Кто-то дал этой Вселенной плохую кислоту
– Андерс, приятель, я тебя просто не узнаю, – насмешливо промурлыкал Хоук, знакомым кошачьим жестом склонив голову набок. А вот такую улыбку – вызывающую и в то же время щемяще нежную – Андерс увидел на его лице впервые и лишь растерянно моргнул, когда Гаррет шагнул к нему, чуть качнув бедрами, и кончиками пальцев очертил контур его собственных губ: – С каких это пор ты предпочитаешь просто таращиться, когда у тебя есть возможность заняться чем-нибудь поинтереснее?
Часть 2…руна паралича встала намертво. Андерс, не иначе как от затопившей его обиды, сил в неё вбухал немерено, и Хоук лишь бессмысленно дернулся в тисках его магии. А потом окончательно выдал себя, уставившись на него с таким недоумением и испугом, каких на гарретовом лице отродясь не бывало. Андерс аж поморщился: он ещё помнил, насколько невозмутимо держался впервые угодивший в его руну Гаррет.
– Нет, настоящий куда интереснее, – скучающим тоном констатировал он. Пленник, тщетно пытавшийся вырваться из ловушки, озадаченно посмотрел на него, но Андерс только хмыкнул и задумчиво прокомментировал: – Странный ты какой-то демон. Ты же Гордыня, да?
«Хоук» возмущенно уставился на него и молча замотал головой, но Андерса это маленькое представление не убедило. Уж он-то знал, что Гаррет молчать не стал бы – и немедленно высказал бы ему все, что думал о его умственных способностях, да так, что он ещё две недели жалел бы о том, что способность говорить руна паралича не блокировала.
Андерс медленно обошел своего пленника по кругу, внимательно изучая созданную для него иллюзию. Та действительно была хороша, совсем как настоящая: от обнаженных бицепсов, почему-то исчерченных красноватым узором татуировки, веяло живым, притягательным жаром, тонкая кожа штанов не скрывала того, как двигались мускулы на бедрах, напрягавшихся в попытках вырваться из ловушки, крепкая задница так и просилась в ладони… Похоже, он слишком засмотрелся: в животе у него опять начала скручиваться ослабшая было горячая пружина, которая заставляла подрагивать в предвкушении все тело от макушки до пят.
– Нет, ты точно какой-то неправильный демон, – огорченно констатировал Андерс и, поспешно отведя взгляд, для надежности ещё с полминуты поизучал чей-то призрачный скелет, лежавший под ежесекундно изменявшимся кустом. Вспыхнувшая, словно боевой фаербол, обида и не думала утихать, только стала чуть глуше и тяжелее, словно под её душным пологом медленно и страшно прорастало что-то ещё. – Ну ты бы объяснил хоть, чем именно меня искушать собирался, а? Чужие задницы вроде как не по твоей части, к тому же эту я и без тебя могу получить. Или… – Он озадаченно уставился на демона, сам не веря в совершенно абсурдную мысль, пришедшую ему в голову, и в недоумении переспросил: – Ты что, не Гордыня, а Желание, что ли?
– О чем ты вообще? – испуганно осведомился «Хоук». Андерс зло скрипнул зубами и покачал головой: голос был Гаррета, похож так, что не отличить – вот только настоящий Гаррет никогда не позволил бы себе так откровенно выдать страх. Когда-то Андерс вообще думал, что тот совсем ничего не боялся.
– Хватит уже, – сурово проговорил он, для пущей убедительности похлопав посохом по ладони. Едва осязаемый призрак, как будто повинуясь его неизреченному желанию врезать стоявшей перед ним лживой скотине, вдруг снова обрел весь полагавшийся ему вес и едва не вывернулся из его рук. Андерс подхватил его в последний момент и требовательно добавил: – Я тебя раскусил, так что прекращай этот спектакль. И с эманациями тоже заканчивай, я же не полный идиот, чтобы купиться на обычное вожделение.
– Уверен? – осведомился демон – уже совсем иным, дразняще-вкрадчивым и вместе с тем уверенным тоном, от которого голос Гаррета вдруг обрел почти подавляющую глубину и звучность. Самоуверенная, почти дерзкая усмешка, исполненная осознания собственной силы, смотрелась на знакомом до последней черточки лице так соразмерно и правильно, что у Андерса перехватило дыхание, а сбившееся на миг сердце заколотилось втрое чаще. Он сглотнул и много резче, чем намеревался, рявкнул:
– Абсолютно! – «Хоук» привычным, даже слишком узнаваемым жестом выгнул бровь, и Андерс, снова скрипнув зубами, гневно повторил: – Прекращай. Обмануть не сумел, так что давай, выбирай другую тактику. Можно подумать, первый раз мага соблазняешь. – На лице настоящего Гаррета он никогда не увидит подобной улыбки. От мысли об этом Андерсу стало настолько гадко, что с отголосками наведенного желания он справился за долю секунды. Он покачал головой, на мгновение прикрыл глаза, пытаясь совладать со становившейся все ярче злостью, и недоуменно вопросил: – И чего ради ты напялил абсолютно неподходящий облик? Не пойму, на что ты вообще рассчитывал. И, в конце концов, где же восславленные в тысячах исследовательских трудов фиолетовые сиськи?
– Какой наивный смертный! – бархатно рассмеялся демон. В мгновение ока его усмешка изменилась вновь, и от этой презрительной, откровенно нечеловеческой гримасы Андерсу стало не по себе. – Неужели тебе и впрямь больше нечего пожелать?
– Разумеется! – искренне возмутился он. – Я и так уже получил от него все, что хотел!
– В самом деле? – насмешливо протянул демон.
– В самом деле! – убежденно ответил Андерс, совершенно не понимая его упрямства. Демону Желания полагалось быть искушенным в обмане и изменчивым, но этот, допустив явную ошибку, отчего-то цеплялся за неё с упорством, достойным человека, чей облик он украл.
– А ты подумай ещё раз, – вкрадчиво посоветовал демон. Андерс словно против воли скользнул взглядом к знакомым губам, опять выгнувшимся в нежной и зазывной улыбке – и вновь, как наяву, увидел усмешку настоящего Хоука, украдкой гладившего его по бедру под библиотечным столом.
…как выяснилось, все эти мелкие хитрости Гаррет знал не хуже него – и первые несколько дней после того, что Андерсу хотелось считать примирением, методично воздавал ему по заслугам. Андерс стократ раскаялся в своем упорстве, близком к откровенной жестокости, все осознал и не раз поклялся, что больше никогда и ни за что не станет ни над кем так издеваться, однако Хоук все равно остановился лишь после того, как счел себя отмщенным. Андерс к тому моменту уже не на шутку опасался, что однажды не утерпит и накинется на него с поцелуями прямо на глазах у храмовников и учителей, заработав себе очередную воспитательную проповедь и множество иных неприятностей. Сдержаться ему удавалось разве что чудом.
А потом он внезапно понял, что в этом вовсе не было нужды. Что можно было украдкой тискать Гаррета под столом или мимоходом целовать в ухо, воспользовавшись тем, что дежурный храмовник отвернулся, а все остальные слишком заняты собственными делами. Можно было пихаться, толкать его коленкой, наваливаться всем телом, чтобы через плечо заглянуть в его книгу, совать прямо в губы украденную с рыцарь-командорского стола клубнику, вздрагивая, когда подушечки пальцев вдруг оглаживал теплый влажный язык… Можно было сладко замирать под горячей ладонью, ложившейся на бедро, фыркать и отмахиваться, чувствуя жар чужого дыхания на шее – или, в кои-то веки действительно отправившись вглубь библиотечных лабиринтов по делу, вдруг оказаться прижатым к какому-нибудь шкафу и тихо постанывать, отвечая на настойчивые, требовательные поцелуи.
На самом деле дразнить Хоука оказалось ужасно весело, Андерс всякий раз увлекался настолько, что едва помнил о том, что им ни в коем случае нельзя было попадаться. И даже привычные будничные перепалки теперь обрели какое-то новое очарование, потому что любая из них могла закончиться бурным сексом в каком-нибудь укромном закутке.
Но почему-то гораздо важнее было то, что в насмешливом взгляде Гаррета, с готовностью подхватывавшего его игру, Андерс видел отражение собственного азарта.
А ещё Хоук действительно сдержал опрометчиво данное ему обещание. Андерс и думать не думал, что тот взаправду ему поддастся, это же был Гаррет, упрямая заносчивая зараза, которая не стеснялась спорить − пускай и со всей подобающей вежливостью − даже с Первым Чародеем. Он бы, наверно, и вовсе забыл о невесть зачем вытребованном с Хоука слове, но однажды тот сам пихнул ему в ладонь склянку с приспособленным заместо смазки бальзамом и кинул на него такой выразительный «я-тебе-идиоту-ещё-и-объяснять-что-то-должен?» взгляд, что растерявшийся было Андерс мигом обо всем догадался.
Само собой, в Гаррете и намека не было ни на девчачью уступчивость, ни на спокойную, уверенную податливость Карла − напротив, именно теперь в нем неожиданно проступило что-то откровенно звериное, хищное и почти злое. Он следил за Андерсом неподвижным, выжидательным взглядом встревоженного кота, возле уголков его губ залегли две крохотные морщинки, словно он готов был в любое мгновение обнажить зубы в предостерегающем оскале. Самому Андерсу это отчего-то показалось настолько трогательным, что он чуть из кожи вон не вылез, ласкаясь к Хоуку так, словно тот был хрупкой девственницей, а не плечистым парнем почти на стоун тяжелее него самого.
А потом улыбался, как дурак, до следующего вечера, то и дело вспоминая, как гарретов нервный оскал постепенно уступил место неловкой, будто с непривычки, удовлетворенной улыбке; как широкая грудь под его ладонями чуть заметно вибрировала неслышным, сдавленным стоном, а на выгибавшейся в судороге наслаждения спине при движении проступали мышцы; как взблескивали из-под ресниц горевшие знакомым пламенем глаза, потемневшие до густо-янтарного цвета – и от каждого такого взгляда и без того распаленный Андерс ещё больше сходил с ума, напрочь забывая обо всем, кроме разнежившегося в его руках зверя.
– Я действительно получил от него все, чего хотел. – Андерс помотал головой, пытаясь отделаться от навязчивых картинок, не вовремя всплывавших перед мысленным взором, и твердо добавил: – И даже больше; больше, чем рассчитывал, и больше, чем мог вообще предполагать. К слову, ты действительно сильно промахнулся, даже людям очевидно, что на свободу мне хочется куда как сильнее.
– Уверен? – бархатно промурлыкал Желание. В глазах у него было столько тепла и ласковой иронии, что у Андерса все внутри скручивало судорогой и страшно хотелось, чтобы настоящий Хоук хоть раз посмотрел на него так, без тени раздражения и насмешки. – Так ли нужна тебе свобода, которую не с кем разделить? Ведь ты мог бы пройти вместе с ним все дороги Тедаса. Мог бы сражаться с ним плечом к плечу, полагаясь на его силу так же, как он полагался бы на твою, мог бы засыпать и просыпаться рядом с ним, зная, что он не подведет и не бросит…
– Это Хоук-то? – презрительно фыркнул Андерс, и сам понимая, что выглядел в этот момент откровенно жалко. Потому что демон, проклятое отродье Тени, врал, не сказав ни слова лжи – в точности как предостерегали его все до единого наставники. Потому что ему действительно хотелось узнать, каким стал бы Гаррет, оказавшись за пределами золоченой клетки Круга, хотелось целоваться с ним, не вздрагивая от любого шороха… и не боясь, что каждый поцелуй может оказаться последним.
– Неужели тебе ни разу не хотелось – этого? – Улыбнувшись, демон протянул ему руку тем самым жестом, которого, Андерс точно это знал, он никогда не дождется от Хоука – жестом, в котором виделись разом уважение, доверие и признание. – Неужели не хотелось попробовать, каково это – жить с ним в собственном доме, знать, что тебе есть куда возвращаться, что у тебя есть место, где тебя любят и ждут – и есть тот, кто всегда будет ждать?..
– Ты идиот, да? – опомнившись, почти с жалостью уточнил Андерс. – Можно подумать, я ничего поинтереснее захотеть не могу. Придумал тоже, дом… Семью ещё пообещай!
Желание, так и не опустивший предложенной ему руки, только улыбнулся – точно так же, как улыбался Хоук, когда Андерс задавал вопрос, ответ на который был ему известен. Все-таки созданная им иллюзия внешне была безупречна: Андерс споткнулся взглядом о знакомый крохотный шрамик на тыльной стороне ладони, машинально скользнул глазами дальше, жадно впитывая все то, что обычно было скрыто под длинными рукавами ученической мантии – жилистые запястья с просвечивавшими под кожей синеватыми венками, изгибы отчетливо прорисованных мышц на предплечье, крепкое, мускулистое плечо… Спохватился он в последний момент, уже почти дотронувшись до загадочного темно-алого узора на хоуковом бицепсе, и поспешно отдернул руку.
– Значит, так, – отделавшись от нелепой донельзя и страшно настырной мысли, твердо проговорил Андерс, в ладони которого уже сверкала петлями энергии «дробящая темница», – во-первых, ты несешь чушь. А во-вторых… вот такое я точно буду выяснять без тебя!
Демон просто лгал. Выкручивался, тянул время, отвлекал, заставляя забыть о том, что руна паралича постепенно теряла мощность, с каждым мгновением слабея все больше. Демон лгал, твердил себе Андерс, захлебываясь внезапно стиснувшим горло гневом, и с какой-то мстительной радостью впечатывал в показавшуюся из-под иллюзии фиолетовую морду заклятие за заклятием. Руна рассеялась уже после второго, и перед носом у него замелькали острые кривые когти, но Андерс лишь оскалился и, отскочив на несколько шагов, взмахом посоха обрушил на противника шквал острых ледяных шипов.
Демон лгал, от начала и до конца – и все же Андерс снова и снова вскипал бешенством, вспоминая о том, что вся эта ложь обречена была остаться в Тени. Потому что даже если бы он внезапно лишился здравого рассудка, если бы он действительно вдруг решил проверить, что могло получиться из этой слащавой картинки в настоящем мире… ничего бы у него не вышло. И причиной тому был бы не сволочной хоуков нрав и не его, Андерса, нежелание с оным мириться – а одно лишь то, что давно помершая тетка когда-то назвала магов существами второго сорта. А сотни и тысячи людей, услышавших её слова, отчего-то сочли их истиной.
Желание оказался не слишком опасным противником – или, быть может, ярость просто придавала Андерсу сил – и вскоре мертвое фиолетовое тело, лишившееся остатков иллюзии, начало медленно таять в воздухе. На плечи ему тут же навалилась невыносимая, смертельная усталость, но даже её оказалось недостаточно, чтобы отрезвить и приглушить гнев, продолжавший жечь его изнутри. Благополучно отсидевшийся в сторонке Мыш затеялся было снова его восхвалять, но понятливо заткнулся после первого же андерсова взгляда.
Наверное, все ещё кипевший от злости Андерс прошел бы мимо демона Праздности, даже не замедлив шага. Подумаешь, лежала в ложбинке какая-то неопрятная меховая куча, бормотала что-то себе под нос… Он поймал краем уха пару фраз: что-то о том, как не поздоровилось бы глупым смертным, если бы только ему, лежавшему, не было так лень – но нападать на них явно никто не собирался, а мысль о том, чтобы выместить раздражение на удачно подвернувшейся под руку твари, до крайности не понравилась самому Андерсу.
А вот скакавший рядом с ним Мыш вдруг остановился и едва слышно забормотал что-то себе под нос, со странным выражением на мордочке уставившись на оставшуюся позади кучу. Не сразу заметивший его отсутствие Андерс только с третьего раза уяснил, что именно пытался сообщить ему запинавшийся через слово приятель – и не сразу поверил, что тот действительно умудрился проникнуться к демону совершенно необъяснимой с андерсовой точки зрения завистью.
Как оказалось, Мыш вдохновился его недавней доблестью и решил, что хватит ему праздновать труса. Однако воевать в крысином обличье или немногим более могучем человеческом ему все равно не хотелось, а вот неряшливый ком шерсти, в котором он невесть как сумел разглядеть потрепанного берескарна, он отчего-то счел гораздо более внушительным. Андерсу же Праздность таковым вовсе не казался, встреть он подобное в лесу – наверно, добил бы из жалости; однако оставить взятого под крыло Мыша беспомощным он тоже не мог, а более перспективных идей у него не было. Ну ещё было страшно интересно узнать, сумет ли долго проживший в Тени Мыш воспользоваться демонской наукой – или же она в принципе для человека не подходила.
К тому же Мыш настаивал: так упорно, что Андерс едва не начал подозревать неладное, даром что звучали доводы его подопечного вполне разумно.
Почуявший возможную поживу Праздность попытался запудрить им мозги, но стычка с Желанием отбила у Андерса всякую охоту играть в демонские игры. Подобавшего истинному целителю милосердия он в себе уже совершенно не чувствовал и только безрадостно усмехнулся, поняв, что впервые в жизни отработанная связка боевых заклятий показалась ему вполне приемлемым способом добиться нужного результата. С другой стороны, демон – он и есть демон, а подобные твари сочувствия не заслуживали… и все же Андерсу никак не удавалось отделаться от мыслей о том, что подобные рассуждения были чем-то сродни церковной пропаганде, порой отказывавшей магам в праве даже называться людьми.
Похоже, он был ничуть не лучше тех, кого искренне презирал. От осознания того, что он и сам оказался способен на ту хладнокровную жестокость, которую искренне ненавидел в других, Андерсу стало на редкость неуютно. Далеко не лучшее умонастроение для пребывания в Тени, как он уже успел понять.
А вот недалекий Мыш в который раз понял лишь то, что ему привалила удача заиметь в покровители могучего мага, способного практически без труда управиться с не самым слабым из демонов. Получив от Праздности вожделенную подсказку, он тут же превратился в молодого медведя, который выглядел куда более пристойно, чем полуразложившийся берескарн самого демона, а потом и вовсе принялся радостно скакать вокруг Андерса, норовя поставить лапы ему на плечи, словно восторженный щенок. Выглядел он до того умильно, что погруженный в мрачные раздумья Андерс не выдержал и улыбнулся в ответ.
Все-таки поступил он хоть и некрасиво, но правильно.
Огненное полукольцо, которое обозначало место встречи с обещанным Андерсу демоном, Мыш заметил первым. Сильное медвежье тело избавило его от изрядной части прежних повадок, и он перестал жаться к ногам своего спутника и постоянно щупать их длинными крысиными усами. Теперь он, стараясь все же не терять Андерса из виду, кружил вокруг него и, то и дело взбегая по склонам вздымавшихся возле тропинки холмов, с глуховатым ревом поднимался на задние лапы – как будто хвастался всей Тени своим новым умением. Казалось, что Мыш всецело поглощен новым собой, однако он все-таки сумел углядеть за одним из холмов рыжеватый блик и даже запомнил направление.
Не то чтобы из его стараний вышло много проку: пробраться к нужному месту коротким путем у них не получилось, как будто кто-то закрыл Андерсу все дороги, кроме одной. Все это здорово смахивало на ловушку, но ему попросту не хватало умения для того, чтобы с ней разобраться. Он даже понять не мог, что именно было не так; вот только каждая попытка отойти слишком далеко от тропы заканчивалась тем, что он начинал топтаться на одном месте и даже замечал это не сразу. А тратить время на эксперименты Андерс уже несколько опасался, сейчас намного важнее было просто выжить.
Как будто в ответ на его тревожные мысли за первым же поворотом на них вылетела стая призрачных волков, заставившая их с Мышем сосредоточиться на насущных проблемах. Эти твари оказались куда крепче давешних виспов, но и Мыш в медвежьем облике оказался неплохим подспорьем. И при этом он так искренне радовался тому, что больше не был обузой и сумел по-настоящему помочь, что Андерс не смог сдержать улыбки. Порядка ради он все-таки спросил, откуда бы тут могли взяться волки, но ответа, как и следовало ожидать, не получил: Мыш лишь пожимал плечами и с виноватым видом повторял, что раньше старался держаться подальше от подобных сущностей, даже не приглядывался, чтобы ненароком не привлечь их внимание.
Волчьи стаи нападали на них ещё дважды, и Андерсу начало мерещиться во всем этом что-то откровенно ритуальное. Он вовсе не был специалистом по тактике стайных хищников, но читать о животных в детстве любил, а во время одного из побегов даже видел краем глаза волчью стаю на охоте. Призраки же, изумительно точно копируя волчий облик и манеру поведения, атаковали так, словно следовали некоему дуэльному кодексу.
Место судьбоносной встречи действительно выглядело впечатляюще. Ровная, почти идеально круглая площадка о трех оградах: снаружи холмы, такие же невысокие и пологие, как возле тропы – и даже на первый взгляд непреодолимые; затем кольцо огня, разрыв в котором закрылся, как только Андерс ступил внутрь; и наконец тонким, едва угадываемым пунктиром – десяток похожих на кусты штук, которые сияли голубым светом и в которых он с неколебимой убежденностью озарения свыше узнал лириумные жилы. Площадка была пуста, но оробевший снова Мыш нервно передернулся и прижался к андерсову бедру меховым боком, словно в поисках защиты.
А потом безупречную тишину Тени вдруг разрушил громкий треск, как будто что-то огромное, никак не меньше высшего дракона, вылуплялось из яйца соответствующих размеров. И прямо перед ними из почвы, на которой не осталось ни единого следа, вылупился канонический, словно с бестиария срисованный демон Гнева.
– Наконец-то это случилось. – Голос у него оказался низким и гулким, словно взрослый мужчина в глухом шлеме заговорил, забыв поднять забрало, вдобавок в нем слышалось какое-то негромкое потрескивание, словно бы вторившее переливам его лавовой шкуры. Когтистые лапы метались в воздухе, словно тот неумело копировал человеческую жестикуляцию, не понимая толком ни её смысла, ни цели. – Скоро я увижу землю живых твоими глазами, существо. Ты будешь принадлежать мне душой и телом!
– Ещё чего! – на миг опешив от подобной наглости, возмутился Андерс и прищурился, внимательно изучая своего противника. – Претендентов на тело я и посимпатичнее тебя найду сколько угодно, а душа и подавно только моя! Нашелся тут «принадлежатель», понимаешь ли!
Должно быть, это было какое-то особое демонское умение: как ни старался Андерс не вслушиваться в очередную лживую речь, слова твари все равно пробирались в уши, цеплялись за мысли, словно крючками, заставляя даже против воли задумываться о произнесенном. Тот трюк, который он не раз проворачивал с преподобными матерями в кинлохской Церкви и даже с Первым Чародеем, здесь, в Тени, не сработал ни разу… и теперь он не мог не думать о том, что действительно сказал правду. Гаррет и впрямь был гораздо красивей этой лавовой сопли – с этими своими наглыми кошачьими глазами, щекотной черной щетинкой и безупречной прической, которую так весело было растрепывать, чтобы он хмурился и фыркал – и к тому же на андерсову душу он никогда не покушался. И к тому же…
– Так ты предлагаешь мне это существо, Мыш? – Демон Гнева, как будто забыв о строптивой добыче, развернулся к продолжавшему мелко подрагивать медведю – и Андерс, едва не убаюканный течением собственных мыслей, с шипением выдохнул сквозь зубы. Горечь внезапного осознания казалась оглушительной, и он на мгновение понадеялся, что просто ослышался. – Очередная игрушка, как мы и договаривались.
«Игрушка» резанула Андерсу уши. Называться добычей и то, наверно, было бы не так обидно: титул не слишком лестный, но все же оправданный, любой оголодавший медведь в ферелденских лесах вряд ли подумал бы о нем иначе. А вот оказаться низведенным до положения не пищи даже, а развлечения, было куда хуже.
– Я ничего тебе не предлагаю! – вдруг ответил Мыш пронзительным от волнения голосом. И даже сжал кулаки, явно пытаясь изобразить гнев и решимость – до того нелепо и трогательно, что андерсова ядовитая злость вдруг потеряла остроту. В первый раз, что ли, он видел тех, кто предпочитал не бороться с собственной слабостью? – Мне больше незачем помогать тебе!
– О, и это после наших чудесных трапез? – Мышева отвага демона только позабавила. Андерс и сам не принимал своего нового приятеля всерьез, и все же на миг ему стало его жаль. Он только-только начинал обретать веру в себя, и насмешки твари едва ли могли помочь делу. – Мыш вдруг меняет правила?
– Я уже не Мыш! – пискнул тот, на глазах теряя свою неожиданную смелость, но все же собрался с духом и тоном, который, наверно, хотел считать твердым, продолжил: – А скоро мне не придется прятаться! Мне больше не придется заключать с тобой сделки!
Выходит, он все-таки был не первым, заключил Андерс. Робкое, только-только пробивавшееся сквозь обиду и горечь сочувствие к попавшему в тупик товарищу тут же истаяло без следа. Каждый мог совершить ошибку, у каждого могла быть своя минута слабости – но сделка с демоном, осознанная подлость едва ли заслуживала снисхождения.
– Мы ещё посмотрим! – пророкотал Гнев, который, как выяснилось, вовсе не забывал о присутствии своей будущей «игрушки».
Первый удар достался именно Андерсу. Тот успел в последний момент прикрыться и инстинктивно поднятым щитом, но плевок незнакомого заклинания все равно обжег руку и расползся по всему плечу едким болезненным жаром. Следующего удара не было; напротив, демон отскочил подальше, как будто опасаясь кривых, заостренных концов андерсова посоха, и принялся величественно помавать когтистыми руками. Андерс озадаченно нахмурился, подозревая какой-то подвох, но дожидаться результата этих странных действий не стал и атаковал противника сам, стараясь сполна воспользоваться его странной безответностью.
Вскоре все разъяснилось само собой: демон опустил лапы и заревел, а секундой спустя в спину Андерсу ударила молния. По краям площадки, возле лириумных жил, теперь болталась полудюжина виспов, и почему-то все они сосредоточились именно на нем, не обращая никакого внимания на Мыша. Справедливости ради стоило отметить, что все ещё щеголявший медвежьей шкурой Мыш тоже времени даром не терял: подобравшись к демону со спины, он с диким ревом принялся полосовать его спину когтями. Эффективность подобной тактики внушала Андерсу глубокие сомнения, поскольку лавовая броня на спине у Гнева казалась совершенно непробиваемой, однако рассуждать об этом ему было попросту некогда. Каждый из его нынешних противников по отдельности едва ли представлял для него угрозу, однако их численное превосходство превращало бой в довольно сложную задачу. Пожалуй, даже более сложную, чем схватки с намного более сильным и изобретательным Хоуком – тот, при всем своем таланте, все-таки не мог атаковать его с четырех-пяти точек одновременно.
По счастью, самая страшная андерсова догадка оказалась ошибочной, и виспы действовали сами по себе, не управляемые разумом демона. Андерсу, конечно, пришлось побегать, но большую часть времени он вполне успешно прикрывался довольно массивным телом Гнева, выбивая виспов по одному. Старания Мыша тем временем принесли свои плоды, и свирепо рыкавший демон развернулся к нему. Его когти оставляли в густом медвежьем мехе широкие пропалины, в середине которых зловеще чернела обгорелая плоть, но дрожавший от боли Мыш только тоненько всхлипывал и опять вцеплялся в шкуру противника. Навредить твари всерьез было не в его силах, но без его помощи Андерсу пришлось бы туго. По крайней мере, Мыш удерживал демона на расстоянии, давая ему возможность использовать все то, чему он научился у мэтра Торрина.
– У тебя получилось! – ликующе завопил Мыш, когда шипевший, словно залитый водой костер, демон Гнева наконец рассыпался грудой тускло светившихся углей. – Действительно получилось! – Он вновь превратился в человека и, чуть не подпрыгивая на месте от радости, почти смущенно признался: – Когда ты пришел, у меня появилась надежда, что ты сумеешь… но по-настоящему поверить в кого-то из вас… Такого не было.
– Все было как-то слишком легко, – покачав головой, озабоченно отозвался пытавшийся отдышаться Андерс. Мышев восторг теперь вызывал у него чуть ли не отвращение, но он все равно чувствовал себя не вправе поучать товарища. Пусть даже он по-прежнему верил в то, что в мире существовали вещи совершенно недопустимые. Кто знает, что сделал бы в подобной ситуации он сам, так ему ли осуждать?.. Вот только разговаривать с Мышем уже не хотелось совершенно, как он ни пытался убедить себя проявить снисхождение.
– Все потому, что ты настоящий маг, – чуть ли не с благоговением проговорил Мыш. – Таких очень мало. У остальных не было шансов на победу, храмовники намеренно их губили – так же, как пытались погубить тебя. – Он запнулся снова и, собравшись с духом, продолжил: – Я сожалею о том, что сделал, но теперь, благодаря тебе, я знаю, что есть надежда. Ты можешь гораздо больше, чем тебе кажется.
– Не волнуйся, я все понимаю, – с тяжелым вздохом отозвался Андерс, тщетно пытаясь поверить в то, что не солгал. Не понимал он и совершенно не хотел понимать; но это он вот-вот очнется на холодном полу зала Истязаний, а Мышу тут ещё жить. – С любым могло случиться.
На лице Мыша отразилось облегчение настолько явное, что оно несколько примирило Андерса с собственным враньем. По крайней мере, у него появилась слабенькая надежда на то, что какая-никакая совесть у Мыша ещё оставалась. Однако тот, как будто боясь, что он отберет опрометчиво данное прощение, все равно поспешил сменить тему:
– Ты победил своего демона и прошел испытание. Со временем ты не будешь иметь равных среди чародеев. – Он замялся и тоном ниже, словно опасаясь наказания за свою дерзость, проговорил: – И, может быть, для такого маленького и всеми забытого существа, как я, появилась надежда. Если только ты захочешь помочь…
Андерс, внимательно изучавший туманный горизонт, снова вздохнул. Это было до того предсказуемо, что даже почти не злило, и все же сразу отказать в просьбе о помощи он не мог. Вышло бы как-то совсем не по-человечески, и плевать, что куда охотней он оставил бы Мыша разбираться со своими проблемами самостоятельно.
– Может, у меня получится выбраться отсюда и найти почву под ногами, – робко проговорил Мыш, приняв его отсутствующий вид за разрешение продолжать. – Нужно только, чтобы тебе захотелось меня впустить…
– Не наглей, малолетка! – машинально одернул его придирчиво разглядывавший окрестности Андерс. Все действительно получилось как-то слишком просто: примитивная тактическая задачка и малая толика терпения, чтобы не впасть в панику и воплотить без труда найденное решение в жизнь. Отчего-то ему совершенно не верилось в то, что этим Истязания и закончатся, вот только он никак не мог сообразить, в чем же заключался подвох. – Да и вообще для ученика ты как-то слишком нахален. Уверен, что больше ничего не хочешь мне рассказать?
Вообще говоря, очередную «ледяную хватку» Андерс зажег в ладони просто на всякий случай: он подозревал, что в следующий раз предупреждать его о нападении никто уже не станет. Мало на свете было заклятий более действенных, чем эффект неожиданности, даже Хоук был перед ним бессилен… если самому Андерсу вообще удавалось им воспользоваться.
– Может быть, они и были правы насчет тебя, – неожиданно рассмеялся Мыш: таким нехорошим, зловещим смехом, что Андерса пробрала дрожь. Привычно ссутуленные плечи его приятеля расправились, губы искривила насмешливая улыбка, а голос, за миг до того по-юношески высокий и неровный, стал низким и гулким, и в нем слышалось какое-то жутковатое эхо. – Простое убийство – дело воина. Настоящие опасности Тени – предубеждение, излишняя доверчивость… и гордость.
Болезненно яркий свет резанул Андерсу глаза, он отскочил назад и в сторону, уходя от возможного удара – и, с трудом проморгавшись, обалдело вытаращился на нависавшую над ним громаду. Не узнать демона Гордыни было невозможно, и Андерс принялся поспешно выискивать на шипастом, покрытом хитиновой броней теле хоть какое-нибудь уязвимое место. Подумать о том, каким же он все-таки был идиотом, он решил попозже, когда – если – решит очередную свою проблему.
Однако Гордыня отчего-то не торопился нападать, лишь оскалил широкую зубастую пасть в ухмылке и со знакомой уже интонацией Мыша, звучавшей в торжествующе громком голосе на редкость неестественно, посоветовал:
– Держи свое остроумие при себе, маг. Настоящие испытания не заканчиваются НИКОГДА.
Ослепленный новой вспышкой Андерс ещё успел швырнуть заготовленную «ледяную хватку» на звук – и его поглотила тишина.
…перед глазами у него тянулись какие-то светлые, серовато-коричневые полосы, покрытые неровными, изгибистыми линиями чуть более темного цвета. Несколько минут Андерс прослеживал их взглядом, пытаясь догадаться, что это было, наконец вспомнил, что цвет назывался бежевым… а потом все вдруг встало на свои места: полосы оказались досками верхней койки, посеревшими от времени, между ними виднелся столь же заслужённый матрас его соседа, а сам он лежал в своей постели, аккуратно накрытый потрепанным одеялом. Даже мамина подушка была на месте, лежала в своем уголке у стены.
А вот то, что в кровати он лежал полностью одетым, было уже как-то неправильно.
– Вы прошли Истязания, – уведомил его ровный, абсолютно безэмоциональный голос. Андерс дернулся от неожиданности и повернул голову на звук так резко, что в шее что-то хрустнуло, но стоявший возле его кровати Усмиренный, не обратив на это ни малейшего внимания, продолжал заученную речь: – Примите поздравления Круга, маг Андерс. Вам отведена комната в третьей спальне левого коридора этажа магов. В полдень Первый Чародей будет ждать вас в своем кабинете для получения дальнейших инструкций. Затем Усмиренный Нелден поможет вам перенести вещи в ваше новое жилище.
Выполнивший свою задачу Усмиренный тут же развернулся и вышел из ученической спальни, оставив Андерса неверяще таращиться ему вслед.
Он прошел Истязания.
Он действительно это сделал, он выдержал и победил, и теперь никто не посмеет смотреть на него с жалостью или со злорадным предвкушением, будто на обреченного на жуткую смерть слабака! И даже у мэтрэссы Винн больше не будет повода бросать на него такие взгляды, словно она готова сломать его – лишь бы уберечь от беды. И ещё можно будет месяц-другой подонимать Хоука тем, что тот до сих пор ещё только дитятко и личинка будущего мага, а вот он, Андерс…
Неожиданно для себя самого он расхохотался в голос и, окрыленный обрушившимся на него облегчением, лихо подорвался с кровати. Его соседи по комнате, и без того встревоженные неурочным появлением Усмиренного, воззрились на него почти с ужасом, и Андерс, не сдержавшись, заржал снова. Правда, Гаррета среди них почему-то не было, и его вдруг кольнуло глупой детской обидой. Ему ведь так хотелось похвастаться своим триумфом – и увидеть, как тот чуть заметно поморщится и словно бы через силу кивнет, неохотно признавая его победу… Разве мог Андерс упустить такую шикарную возможность утереть ему нос?
Вот только с этим как-то не заладилось. Ладно ещё в спальне Хоука не оказалось, мало ли куда он мог двинуть прямо с утра пораньше, но его не было ни в купальне, ни в библиотеке ученического этажа, ни в учебных комнатах при главной библиотеке. Андерс обошел все спальни, между делом сообщая приятелям об изменении своего статуса и снисходительно принимая изрядно подкрашенные завистью поздравления, но Гаррета так и не обнаружил. Его лучезарное счастье начало стремительно тускнеть, словно ему злокозненно недодали не меньше половины заслуженной радости.
В конце концов Андерс вернулся в свою спальню и плюхнулся на кровать, раздумывая о том, когда же ему выдадут мантию полноправного мага взамен старой, ученической. Мимо него уныло прошаркал душераздирающе зевавший Финн, и Андерс, спохватившись, поймал его за рукав:
– Не знаешь, куда задевался Зараза? В смысле, Хоук. Я же не могу позволить ему и дальше нос задирать, раз уж я даже Истязания раньше него прошел!
От его прикосновения Финн отчетливо вздрогнул, чуть не выронил свое полотенце и бросил на него взгляд, никоим образом не соответствовавший более чем обыденному вопросу. Почти виноватый, словно у Андерса случилось какое-то огромное несчастье, а ему выпала роль дурного вестника. Андерс в недоумении выгнул бровь: ничего страшнее Усмирения с ним случиться не могло, а как раз оно ему больше не грозило.
– Его забрали, – собравшись с духом, тихо проговорил Финн и, осторожно высвободившись из его враз ослабевших пальцев, отступил на шаг. – Почти сразу после тебя.
Часть 2…руна паралича встала намертво. Андерс, не иначе как от затопившей его обиды, сил в неё вбухал немерено, и Хоук лишь бессмысленно дернулся в тисках его магии. А потом окончательно выдал себя, уставившись на него с таким недоумением и испугом, каких на гарретовом лице отродясь не бывало. Андерс аж поморщился: он ещё помнил, насколько невозмутимо держался впервые угодивший в его руну Гаррет.
– Нет, настоящий куда интереснее, – скучающим тоном констатировал он. Пленник, тщетно пытавшийся вырваться из ловушки, озадаченно посмотрел на него, но Андерс только хмыкнул и задумчиво прокомментировал: – Странный ты какой-то демон. Ты же Гордыня, да?
«Хоук» возмущенно уставился на него и молча замотал головой, но Андерса это маленькое представление не убедило. Уж он-то знал, что Гаррет молчать не стал бы – и немедленно высказал бы ему все, что думал о его умственных способностях, да так, что он ещё две недели жалел бы о том, что способность говорить руна паралича не блокировала.
Андерс медленно обошел своего пленника по кругу, внимательно изучая созданную для него иллюзию. Та действительно была хороша, совсем как настоящая: от обнаженных бицепсов, почему-то исчерченных красноватым узором татуировки, веяло живым, притягательным жаром, тонкая кожа штанов не скрывала того, как двигались мускулы на бедрах, напрягавшихся в попытках вырваться из ловушки, крепкая задница так и просилась в ладони… Похоже, он слишком засмотрелся: в животе у него опять начала скручиваться ослабшая было горячая пружина, которая заставляла подрагивать в предвкушении все тело от макушки до пят.
– Нет, ты точно какой-то неправильный демон, – огорченно констатировал Андерс и, поспешно отведя взгляд, для надежности ещё с полминуты поизучал чей-то призрачный скелет, лежавший под ежесекундно изменявшимся кустом. Вспыхнувшая, словно боевой фаербол, обида и не думала утихать, только стала чуть глуше и тяжелее, словно под её душным пологом медленно и страшно прорастало что-то ещё. – Ну ты бы объяснил хоть, чем именно меня искушать собирался, а? Чужие задницы вроде как не по твоей части, к тому же эту я и без тебя могу получить. Или… – Он озадаченно уставился на демона, сам не веря в совершенно абсурдную мысль, пришедшую ему в голову, и в недоумении переспросил: – Ты что, не Гордыня, а Желание, что ли?
– О чем ты вообще? – испуганно осведомился «Хоук». Андерс зло скрипнул зубами и покачал головой: голос был Гаррета, похож так, что не отличить – вот только настоящий Гаррет никогда не позволил бы себе так откровенно выдать страх. Когда-то Андерс вообще думал, что тот совсем ничего не боялся.
– Хватит уже, – сурово проговорил он, для пущей убедительности похлопав посохом по ладони. Едва осязаемый призрак, как будто повинуясь его неизреченному желанию врезать стоявшей перед ним лживой скотине, вдруг снова обрел весь полагавшийся ему вес и едва не вывернулся из его рук. Андерс подхватил его в последний момент и требовательно добавил: – Я тебя раскусил, так что прекращай этот спектакль. И с эманациями тоже заканчивай, я же не полный идиот, чтобы купиться на обычное вожделение.
– Уверен? – осведомился демон – уже совсем иным, дразняще-вкрадчивым и вместе с тем уверенным тоном, от которого голос Гаррета вдруг обрел почти подавляющую глубину и звучность. Самоуверенная, почти дерзкая усмешка, исполненная осознания собственной силы, смотрелась на знакомом до последней черточки лице так соразмерно и правильно, что у Андерса перехватило дыхание, а сбившееся на миг сердце заколотилось втрое чаще. Он сглотнул и много резче, чем намеревался, рявкнул:
– Абсолютно! – «Хоук» привычным, даже слишком узнаваемым жестом выгнул бровь, и Андерс, снова скрипнув зубами, гневно повторил: – Прекращай. Обмануть не сумел, так что давай, выбирай другую тактику. Можно подумать, первый раз мага соблазняешь. – На лице настоящего Гаррета он никогда не увидит подобной улыбки. От мысли об этом Андерсу стало настолько гадко, что с отголосками наведенного желания он справился за долю секунды. Он покачал головой, на мгновение прикрыл глаза, пытаясь совладать со становившейся все ярче злостью, и недоуменно вопросил: – И чего ради ты напялил абсолютно неподходящий облик? Не пойму, на что ты вообще рассчитывал. И, в конце концов, где же восславленные в тысячах исследовательских трудов фиолетовые сиськи?
– Какой наивный смертный! – бархатно рассмеялся демон. В мгновение ока его усмешка изменилась вновь, и от этой презрительной, откровенно нечеловеческой гримасы Андерсу стало не по себе. – Неужели тебе и впрямь больше нечего пожелать?
– Разумеется! – искренне возмутился он. – Я и так уже получил от него все, что хотел!
– В самом деле? – насмешливо протянул демон.
– В самом деле! – убежденно ответил Андерс, совершенно не понимая его упрямства. Демону Желания полагалось быть искушенным в обмане и изменчивым, но этот, допустив явную ошибку, отчего-то цеплялся за неё с упорством, достойным человека, чей облик он украл.
– А ты подумай ещё раз, – вкрадчиво посоветовал демон. Андерс словно против воли скользнул взглядом к знакомым губам, опять выгнувшимся в нежной и зазывной улыбке – и вновь, как наяву, увидел усмешку настоящего Хоука, украдкой гладившего его по бедру под библиотечным столом.
…как выяснилось, все эти мелкие хитрости Гаррет знал не хуже него – и первые несколько дней после того, что Андерсу хотелось считать примирением, методично воздавал ему по заслугам. Андерс стократ раскаялся в своем упорстве, близком к откровенной жестокости, все осознал и не раз поклялся, что больше никогда и ни за что не станет ни над кем так издеваться, однако Хоук все равно остановился лишь после того, как счел себя отмщенным. Андерс к тому моменту уже не на шутку опасался, что однажды не утерпит и накинется на него с поцелуями прямо на глазах у храмовников и учителей, заработав себе очередную воспитательную проповедь и множество иных неприятностей. Сдержаться ему удавалось разве что чудом.
А потом он внезапно понял, что в этом вовсе не было нужды. Что можно было украдкой тискать Гаррета под столом или мимоходом целовать в ухо, воспользовавшись тем, что дежурный храмовник отвернулся, а все остальные слишком заняты собственными делами. Можно было пихаться, толкать его коленкой, наваливаться всем телом, чтобы через плечо заглянуть в его книгу, совать прямо в губы украденную с рыцарь-командорского стола клубнику, вздрагивая, когда подушечки пальцев вдруг оглаживал теплый влажный язык… Можно было сладко замирать под горячей ладонью, ложившейся на бедро, фыркать и отмахиваться, чувствуя жар чужого дыхания на шее – или, в кои-то веки действительно отправившись вглубь библиотечных лабиринтов по делу, вдруг оказаться прижатым к какому-нибудь шкафу и тихо постанывать, отвечая на настойчивые, требовательные поцелуи.
На самом деле дразнить Хоука оказалось ужасно весело, Андерс всякий раз увлекался настолько, что едва помнил о том, что им ни в коем случае нельзя было попадаться. И даже привычные будничные перепалки теперь обрели какое-то новое очарование, потому что любая из них могла закончиться бурным сексом в каком-нибудь укромном закутке.
Но почему-то гораздо важнее было то, что в насмешливом взгляде Гаррета, с готовностью подхватывавшего его игру, Андерс видел отражение собственного азарта.
А ещё Хоук действительно сдержал опрометчиво данное ему обещание. Андерс и думать не думал, что тот взаправду ему поддастся, это же был Гаррет, упрямая заносчивая зараза, которая не стеснялась спорить − пускай и со всей подобающей вежливостью − даже с Первым Чародеем. Он бы, наверно, и вовсе забыл о невесть зачем вытребованном с Хоука слове, но однажды тот сам пихнул ему в ладонь склянку с приспособленным заместо смазки бальзамом и кинул на него такой выразительный «я-тебе-идиоту-ещё-и-объяснять-что-то-должен?» взгляд, что растерявшийся было Андерс мигом обо всем догадался.
Само собой, в Гаррете и намека не было ни на девчачью уступчивость, ни на спокойную, уверенную податливость Карла − напротив, именно теперь в нем неожиданно проступило что-то откровенно звериное, хищное и почти злое. Он следил за Андерсом неподвижным, выжидательным взглядом встревоженного кота, возле уголков его губ залегли две крохотные морщинки, словно он готов был в любое мгновение обнажить зубы в предостерегающем оскале. Самому Андерсу это отчего-то показалось настолько трогательным, что он чуть из кожи вон не вылез, ласкаясь к Хоуку так, словно тот был хрупкой девственницей, а не плечистым парнем почти на стоун тяжелее него самого.
А потом улыбался, как дурак, до следующего вечера, то и дело вспоминая, как гарретов нервный оскал постепенно уступил место неловкой, будто с непривычки, удовлетворенной улыбке; как широкая грудь под его ладонями чуть заметно вибрировала неслышным, сдавленным стоном, а на выгибавшейся в судороге наслаждения спине при движении проступали мышцы; как взблескивали из-под ресниц горевшие знакомым пламенем глаза, потемневшие до густо-янтарного цвета – и от каждого такого взгляда и без того распаленный Андерс ещё больше сходил с ума, напрочь забывая обо всем, кроме разнежившегося в его руках зверя.
– Я действительно получил от него все, чего хотел. – Андерс помотал головой, пытаясь отделаться от навязчивых картинок, не вовремя всплывавших перед мысленным взором, и твердо добавил: – И даже больше; больше, чем рассчитывал, и больше, чем мог вообще предполагать. К слову, ты действительно сильно промахнулся, даже людям очевидно, что на свободу мне хочется куда как сильнее.
– Уверен? – бархатно промурлыкал Желание. В глазах у него было столько тепла и ласковой иронии, что у Андерса все внутри скручивало судорогой и страшно хотелось, чтобы настоящий Хоук хоть раз посмотрел на него так, без тени раздражения и насмешки. – Так ли нужна тебе свобода, которую не с кем разделить? Ведь ты мог бы пройти вместе с ним все дороги Тедаса. Мог бы сражаться с ним плечом к плечу, полагаясь на его силу так же, как он полагался бы на твою, мог бы засыпать и просыпаться рядом с ним, зная, что он не подведет и не бросит…
– Это Хоук-то? – презрительно фыркнул Андерс, и сам понимая, что выглядел в этот момент откровенно жалко. Потому что демон, проклятое отродье Тени, врал, не сказав ни слова лжи – в точности как предостерегали его все до единого наставники. Потому что ему действительно хотелось узнать, каким стал бы Гаррет, оказавшись за пределами золоченой клетки Круга, хотелось целоваться с ним, не вздрагивая от любого шороха… и не боясь, что каждый поцелуй может оказаться последним.
– Неужели тебе ни разу не хотелось – этого? – Улыбнувшись, демон протянул ему руку тем самым жестом, которого, Андерс точно это знал, он никогда не дождется от Хоука – жестом, в котором виделись разом уважение, доверие и признание. – Неужели не хотелось попробовать, каково это – жить с ним в собственном доме, знать, что тебе есть куда возвращаться, что у тебя есть место, где тебя любят и ждут – и есть тот, кто всегда будет ждать?..
– Ты идиот, да? – опомнившись, почти с жалостью уточнил Андерс. – Можно подумать, я ничего поинтереснее захотеть не могу. Придумал тоже, дом… Семью ещё пообещай!
Желание, так и не опустивший предложенной ему руки, только улыбнулся – точно так же, как улыбался Хоук, когда Андерс задавал вопрос, ответ на который был ему известен. Все-таки созданная им иллюзия внешне была безупречна: Андерс споткнулся взглядом о знакомый крохотный шрамик на тыльной стороне ладони, машинально скользнул глазами дальше, жадно впитывая все то, что обычно было скрыто под длинными рукавами ученической мантии – жилистые запястья с просвечивавшими под кожей синеватыми венками, изгибы отчетливо прорисованных мышц на предплечье, крепкое, мускулистое плечо… Спохватился он в последний момент, уже почти дотронувшись до загадочного темно-алого узора на хоуковом бицепсе, и поспешно отдернул руку.
– Значит, так, – отделавшись от нелепой донельзя и страшно настырной мысли, твердо проговорил Андерс, в ладони которого уже сверкала петлями энергии «дробящая темница», – во-первых, ты несешь чушь. А во-вторых… вот такое я точно буду выяснять без тебя!
Демон просто лгал. Выкручивался, тянул время, отвлекал, заставляя забыть о том, что руна паралича постепенно теряла мощность, с каждым мгновением слабея все больше. Демон лгал, твердил себе Андерс, захлебываясь внезапно стиснувшим горло гневом, и с какой-то мстительной радостью впечатывал в показавшуюся из-под иллюзии фиолетовую морду заклятие за заклятием. Руна рассеялась уже после второго, и перед носом у него замелькали острые кривые когти, но Андерс лишь оскалился и, отскочив на несколько шагов, взмахом посоха обрушил на противника шквал острых ледяных шипов.
Демон лгал, от начала и до конца – и все же Андерс снова и снова вскипал бешенством, вспоминая о том, что вся эта ложь обречена была остаться в Тени. Потому что даже если бы он внезапно лишился здравого рассудка, если бы он действительно вдруг решил проверить, что могло получиться из этой слащавой картинки в настоящем мире… ничего бы у него не вышло. И причиной тому был бы не сволочной хоуков нрав и не его, Андерса, нежелание с оным мириться – а одно лишь то, что давно помершая тетка когда-то назвала магов существами второго сорта. А сотни и тысячи людей, услышавших её слова, отчего-то сочли их истиной.
Желание оказался не слишком опасным противником – или, быть может, ярость просто придавала Андерсу сил – и вскоре мертвое фиолетовое тело, лишившееся остатков иллюзии, начало медленно таять в воздухе. На плечи ему тут же навалилась невыносимая, смертельная усталость, но даже её оказалось недостаточно, чтобы отрезвить и приглушить гнев, продолжавший жечь его изнутри. Благополучно отсидевшийся в сторонке Мыш затеялся было снова его восхвалять, но понятливо заткнулся после первого же андерсова взгляда.
Наверное, все ещё кипевший от злости Андерс прошел бы мимо демона Праздности, даже не замедлив шага. Подумаешь, лежала в ложбинке какая-то неопрятная меховая куча, бормотала что-то себе под нос… Он поймал краем уха пару фраз: что-то о том, как не поздоровилось бы глупым смертным, если бы только ему, лежавшему, не было так лень – но нападать на них явно никто не собирался, а мысль о том, чтобы выместить раздражение на удачно подвернувшейся под руку твари, до крайности не понравилась самому Андерсу.
А вот скакавший рядом с ним Мыш вдруг остановился и едва слышно забормотал что-то себе под нос, со странным выражением на мордочке уставившись на оставшуюся позади кучу. Не сразу заметивший его отсутствие Андерс только с третьего раза уяснил, что именно пытался сообщить ему запинавшийся через слово приятель – и не сразу поверил, что тот действительно умудрился проникнуться к демону совершенно необъяснимой с андерсовой точки зрения завистью.
Как оказалось, Мыш вдохновился его недавней доблестью и решил, что хватит ему праздновать труса. Однако воевать в крысином обличье или немногим более могучем человеческом ему все равно не хотелось, а вот неряшливый ком шерсти, в котором он невесть как сумел разглядеть потрепанного берескарна, он отчего-то счел гораздо более внушительным. Андерсу же Праздность таковым вовсе не казался, встреть он подобное в лесу – наверно, добил бы из жалости; однако оставить взятого под крыло Мыша беспомощным он тоже не мог, а более перспективных идей у него не было. Ну ещё было страшно интересно узнать, сумет ли долго проживший в Тени Мыш воспользоваться демонской наукой – или же она в принципе для человека не подходила.
К тому же Мыш настаивал: так упорно, что Андерс едва не начал подозревать неладное, даром что звучали доводы его подопечного вполне разумно.
Почуявший возможную поживу Праздность попытался запудрить им мозги, но стычка с Желанием отбила у Андерса всякую охоту играть в демонские игры. Подобавшего истинному целителю милосердия он в себе уже совершенно не чувствовал и только безрадостно усмехнулся, поняв, что впервые в жизни отработанная связка боевых заклятий показалась ему вполне приемлемым способом добиться нужного результата. С другой стороны, демон – он и есть демон, а подобные твари сочувствия не заслуживали… и все же Андерсу никак не удавалось отделаться от мыслей о том, что подобные рассуждения были чем-то сродни церковной пропаганде, порой отказывавшей магам в праве даже называться людьми.
Похоже, он был ничуть не лучше тех, кого искренне презирал. От осознания того, что он и сам оказался способен на ту хладнокровную жестокость, которую искренне ненавидел в других, Андерсу стало на редкость неуютно. Далеко не лучшее умонастроение для пребывания в Тени, как он уже успел понять.
А вот недалекий Мыш в который раз понял лишь то, что ему привалила удача заиметь в покровители могучего мага, способного практически без труда управиться с не самым слабым из демонов. Получив от Праздности вожделенную подсказку, он тут же превратился в молодого медведя, который выглядел куда более пристойно, чем полуразложившийся берескарн самого демона, а потом и вовсе принялся радостно скакать вокруг Андерса, норовя поставить лапы ему на плечи, словно восторженный щенок. Выглядел он до того умильно, что погруженный в мрачные раздумья Андерс не выдержал и улыбнулся в ответ.
Все-таки поступил он хоть и некрасиво, но правильно.
Огненное полукольцо, которое обозначало место встречи с обещанным Андерсу демоном, Мыш заметил первым. Сильное медвежье тело избавило его от изрядной части прежних повадок, и он перестал жаться к ногам своего спутника и постоянно щупать их длинными крысиными усами. Теперь он, стараясь все же не терять Андерса из виду, кружил вокруг него и, то и дело взбегая по склонам вздымавшихся возле тропинки холмов, с глуховатым ревом поднимался на задние лапы – как будто хвастался всей Тени своим новым умением. Казалось, что Мыш всецело поглощен новым собой, однако он все-таки сумел углядеть за одним из холмов рыжеватый блик и даже запомнил направление.
Не то чтобы из его стараний вышло много проку: пробраться к нужному месту коротким путем у них не получилось, как будто кто-то закрыл Андерсу все дороги, кроме одной. Все это здорово смахивало на ловушку, но ему попросту не хватало умения для того, чтобы с ней разобраться. Он даже понять не мог, что именно было не так; вот только каждая попытка отойти слишком далеко от тропы заканчивалась тем, что он начинал топтаться на одном месте и даже замечал это не сразу. А тратить время на эксперименты Андерс уже несколько опасался, сейчас намного важнее было просто выжить.
Как будто в ответ на его тревожные мысли за первым же поворотом на них вылетела стая призрачных волков, заставившая их с Мышем сосредоточиться на насущных проблемах. Эти твари оказались куда крепче давешних виспов, но и Мыш в медвежьем облике оказался неплохим подспорьем. И при этом он так искренне радовался тому, что больше не был обузой и сумел по-настоящему помочь, что Андерс не смог сдержать улыбки. Порядка ради он все-таки спросил, откуда бы тут могли взяться волки, но ответа, как и следовало ожидать, не получил: Мыш лишь пожимал плечами и с виноватым видом повторял, что раньше старался держаться подальше от подобных сущностей, даже не приглядывался, чтобы ненароком не привлечь их внимание.
Волчьи стаи нападали на них ещё дважды, и Андерсу начало мерещиться во всем этом что-то откровенно ритуальное. Он вовсе не был специалистом по тактике стайных хищников, но читать о животных в детстве любил, а во время одного из побегов даже видел краем глаза волчью стаю на охоте. Призраки же, изумительно точно копируя волчий облик и манеру поведения, атаковали так, словно следовали некоему дуэльному кодексу.
Место судьбоносной встречи действительно выглядело впечатляюще. Ровная, почти идеально круглая площадка о трех оградах: снаружи холмы, такие же невысокие и пологие, как возле тропы – и даже на первый взгляд непреодолимые; затем кольцо огня, разрыв в котором закрылся, как только Андерс ступил внутрь; и наконец тонким, едва угадываемым пунктиром – десяток похожих на кусты штук, которые сияли голубым светом и в которых он с неколебимой убежденностью озарения свыше узнал лириумные жилы. Площадка была пуста, но оробевший снова Мыш нервно передернулся и прижался к андерсову бедру меховым боком, словно в поисках защиты.
А потом безупречную тишину Тени вдруг разрушил громкий треск, как будто что-то огромное, никак не меньше высшего дракона, вылуплялось из яйца соответствующих размеров. И прямо перед ними из почвы, на которой не осталось ни единого следа, вылупился канонический, словно с бестиария срисованный демон Гнева.
– Наконец-то это случилось. – Голос у него оказался низким и гулким, словно взрослый мужчина в глухом шлеме заговорил, забыв поднять забрало, вдобавок в нем слышалось какое-то негромкое потрескивание, словно бы вторившее переливам его лавовой шкуры. Когтистые лапы метались в воздухе, словно тот неумело копировал человеческую жестикуляцию, не понимая толком ни её смысла, ни цели. – Скоро я увижу землю живых твоими глазами, существо. Ты будешь принадлежать мне душой и телом!
– Ещё чего! – на миг опешив от подобной наглости, возмутился Андерс и прищурился, внимательно изучая своего противника. – Претендентов на тело я и посимпатичнее тебя найду сколько угодно, а душа и подавно только моя! Нашелся тут «принадлежатель», понимаешь ли!
Должно быть, это было какое-то особое демонское умение: как ни старался Андерс не вслушиваться в очередную лживую речь, слова твари все равно пробирались в уши, цеплялись за мысли, словно крючками, заставляя даже против воли задумываться о произнесенном. Тот трюк, который он не раз проворачивал с преподобными матерями в кинлохской Церкви и даже с Первым Чародеем, здесь, в Тени, не сработал ни разу… и теперь он не мог не думать о том, что действительно сказал правду. Гаррет и впрямь был гораздо красивей этой лавовой сопли – с этими своими наглыми кошачьими глазами, щекотной черной щетинкой и безупречной прической, которую так весело было растрепывать, чтобы он хмурился и фыркал – и к тому же на андерсову душу он никогда не покушался. И к тому же…
– Так ты предлагаешь мне это существо, Мыш? – Демон Гнева, как будто забыв о строптивой добыче, развернулся к продолжавшему мелко подрагивать медведю – и Андерс, едва не убаюканный течением собственных мыслей, с шипением выдохнул сквозь зубы. Горечь внезапного осознания казалась оглушительной, и он на мгновение понадеялся, что просто ослышался. – Очередная игрушка, как мы и договаривались.
«Игрушка» резанула Андерсу уши. Называться добычей и то, наверно, было бы не так обидно: титул не слишком лестный, но все же оправданный, любой оголодавший медведь в ферелденских лесах вряд ли подумал бы о нем иначе. А вот оказаться низведенным до положения не пищи даже, а развлечения, было куда хуже.
– Я ничего тебе не предлагаю! – вдруг ответил Мыш пронзительным от волнения голосом. И даже сжал кулаки, явно пытаясь изобразить гнев и решимость – до того нелепо и трогательно, что андерсова ядовитая злость вдруг потеряла остроту. В первый раз, что ли, он видел тех, кто предпочитал не бороться с собственной слабостью? – Мне больше незачем помогать тебе!
– О, и это после наших чудесных трапез? – Мышева отвага демона только позабавила. Андерс и сам не принимал своего нового приятеля всерьез, и все же на миг ему стало его жаль. Он только-только начинал обретать веру в себя, и насмешки твари едва ли могли помочь делу. – Мыш вдруг меняет правила?
– Я уже не Мыш! – пискнул тот, на глазах теряя свою неожиданную смелость, но все же собрался с духом и тоном, который, наверно, хотел считать твердым, продолжил: – А скоро мне не придется прятаться! Мне больше не придется заключать с тобой сделки!
Выходит, он все-таки был не первым, заключил Андерс. Робкое, только-только пробивавшееся сквозь обиду и горечь сочувствие к попавшему в тупик товарищу тут же истаяло без следа. Каждый мог совершить ошибку, у каждого могла быть своя минута слабости – но сделка с демоном, осознанная подлость едва ли заслуживала снисхождения.
– Мы ещё посмотрим! – пророкотал Гнев, который, как выяснилось, вовсе не забывал о присутствии своей будущей «игрушки».
Первый удар достался именно Андерсу. Тот успел в последний момент прикрыться и инстинктивно поднятым щитом, но плевок незнакомого заклинания все равно обжег руку и расползся по всему плечу едким болезненным жаром. Следующего удара не было; напротив, демон отскочил подальше, как будто опасаясь кривых, заостренных концов андерсова посоха, и принялся величественно помавать когтистыми руками. Андерс озадаченно нахмурился, подозревая какой-то подвох, но дожидаться результата этих странных действий не стал и атаковал противника сам, стараясь сполна воспользоваться его странной безответностью.
Вскоре все разъяснилось само собой: демон опустил лапы и заревел, а секундой спустя в спину Андерсу ударила молния. По краям площадки, возле лириумных жил, теперь болталась полудюжина виспов, и почему-то все они сосредоточились именно на нем, не обращая никакого внимания на Мыша. Справедливости ради стоило отметить, что все ещё щеголявший медвежьей шкурой Мыш тоже времени даром не терял: подобравшись к демону со спины, он с диким ревом принялся полосовать его спину когтями. Эффективность подобной тактики внушала Андерсу глубокие сомнения, поскольку лавовая броня на спине у Гнева казалась совершенно непробиваемой, однако рассуждать об этом ему было попросту некогда. Каждый из его нынешних противников по отдельности едва ли представлял для него угрозу, однако их численное превосходство превращало бой в довольно сложную задачу. Пожалуй, даже более сложную, чем схватки с намного более сильным и изобретательным Хоуком – тот, при всем своем таланте, все-таки не мог атаковать его с четырех-пяти точек одновременно.
По счастью, самая страшная андерсова догадка оказалась ошибочной, и виспы действовали сами по себе, не управляемые разумом демона. Андерсу, конечно, пришлось побегать, но большую часть времени он вполне успешно прикрывался довольно массивным телом Гнева, выбивая виспов по одному. Старания Мыша тем временем принесли свои плоды, и свирепо рыкавший демон развернулся к нему. Его когти оставляли в густом медвежьем мехе широкие пропалины, в середине которых зловеще чернела обгорелая плоть, но дрожавший от боли Мыш только тоненько всхлипывал и опять вцеплялся в шкуру противника. Навредить твари всерьез было не в его силах, но без его помощи Андерсу пришлось бы туго. По крайней мере, Мыш удерживал демона на расстоянии, давая ему возможность использовать все то, чему он научился у мэтра Торрина.
– У тебя получилось! – ликующе завопил Мыш, когда шипевший, словно залитый водой костер, демон Гнева наконец рассыпался грудой тускло светившихся углей. – Действительно получилось! – Он вновь превратился в человека и, чуть не подпрыгивая на месте от радости, почти смущенно признался: – Когда ты пришел, у меня появилась надежда, что ты сумеешь… но по-настоящему поверить в кого-то из вас… Такого не было.
– Все было как-то слишком легко, – покачав головой, озабоченно отозвался пытавшийся отдышаться Андерс. Мышев восторг теперь вызывал у него чуть ли не отвращение, но он все равно чувствовал себя не вправе поучать товарища. Пусть даже он по-прежнему верил в то, что в мире существовали вещи совершенно недопустимые. Кто знает, что сделал бы в подобной ситуации он сам, так ему ли осуждать?.. Вот только разговаривать с Мышем уже не хотелось совершенно, как он ни пытался убедить себя проявить снисхождение.
– Все потому, что ты настоящий маг, – чуть ли не с благоговением проговорил Мыш. – Таких очень мало. У остальных не было шансов на победу, храмовники намеренно их губили – так же, как пытались погубить тебя. – Он запнулся снова и, собравшись с духом, продолжил: – Я сожалею о том, что сделал, но теперь, благодаря тебе, я знаю, что есть надежда. Ты можешь гораздо больше, чем тебе кажется.
– Не волнуйся, я все понимаю, – с тяжелым вздохом отозвался Андерс, тщетно пытаясь поверить в то, что не солгал. Не понимал он и совершенно не хотел понимать; но это он вот-вот очнется на холодном полу зала Истязаний, а Мышу тут ещё жить. – С любым могло случиться.
На лице Мыша отразилось облегчение настолько явное, что оно несколько примирило Андерса с собственным враньем. По крайней мере, у него появилась слабенькая надежда на то, что какая-никакая совесть у Мыша ещё оставалась. Однако тот, как будто боясь, что он отберет опрометчиво данное прощение, все равно поспешил сменить тему:
– Ты победил своего демона и прошел испытание. Со временем ты не будешь иметь равных среди чародеев. – Он замялся и тоном ниже, словно опасаясь наказания за свою дерзость, проговорил: – И, может быть, для такого маленького и всеми забытого существа, как я, появилась надежда. Если только ты захочешь помочь…
Андерс, внимательно изучавший туманный горизонт, снова вздохнул. Это было до того предсказуемо, что даже почти не злило, и все же сразу отказать в просьбе о помощи он не мог. Вышло бы как-то совсем не по-человечески, и плевать, что куда охотней он оставил бы Мыша разбираться со своими проблемами самостоятельно.
– Может, у меня получится выбраться отсюда и найти почву под ногами, – робко проговорил Мыш, приняв его отсутствующий вид за разрешение продолжать. – Нужно только, чтобы тебе захотелось меня впустить…
– Не наглей, малолетка! – машинально одернул его придирчиво разглядывавший окрестности Андерс. Все действительно получилось как-то слишком просто: примитивная тактическая задачка и малая толика терпения, чтобы не впасть в панику и воплотить без труда найденное решение в жизнь. Отчего-то ему совершенно не верилось в то, что этим Истязания и закончатся, вот только он никак не мог сообразить, в чем же заключался подвох. – Да и вообще для ученика ты как-то слишком нахален. Уверен, что больше ничего не хочешь мне рассказать?
Вообще говоря, очередную «ледяную хватку» Андерс зажег в ладони просто на всякий случай: он подозревал, что в следующий раз предупреждать его о нападении никто уже не станет. Мало на свете было заклятий более действенных, чем эффект неожиданности, даже Хоук был перед ним бессилен… если самому Андерсу вообще удавалось им воспользоваться.
– Может быть, они и были правы насчет тебя, – неожиданно рассмеялся Мыш: таким нехорошим, зловещим смехом, что Андерса пробрала дрожь. Привычно ссутуленные плечи его приятеля расправились, губы искривила насмешливая улыбка, а голос, за миг до того по-юношески высокий и неровный, стал низким и гулким, и в нем слышалось какое-то жутковатое эхо. – Простое убийство – дело воина. Настоящие опасности Тени – предубеждение, излишняя доверчивость… и гордость.
Болезненно яркий свет резанул Андерсу глаза, он отскочил назад и в сторону, уходя от возможного удара – и, с трудом проморгавшись, обалдело вытаращился на нависавшую над ним громаду. Не узнать демона Гордыни было невозможно, и Андерс принялся поспешно выискивать на шипастом, покрытом хитиновой броней теле хоть какое-нибудь уязвимое место. Подумать о том, каким же он все-таки был идиотом, он решил попозже, когда – если – решит очередную свою проблему.
Однако Гордыня отчего-то не торопился нападать, лишь оскалил широкую зубастую пасть в ухмылке и со знакомой уже интонацией Мыша, звучавшей в торжествующе громком голосе на редкость неестественно, посоветовал:
– Держи свое остроумие при себе, маг. Настоящие испытания не заканчиваются НИКОГДА.
Ослепленный новой вспышкой Андерс ещё успел швырнуть заготовленную «ледяную хватку» на звук – и его поглотила тишина.
…перед глазами у него тянулись какие-то светлые, серовато-коричневые полосы, покрытые неровными, изгибистыми линиями чуть более темного цвета. Несколько минут Андерс прослеживал их взглядом, пытаясь догадаться, что это было, наконец вспомнил, что цвет назывался бежевым… а потом все вдруг встало на свои места: полосы оказались досками верхней койки, посеревшими от времени, между ними виднелся столь же заслужённый матрас его соседа, а сам он лежал в своей постели, аккуратно накрытый потрепанным одеялом. Даже мамина подушка была на месте, лежала в своем уголке у стены.
А вот то, что в кровати он лежал полностью одетым, было уже как-то неправильно.
– Вы прошли Истязания, – уведомил его ровный, абсолютно безэмоциональный голос. Андерс дернулся от неожиданности и повернул голову на звук так резко, что в шее что-то хрустнуло, но стоявший возле его кровати Усмиренный, не обратив на это ни малейшего внимания, продолжал заученную речь: – Примите поздравления Круга, маг Андерс. Вам отведена комната в третьей спальне левого коридора этажа магов. В полдень Первый Чародей будет ждать вас в своем кабинете для получения дальнейших инструкций. Затем Усмиренный Нелден поможет вам перенести вещи в ваше новое жилище.
Выполнивший свою задачу Усмиренный тут же развернулся и вышел из ученической спальни, оставив Андерса неверяще таращиться ему вслед.
Он прошел Истязания.
Он действительно это сделал, он выдержал и победил, и теперь никто не посмеет смотреть на него с жалостью или со злорадным предвкушением, будто на обреченного на жуткую смерть слабака! И даже у мэтрэссы Винн больше не будет повода бросать на него такие взгляды, словно она готова сломать его – лишь бы уберечь от беды. И ещё можно будет месяц-другой подонимать Хоука тем, что тот до сих пор ещё только дитятко и личинка будущего мага, а вот он, Андерс…
Неожиданно для себя самого он расхохотался в голос и, окрыленный обрушившимся на него облегчением, лихо подорвался с кровати. Его соседи по комнате, и без того встревоженные неурочным появлением Усмиренного, воззрились на него почти с ужасом, и Андерс, не сдержавшись, заржал снова. Правда, Гаррета среди них почему-то не было, и его вдруг кольнуло глупой детской обидой. Ему ведь так хотелось похвастаться своим триумфом – и увидеть, как тот чуть заметно поморщится и словно бы через силу кивнет, неохотно признавая его победу… Разве мог Андерс упустить такую шикарную возможность утереть ему нос?
Вот только с этим как-то не заладилось. Ладно ещё в спальне Хоука не оказалось, мало ли куда он мог двинуть прямо с утра пораньше, но его не было ни в купальне, ни в библиотеке ученического этажа, ни в учебных комнатах при главной библиотеке. Андерс обошел все спальни, между делом сообщая приятелям об изменении своего статуса и снисходительно принимая изрядно подкрашенные завистью поздравления, но Гаррета так и не обнаружил. Его лучезарное счастье начало стремительно тускнеть, словно ему злокозненно недодали не меньше половины заслуженной радости.
В конце концов Андерс вернулся в свою спальню и плюхнулся на кровать, раздумывая о том, когда же ему выдадут мантию полноправного мага взамен старой, ученической. Мимо него уныло прошаркал душераздирающе зевавший Финн, и Андерс, спохватившись, поймал его за рукав:
– Не знаешь, куда задевался Зараза? В смысле, Хоук. Я же не могу позволить ему и дальше нос задирать, раз уж я даже Истязания раньше него прошел!
От его прикосновения Финн отчетливо вздрогнул, чуть не выронил свое полотенце и бросил на него взгляд, никоим образом не соответствовавший более чем обыденному вопросу. Почти виноватый, словно у Андерса случилось какое-то огромное несчастье, а ему выпала роль дурного вестника. Андерс в недоумении выгнул бровь: ничего страшнее Усмирения с ним случиться не могло, а как раз оно ему больше не грозило.
– Его забрали, – собравшись с духом, тихо проговорил Финн и, осторожно высвободившись из его враз ослабевших пальцев, отступил на шаг. – Почти сразу после тебя.
@темы: творчество, тексты, Я, аффтар!, cat-person^_^, ДА-драбблы, Circle-AU, Dragon Age
-
-
06.06.2014 в 18:54а разве могут быть два Истязания подряд?
-
-
06.06.2014 в 18:59Ну, авторское допущение...)
-
-
06.06.2014 в 19:01-
-
06.06.2014 в 19:15Хотя на самом деле это так, для драматизьму)))
-
-
06.06.2014 в 20:41-
-
06.06.2014 в 20:44-
-
06.06.2014 в 21:01-
-
08.06.2014 в 08:56И вообще все эти метания Андерса ^__^
Представляю, как он будет сейчас переживать
-
-
08.06.2014 в 10:31О да, у Андерса сейчас драма))