в них можно ходить без спросу. Подобные запреты, по собственному опыту Андерса, обычно оказывали на подростков как раз противоположное действие, однако «он» внушал Фейнриэлю такой ужас, что в лохматой светловолосой голове даже мысли о бунте не возникало.
А вот заплутать в Тени полуэльф, в отличие от большинства юных магов, почему-то не боялся вовсе, сама вероятность подобного вызывала у него лишь искреннее недоумение.
Успокаивать Фейнриэля пришлось долго. Настой валерьянки, на этот раз чистый, без эльфийского корня, не сильно помог делу, да и увещевания Андерса явно не внушали подростку особого доверия. Быть может, оттого, что самого целителя не на шутку нервировал маячивший неподалеку Карвер, в каждом скупом, едва заметном жесте которого ему чудилось напоминание о приготовленном к бою ноже. Его даже уверенность в том, что нож будет пущен в ход лишь в самом крайнем случае, не очень-то утешала.
Разбуженная шумом Лив время от времени осторожно выглядывала из-за потрепанной шторы, которая прикрывала вход в андерсову каморку, но к ним так и не подошла. Фейнриэль вовсе не обрадовался бы, если бы «его дама» увидела его бьющимся в истерике, и прекрасно это понимавшая девушка, похоже, решила пощадить чувства своего «рыцаря». В Круге вообще хорошо учили понимать, кое-кто умудрялся попутно выучиться и состраданию.
К рассвету Андерс вымотался так, что от любого резкого движения мир перед глазами начинал плыть и двоиться, словно в Тени. Зато измаявшийся, с распухшим носом и покрасневшими глазами Фейнриэль в конце концов поутих, постепенно перестал дрожать и даже немного поспал – спокойно, без кошмаров и воплей о мертвом «нем» – а потом, вытребовав у целителя задание на день, принялся как ни в чем не бывало носиться по клинике. Лив – то ли просто из сочувствия, то ли решив, что полуэльф вчера заслужил – выказывала ему благоволение чуть большее, чем Карверу, и к торжествовавшему Фейнриэлю в полной мере вернулась его мальчишечья самонадеянность. Андерс даже позавидовал юношескому умению при виде улыбки хорошенькой девушки забывать о любых бедах.
Зато сам Карвер, несколько расслабившись, принялся бухтеть себе под нос и всячески выражать недовольство падением своей популярности в женском обществе. Засыпавший на ходу Андерс поначалу пропускал его брюзжание мимо ушей и с тупым упорством Усмиренного пытался вручить ему швабру. Уже потом, после кружки слишком крепкого чая, заваренного ещё не умевшей экономить Лив, он вдруг сообразил, что тот суровый, сдержанный и взрослый воин, чье явление так поразило его накануне, напрочь куда-то делся.
– Что? – заметив его взгляд, огрызнулся Карвер, порой демонстрировавший какую-то почти малефикарскую ловкость в угадывании мыслей. – У меня есть обязанности, и я их исполняю. А в остальное время я имею полное право быть тем инфантильным мудаком, которым ты меня считаешь!
Андерс только вздохнул и, оставив ворчавшего мечника в покое, взялся за мытье полов сам.
Занятие это, вопреки общественному мнению, вовсе не казалось ему успокаивающим. Напротив, от монотонности движений все внутри начинало скручивать абсолютно бессмысленным, непродуктивным напряжением, а уж если у него действительно был повод для тревоги…
А ведь был. Он не знал такого дара, проявление которого сопровождалось бы кошмарами. Стихийщики в свой первый раз обычно жгли мебель или били обидчиков электричеством, энтропийщики, от души пожелав недоброго, ненароком накладывали порчи, силовики и маги духа пытались избавиться от реальной или воображаемой угрозы неумело сотворенным подобием «взрыва разума»… Бывали, конечно, и исключения: в самом Андерсе мало кто пытался разглядеть целителя как раз из-за той истории с сожженным амбаром. Если бы не въедливая старуха Винн, он, наверно, так и считался бы слабым стихийщиком. Однако кошмары почти у всех начинались только после того, как их отрывали от семьи и запихивали в мало чем отличавшиеся от тюрем Круги. А то и позже, после объяснений храмовников насчет «проклятия магии», страшилок об Истязаниях или встреч с Усмиренными.
И Андерс понятия не имел, как помочь Фейнриэлю справиться со своим талантом. Оставалось только рассказывать ему про повадки демонов, надоедать обычными ученическими упражнениями и надеяться, что как-нибудь обойдется.
Дар с Рианом вернулись к вечеру, как раз в тот момент, когда Андерс уже шагнул к двери, собираясь задуть висевшую возле входа лампу. Причем вид у них был такой, что сразу становилось ясно: никакого дракона, который по доброте душевной согласился подбросить Хоуков до долийского лагеря и которым можно было объяснить столь быстрое возвращение, не существовало. На ногах близнецы держались не иначе как на голом упрямстве, но во взглядах светилось хищное удовлетворение бойцов, которые таки выгрызли у противника заслуженную победу.
– Маретари согласилась помочь, – объявил один из них и только после этого добавил: – Всем привет.
– Она возьмет Фейнриэля в ученики и научит всему, что ему следует знать, – уточнил второй и, понизив голос, доверчиво пожаловался Андерсу: – Старая ведьма явно поняла куда больше, чем мы, даром что мы особо в подробности не вдавались.
– Никуда я не пойду без Лив! – бесцеремонно заявил Фейнриэль. Таким тоном, что сразу становилось ясно: действительно не пойдет. И не помогут ни четырех- или более кратное превосходство в численности, ни физическая сила братьев, ни андерсовы зелья. Однако под свирепыми взорами близнецов полуэльф моментально сник и, улыбнувшись неловко и почти застенчиво, немедленно принялся оправдываться: – Я ей слово дал, что буду защищать и заботиться! А как же мне её защищать, если я у эльфов буду, а она тут? Ну или где-нибудь ещё… – Хоуки зловеще молчали, и он, нервно сглотнув, безнадежно добавил: – А Маретари я сам уговорю. Обещаю.
Близнецы выразительно, напоказ переглянулись и, выдержав паузу, кивнули.
Конец шестой главы.
05.02.13Не то чтобы Андерс всерьез надеялся получить от перепуганного до икоты подростка хоть какие-то внятные объяснения. Разбираться в происходящем действительно пришлось самому, вылавливая в речи то и дело сбивавшегося на невразумительный детский лепет Фейнриэля отдельные осмысленные слова и, если везло, обрывки фраз. И все равно выходила какая-то нелепица, не имевшая ничего общего с обычными для молодых магов проблемами, на которые Андерс вдоволь насмотрелся ещё в Круге.
Демонов Фейнриэль, как и положено, боялся, но, похоже, недостаточно сильно и всяко меньше, чем того самого «его». Кто такой «он», так и осталось неизвестным, все попытки это выяснить («Создатель? Архидемон? Древний Бог? Какой-то старый магистр?») заканчивались рыданиями и жалобно-обиженным «Не зна-а-аю!..». Понять Андерсу удалось немного: «он» был могуч и страшен; Тень, по крайней мере частично, каким-то образом принадлежала «ему»; «его» на данный момент в его владениях не было, что отнюдь не означало того, что в них можно ходить без спросу. Подобные запреты, по собственному опыту Андерса, обычно оказывали на подростков как раз противоположное действие, однако «он» внушал Фейнриэлю такой ужас, что в лохматой светловолосой голове даже мысли о бунте не возникало.
А вот заплутать в Тени полуэльф, в отличие от большинства юных магов, почему-то не боялся вовсе, сама вероятность подобного вызывала у него лишь искреннее недоумение.
Успокаивать Фейнриэля пришлось долго. Настой валерьянки, на этот раз чистый, без эльфийского корня, не сильно помог делу, да и увещевания Андерса явно не внушали подростку особого доверия. Быть может, оттого, что самого целителя не на шутку нервировал маячивший неподалеку Карвер, в каждом скупом, едва заметном жесте которого ему чудилось напоминание о приготовленном к бою ноже. Его даже уверенность в том, что нож будет пущен в ход лишь в самом крайнем случае, не очень-то утешала.
Разбуженная шумом Лив время от времени осторожно выглядывала из-за потрепанной шторы, которая прикрывала вход в андерсову каморку, но к ним так и не подошла. Фейнриэль вовсе не обрадовался бы, если бы «его дама» увидела его бьющимся в истерике, и прекрасно это понимавшая девушка, похоже, решила пощадить чувства своего «рыцаря». В Круге вообще хорошо учили понимать, кое-кто умудрялся попутно выучиться и состраданию.
К рассвету Андерс вымотался так, что от любого резкого движения мир перед глазами начинал плыть и двоиться, словно в Тени. Зато измаявшийся, с распухшим носом и покрасневшими глазами Фейнриэль в конце концов поутих, постепенно перестал дрожать и даже немного поспал – спокойно, без кошмаров и воплей о мертвом «нем» – а потом, вытребовав у целителя задание на день, принялся как ни в чем не бывало носиться по клинике. Лив – то ли просто из сочувствия, то ли решив, что полуэльф вчера заслужил – выказывала ему благоволение чуть большее, чем Карверу, и к торжествовавшему Фейнриэлю в полной мере вернулась его мальчишечья самонадеянность. Андерс даже позавидовал юношескому умению при виде улыбки хорошенькой девушки забывать о любых бедах.
Зато сам Карвер, несколько расслабившись, принялся бухтеть себе под нос и всячески выражать недовольство падением своей популярности в женском обществе. Засыпавший на ходу Андерс поначалу пропускал его брюзжание мимо ушей и с тупым упорством Усмиренного пытался вручить ему швабру. Уже потом, после кружки слишком крепкого чая, заваренного ещё не умевшей экономить Лив, он вдруг сообразил, что тот суровый, сдержанный и взрослый воин, чье явление так поразило его накануне, напрочь куда-то делся.
– Что? – заметив его взгляд, огрызнулся Карвер, порой демонстрировавший какую-то почти малефикарскую ловкость в угадывании мыслей. – У меня есть обязанности, и я их исполняю. А в остальное время я имею полное право быть тем инфантильным мудаком, которым ты меня считаешь!
Андерс только вздохнул и, оставив ворчавшего мечника в покое, взялся за мытье полов сам.
Занятие это, вопреки общественному мнению, вовсе не казалось ему успокаивающим. Напротив, от монотонности движений все внутри начинало скручивать абсолютно бессмысленным, непродуктивным напряжением, а уж если у него действительно был повод для тревоги…
А ведь был. Он не знал такого дара, проявление которого сопровождалось бы кошмарами. Стихийщики в свой первый раз обычно жгли мебель или били обидчиков электричеством, энтропийщики, от души пожелав недоброго, ненароком накладывали порчи, силовики и маги духа пытались избавиться от реальной или воображаемой угрозы неумело сотворенным подобием «взрыва разума»… Бывали, конечно, и исключения: в самом Андерсе мало кто пытался разглядеть целителя как раз из-за той истории с сожженным амбаром. Если бы не въедливая старуха Винн, он, наверно, так и считался бы слабым стихийщиком. Однако кошмары почти у всех начинались только после того, как их отрывали от семьи и запихивали в мало чем отличавшиеся от тюрем Круги. А то и позже, после объяснений храмовников насчет «проклятия магии», страшилок об Истязаниях или встреч с Усмиренными.
И Андерс понятия не имел, как помочь Фейнриэлю справиться со своим талантом. Оставалось только рассказывать ему про повадки демонов, надоедать обычными ученическими упражнениями и надеяться, что как-нибудь обойдется.
Дар с Рианом вернулись к вечеру, как раз в тот момент, когда Андерс уже шагнул к двери, собираясь задуть висевшую возле входа лампу. Причем вид у них был такой, что сразу становилось ясно: никакого дракона, который по доброте душевной согласился подбросить Хоуков до долийского лагеря и которым можно было объяснить столь быстрое возвращение, не существовало. На ногах близнецы держались не иначе как на голом упрямстве, но во взглядах светилось хищное удовлетворение бойцов, которые таки выгрызли у противника заслуженную победу.
– Маретари согласилась помочь, – объявил один из них и только после этого добавил: – Всем привет.
– Она возьмет Фейнриэля в ученики и научит всему, что ему следует знать, – уточнил второй и, понизив голос, доверчиво пожаловался Андерсу: – Старая ведьма явно поняла куда больше, чем мы, даром что мы особо в подробности не вдавались.
– Никуда я не пойду без Лив! – бесцеремонно заявил Фейнриэль. Таким тоном, что сразу становилось ясно: действительно не пойдет. И не помогут ни четырех- или более кратное превосходство в численности, ни физическая сила братьев, ни андерсовы зелья. Однако под свирепыми взорами близнецов полуэльф моментально сник и, улыбнувшись неловко и почти застенчиво, немедленно принялся оправдываться: – Я ей слово дал, что буду защищать и заботиться! А как же мне её защищать, если я у эльфов буду, а она тут? Ну или где-нибудь ещё… – Хоуки зловеще молчали, и он, нервно сглотнув, безнадежно добавил: – А Маретари я сам уговорю. Обещаю.
Близнецы выразительно, напоказ переглянулись и, выдержав паузу, кивнули.
Конец шестой главы.
@темы: творчество, тексты, Я, аффтар!, cat-person^_^, Следы в пыли, Dragon Age
-
-
05.02.2013 в 23:33И очень милый честный Фейчик) Слово дал) няшка))
-
-
05.02.2013 в 23:58А Карвер вообще няша. Хитрожопая такая няша...
-
-
06.02.2013 в 00:13-
-
06.02.2013 в 00:15