Кто-то дал этой Вселенной плохую кислоту
Наконец-то слэш! 
Кроме этого: молодой, пафосный Андерс, считающий себя очень взрослым, немножко нервный Хоук, он же вещь-в-себе. Есличо, толковое раскрытие хоукохарактера начнется примерно через... три-три с половиной драбблика, а пока он параноит и перед Андерсом не палится.
Рискнуть?Оказалось, что у Хоука начала расти борода.
Правда, росла она пока медленно и неубедительно: после двух с лишним (кажется; уследить за течением времени в карцере было сложно) недель заключения на его щеках и подбородке появилась только короткая жесткая щетинка, резче очертившая овал лица и жестко вылепленные скулы. Однако теперь сдержанный и уверенный Гаррет выглядел уже не мальчишкой-переростком, а настоящим молодым мужчиной – и Андерс немедленно преисполнился мучительной зависти. У него самого на подбородке вызывающе торчало всего-то с десяток темно-золотистых волосков, и выглядело это даже более жалко, чем полное отсутствие какой бы то ни было растительности.
Немного поразмыслив, Андерс решил при случае спереть у Хоука бритву. Обойтись без неё тот уже не мог, это было очевидно любому имевшему глаза человеку, так что ему должны были вскоре выдать со склада весь набор предметов для ухода за бородой – ну или для её регулярного удаления. И заодно у Андерса появится возможность проверить правдивость слухов, ходивших в казармах рекрутов: дескать, если регулярно сбривать смешные юношеские усишки, то настоящие усы отрастут быстрее. Может, и правду говорили, это же не проповедь была, а передаваемый из уст в уста опыт предыдущих поколений…
– Андерс, ты меня вообще слушаешь?.. – вырвал его из раздумий раздраженный голос Ирвинга. Андерс вздрогнул от неожиданности и поспешно закивал, изобразив на лице внимание, но Первый Чародей мгновенно раскусил его неловкое притворство и, сдвинув брови, потребовал: – Тогда повтори, что я сейчас сказал!
Андерс открыл рот… и закрыл его снова, внезапно осознав, что действительно погрузился слишком глубоко в собственные мысли и совсем забыл хотя бы вылавливать из монолога наставника ключевые слова. Вряд ли Ирвинг стал бы заводить речь о подобающем облике правильного мага во время традиционной послепобежной головомойки, так что андерсовы подростковые страдания насчет бороды не имели никакого отношения к словам, случайно залетавшим ему в уши. Андерс покосился на Хоука, надеясь обнаружить у него на лице хоть какую-то подсказку, хоть какой-то знак, способный прояснить, о чем все-таки шел разговор – но тот совершенно не обращал на него внимания, а на его неизменно спокойной физиономии отражалось разве что предназначенное Первому Чародею почтительное внимание.
– Ну… что нельзя бегать из Круга, – выдавил из себя Андерс просто для того, чтобы что-нибудь сказать. Он всегда пропускал всю эту чушь мимо ушей, о чем все давным-давно знали, однако говорить об этом прямо было все же как-то неловко. Да и вообще позиция «Я вас услышал, просто не согласен» начинала казаться Андерсу намного более взрослой и правильной.
Раньше Ирвинг, столкнувшись с подобной невнимательностью, только устало вздыхал, закатывал глаза и, обреченно махнув рукой, сокращал свою лекцию до нескольких основных тезисов, после чего отправлял Андерса восвояси. Однако на этот раз его вина, похоже, была сочтена куда более серьезной. Осознав, что его слова не достигли даже ушей воспитуемого, Первый Чародей явственно скрипнул зубами и вперил в него такой взор, что отвести глаза стало попросту невозможно – а затем Андерсу все же пришлось выслушать его речь со всем положенным оной вниманием.
И про то, какая он скотина безответственная. И про то, что правила Круга не на пустом месте были придуманы и, между прочим, для его же собственного блага. И про то, что он уже почти взрослый и пора бы ему научиться сдерживать свои детские порывы. И про то, что теперь им с Хоуком – раз уж у них слишком много свободного времени и мальчишечья дурь в крови играет – назначены занятия по боевой магии с практической отработкой полученных навыков…
– Что?.. – не веря собственным ушам, переспросил Андерс. – Что за хрень?
Ирвинг нахмурился и, сурово глянув на него, отчеканил:
– Твоего мнения я не спрашивал, ученик Андерс! Этот вопрос решен, и будь любезен не пренебрегать занятиями! Чародей Торрин будет ждать вас завтра на рассвете в большом тренировочном зале.
Честность никогда не принадлежала к числу тех качеств, которые ценились в Круге. А может, Андерсу просто следовало проявить то самое почтение к старшим, о котором он сам ещё в карцере два часа рассказывал Хоуку, и высказать свое мнение… в несколько более корректной формулировке. И тогда им, может быть, даже не пришлось бы выслушивать ещё одну длинную и скучную лекцию об уважении, приличиях и о том, как положено вести себя воспитанному человеку.
И уж точно не стоило спрашивать Первого Чародея, все ли у него было в порядке с головой.
– Ну и чем ты так недоволен? – сдержанно полюбопытствовал Хоук и, не сбавляя шага, направился к общей купальне. Разъяснив Андерсу всю степень своего негодования, Ирвинг все-таки вспомнил о вещах не столь глобальных, но не менее важных, и велел им привести себя в порядок перед возвращением к товарищам. – Ты так разорялся, будто тебя на год в драконятник сослали. И не пытайся убедить меня, что тебе ничуть не любопытно.
– Хоук, – проникновенно проговорил Андерс, остановившись на верхней ступеньке очередной лестницы, и посмотрел на обернувшегося к нему товарища почти с сочувствием, – это же бред. Я целитель волею Создателя… – Он сбился и, поморщившись, мотнул головой: – А, к ебаным демонам Создателя и все проповеди Винн. Какая нахуй боевая магия? Природа создала меня для иного, я же добросердечный и исключительно мирный человек!
– Ну да, – благодушно согласился Хоук. В его прищуре, однако, мелькнула тень ироничной усмешки: – То-то ты мне через раз нос сломать угрожаешь.
– Но-но! – возмутился Андерс. – Не передергивай. Последний раз мы с тобой дрались лет… не помню… короче, давно очень! – Он помолчал и, обогнав снова двинувшегося вниз приятеля, возмущенно добавил: – И вообще, каким местом они думали? Ставить адепта школ Созидания и Духа против прирожденного стихийщика! Ты, конечно, заучка и книжный червь, но все равно размажешь меня по стенке меньше чем за минуту – просто потому, что такова специфика твоего дара.
– Завидно, что ли? – удивленно глянув на него, поинтересовался Гаррет. – Ты же…
– И повторю! – свирепо сверкнув глазами, перебил его Андерс. – Я хотя бы людям помогать могу, лечить их и вообще всякое добро творить! А тебе с твой магии какая польза, свечки без огнива зажигать да компот охлаждать для девчонок? Разве что война какая вдруг случится… ну так это все равно надо ещё ухитриться как-то, чтобы в армию взяли. – Он скривился и, покосившись на приятеля, неохотно признал: – Хотя тебя, зануду такого, наверняка возьмут. Ты ж благонаде-е-е-ежный!
Хоук пренебрежительно фыркнул, почти демонстративно не заметив его сарказма, но Андерс и не думал умолкать:
– И вообще это противоречит всякой логике! Да-да, не косись на меня так, я тоже знаю, что это такое! – Вовсе на него не глядевший Гаррет чуть слышно вздохнул, явно не собираясь отвечать на откровенно несправедливый упрек, но его покладистость только подлила масла в огонь андерсова раздражения: – Вначале годами талдычат про то, что хороший маг должен быть бесхребетной пушистой шкуркой, приложением к сборнику толкований Песни Света! Даже те из нас, у кого мозгов хватит на всю андрастианскую церковь разом, а силы – на то, чтобы снести к ебаным демонам парочку городов. Сажают в карцер за одно только то, что сбежал подышать свежим воздухом и словить пару-тройку лягушек, велят подставлять храмовнику другую щеку взамен отшибленной и вообще всеми способами вбивают в головы, что ударом на удар отвечает только последняя мразь. – Он выдержал драматическую паузу и гневно закончил: – А теперь сами же суют мне в руки клинок и будут страшно удивляться, когда он воткнется кому-то из них в жопу!
– Посох тебе дадут, – равнодушно поправил его Хоук, нисколько не впечатленный его страстной речью. – И ты здорово намучаешься, пытаясь воткнуть его в чью-нибудь жопу.
Андерс хотел было разозлиться – тот вовсе не был настолько туп, чтобы не понять его метафор – но затем представил эту картину сам и, не выдержав, заржал в голос.
Однако к следующему рассвету его злость вернулась, разве что стала холодней и ровнее: уже не обида наказанного ребенка, а осознанный гнев взрослого человека, столкнувшегося с чудовищной подлостью. Андерс понял их план. На него не действовали ни слова, ни взыскания, даже карцер не помогал добиться нужного храмовникам эффекта – и они решили вколотить в него смирение руками его же… не то чтобы друга, но все же – товарища. Равного. Своего.
…хотя как раз в стихийной магии равенства у них не было никакого. Само собой, разница в силе и боевых навыках не остановила бы Андерса, случись им с Хоуком поспорить из-за чего-нибудь по-настоящему важного – но вот так, ради чужой потехи… сама мысль об этом заставляла его в бессильной ярости скрипеть зубами.
Однако в большом зале – давно заброшенном, его открыли снова специально для этих занятий – не было ни собравшихся поглазеть на его унижение храмовников, ни любопытных малолеток, вспыхивавших наивным дурным восторгом от самого звучания слов «боевая магия», ни магов-наставников, которые всегда были рады добить его своим «мы же тебе говорили!». И только у дальней стены скучал старый сэр Лара, известный своим равнодушием к внутренней политике Круга и завидной принципиальностью: в мажеские дела он вмешивался лишь в тех случаях, когда оные дела грозили дойти до смертоубийства, и даже тогда ограничивался аккуратной, не задевавшей никого, кроме зачинщиков свары, «тишиной». Совсем рядом с ним чародей Торрин развешивал на оружейной стойке разнокалиберные посохи, то и дело чуть не роняя выскальзывавшие из рук тяжелые древки. На появившегося в дверях Андерса он воззрился с таким удивлением, будто вовсе не ожидал его увидеть, а затем расплылся в полной откровенного облегчения улыбке.
По правде сказать, в голову Андерсу действительно приходила мысль о том, чтобы не явиться на навязанный урок, однако воплотить её в жизнь помешало проснувшееся совсем не вовремя любопытство – жгучее, нетерпеливое, почти мучительное, словно в далеком детстве. И ещё Хоук, который безо всякой жалости вытащил его из-под одеяла и чуть не пинками погнал в тренировочный зал. Хорошо хоть его угроза вылить на голову приятелю кружку ледяной воды (а ведь мог, стихийник хренов) так и осталась неосуществленной.
– Наконец-то, – почти беззвучно выдохнул мэтр Торрин и, откашлявшись, уже намного более уверенным тоном объявил: – Итак, молодые люди, мы начнем наше первое занятие с того…
– Не начнем, – улучив момент, проговорил Андерс. Короткая, словно обрубленная фраза вдруг прозвучала настолько веско, что он сам замер на миг, ошарашенный её тяжестью – а затем, проникшись произведенным впечатлением, решил продолжать в том же духе.
– Почему? – растерянно переспросил мэтр Торрин и торопливо оглянулся на стойку с посохами, как будто заподозрив, что ученик заметил какой-то крайне существенный для дальнейшего обучения просчет.
– Потому что это бред, – терпеливо объяснил Андерс, постаравшись, чтобы его слова прозвучали так же солидно и значительно, как вначале. Сохранять должный настрой под взглядом ехидно молчавшего Хоука было трудно, но Андерс украдкой показал ему неприличный жест и опять впился в их вынужденного наставника суровым взором. – Я ведь целитель, а вовсе не боевой маг, и это совершенно очевидно. Так что эти занятия – не более чем акт принуждения. – Он тщательно выдержал паузу и уверенно закончил: – Принуждения, которому я не намерен подчиняться.
Вид у мэтра Торрина сделался откровенно несчастный. На миг Андерсу даже стало его жалко: в конце концов, он вовсе не был сволочью, совсем наоборот – никогда не отказывал тем, кому нужна была помощь, старался объяснять как можно понятнее, и к тому же именно благодаря ему Андерс все-таки сумел найти логово озерного дракона… Да и вообще ему никогда не нравилось мучить людей.
Вот только, к великому его сожалению, чародей Торрин был сейчас не столько человеком и его товарищем по тоскливой мажеской жизни, сколько орудием Первого Чародея, Рыцаря-Командора и самой андрастианской Церкви – и этому орудию Андерс не имел права уступить.
– Более того, – твердо продолжил он, каким-то чудом угадав момент, когда наставник опомнился – и опередив его всего на долю секунды. – Я не верю в то, что Первый Чародей не заметил явной неприменимости моего дара для подобных целей. И потому я вынужден предполагать, что он заботится вовсе не о должном обучении и развитии вверенных ему подопечных, но преследует совсем иные цели. Потерпев поражение в попытках сломать меня обычными средствами, Первый Чародей с Рыцарь-Командором теперь пытаются использовать для этого моих же товарищей по заключению…
– Перебор, – не скрывая сожаления, чуть слышно вздохнул у него за спиной Хоук. И, наверное, был прав; а может быть, именно его реплика заставила мэтра Торрина выйти из ступора. Он встряхнулся, с заметным усилием изобразил на лице строгое выражение и с укором глянул на ученика:
– Андерс, ты ошибаешься. Даже желая найти тебе… общественно приемлемый способ занять твое время, Первый Чародей отнюдь не забывал о твоем благе. Эти навыки могут тебе пригодиться… – Он замялся, опасливо покосился на задремавшего в своем углу сэра Лару и, понизив голос, закончил: – Да хоть во время очередного побега. Конечно, сопротивление рыцарям Церкви – это преступление, но ведь есть ещё и разбойники…
– Мэтр Торрин, – с откровенной жалостью глянув на него, проговорил Андерс: мягко, словно обращался к душевнобольному. – Какие, к ебаным демонам, навыки? Я бы ещё мог в это поверить, если бы вот тут, – он не глядя ткнул пальцем за спину туда, где чувствовал присутствие Хоука, – стоял Финн, или Герда, или ещё кто-то из адептов нашей школы. Но ставить против меня прирожденного стихийщика – это решение не учителя, а политика. Ничего путного из подобных уроков не выйдет: я всего лишь буду размазан по стенке руками моего же врага детства, трагически уползу плакаться наставнице в мантию и – в теории – проникнусь той дурной пропагандой, которой нас тут пичкают с рассвета до заката.
– Андерс, ты серьезно недооцениваешь свои возможности, поверь мне, – снова начал Торрин, старательно набрав воздуха в грудь. Он только-только начал отпускать бороду в надежде приобрести вид более взрослый и солидный, но теперь, забывшись, принялся теребить её рваными, какими-то нервными жестами – и оттого казался едва перешагнувшим порог отрочества мальчишкой. – Магия Созидания имеет широкое применение и в том числе может использоваться в бою. К примеру, в сочетании с магией Духа она почти идеальна для обороны… – Он оборвал фразу на полуслове, растерянно и гневно посмотрел на ученика, безнадежно испортившего заготовленный заранее план занятия, а затем наконец вспомнил, что ему вообще-то была дана некая власть, и отрывисто приказал: – К стене, Андерс. Вон к той, дальней. Сам сейчас все увидишь. Вы ведь волшебный щит проходили, да? Года полтора назад? Давай, поставь его.
– Зачем? – с подозрением осведомился Андерс, не двинувшись с места – что, впрочем, нисколько мэтра Торрина не смутило.
– Сейчас Хоук будет атаковать, а ты – защищаться, – объявил тот с торжеством человека, нашедшего решение важнейшей из проблем мироздания. Того, с каким скептицизмом взирали на него оба его ученика, он не замечал, а когда Андерс так и не исполнил его распоряжение, только раздраженно сжал губы и резко уточнил: – Хоук, атакуй! Брось в него файербол. Небольшой.
– Нет, – равнодушно отозвался Гаррет, лишенным всякой демонстративности и оттого ещё более красноречивым жестом скрестив руки на груди. Мэтр Торрин вздрогнул от неожиданности и уставился на него с таким изумлением, что Андерс не сумел сдержать злорадного смешка, а затем потрясенно переспросил:
– Что?..
– Я полагал, что нас станут учить, – скучающим тоном пояснил Хоук. Мерещилось в его безмятежности что-то фальшивое, но поймать его взгляд и убедиться в этом окончательно у Андерса не получилось. – Швыряться заклинаниями в неподвижную мишень я уже умею. Я надеялся, что нас научат чему-нибудь новому, – он сделал короткую, едва заметную паузу и добавил: – почтенный чародей Торрин.
Тот тяжело вздохнул, с силой потер двумя пальцами переносицу и беспомощно глянул на храмовника, но старый рыцарь явно не видел повода вмешиваться во вполне мирный с виду разговор и продолжал дремать в своем углу.
– Но ведь это же неповиновение наставнику! – заволновавшись снова, воззвал к совести своих учеников Торрин.
– Это всего лишь соблюдение техники безопасности, – вежливо поправил его Хоук, каким-то образом умудрявшийся выглядеть одновременно почтительно и непреклонно. – Разумеется, я ещё плохо знаком с вашей методикой преподавания, но на мой взгляд для первого занятия данное упражнение является чересчур рискованным. Вероятно, позже, когда мы будем лучше знакомы со своими ресурсами и особенностями наших школ магии, оно окажется намного полезнее.
Андерс поспешно наступил ему на ногу, но было уже поздно: даже мэтр Торрин, волновавшийся из-за плохо ему знакомой роли наставника, не мог не заметить такого шикарного пути для отступления. А ведь Андерс уже начал надеяться, что ему все-таки удастся загнать наставника в угол и открыть ему глаза на то, чем были на самом деле Круги Магов – даже вполне благополучный, судя по слухам из Белого Шпиля, Кинлох.
– Пожалуй, ты прав, – с достоинством согласился Торрин, почти мгновенно вернув себе пошатнувшееся было самообладание. – Начнем с другого упражнения. Хоук, отойди вон туда, пожалуйста. – Он указал на дальний конец зала, тот, где на полу темнел сложный узор из неглубоких канавок. Андерсу их вид ужасно не нравился, они слишком походили на кровостоки, но Гаррет только вежливо кивнул и подчинился. – Андерс, наложи на него руну паралича.
– Зачем? – почуяв неладное, настороженно поинтересовался Андерс – и чуть не подскочил, когда Торрин рявкнул на него неожиданно прорезавшимся командирским голосом:
– Выполняй!!!
Руна, отработанная ещё на мышах для Огнеплюя, встала крепко. Вдобавок Андерс с перепугу вложил в неё слишком много силы, так что за окутавшим фигуру Хоука зеленоватым сиянием едва можно было различить изначальный цвет ученической мантии. Андерс поморщился, поняв, что его просчет не остался незамеченным, и с неприязнью уставился на учителя, который сумел таки добиться своего.
– Прекрасно, – одобрительно кивнул тот, не спеша, однако, злорадствовать. – Как видишь, магия школы Созидания в бою далеко не так бесполезна, как ты мне доказывал. Эффективность разнообразных аур, как правило, тоже серьезно недооценивают… впрочем, об этом в другой раз. Дробя… А, нет. Волшебную стрелу делать умеешь?
Терзавшее Андерса недоброе предчувствие стало ещё отчетливей, однако он, поколебавшись, все же кивнул. Отрицать очевидное было попросту бессмысленно, к его годам волшебную стрелу осваивали даже самые бесталанные ученики – к числу которых он не принадлежал.
– Теперь атакуй его, – велел мэтр Торрин. – Волшебной стрелой или любым другим заклинанием на твой выбор. Только постарайся все-таки не переборщить.
– Что?.. – в шоке переспросил Андерс и неверяще поглядел на учителя, который, кажется, не видел в своем указании ничего особенного. – Он же даже увернуться сейчас не сможет!
– Вот именно! Давай, давай, – подбодрил его Торрин. Похоже, он и впрямь не понимал, чего именно требовал от Андерса – и потому был доволен, словно человек, благополучно нашедший выход из очень сложной ситуации. – Уж сейчас-то он точно не сильнее тебя, так что не бойся.
Андерс в растерянности посмотрел на Хоука, однако тот, обездвиженный и совершенно беспомощный, был абсолютно спокоен. Блокировать мелкие мимические мышцы руна паралича не могла, однако на лице скованного её магией Гаррета все равно не отражалось ни тени эмоций. И только его взгляд, обращенный на Андерса, казался оценивающим, в нем мелькал какой-то сдержанный интерес – как будто именно его реакция была единственным, чего Хоук не мог предугадать.
И это, вообще говоря, было попросту оскорбительно.
– Нет, – скрестив руки на груди, решительно заявил Андерс и для пущей выразительности вздернул подбородок – вызывающим, преувеличенно горделивым жестом. На Хоука, сволочь бесстыжую, он решил наорать уже потом, сейчас с ним даже ругаться было как-то совестно. Хотя ответить тот, в принципе, мог, разговаривать руна паралича тоже не мешала, просто из-за стесненности движений не получилось бы орать в голос… И все равно было в этом что-то неправильное. – Я не стану этого делать. Это же как котенка бить…
– Ну так и не считай себя жертвой, а побей его свободного! – не дав ему договорить, прямо ему в лицо проорал мэтр Торрин. А потом, придирчиво разглядывая ошарашенного его гневом Андерса, уже куда тише проворчал: – Тоже мне, ничего ещё толком не знает, а уже готов признать себя слабаком!
Андерс скрипнул зубами и, не дожидаясь новых распоряжений, развеял клятую руну. Секундный испуг уходил, оставляя после себя раздражение и злость, накрепко замешанную на отчаянии. Это было глупо: он прекрасно знал, что все это было обыкновенной хитростью, просто способом заставить его делать то, что хотели старшие – и все же незаслуженный упрек терзал его куда сильнее, чем стоило бы.
Почти так же сильно, как мысль о том, что все его сопротивление, вся его решимость и упорство в который раз оказались бесполезными.
– Ну и зачем ты это сделал? – мрачно поинтересовался Андерс уже за дверью тренировочного зала, бездумно взвешивая в руке свой новый посох. Тяжелый, боевой – он был совсем не похож на те простенькие, кое-как зачарованные палки, которые выдавали обычным ученикам для изучения навыков работы со вспомогательными предметами. Прилагавшуюся к нему лекцию о свойствах материалов, рун и их сочетаемости с даром конкретного мага Андерс выбросил из головы практически сразу, благо чародей Торрин, обрадованный его усталой покорностью, сам подобрал ему «идеальный», как он утверждал, инструмент.
– Что именно? – отстраненно полюбопытствовал Хоук. Его собственный посох висел в креплениях наспинной сбруи – и после первого же, сколь угодно мимолетного взгляда становилось понятно, что это был не просто инструмент, это было именно оружие. К нижнему его концу крепилось длинное мечевидное лезвие с хищным желобком кровостока и кривым, остро отточенным когтем возле самого древка, и даже крупный красно-оранжевый кристалл в навершии мерцал как-то недобро, словно напоминая о том, что его одного вполне хватило бы проломить человеку череп.
В сравнении с этим даже андерсов Зов Свободы с угловатой, окованной металлом драконьей головой начинал казаться почти безобидным.
– Зачем дал ему вывернуться? – раздраженно зыркнув на проходившего мимо храмовника, уточнил Андерс – и, не сдержавшись, тоскливо добавил: – Я ведь уже почти загнал его в угол, оставалось только дожать!
– И что? – повторил Гаррет – так равнодушно, что Андерс невольно заподозрил насмешку.
– Чтобы хоть кто-то в этой тюрьме осознал истинное положение вещей! – прорычал он. – Хотя бы один человек! Хотя бы ещё один, просто чтобы не быть единственным зрячим среди толпы добровольных слепцов!
– Мелко мыслишь, – прокомментировал Хоук и прежде, чем Андерс успел возмутиться или придумать ответную колкость, задумчиво добавил: – А я ещё мельче.
Первый настоящий урок стал для них обоих сущей пыткой. Успешно поставив строптивых подростков на место, мэтр Торрин преисполнился преподавательского энтузиазма и рьяно взялся за их обучение, напрочь забыв о том, что большинство юношей Круга никогда не держали в руках ничего тяжелее старинных магических трактатов. Регулярно сбегавший на волю Андерс был куда крепче многих своих соучеников, да и Хоук со своими «тренировками» не был таким уж задохликом, вот только проку с этого все равно было мало.
К концу занятия Андерс едва держался на ногах и, пожалуй, был бы только рад опереться на плечо приятеля, однако тот, запыхавшийся, взмокший и оттого казавшийся до странности человечным, и сам заметно покачивался и взирал на устойчивые, надежные гранитные стены с откровенным вожделением. Проследивший его взгляд Андерс поразмыслил с пару секунд и, отбросив глупую гордость, с облегчением привалился к каменной кладке, скрытой пыльными, выцветшими до туманной серости гобеленами. А потом так и отправился в ученическую спальню: не отходя от стены дальше чем на поллоктя и время от времени опираясь на неё продолжавшей судорожно подрагивать рукой.
С лестницы он, правда, все равно чуть не сверзился, но потом стало как-то полегче. По крайней мере, перестали подкашиваться ноги, и порог общей комнаты Андерс переступил с видом не то чтобы победителя, но все же человека, ещё не сломленного судьбой. Плетущийся в паре шагов позади него Хоук, конечно, пофыркал, заметив его попытку расправить плечи – но без привычного ехидства, словно для порядка.
Съязвить в ответ Андерс попросту поленился: его куда сильнее влекла возможность наконец-то воссоединиться со своей жесткой и узкой, но такой желанной в эту минуту кроватью. И куда больше, чем азартный обмен подколками с Гарретом, грела мысль о нескольких часах сна, покушаться на которые не рискнул бы ни один из его соседей… кроме все того же Хоука, который сейчас и сам будет дрыхнуть без задних ног. О нескольких часах без тянущей, режущей, издевательски разнообразной боли в перетруженных с непривычки мышцах.
Однако блаженство встречи с собственной постелью продлилось всего несколько мгновений. Всего за минуту до этого, в дверях ученической спальни Андерс искренне верил в то, что уснет, едва коснувшись головой подушки – но как только он натянул на плечи одеяло и приготовился провалиться в сон, измотанное тело почуяло свободу и стало настырно жаловаться на негодное обращение. Мелкая, едва заметная дрожь в ногах прекратилась, но секундой спустя мышцы скрутило настоящей судорогой, и Андерс чуть не взвыл от боли. Непривычные к тяжести посоха плечи горели, словно в огне, шею как будто заковали в высокий, до подбородка, железный ошейник, ноющая спина то и дело немела, мешая найти хоть сколько-нибудь удобное положение. Андерс кое-как размял сведенную ногу, с трудом сдержав жалобный, недостойный взрослого мужчины скулеж, и с тяжелым вздохом вытянулся на кровати, пытаясь заставить себя расслабиться.
Получасом спустя он бросил бесполезные, не дававшие ни тени облегчения попытки – и почему-то лишь после этого вспомнил о том, что вообще-то был целителем. Наверно, впервые в жизни Андерс чувствовал себя настолько идиотом, но теплая мощная волна исцеляющего заклинания, прокатившись по всему телу, унесла с собой и тягучую ноющую боль, и печальные мысли о собственной дурости. Умятая в плоский блинчик подушка разом показалась ему мягкой, словно из лебяжьего пуха, и даже колючее одеяло стало вполне уютным. Андерс блаженно замурлыкал, поерзал, сворачиваясь под ним клубком, и неожиданно замер, уставившись в тусклый сумрак спальни.
А ведь Хоук-то, небось, так и мучился. К школе Созидания у него не было никакого таланта, он даже самое слабенькое лечебное заклинание правильно сотворить не мог.
Андерс резко выдохнул сквозь зубы и прислушался. Хоукова кровать была далеко, но в сторожкой ночной тишине он услышал бы даже шорох одеяла – однако, напрягая слух изо всех сил, все равно не мог разобрать ни звука. И почему-то никак не удавалось поверить в то, что Гаррет, не меньше него измотанный тренировкой, за прошедший час сумел придумать что-то толковое.
Досадливое, приглушенное подушкой «чтоб его, заразу!» прозвучало на редкость неубедительно даже для него самого. Андерс сел, попытался нашарить ногой башмаки и, потерпев поражение, так и пошлепал босиком через всю спальню.
– Тшш, я это, – шепотом предупредил он, каким-то неведомым чутьем уловив обращенное на него внимание прикидывавшегося спящим Хоука, и только после этого решился присесть на край кровати. – Давай полечу, у тебя же наверняка после сегодняшнего тоже все тело болит.
– Спасибо, – вполголоса отозвался явно удивленный Гаррет и, помедлив, даже чуть-чуть подвинулся. Так, чтобы Андерс смог сесть по-человечески и ему не пришлось слишком уж выворачиваться, пряча сиявшие целительским заклинанием руки под хоуковым одеялом.
– Я себя уже полечил, – все так же шепотом поделился Андерс. Не удовлетворившись результатом первого воздействия, он продолжил аккуратно водить ладонями вдоль хоуковой спины в поисках мест, больше всего нуждавшихся во внимании целителя. – А то, представляешь, лежал вначале как дурак какой, мучился, самому теперь стыдно. Но ты не волнуйся, я давеча у Гумберта полсклянки лириума выпросил, так что у меня и на тебя сил хватит с достатком.
– Не травись, – вдруг проговорил Хоук, со снисходительной усмешкой слушавший его лекарскую болтовню. – Судорогу сними, чтобы спать не мешала, и хватит. А то потом опять все заново.
– Ты о чем вообще, многомудрый? – подпустив в голос надменного ехидства, переспросил Андерс и осторожно, чтобы не причинять лишней боли, прогладил жесткий, словно каменный, гарретов загривок. – Вздумал меня учить, как свое дело делать?
– Вздумал, – чуть слышно фыркнув, подтвердил Гаррет. – И пока ты пренебрегаешь основами, так и буду учить. Даже примитивные обезболивающие заклинания работают за счет ликвидации мелких, не заметных глазу повреждений тканей… Это же как с мозолями: можешь залечивать и всякий раз потом обдираться в кровь заново, а можешь потерпеть и дождаться, пока кожа огрубеет и надобность в лечении попросту отпадет. А что мышцы ноют… да пусть ноют.
– Ну вот что тебе стоило не нудеть?.. – тоскливо вопросил Андерс, ещё раз прощупал его спину полноценным диагностическим заклятием и, сосредоточившись, принялся исцелять скрученные судорогой мышцы.
Нудеть Хоук, конечно же, не перестал, но почему-то Андерса это уже совсем не злило. Сосредоточившись на деле, он вообще едва замечал, что там бухтел себе под нос этот заучка. Под его руками постепенно расслаблялось жесткое, излучавшее напряжение и почти болезненный жар тело, язвительный, чудовищно рассудительный Гаррет, задремывая, с каждой минутой все сильнее походил на заласканного сонного кота – и Андерс беззастенчиво млел от осознания собственной власти и внезапной нежности, мохнатым комком свернувшейся в груди.
Добившись признания своего авторитета, мэтр Торрин показал себя преподавателем много лучшим, чем прежние андерсовы наставники. Он не заваливал их с Хоуком книгами и не читал долгих лекций, да и вообще старался избегать таких четких и конкретных инструкций, как в первый раз. Обычно он и вовсе ограничивался несколькими примерами того, как можно использовать в бою какое-нибудь вполне безобидное заклятие, а затем предоставлял учеников самим себе, предварительно выдав им по флакону с зельем сохранения жизни.
Андерс поначалу кривился и отмахивался: вкус у зелья был препоганый, и на языке ещё долго держалась едкая горечь корня смерти. Однако приходилось признать, что порой только оно и уберегало их с Гарретом от серьезных увечий. Школы Созидания и Духа, традиционно считавшиеся мирными, и впрямь предоставляли изобретательному человеку немало возможностей причинить вред врагу, а о том, что мог сотворить с противником не лишенный интеллекта стихийщик, и упоминать не стоило.
Честно говоря, постепенно Андерс даже вошел во вкус. Чахнуть со скуки над пыльными древними томами его не заставляли, а придумывать и потом проверять что-то новое ему было только в радость. К тому же уязвленная гордость мешала забыть о том, как он оплошал на первом уроке, и Андерс вгрызался в новые знания с изумлявшим его самого энтузиазмом. Он даже в библиотеку начал ходить, искал там дневники армейских магов и мастеров школы Созидания в надежде обнаружить что-нибудь полезное.
Андерс заметно окреп, и тяжесть боевого посоха перестала казаться ему непосильной. Конечно, руки и спину все равно ломило после занятий, но эта боль казалась уже не мучительной, а почти приятной – не наказанием, а свидетельством хорошо проделанной работы. Плечи у него так раздались вширь, что старую ученическую мантию пришлось перешивать дважды за полгода, да и в купальне соседи косились на него с откровенной завистью. Правда, Хоук и тут его обошел: он вообще отрастил себе мускулы почти как у храмовника, впору за меч браться, а над плохо скрытой андерсовой обидой только посмеивался – дескать, наследственность. Может, и не врал; однажды Андерс уломал его рассказать об отце, и Гаррет, постепенно увлекшись, принялся ладонями отмахивать в воздухе что-то огромное и медведеобразное.
Девушки Круга тоже оценили происходившие с Андерсом перемены, и он то и дело ловил на себе заинтересованные, смущенные, а то и откровенно вожделеющие взгляды. Правда, воспользоваться этим ему удавалось куда реже, чем хотелось бы, но женское внимание все равно грело душу. Единственным исключением из этой приятной закономерности была полухасиндка Айбике, и Андерс, оскорбленный подобным равнодушием, из кожи вон лез, чтобы добиться её благосклонности. В ход пошло все, от чарующих улыбок и наворованных в саду Рыцарь-Командора цветов до откровенной наглости и игривых поцелуев над лежавшей между ними книгой. Вот только от поцелуев Айбике чаще всего попросту уворачивалась и сразу убегала, напоследок пронзив недоумевавшего Андерса ледяным взором. А ведь целоваться он как раз умел, любая девчонка подтвердила бы – и никак не мог понять, чем не угодил своей новой подружке.
Оказалось, что отрывистое «надо поговорить» в устах едва ли пятнадцатилетней ученицы могло прозвучать почти так же грозно, как у многоопытной мэтрессы Винн. Однако истерзанный обидой и любопытством Андерс опасностью пренебрег, и странно задумчивая Айбике, затащив его в укромный уголок за книжными шкафами, наконец объяснила: по обычаю её рода, она не имела права сделаться женщиной без одобрения Старшей Матери племени. Обычай был глуп, получившая неплохое образование девушка и сама эта знала, а теперь, в Круге, блюсти его было бы глупо вдвойне… но он был единственным, что напоминало ей о родных. Поймавшие её храмовники побрезговали хасиндскими тряпками и сожгли все до последнего ремешка, не оставив ей даже вплетенных в волосы деревянных бусин.
И Андерс отступился, не смея посягать на последнюю связь с утраченным.
Но вот молчать о прочих своих победах он не мог и не хотел. По правде сказать, он бессовестно хвастался, наслаждаясь чужой завистью, и только зараза Хоук портил ему все удовольствие. Завидовать, как полагалось бы скучному заучке, не знавшему радостей любви, он явно не собирался, и Андерс начал подозревать, что покаяния, епитимьи и даже личный надзор Рыцаря-Командора не прибавили рекрутам Кинлоха должной стойкости. Однако попытки развести Гаррета на ответное хвастовство проваливались раз за разом: тонких намеков тот не понимал, а прямые вопросы попросту игнорировал и только загадочно улыбался в ответ. И смотрел при этом с таким снисходительным сочувствием во взгляде, что истерзанному неутоленным любопытством Андерсу нестерпимо хотелось врезать ему в нос.
Экзамен на старшего ученика оказался сущей формальностью. На полтора десятка вопросов Андерс, закаленный долгими спорами с Хоуком, ответил безо всякого труда и в последовавшей за этим короткой дискуссии в пух и прах разнес аргументы вздумавшего возражать экзаменатора, а практическая часть и вовсе не потребовала от него усилий. Ну кроме разве что обязательного минимума по стихийной магии, но в конце концов Андерс справился и с этим.
Впрочем, результаты его тоже разочаровали. Сразу после торжественного въезда в спальню старших учеников Андерс обнаружил, что та отличалась от прежнего места его обитания только числом кроватей. Причем одну из них уже занимал гребаный Гаррет Хоук, сдававший свой экзамен накануне, и располагалась она намного ближе, чем хотелось бы самому Андерсу. Ещё не хватало ему выслушивать лекции о распорядке, удирая по ночам к девчонкам.
Да и в остальном привычная, надоевшая до смерти ученическая жизнь почти не изменилась. Правда, мэтресса Винн поначалу пыталась заставить его проникнуться важностью своего нового статуса, но, потерпев поражение, бросила эту бессмысленную затею. Отстоявший свое Андерс решил разок проявить великодушие и неожиданно обнаружил, что беседовать с ней о своем, целительском, было весьма интересно. Только нужно было избегать всяких сомнительных тем вроде несправедливости нынешнего мироустройства и пресловутого «своего места», которое должны были знать лишенные благоволения Создателя маги.
Вот только обилие этих самых опасных тем по-прежнему изрядно мешало проникнуться к наставнице заслуженным уважением. От каких-нибудь страшных последствий вроде очередного визита в карцер Андерса спасало, пожалуй, только то, что сразу после очередного разговора с мэтрессой он отправлялся на тренировку с Хоуком и имел возможность выплеснуть скопившееся раздражение в бою. Иначе ему куда труднее было бы удержать язык за зубами.
Чародей Торрин по большому счету оказался прав: в схватке они с Гарретом друг друга стоили, хотя ничего общего в их тактике не было. Сравняться с Хоуком в атаке Андерс не мог, да и не пытался: тот, наверно, способен был за полчаса смести с лица земли целый полк и даже не запыхаться, Андерсу о таком и мечтать не приходилось. Впрочем, это нисколько не помогало Гаррету справиться с ним самим, потому что в обороне Андерс мог отсиживаться долго: щиты, разнообразные ауры, руны и их комбинации сводили хоуково преимущество на нет. Ну, почти. Рано или поздно тот, конечно, проламывал андерсову защиту… если только Андерсу не удавалось первым заметить слабое место в его связках и нанести достаточно точный удар. Второго обычно не требовалось: с пассивной защитой у Хоука было плохо, магия школы Духа ему не давалась, а каменный доспех требовал слишком много усилий и вдобавок лишал его изрядной доли подвижности. Так что лучшей своей защитой Гаррет считал нападение – и обрушивал на противника такой шквал заклятий, что у того попросту не оставалось ни времени, ни возможности ответить.
Наставник упрямо твердил, что в бою они были равны, но чаще побеждал все-таки Гаррет. Ненамного чаще, что изрядно льстило андерсову самолюбию, однако факт оставался фактом. Должно быть, только поэтому Андерс ещё не забросил эту сомнительную затею: не было для него триумфа слаще, чем увидеть упрямого Хоука распластанным на щербатом полу и, обозначив легким касанием добивающий удар, помочь ему подняться. По крайней мере, здесь он точно знал, что его победы принадлежали именно ему, потому что Гаррету и в голову бы не пришло ему поддаваться. Даже если бы он, отчаявшись после долгой череды неудач, пал на колени и принялся умолять о поблажке.
Впрочем, Андерс не стал бы. В бою Хоук, обычно слишком спокойный и слишком сдержанный для своих лет, разительно менялся, чем-то напоминая отправляющегося на охоту кота. Андерс запросто мог представить, как бежали бы от его пристального, становившегося пугающе внимательным взгляда целые армии… но сам только вспыхивал ответным азартом и, поприветствовав противника ехидной ухмылкой, почти вызывающим жестом выставлял волшебный щит.
Однако гораздо сильнее его изумляло то, что никто не замечал этих перемен. Мэтр Торрин наблюдал за ними придирчиво, как и подобало наставнику, чей долг – указать подопечным на совершенные ошибки, но даже он отчего-то продолжал считать Гаррета покладистым правильным мальчиком. Конечно, тот, как и прежде, прекрасно владел собой и ни разу не ошибся, соразмеряя силу удара, но спутать вспыхивавший в его глазах свирепый огонь с отблесками пылавших в его ладонях файерболов было попросту невозможно. Андерс все яснее сознавал, что за знакомым до боли занудством скрывался совершенно бешеный нрав – и поражался общей слепоте.
Сам же он, привыкнув выискивать в малейшем хоуковом жесте признаки готовящейся атаки, уже не мог обманываться привычной маской. Почти против воли он замечал, как вспыхивали порой глаза безупречно хладнокровного Гаррета, выдавая сдерживаемый гнев – и мгновением спустя скрывались под поспешно опущенными ресницами. Чувствовал, как исчезало напряжение в его остававшейся идеально прямой спине, стоило приглядывавшему за учениками храмовнику выйти в коридор. Видел, как дрогнувший в усмешке уголок губ на мгновение превращал скучную физиономию почтительного ученика в лицо готового потребовать свое магистра. Как под мимолетным, равнодушным взглядом просто проходящего мимо Гаррета скромняга Каллен вмиг заливался краской и принимался бормотать себе под нос нечто, подозрительно напоминавшее покаянную молитву.
Было во всем этом что-то завораживающее – все равно что следить за подкрадывающимся к добыче хищником или наблюдать за идущей вдоль горизонта грозой. Но оставаться всего лишь зрителем Андерс был попросту не в силах. Ему безумно нравилось подкалывать Хоука – и раз за разом убеждаться в том, что тот вовсе не был так неколебимо спокоен, как хотел казаться. Их перепалки по большей части оставались совершенно беззлобными; раньше Андерс ещё мог бы в этом усомниться, но теперь он почти без труда различал в золотистых глазах приятеля искринки неподдельного веселья, изрядно смягчавшие резкость произнесенных слов.
А вот всерьез вывести Гаррета из себя ему никак не удавалось – и неудачи раззадоривали его пуще прежнего. Хотя Андерс, на самом-то деле, и не знал толком, зачем бы ему это было нужно. Просто казалось, что если он все-таки пробьется сквозь хоуково самообладание, достанет его настоящего – случится какое-то восхитительное, всамделишное чудо.
К примеру, Гаррет вдруг окажется нормальным человеком. Чем Создатель не шутит?
– Никакой в тебе тонкости нет, – проворчал Андерс, дождавшись, пока за ними закрылись двери тренировочного зала. Цепляться к Хоуку на занятиях было совершенно бесполезно, тот даже не снисходил до приличного ответа – да и самому Андерсу чаще всего попросту не хватало дыхания на разговоры. Зато потом, когда уходил сэр Лара, по-прежнему страховавший их во время урока, а мэтр Торрин отправлялся за уборщиками-Усмиренными, можно было вволю пошпынять ещё не впавшего в привычное занудство приятеля. – Сила есть – ума не надо, вот кто тебя просил такими булыжниками швыряться? У меня по твоей милости теперь лишнее самостоятельное занятие по искусству исцеления будет.
– Тебе не повредит, – парировал Гаррет, проигнорировав попытку пробудить в нем чувство вины. Ну или Андерс, сам того не заметив, все-таки умудрился достать его настолько, что теперь тот считал пару-тройку треснувших ребер справедливым наказанием. – Целый один раз в неделю найти себе полезное занятие на вечер – это для тебя большое достижение!
– Зараза, ты все-таки завидуешь, – изобразив понимающую ухмылку, проникновенно изрек Андерс и приобнял его за плечо. Его собственное при этом хрустнуло и заныло, и он, не отводя взгляда от лица собеседника, бросил на него исцеляющее заклинание. Боль тут же стихла, но потом ему все равно придется заняться собой всерьез. – Мэгги – такая девочка! Глазки, губки, кудри…
Хоук закатил глаза и пренебрежительно фыркнул, и Андерс, насупившись, ткнул его кулаком в то самое плечо, на котором только что висел. Дразнить Гаррета глазками и губками, увы, было совершенно бессмысленно – он то ли слишком хорошо держал себя в руках, то ли ему просто не хватало воображения, чтобы представить и проникнуться. Но азарт схватки словесной, пришедший на смену азарту схватки магической, словно жег его изнутри, мешая смириться с поражением.
– И она считает меня совершенно неотразимым, – заговорщицки понизив голос, промурлыкал Андерс. – И очень-очень ждет. А тебя кто-нибудь ждет, а, Хоук?
– Мудрость и опыт, – отрезал тот, уже не скрывая раздражения. – Эти штуки, знаешь ли, куда полезней и долговечней, чем очередная зарубка на корешке твоей Песни Света.
– С мудростью и опытом не поцелуешься, – преувеличенно ласково напомнил Андерс, пытаясь скрыть довольную усмешку. Получалось так себе: после тренировок самообладание подводило не только Хоука, а он и без того плохо понимал, чего ради должен был давить душевные порывы. – А ты, бедолага, так и будешь скучать. Зануд ведь никто не любит, знаешь ли, тут уж без разницы – в мантии девчонка или в храмовничьей юбке.
Гаррет насмешливо покосился на него, и Андерс, уже почти не веря в его самообладание, открыто ухмыльнулся в ответ.
– Может, с магией крови полегче пойдет, а? Тебе-то что, невелика разница – что к храмовникам подлизываться, что к демонам… – с издевательским сочувствием предложил он – и тут же осекся, едва ли не впервые за все время их с Хоуком знакомства испугавшись по-настоящему.
Гаррет стремительно развернулся к нему, глаза у него вспыхнули неистовой, самозабвенной яростью – и придушенный собственным воротником Андерс на редкость ясно осознал, что ему все-таки очень хотелось жить. И что один раз дать Хоуку в морду он, наверно, все-таки успеет, а вот потом придется, отбросив всякую гордость, просто звать на помощь.
– К демонам подлизываться, значит? – с почти обидной легкостью зашвырнув его в первую попавшуюся кладовку, каким-то очень нехорошим голосом проурчал Хоук.
И вдруг впился ему в губы – с такой страстью, что Андерс, и без того взбудораженный предвкушением ссоры, вмиг лишился рассудка. Просто вцепился Гаррету в волосы, крепче прижимая к себе, и ответил на поцелуй с ничуть не меньшим пылом, тихо взрыкивая от нетерпения. Жар чужого, непривычно жесткого тела обжигал даже сквозь плотную ткань ученических мантий, дразнил знакомым сходством очертаний – и плескавшийся в крови боевой азарт, переплавясь в нечто незнакомое и мучительно сладкое, толкал навстречу настойчивой, не по-женски требовательной ласке.
Андерс глухо застонал, когда Гаррет, задыхаясь, оторвался от его губ – и, не додумав и до середины мелькнувшую в голове мысль, тут же сам дернул его обратно. Укусил, лизнул, бережно обхватил кончик чужого языка губами и чуть не взвыл от разочарования, когда тот ускользнул снова… а потом и впрямь взвыл в зажавшую рот ладонь, потому что возвращенный ему укус пришелся под челюсть, как раз туда, где любое прикосновение расходилось по всему телу жаркой мелкой дрожью. Он вздернул подбородок, подставляя горло жестким губам – и только тихо охнул, когда Хоук вдруг отстранился и, рывком развернув его спиной к себе, снова жадно впился в шею под затылком.
Гул крови в ушах совершенно заглушил шорох ткани, и Андерс вздрогнул от неожиданности, когда по его голым бедрам прошлась широкая, невыносимо горячая ладонь. Гаррет хищно урчал, всем весом навалившись ему на спину и неловко, почти робко притираясь бедрами к заднице – и Андерс, какой-то частью сознания прекрасно понимавший, чем именно должно было стать это рефлекторное движение, выгибался в ответ и нетерпеливо постанывал, пьянея от пронизывавшего все тело жара.
Легшая на его пах ладонь двигалась уверенно и твердо, вышибая из головы последние остатки рассудка. Андерс покачнулся на ослабевших на миг ногах, и крепкая рука тут же обвилась вокруг его талии, ещё крепче притискивая к чужому телу. Он втянул воздух сквозь сжатые зубы, пытаясь сдержать подступавший к горлу стон, откинул голову назад, на плечо Гаррету – и все же застонал в голос, когда очередное движение его ладони толкнуло его через край.
Голова кружилась; Андерс обессиленно сполз по стене, к которой его прислонили –и, обернувшись назад, с трудом разглядел в полумраке кладовки возвышавшегося над ним Хоука. Тот небрежно одернул смявшийся подол мантии, приводя себя в приличный вид, окинул его обжигающим, жестким, словно прикосновение, взглядом – и, не сказав ни слова, вышел.
Андерс сглотнул, пытаясь как-то соотнести усталое довольство тела со смутным разочарованием, маячившим на краю возвращавшегося разума, одернул липнущий к бедрам подол и, не выдержав, вопросил вслух:
– Это вот что вообще сейчас было?..
Кроме этого: молодой, пафосный Андерс, считающий себя очень взрослым, немножко нервный Хоук, он же вещь-в-себе. Есличо, толковое раскрытие хоукохарактера начнется примерно через... три-три с половиной драбблика, а пока он параноит и перед Андерсом не палится.
Рискнуть?Оказалось, что у Хоука начала расти борода.
Правда, росла она пока медленно и неубедительно: после двух с лишним (кажется; уследить за течением времени в карцере было сложно) недель заключения на его щеках и подбородке появилась только короткая жесткая щетинка, резче очертившая овал лица и жестко вылепленные скулы. Однако теперь сдержанный и уверенный Гаррет выглядел уже не мальчишкой-переростком, а настоящим молодым мужчиной – и Андерс немедленно преисполнился мучительной зависти. У него самого на подбородке вызывающе торчало всего-то с десяток темно-золотистых волосков, и выглядело это даже более жалко, чем полное отсутствие какой бы то ни было растительности.
Немного поразмыслив, Андерс решил при случае спереть у Хоука бритву. Обойтись без неё тот уже не мог, это было очевидно любому имевшему глаза человеку, так что ему должны были вскоре выдать со склада весь набор предметов для ухода за бородой – ну или для её регулярного удаления. И заодно у Андерса появится возможность проверить правдивость слухов, ходивших в казармах рекрутов: дескать, если регулярно сбривать смешные юношеские усишки, то настоящие усы отрастут быстрее. Может, и правду говорили, это же не проповедь была, а передаваемый из уст в уста опыт предыдущих поколений…
– Андерс, ты меня вообще слушаешь?.. – вырвал его из раздумий раздраженный голос Ирвинга. Андерс вздрогнул от неожиданности и поспешно закивал, изобразив на лице внимание, но Первый Чародей мгновенно раскусил его неловкое притворство и, сдвинув брови, потребовал: – Тогда повтори, что я сейчас сказал!
Андерс открыл рот… и закрыл его снова, внезапно осознав, что действительно погрузился слишком глубоко в собственные мысли и совсем забыл хотя бы вылавливать из монолога наставника ключевые слова. Вряд ли Ирвинг стал бы заводить речь о подобающем облике правильного мага во время традиционной послепобежной головомойки, так что андерсовы подростковые страдания насчет бороды не имели никакого отношения к словам, случайно залетавшим ему в уши. Андерс покосился на Хоука, надеясь обнаружить у него на лице хоть какую-то подсказку, хоть какой-то знак, способный прояснить, о чем все-таки шел разговор – но тот совершенно не обращал на него внимания, а на его неизменно спокойной физиономии отражалось разве что предназначенное Первому Чародею почтительное внимание.
– Ну… что нельзя бегать из Круга, – выдавил из себя Андерс просто для того, чтобы что-нибудь сказать. Он всегда пропускал всю эту чушь мимо ушей, о чем все давным-давно знали, однако говорить об этом прямо было все же как-то неловко. Да и вообще позиция «Я вас услышал, просто не согласен» начинала казаться Андерсу намного более взрослой и правильной.
Раньше Ирвинг, столкнувшись с подобной невнимательностью, только устало вздыхал, закатывал глаза и, обреченно махнув рукой, сокращал свою лекцию до нескольких основных тезисов, после чего отправлял Андерса восвояси. Однако на этот раз его вина, похоже, была сочтена куда более серьезной. Осознав, что его слова не достигли даже ушей воспитуемого, Первый Чародей явственно скрипнул зубами и вперил в него такой взор, что отвести глаза стало попросту невозможно – а затем Андерсу все же пришлось выслушать его речь со всем положенным оной вниманием.
И про то, какая он скотина безответственная. И про то, что правила Круга не на пустом месте были придуманы и, между прочим, для его же собственного блага. И про то, что он уже почти взрослый и пора бы ему научиться сдерживать свои детские порывы. И про то, что теперь им с Хоуком – раз уж у них слишком много свободного времени и мальчишечья дурь в крови играет – назначены занятия по боевой магии с практической отработкой полученных навыков…
– Что?.. – не веря собственным ушам, переспросил Андерс. – Что за хрень?
Ирвинг нахмурился и, сурово глянув на него, отчеканил:
– Твоего мнения я не спрашивал, ученик Андерс! Этот вопрос решен, и будь любезен не пренебрегать занятиями! Чародей Торрин будет ждать вас завтра на рассвете в большом тренировочном зале.
Честность никогда не принадлежала к числу тех качеств, которые ценились в Круге. А может, Андерсу просто следовало проявить то самое почтение к старшим, о котором он сам ещё в карцере два часа рассказывал Хоуку, и высказать свое мнение… в несколько более корректной формулировке. И тогда им, может быть, даже не пришлось бы выслушивать ещё одну длинную и скучную лекцию об уважении, приличиях и о том, как положено вести себя воспитанному человеку.
И уж точно не стоило спрашивать Первого Чародея, все ли у него было в порядке с головой.
– Ну и чем ты так недоволен? – сдержанно полюбопытствовал Хоук и, не сбавляя шага, направился к общей купальне. Разъяснив Андерсу всю степень своего негодования, Ирвинг все-таки вспомнил о вещах не столь глобальных, но не менее важных, и велел им привести себя в порядок перед возвращением к товарищам. – Ты так разорялся, будто тебя на год в драконятник сослали. И не пытайся убедить меня, что тебе ничуть не любопытно.
– Хоук, – проникновенно проговорил Андерс, остановившись на верхней ступеньке очередной лестницы, и посмотрел на обернувшегося к нему товарища почти с сочувствием, – это же бред. Я целитель волею Создателя… – Он сбился и, поморщившись, мотнул головой: – А, к ебаным демонам Создателя и все проповеди Винн. Какая нахуй боевая магия? Природа создала меня для иного, я же добросердечный и исключительно мирный человек!
– Ну да, – благодушно согласился Хоук. В его прищуре, однако, мелькнула тень ироничной усмешки: – То-то ты мне через раз нос сломать угрожаешь.
– Но-но! – возмутился Андерс. – Не передергивай. Последний раз мы с тобой дрались лет… не помню… короче, давно очень! – Он помолчал и, обогнав снова двинувшегося вниз приятеля, возмущенно добавил: – И вообще, каким местом они думали? Ставить адепта школ Созидания и Духа против прирожденного стихийщика! Ты, конечно, заучка и книжный червь, но все равно размажешь меня по стенке меньше чем за минуту – просто потому, что такова специфика твоего дара.
– Завидно, что ли? – удивленно глянув на него, поинтересовался Гаррет. – Ты же…
– И повторю! – свирепо сверкнув глазами, перебил его Андерс. – Я хотя бы людям помогать могу, лечить их и вообще всякое добро творить! А тебе с твой магии какая польза, свечки без огнива зажигать да компот охлаждать для девчонок? Разве что война какая вдруг случится… ну так это все равно надо ещё ухитриться как-то, чтобы в армию взяли. – Он скривился и, покосившись на приятеля, неохотно признал: – Хотя тебя, зануду такого, наверняка возьмут. Ты ж благонаде-е-е-ежный!
Хоук пренебрежительно фыркнул, почти демонстративно не заметив его сарказма, но Андерс и не думал умолкать:
– И вообще это противоречит всякой логике! Да-да, не косись на меня так, я тоже знаю, что это такое! – Вовсе на него не глядевший Гаррет чуть слышно вздохнул, явно не собираясь отвечать на откровенно несправедливый упрек, но его покладистость только подлила масла в огонь андерсова раздражения: – Вначале годами талдычат про то, что хороший маг должен быть бесхребетной пушистой шкуркой, приложением к сборнику толкований Песни Света! Даже те из нас, у кого мозгов хватит на всю андрастианскую церковь разом, а силы – на то, чтобы снести к ебаным демонам парочку городов. Сажают в карцер за одно только то, что сбежал подышать свежим воздухом и словить пару-тройку лягушек, велят подставлять храмовнику другую щеку взамен отшибленной и вообще всеми способами вбивают в головы, что ударом на удар отвечает только последняя мразь. – Он выдержал драматическую паузу и гневно закончил: – А теперь сами же суют мне в руки клинок и будут страшно удивляться, когда он воткнется кому-то из них в жопу!
– Посох тебе дадут, – равнодушно поправил его Хоук, нисколько не впечатленный его страстной речью. – И ты здорово намучаешься, пытаясь воткнуть его в чью-нибудь жопу.
Андерс хотел было разозлиться – тот вовсе не был настолько туп, чтобы не понять его метафор – но затем представил эту картину сам и, не выдержав, заржал в голос.
Однако к следующему рассвету его злость вернулась, разве что стала холодней и ровнее: уже не обида наказанного ребенка, а осознанный гнев взрослого человека, столкнувшегося с чудовищной подлостью. Андерс понял их план. На него не действовали ни слова, ни взыскания, даже карцер не помогал добиться нужного храмовникам эффекта – и они решили вколотить в него смирение руками его же… не то чтобы друга, но все же – товарища. Равного. Своего.
…хотя как раз в стихийной магии равенства у них не было никакого. Само собой, разница в силе и боевых навыках не остановила бы Андерса, случись им с Хоуком поспорить из-за чего-нибудь по-настоящему важного – но вот так, ради чужой потехи… сама мысль об этом заставляла его в бессильной ярости скрипеть зубами.
Однако в большом зале – давно заброшенном, его открыли снова специально для этих занятий – не было ни собравшихся поглазеть на его унижение храмовников, ни любопытных малолеток, вспыхивавших наивным дурным восторгом от самого звучания слов «боевая магия», ни магов-наставников, которые всегда были рады добить его своим «мы же тебе говорили!». И только у дальней стены скучал старый сэр Лара, известный своим равнодушием к внутренней политике Круга и завидной принципиальностью: в мажеские дела он вмешивался лишь в тех случаях, когда оные дела грозили дойти до смертоубийства, и даже тогда ограничивался аккуратной, не задевавшей никого, кроме зачинщиков свары, «тишиной». Совсем рядом с ним чародей Торрин развешивал на оружейной стойке разнокалиберные посохи, то и дело чуть не роняя выскальзывавшие из рук тяжелые древки. На появившегося в дверях Андерса он воззрился с таким удивлением, будто вовсе не ожидал его увидеть, а затем расплылся в полной откровенного облегчения улыбке.
По правде сказать, в голову Андерсу действительно приходила мысль о том, чтобы не явиться на навязанный урок, однако воплотить её в жизнь помешало проснувшееся совсем не вовремя любопытство – жгучее, нетерпеливое, почти мучительное, словно в далеком детстве. И ещё Хоук, который безо всякой жалости вытащил его из-под одеяла и чуть не пинками погнал в тренировочный зал. Хорошо хоть его угроза вылить на голову приятелю кружку ледяной воды (а ведь мог, стихийник хренов) так и осталась неосуществленной.
– Наконец-то, – почти беззвучно выдохнул мэтр Торрин и, откашлявшись, уже намного более уверенным тоном объявил: – Итак, молодые люди, мы начнем наше первое занятие с того…
– Не начнем, – улучив момент, проговорил Андерс. Короткая, словно обрубленная фраза вдруг прозвучала настолько веско, что он сам замер на миг, ошарашенный её тяжестью – а затем, проникшись произведенным впечатлением, решил продолжать в том же духе.
– Почему? – растерянно переспросил мэтр Торрин и торопливо оглянулся на стойку с посохами, как будто заподозрив, что ученик заметил какой-то крайне существенный для дальнейшего обучения просчет.
– Потому что это бред, – терпеливо объяснил Андерс, постаравшись, чтобы его слова прозвучали так же солидно и значительно, как вначале. Сохранять должный настрой под взглядом ехидно молчавшего Хоука было трудно, но Андерс украдкой показал ему неприличный жест и опять впился в их вынужденного наставника суровым взором. – Я ведь целитель, а вовсе не боевой маг, и это совершенно очевидно. Так что эти занятия – не более чем акт принуждения. – Он тщательно выдержал паузу и уверенно закончил: – Принуждения, которому я не намерен подчиняться.
Вид у мэтра Торрина сделался откровенно несчастный. На миг Андерсу даже стало его жалко: в конце концов, он вовсе не был сволочью, совсем наоборот – никогда не отказывал тем, кому нужна была помощь, старался объяснять как можно понятнее, и к тому же именно благодаря ему Андерс все-таки сумел найти логово озерного дракона… Да и вообще ему никогда не нравилось мучить людей.
Вот только, к великому его сожалению, чародей Торрин был сейчас не столько человеком и его товарищем по тоскливой мажеской жизни, сколько орудием Первого Чародея, Рыцаря-Командора и самой андрастианской Церкви – и этому орудию Андерс не имел права уступить.
– Более того, – твердо продолжил он, каким-то чудом угадав момент, когда наставник опомнился – и опередив его всего на долю секунды. – Я не верю в то, что Первый Чародей не заметил явной неприменимости моего дара для подобных целей. И потому я вынужден предполагать, что он заботится вовсе не о должном обучении и развитии вверенных ему подопечных, но преследует совсем иные цели. Потерпев поражение в попытках сломать меня обычными средствами, Первый Чародей с Рыцарь-Командором теперь пытаются использовать для этого моих же товарищей по заключению…
– Перебор, – не скрывая сожаления, чуть слышно вздохнул у него за спиной Хоук. И, наверное, был прав; а может быть, именно его реплика заставила мэтра Торрина выйти из ступора. Он встряхнулся, с заметным усилием изобразил на лице строгое выражение и с укором глянул на ученика:
– Андерс, ты ошибаешься. Даже желая найти тебе… общественно приемлемый способ занять твое время, Первый Чародей отнюдь не забывал о твоем благе. Эти навыки могут тебе пригодиться… – Он замялся, опасливо покосился на задремавшего в своем углу сэра Лару и, понизив голос, закончил: – Да хоть во время очередного побега. Конечно, сопротивление рыцарям Церкви – это преступление, но ведь есть ещё и разбойники…
– Мэтр Торрин, – с откровенной жалостью глянув на него, проговорил Андерс: мягко, словно обращался к душевнобольному. – Какие, к ебаным демонам, навыки? Я бы ещё мог в это поверить, если бы вот тут, – он не глядя ткнул пальцем за спину туда, где чувствовал присутствие Хоука, – стоял Финн, или Герда, или ещё кто-то из адептов нашей школы. Но ставить против меня прирожденного стихийщика – это решение не учителя, а политика. Ничего путного из подобных уроков не выйдет: я всего лишь буду размазан по стенке руками моего же врага детства, трагически уползу плакаться наставнице в мантию и – в теории – проникнусь той дурной пропагандой, которой нас тут пичкают с рассвета до заката.
– Андерс, ты серьезно недооцениваешь свои возможности, поверь мне, – снова начал Торрин, старательно набрав воздуха в грудь. Он только-только начал отпускать бороду в надежде приобрести вид более взрослый и солидный, но теперь, забывшись, принялся теребить её рваными, какими-то нервными жестами – и оттого казался едва перешагнувшим порог отрочества мальчишкой. – Магия Созидания имеет широкое применение и в том числе может использоваться в бою. К примеру, в сочетании с магией Духа она почти идеальна для обороны… – Он оборвал фразу на полуслове, растерянно и гневно посмотрел на ученика, безнадежно испортившего заготовленный заранее план занятия, а затем наконец вспомнил, что ему вообще-то была дана некая власть, и отрывисто приказал: – К стене, Андерс. Вон к той, дальней. Сам сейчас все увидишь. Вы ведь волшебный щит проходили, да? Года полтора назад? Давай, поставь его.
– Зачем? – с подозрением осведомился Андерс, не двинувшись с места – что, впрочем, нисколько мэтра Торрина не смутило.
– Сейчас Хоук будет атаковать, а ты – защищаться, – объявил тот с торжеством человека, нашедшего решение важнейшей из проблем мироздания. Того, с каким скептицизмом взирали на него оба его ученика, он не замечал, а когда Андерс так и не исполнил его распоряжение, только раздраженно сжал губы и резко уточнил: – Хоук, атакуй! Брось в него файербол. Небольшой.
– Нет, – равнодушно отозвался Гаррет, лишенным всякой демонстративности и оттого ещё более красноречивым жестом скрестив руки на груди. Мэтр Торрин вздрогнул от неожиданности и уставился на него с таким изумлением, что Андерс не сумел сдержать злорадного смешка, а затем потрясенно переспросил:
– Что?..
– Я полагал, что нас станут учить, – скучающим тоном пояснил Хоук. Мерещилось в его безмятежности что-то фальшивое, но поймать его взгляд и убедиться в этом окончательно у Андерса не получилось. – Швыряться заклинаниями в неподвижную мишень я уже умею. Я надеялся, что нас научат чему-нибудь новому, – он сделал короткую, едва заметную паузу и добавил: – почтенный чародей Торрин.
Тот тяжело вздохнул, с силой потер двумя пальцами переносицу и беспомощно глянул на храмовника, но старый рыцарь явно не видел повода вмешиваться во вполне мирный с виду разговор и продолжал дремать в своем углу.
– Но ведь это же неповиновение наставнику! – заволновавшись снова, воззвал к совести своих учеников Торрин.
– Это всего лишь соблюдение техники безопасности, – вежливо поправил его Хоук, каким-то образом умудрявшийся выглядеть одновременно почтительно и непреклонно. – Разумеется, я ещё плохо знаком с вашей методикой преподавания, но на мой взгляд для первого занятия данное упражнение является чересчур рискованным. Вероятно, позже, когда мы будем лучше знакомы со своими ресурсами и особенностями наших школ магии, оно окажется намного полезнее.
Андерс поспешно наступил ему на ногу, но было уже поздно: даже мэтр Торрин, волновавшийся из-за плохо ему знакомой роли наставника, не мог не заметить такого шикарного пути для отступления. А ведь Андерс уже начал надеяться, что ему все-таки удастся загнать наставника в угол и открыть ему глаза на то, чем были на самом деле Круги Магов – даже вполне благополучный, судя по слухам из Белого Шпиля, Кинлох.
– Пожалуй, ты прав, – с достоинством согласился Торрин, почти мгновенно вернув себе пошатнувшееся было самообладание. – Начнем с другого упражнения. Хоук, отойди вон туда, пожалуйста. – Он указал на дальний конец зала, тот, где на полу темнел сложный узор из неглубоких канавок. Андерсу их вид ужасно не нравился, они слишком походили на кровостоки, но Гаррет только вежливо кивнул и подчинился. – Андерс, наложи на него руну паралича.
– Зачем? – почуяв неладное, настороженно поинтересовался Андерс – и чуть не подскочил, когда Торрин рявкнул на него неожиданно прорезавшимся командирским голосом:
– Выполняй!!!
Руна, отработанная ещё на мышах для Огнеплюя, встала крепко. Вдобавок Андерс с перепугу вложил в неё слишком много силы, так что за окутавшим фигуру Хоука зеленоватым сиянием едва можно было различить изначальный цвет ученической мантии. Андерс поморщился, поняв, что его просчет не остался незамеченным, и с неприязнью уставился на учителя, который сумел таки добиться своего.
– Прекрасно, – одобрительно кивнул тот, не спеша, однако, злорадствовать. – Как видишь, магия школы Созидания в бою далеко не так бесполезна, как ты мне доказывал. Эффективность разнообразных аур, как правило, тоже серьезно недооценивают… впрочем, об этом в другой раз. Дробя… А, нет. Волшебную стрелу делать умеешь?
Терзавшее Андерса недоброе предчувствие стало ещё отчетливей, однако он, поколебавшись, все же кивнул. Отрицать очевидное было попросту бессмысленно, к его годам волшебную стрелу осваивали даже самые бесталанные ученики – к числу которых он не принадлежал.
– Теперь атакуй его, – велел мэтр Торрин. – Волшебной стрелой или любым другим заклинанием на твой выбор. Только постарайся все-таки не переборщить.
– Что?.. – в шоке переспросил Андерс и неверяще поглядел на учителя, который, кажется, не видел в своем указании ничего особенного. – Он же даже увернуться сейчас не сможет!
– Вот именно! Давай, давай, – подбодрил его Торрин. Похоже, он и впрямь не понимал, чего именно требовал от Андерса – и потому был доволен, словно человек, благополучно нашедший выход из очень сложной ситуации. – Уж сейчас-то он точно не сильнее тебя, так что не бойся.
Андерс в растерянности посмотрел на Хоука, однако тот, обездвиженный и совершенно беспомощный, был абсолютно спокоен. Блокировать мелкие мимические мышцы руна паралича не могла, однако на лице скованного её магией Гаррета все равно не отражалось ни тени эмоций. И только его взгляд, обращенный на Андерса, казался оценивающим, в нем мелькал какой-то сдержанный интерес – как будто именно его реакция была единственным, чего Хоук не мог предугадать.
И это, вообще говоря, было попросту оскорбительно.
– Нет, – скрестив руки на груди, решительно заявил Андерс и для пущей выразительности вздернул подбородок – вызывающим, преувеличенно горделивым жестом. На Хоука, сволочь бесстыжую, он решил наорать уже потом, сейчас с ним даже ругаться было как-то совестно. Хотя ответить тот, в принципе, мог, разговаривать руна паралича тоже не мешала, просто из-за стесненности движений не получилось бы орать в голос… И все равно было в этом что-то неправильное. – Я не стану этого делать. Это же как котенка бить…
– Ну так и не считай себя жертвой, а побей его свободного! – не дав ему договорить, прямо ему в лицо проорал мэтр Торрин. А потом, придирчиво разглядывая ошарашенного его гневом Андерса, уже куда тише проворчал: – Тоже мне, ничего ещё толком не знает, а уже готов признать себя слабаком!
Андерс скрипнул зубами и, не дожидаясь новых распоряжений, развеял клятую руну. Секундный испуг уходил, оставляя после себя раздражение и злость, накрепко замешанную на отчаянии. Это было глупо: он прекрасно знал, что все это было обыкновенной хитростью, просто способом заставить его делать то, что хотели старшие – и все же незаслуженный упрек терзал его куда сильнее, чем стоило бы.
Почти так же сильно, как мысль о том, что все его сопротивление, вся его решимость и упорство в который раз оказались бесполезными.
– Ну и зачем ты это сделал? – мрачно поинтересовался Андерс уже за дверью тренировочного зала, бездумно взвешивая в руке свой новый посох. Тяжелый, боевой – он был совсем не похож на те простенькие, кое-как зачарованные палки, которые выдавали обычным ученикам для изучения навыков работы со вспомогательными предметами. Прилагавшуюся к нему лекцию о свойствах материалов, рун и их сочетаемости с даром конкретного мага Андерс выбросил из головы практически сразу, благо чародей Торрин, обрадованный его усталой покорностью, сам подобрал ему «идеальный», как он утверждал, инструмент.
– Что именно? – отстраненно полюбопытствовал Хоук. Его собственный посох висел в креплениях наспинной сбруи – и после первого же, сколь угодно мимолетного взгляда становилось понятно, что это был не просто инструмент, это было именно оружие. К нижнему его концу крепилось длинное мечевидное лезвие с хищным желобком кровостока и кривым, остро отточенным когтем возле самого древка, и даже крупный красно-оранжевый кристалл в навершии мерцал как-то недобро, словно напоминая о том, что его одного вполне хватило бы проломить человеку череп.
В сравнении с этим даже андерсов Зов Свободы с угловатой, окованной металлом драконьей головой начинал казаться почти безобидным.
– Зачем дал ему вывернуться? – раздраженно зыркнув на проходившего мимо храмовника, уточнил Андерс – и, не сдержавшись, тоскливо добавил: – Я ведь уже почти загнал его в угол, оставалось только дожать!
– И что? – повторил Гаррет – так равнодушно, что Андерс невольно заподозрил насмешку.
– Чтобы хоть кто-то в этой тюрьме осознал истинное положение вещей! – прорычал он. – Хотя бы один человек! Хотя бы ещё один, просто чтобы не быть единственным зрячим среди толпы добровольных слепцов!
– Мелко мыслишь, – прокомментировал Хоук и прежде, чем Андерс успел возмутиться или придумать ответную колкость, задумчиво добавил: – А я ещё мельче.
Первый настоящий урок стал для них обоих сущей пыткой. Успешно поставив строптивых подростков на место, мэтр Торрин преисполнился преподавательского энтузиазма и рьяно взялся за их обучение, напрочь забыв о том, что большинство юношей Круга никогда не держали в руках ничего тяжелее старинных магических трактатов. Регулярно сбегавший на волю Андерс был куда крепче многих своих соучеников, да и Хоук со своими «тренировками» не был таким уж задохликом, вот только проку с этого все равно было мало.
К концу занятия Андерс едва держался на ногах и, пожалуй, был бы только рад опереться на плечо приятеля, однако тот, запыхавшийся, взмокший и оттого казавшийся до странности человечным, и сам заметно покачивался и взирал на устойчивые, надежные гранитные стены с откровенным вожделением. Проследивший его взгляд Андерс поразмыслил с пару секунд и, отбросив глупую гордость, с облегчением привалился к каменной кладке, скрытой пыльными, выцветшими до туманной серости гобеленами. А потом так и отправился в ученическую спальню: не отходя от стены дальше чем на поллоктя и время от времени опираясь на неё продолжавшей судорожно подрагивать рукой.
С лестницы он, правда, все равно чуть не сверзился, но потом стало как-то полегче. По крайней мере, перестали подкашиваться ноги, и порог общей комнаты Андерс переступил с видом не то чтобы победителя, но все же человека, ещё не сломленного судьбой. Плетущийся в паре шагов позади него Хоук, конечно, пофыркал, заметив его попытку расправить плечи – но без привычного ехидства, словно для порядка.
Съязвить в ответ Андерс попросту поленился: его куда сильнее влекла возможность наконец-то воссоединиться со своей жесткой и узкой, но такой желанной в эту минуту кроватью. И куда больше, чем азартный обмен подколками с Гарретом, грела мысль о нескольких часах сна, покушаться на которые не рискнул бы ни один из его соседей… кроме все того же Хоука, который сейчас и сам будет дрыхнуть без задних ног. О нескольких часах без тянущей, режущей, издевательски разнообразной боли в перетруженных с непривычки мышцах.
Однако блаженство встречи с собственной постелью продлилось всего несколько мгновений. Всего за минуту до этого, в дверях ученической спальни Андерс искренне верил в то, что уснет, едва коснувшись головой подушки – но как только он натянул на плечи одеяло и приготовился провалиться в сон, измотанное тело почуяло свободу и стало настырно жаловаться на негодное обращение. Мелкая, едва заметная дрожь в ногах прекратилась, но секундой спустя мышцы скрутило настоящей судорогой, и Андерс чуть не взвыл от боли. Непривычные к тяжести посоха плечи горели, словно в огне, шею как будто заковали в высокий, до подбородка, железный ошейник, ноющая спина то и дело немела, мешая найти хоть сколько-нибудь удобное положение. Андерс кое-как размял сведенную ногу, с трудом сдержав жалобный, недостойный взрослого мужчины скулеж, и с тяжелым вздохом вытянулся на кровати, пытаясь заставить себя расслабиться.
Получасом спустя он бросил бесполезные, не дававшие ни тени облегчения попытки – и почему-то лишь после этого вспомнил о том, что вообще-то был целителем. Наверно, впервые в жизни Андерс чувствовал себя настолько идиотом, но теплая мощная волна исцеляющего заклинания, прокатившись по всему телу, унесла с собой и тягучую ноющую боль, и печальные мысли о собственной дурости. Умятая в плоский блинчик подушка разом показалась ему мягкой, словно из лебяжьего пуха, и даже колючее одеяло стало вполне уютным. Андерс блаженно замурлыкал, поерзал, сворачиваясь под ним клубком, и неожиданно замер, уставившись в тусклый сумрак спальни.
А ведь Хоук-то, небось, так и мучился. К школе Созидания у него не было никакого таланта, он даже самое слабенькое лечебное заклинание правильно сотворить не мог.
Андерс резко выдохнул сквозь зубы и прислушался. Хоукова кровать была далеко, но в сторожкой ночной тишине он услышал бы даже шорох одеяла – однако, напрягая слух изо всех сил, все равно не мог разобрать ни звука. И почему-то никак не удавалось поверить в то, что Гаррет, не меньше него измотанный тренировкой, за прошедший час сумел придумать что-то толковое.
Досадливое, приглушенное подушкой «чтоб его, заразу!» прозвучало на редкость неубедительно даже для него самого. Андерс сел, попытался нашарить ногой башмаки и, потерпев поражение, так и пошлепал босиком через всю спальню.
– Тшш, я это, – шепотом предупредил он, каким-то неведомым чутьем уловив обращенное на него внимание прикидывавшегося спящим Хоука, и только после этого решился присесть на край кровати. – Давай полечу, у тебя же наверняка после сегодняшнего тоже все тело болит.
– Спасибо, – вполголоса отозвался явно удивленный Гаррет и, помедлив, даже чуть-чуть подвинулся. Так, чтобы Андерс смог сесть по-человечески и ему не пришлось слишком уж выворачиваться, пряча сиявшие целительским заклинанием руки под хоуковым одеялом.
– Я себя уже полечил, – все так же шепотом поделился Андерс. Не удовлетворившись результатом первого воздействия, он продолжил аккуратно водить ладонями вдоль хоуковой спины в поисках мест, больше всего нуждавшихся во внимании целителя. – А то, представляешь, лежал вначале как дурак какой, мучился, самому теперь стыдно. Но ты не волнуйся, я давеча у Гумберта полсклянки лириума выпросил, так что у меня и на тебя сил хватит с достатком.
– Не травись, – вдруг проговорил Хоук, со снисходительной усмешкой слушавший его лекарскую болтовню. – Судорогу сними, чтобы спать не мешала, и хватит. А то потом опять все заново.
– Ты о чем вообще, многомудрый? – подпустив в голос надменного ехидства, переспросил Андерс и осторожно, чтобы не причинять лишней боли, прогладил жесткий, словно каменный, гарретов загривок. – Вздумал меня учить, как свое дело делать?
– Вздумал, – чуть слышно фыркнув, подтвердил Гаррет. – И пока ты пренебрегаешь основами, так и буду учить. Даже примитивные обезболивающие заклинания работают за счет ликвидации мелких, не заметных глазу повреждений тканей… Это же как с мозолями: можешь залечивать и всякий раз потом обдираться в кровь заново, а можешь потерпеть и дождаться, пока кожа огрубеет и надобность в лечении попросту отпадет. А что мышцы ноют… да пусть ноют.
– Ну вот что тебе стоило не нудеть?.. – тоскливо вопросил Андерс, ещё раз прощупал его спину полноценным диагностическим заклятием и, сосредоточившись, принялся исцелять скрученные судорогой мышцы.
Нудеть Хоук, конечно же, не перестал, но почему-то Андерса это уже совсем не злило. Сосредоточившись на деле, он вообще едва замечал, что там бухтел себе под нос этот заучка. Под его руками постепенно расслаблялось жесткое, излучавшее напряжение и почти болезненный жар тело, язвительный, чудовищно рассудительный Гаррет, задремывая, с каждой минутой все сильнее походил на заласканного сонного кота – и Андерс беззастенчиво млел от осознания собственной власти и внезапной нежности, мохнатым комком свернувшейся в груди.
Добившись признания своего авторитета, мэтр Торрин показал себя преподавателем много лучшим, чем прежние андерсовы наставники. Он не заваливал их с Хоуком книгами и не читал долгих лекций, да и вообще старался избегать таких четких и конкретных инструкций, как в первый раз. Обычно он и вовсе ограничивался несколькими примерами того, как можно использовать в бою какое-нибудь вполне безобидное заклятие, а затем предоставлял учеников самим себе, предварительно выдав им по флакону с зельем сохранения жизни.
Андерс поначалу кривился и отмахивался: вкус у зелья был препоганый, и на языке ещё долго держалась едкая горечь корня смерти. Однако приходилось признать, что порой только оно и уберегало их с Гарретом от серьезных увечий. Школы Созидания и Духа, традиционно считавшиеся мирными, и впрямь предоставляли изобретательному человеку немало возможностей причинить вред врагу, а о том, что мог сотворить с противником не лишенный интеллекта стихийщик, и упоминать не стоило.
Честно говоря, постепенно Андерс даже вошел во вкус. Чахнуть со скуки над пыльными древними томами его не заставляли, а придумывать и потом проверять что-то новое ему было только в радость. К тому же уязвленная гордость мешала забыть о том, как он оплошал на первом уроке, и Андерс вгрызался в новые знания с изумлявшим его самого энтузиазмом. Он даже в библиотеку начал ходить, искал там дневники армейских магов и мастеров школы Созидания в надежде обнаружить что-нибудь полезное.
Андерс заметно окреп, и тяжесть боевого посоха перестала казаться ему непосильной. Конечно, руки и спину все равно ломило после занятий, но эта боль казалась уже не мучительной, а почти приятной – не наказанием, а свидетельством хорошо проделанной работы. Плечи у него так раздались вширь, что старую ученическую мантию пришлось перешивать дважды за полгода, да и в купальне соседи косились на него с откровенной завистью. Правда, Хоук и тут его обошел: он вообще отрастил себе мускулы почти как у храмовника, впору за меч браться, а над плохо скрытой андерсовой обидой только посмеивался – дескать, наследственность. Может, и не врал; однажды Андерс уломал его рассказать об отце, и Гаррет, постепенно увлекшись, принялся ладонями отмахивать в воздухе что-то огромное и медведеобразное.
Девушки Круга тоже оценили происходившие с Андерсом перемены, и он то и дело ловил на себе заинтересованные, смущенные, а то и откровенно вожделеющие взгляды. Правда, воспользоваться этим ему удавалось куда реже, чем хотелось бы, но женское внимание все равно грело душу. Единственным исключением из этой приятной закономерности была полухасиндка Айбике, и Андерс, оскорбленный подобным равнодушием, из кожи вон лез, чтобы добиться её благосклонности. В ход пошло все, от чарующих улыбок и наворованных в саду Рыцарь-Командора цветов до откровенной наглости и игривых поцелуев над лежавшей между ними книгой. Вот только от поцелуев Айбике чаще всего попросту уворачивалась и сразу убегала, напоследок пронзив недоумевавшего Андерса ледяным взором. А ведь целоваться он как раз умел, любая девчонка подтвердила бы – и никак не мог понять, чем не угодил своей новой подружке.
Оказалось, что отрывистое «надо поговорить» в устах едва ли пятнадцатилетней ученицы могло прозвучать почти так же грозно, как у многоопытной мэтрессы Винн. Однако истерзанный обидой и любопытством Андерс опасностью пренебрег, и странно задумчивая Айбике, затащив его в укромный уголок за книжными шкафами, наконец объяснила: по обычаю её рода, она не имела права сделаться женщиной без одобрения Старшей Матери племени. Обычай был глуп, получившая неплохое образование девушка и сама эта знала, а теперь, в Круге, блюсти его было бы глупо вдвойне… но он был единственным, что напоминало ей о родных. Поймавшие её храмовники побрезговали хасиндскими тряпками и сожгли все до последнего ремешка, не оставив ей даже вплетенных в волосы деревянных бусин.
И Андерс отступился, не смея посягать на последнюю связь с утраченным.
Но вот молчать о прочих своих победах он не мог и не хотел. По правде сказать, он бессовестно хвастался, наслаждаясь чужой завистью, и только зараза Хоук портил ему все удовольствие. Завидовать, как полагалось бы скучному заучке, не знавшему радостей любви, он явно не собирался, и Андерс начал подозревать, что покаяния, епитимьи и даже личный надзор Рыцаря-Командора не прибавили рекрутам Кинлоха должной стойкости. Однако попытки развести Гаррета на ответное хвастовство проваливались раз за разом: тонких намеков тот не понимал, а прямые вопросы попросту игнорировал и только загадочно улыбался в ответ. И смотрел при этом с таким снисходительным сочувствием во взгляде, что истерзанному неутоленным любопытством Андерсу нестерпимо хотелось врезать ему в нос.
Экзамен на старшего ученика оказался сущей формальностью. На полтора десятка вопросов Андерс, закаленный долгими спорами с Хоуком, ответил безо всякого труда и в последовавшей за этим короткой дискуссии в пух и прах разнес аргументы вздумавшего возражать экзаменатора, а практическая часть и вовсе не потребовала от него усилий. Ну кроме разве что обязательного минимума по стихийной магии, но в конце концов Андерс справился и с этим.
Впрочем, результаты его тоже разочаровали. Сразу после торжественного въезда в спальню старших учеников Андерс обнаружил, что та отличалась от прежнего места его обитания только числом кроватей. Причем одну из них уже занимал гребаный Гаррет Хоук, сдававший свой экзамен накануне, и располагалась она намного ближе, чем хотелось бы самому Андерсу. Ещё не хватало ему выслушивать лекции о распорядке, удирая по ночам к девчонкам.
Да и в остальном привычная, надоевшая до смерти ученическая жизнь почти не изменилась. Правда, мэтресса Винн поначалу пыталась заставить его проникнуться важностью своего нового статуса, но, потерпев поражение, бросила эту бессмысленную затею. Отстоявший свое Андерс решил разок проявить великодушие и неожиданно обнаружил, что беседовать с ней о своем, целительском, было весьма интересно. Только нужно было избегать всяких сомнительных тем вроде несправедливости нынешнего мироустройства и пресловутого «своего места», которое должны были знать лишенные благоволения Создателя маги.
Вот только обилие этих самых опасных тем по-прежнему изрядно мешало проникнуться к наставнице заслуженным уважением. От каких-нибудь страшных последствий вроде очередного визита в карцер Андерса спасало, пожалуй, только то, что сразу после очередного разговора с мэтрессой он отправлялся на тренировку с Хоуком и имел возможность выплеснуть скопившееся раздражение в бою. Иначе ему куда труднее было бы удержать язык за зубами.
Чародей Торрин по большому счету оказался прав: в схватке они с Гарретом друг друга стоили, хотя ничего общего в их тактике не было. Сравняться с Хоуком в атаке Андерс не мог, да и не пытался: тот, наверно, способен был за полчаса смести с лица земли целый полк и даже не запыхаться, Андерсу о таком и мечтать не приходилось. Впрочем, это нисколько не помогало Гаррету справиться с ним самим, потому что в обороне Андерс мог отсиживаться долго: щиты, разнообразные ауры, руны и их комбинации сводили хоуково преимущество на нет. Ну, почти. Рано или поздно тот, конечно, проламывал андерсову защиту… если только Андерсу не удавалось первым заметить слабое место в его связках и нанести достаточно точный удар. Второго обычно не требовалось: с пассивной защитой у Хоука было плохо, магия школы Духа ему не давалась, а каменный доспех требовал слишком много усилий и вдобавок лишал его изрядной доли подвижности. Так что лучшей своей защитой Гаррет считал нападение – и обрушивал на противника такой шквал заклятий, что у того попросту не оставалось ни времени, ни возможности ответить.
Наставник упрямо твердил, что в бою они были равны, но чаще побеждал все-таки Гаррет. Ненамного чаще, что изрядно льстило андерсову самолюбию, однако факт оставался фактом. Должно быть, только поэтому Андерс ещё не забросил эту сомнительную затею: не было для него триумфа слаще, чем увидеть упрямого Хоука распластанным на щербатом полу и, обозначив легким касанием добивающий удар, помочь ему подняться. По крайней мере, здесь он точно знал, что его победы принадлежали именно ему, потому что Гаррету и в голову бы не пришло ему поддаваться. Даже если бы он, отчаявшись после долгой череды неудач, пал на колени и принялся умолять о поблажке.
Впрочем, Андерс не стал бы. В бою Хоук, обычно слишком спокойный и слишком сдержанный для своих лет, разительно менялся, чем-то напоминая отправляющегося на охоту кота. Андерс запросто мог представить, как бежали бы от его пристального, становившегося пугающе внимательным взгляда целые армии… но сам только вспыхивал ответным азартом и, поприветствовав противника ехидной ухмылкой, почти вызывающим жестом выставлял волшебный щит.
Однако гораздо сильнее его изумляло то, что никто не замечал этих перемен. Мэтр Торрин наблюдал за ними придирчиво, как и подобало наставнику, чей долг – указать подопечным на совершенные ошибки, но даже он отчего-то продолжал считать Гаррета покладистым правильным мальчиком. Конечно, тот, как и прежде, прекрасно владел собой и ни разу не ошибся, соразмеряя силу удара, но спутать вспыхивавший в его глазах свирепый огонь с отблесками пылавших в его ладонях файерболов было попросту невозможно. Андерс все яснее сознавал, что за знакомым до боли занудством скрывался совершенно бешеный нрав – и поражался общей слепоте.
Сам же он, привыкнув выискивать в малейшем хоуковом жесте признаки готовящейся атаки, уже не мог обманываться привычной маской. Почти против воли он замечал, как вспыхивали порой глаза безупречно хладнокровного Гаррета, выдавая сдерживаемый гнев – и мгновением спустя скрывались под поспешно опущенными ресницами. Чувствовал, как исчезало напряжение в его остававшейся идеально прямой спине, стоило приглядывавшему за учениками храмовнику выйти в коридор. Видел, как дрогнувший в усмешке уголок губ на мгновение превращал скучную физиономию почтительного ученика в лицо готового потребовать свое магистра. Как под мимолетным, равнодушным взглядом просто проходящего мимо Гаррета скромняга Каллен вмиг заливался краской и принимался бормотать себе под нос нечто, подозрительно напоминавшее покаянную молитву.
Было во всем этом что-то завораживающее – все равно что следить за подкрадывающимся к добыче хищником или наблюдать за идущей вдоль горизонта грозой. Но оставаться всего лишь зрителем Андерс был попросту не в силах. Ему безумно нравилось подкалывать Хоука – и раз за разом убеждаться в том, что тот вовсе не был так неколебимо спокоен, как хотел казаться. Их перепалки по большей части оставались совершенно беззлобными; раньше Андерс ещё мог бы в этом усомниться, но теперь он почти без труда различал в золотистых глазах приятеля искринки неподдельного веселья, изрядно смягчавшие резкость произнесенных слов.
А вот всерьез вывести Гаррета из себя ему никак не удавалось – и неудачи раззадоривали его пуще прежнего. Хотя Андерс, на самом-то деле, и не знал толком, зачем бы ему это было нужно. Просто казалось, что если он все-таки пробьется сквозь хоуково самообладание, достанет его настоящего – случится какое-то восхитительное, всамделишное чудо.
К примеру, Гаррет вдруг окажется нормальным человеком. Чем Создатель не шутит?
– Никакой в тебе тонкости нет, – проворчал Андерс, дождавшись, пока за ними закрылись двери тренировочного зала. Цепляться к Хоуку на занятиях было совершенно бесполезно, тот даже не снисходил до приличного ответа – да и самому Андерсу чаще всего попросту не хватало дыхания на разговоры. Зато потом, когда уходил сэр Лара, по-прежнему страховавший их во время урока, а мэтр Торрин отправлялся за уборщиками-Усмиренными, можно было вволю пошпынять ещё не впавшего в привычное занудство приятеля. – Сила есть – ума не надо, вот кто тебя просил такими булыжниками швыряться? У меня по твоей милости теперь лишнее самостоятельное занятие по искусству исцеления будет.
– Тебе не повредит, – парировал Гаррет, проигнорировав попытку пробудить в нем чувство вины. Ну или Андерс, сам того не заметив, все-таки умудрился достать его настолько, что теперь тот считал пару-тройку треснувших ребер справедливым наказанием. – Целый один раз в неделю найти себе полезное занятие на вечер – это для тебя большое достижение!
– Зараза, ты все-таки завидуешь, – изобразив понимающую ухмылку, проникновенно изрек Андерс и приобнял его за плечо. Его собственное при этом хрустнуло и заныло, и он, не отводя взгляда от лица собеседника, бросил на него исцеляющее заклинание. Боль тут же стихла, но потом ему все равно придется заняться собой всерьез. – Мэгги – такая девочка! Глазки, губки, кудри…
Хоук закатил глаза и пренебрежительно фыркнул, и Андерс, насупившись, ткнул его кулаком в то самое плечо, на котором только что висел. Дразнить Гаррета глазками и губками, увы, было совершенно бессмысленно – он то ли слишком хорошо держал себя в руках, то ли ему просто не хватало воображения, чтобы представить и проникнуться. Но азарт схватки словесной, пришедший на смену азарту схватки магической, словно жег его изнутри, мешая смириться с поражением.
– И она считает меня совершенно неотразимым, – заговорщицки понизив голос, промурлыкал Андерс. – И очень-очень ждет. А тебя кто-нибудь ждет, а, Хоук?
– Мудрость и опыт, – отрезал тот, уже не скрывая раздражения. – Эти штуки, знаешь ли, куда полезней и долговечней, чем очередная зарубка на корешке твоей Песни Света.
– С мудростью и опытом не поцелуешься, – преувеличенно ласково напомнил Андерс, пытаясь скрыть довольную усмешку. Получалось так себе: после тренировок самообладание подводило не только Хоука, а он и без того плохо понимал, чего ради должен был давить душевные порывы. – А ты, бедолага, так и будешь скучать. Зануд ведь никто не любит, знаешь ли, тут уж без разницы – в мантии девчонка или в храмовничьей юбке.
Гаррет насмешливо покосился на него, и Андерс, уже почти не веря в его самообладание, открыто ухмыльнулся в ответ.
– Может, с магией крови полегче пойдет, а? Тебе-то что, невелика разница – что к храмовникам подлизываться, что к демонам… – с издевательским сочувствием предложил он – и тут же осекся, едва ли не впервые за все время их с Хоуком знакомства испугавшись по-настоящему.
Гаррет стремительно развернулся к нему, глаза у него вспыхнули неистовой, самозабвенной яростью – и придушенный собственным воротником Андерс на редкость ясно осознал, что ему все-таки очень хотелось жить. И что один раз дать Хоуку в морду он, наверно, все-таки успеет, а вот потом придется, отбросив всякую гордость, просто звать на помощь.
– К демонам подлизываться, значит? – с почти обидной легкостью зашвырнув его в первую попавшуюся кладовку, каким-то очень нехорошим голосом проурчал Хоук.
И вдруг впился ему в губы – с такой страстью, что Андерс, и без того взбудораженный предвкушением ссоры, вмиг лишился рассудка. Просто вцепился Гаррету в волосы, крепче прижимая к себе, и ответил на поцелуй с ничуть не меньшим пылом, тихо взрыкивая от нетерпения. Жар чужого, непривычно жесткого тела обжигал даже сквозь плотную ткань ученических мантий, дразнил знакомым сходством очертаний – и плескавшийся в крови боевой азарт, переплавясь в нечто незнакомое и мучительно сладкое, толкал навстречу настойчивой, не по-женски требовательной ласке.
Андерс глухо застонал, когда Гаррет, задыхаясь, оторвался от его губ – и, не додумав и до середины мелькнувшую в голове мысль, тут же сам дернул его обратно. Укусил, лизнул, бережно обхватил кончик чужого языка губами и чуть не взвыл от разочарования, когда тот ускользнул снова… а потом и впрямь взвыл в зажавшую рот ладонь, потому что возвращенный ему укус пришелся под челюсть, как раз туда, где любое прикосновение расходилось по всему телу жаркой мелкой дрожью. Он вздернул подбородок, подставляя горло жестким губам – и только тихо охнул, когда Хоук вдруг отстранился и, рывком развернув его спиной к себе, снова жадно впился в шею под затылком.
Гул крови в ушах совершенно заглушил шорох ткани, и Андерс вздрогнул от неожиданности, когда по его голым бедрам прошлась широкая, невыносимо горячая ладонь. Гаррет хищно урчал, всем весом навалившись ему на спину и неловко, почти робко притираясь бедрами к заднице – и Андерс, какой-то частью сознания прекрасно понимавший, чем именно должно было стать это рефлекторное движение, выгибался в ответ и нетерпеливо постанывал, пьянея от пронизывавшего все тело жара.
Легшая на его пах ладонь двигалась уверенно и твердо, вышибая из головы последние остатки рассудка. Андерс покачнулся на ослабевших на миг ногах, и крепкая рука тут же обвилась вокруг его талии, ещё крепче притискивая к чужому телу. Он втянул воздух сквозь сжатые зубы, пытаясь сдержать подступавший к горлу стон, откинул голову назад, на плечо Гаррету – и все же застонал в голос, когда очередное движение его ладони толкнуло его через край.
Голова кружилась; Андерс обессиленно сполз по стене, к которой его прислонили –и, обернувшись назад, с трудом разглядел в полумраке кладовки возвышавшегося над ним Хоука. Тот небрежно одернул смявшийся подол мантии, приводя себя в приличный вид, окинул его обжигающим, жестким, словно прикосновение, взглядом – и, не сказав ни слова, вышел.
Андерс сглотнул, пытаясь как-то соотнести усталое довольство тела со смутным разочарованием, маячившим на краю возвращавшегося разума, одернул липнущий к бедрам подол и, не выдержав, вопросил вслух:
– Это вот что вообще сейчас было?..
@темы: творчество, тексты, Я, аффтар!, cat-person^_^, ДА-драбблы, Circle-AU, Dragon Age
-
-
07.02.2014 в 18:16Всех Андерс задолбал - даже Хоука: зашвырнув его в первую попавшуюся кладовку, каким-то очень нехорошим голосом проурчал Хоук.
-
-
07.02.2014 в 22:59Насчет шрамика - вряд ли. Андерс бы его сразу залечил))
Андерс же его нарочно долбал... Вот и нарвался
-
-
08.02.2014 в 09:00-
-
08.02.2014 в 10:45-
-
08.02.2014 в 15:05Надеюсь, они поговорят еще. Я запуталась в возрасте. Сколько им?
Тренировки в зале - это хорошо. Нужная вещь. Деталь про хасиндку понравилась.
-
-
08.02.2014 в 15:09Поговорят обязательно, правда, ещё далеко не сейчас. И то Хоук будет злиться на себя, что сорвался (аж два раза к тому времени), и потому будет колючий и ещё более суровый. Но Андерс к тому времени поумнеет и его это будет разве что забавлять. А насчет возраста... где-то между 16 и 18, точнее не скажу. То есть про секс уже знают и побольше, чем "оно есть!", но до Истязаний тоже ещё неблизко.
Воистину нужная! Главное, андерсову изобретательность в нужное русло направили)))
Ага, он вообще хороший^^ Ебанавт тот ещё, но хороший))
-
-
08.02.2014 в 15:17-
-
08.02.2014 в 15:23-
-
08.02.2014 в 15:28Пора ему уже повзрослеть
-
-
08.02.2014 в 15:31-
-
08.02.2014 в 15:42-
-
08.02.2014 в 15:49-
-
08.02.2014 в 19:45-
-
08.02.2014 в 20:37Но зараза та ещё, воистину)) Добрый зато. Все, что испортит, сам же потом и вылечит... если ещё будет кого лечить
-
-
08.02.2014 в 20:57-
-
08.02.2014 в 21:01Хм. А откуда вот это получилось - Хоук у вас не знает слова "осторожность"? Я-то его старался как раз выписать этаким скучненьким ботаном, даром что вроде с кулаками... Но да, он тоже молоденький))
-
-
08.02.2014 в 21:19И вот что классно, так это то, что он не подавленный, не поломанный не еще какой-нибудь, а уверенный в своих силах. Нет у него каких - то, свойственных тому же Ирвингу рассуждений о магах и их положении.
Свободный он в общем-то, даром что на обучении в книге.
А Андерс такая мятущаяся душа, толком сам не знает что ему надо, и надо ли, а все туда же, на свободу. Жалко только, что он не знает что с этой свободой делать. Не сдался, но и не определился до конца.
Ну и это так, общие наблюдения, я может что-то и упускаю)))
-
-
08.02.2014 в 21:43Но да, уверенность есть, и вот тут его, наверно, только то и спасает, что это принимают за естественную и простительную (пока совсем уж не борзеет) для умного мальчишки самонадеянность. Ну взрослым вообще трудно малолеток всерьез принимать, а Хоук этим и пользуется))
А Андерс да, сам не знает, как именно хочет - знает только, что точно не так!)) Не в клетке, в смысле))
Ну так и фанфик ещё не закончен, может, позже что ещё прояснится))
-
-
08.02.2014 в 22:23-
-
08.02.2014 в 23:07-
-
08.02.2014 в 23:42-
-
19.02.2014 в 21:12-
-
19.02.2014 в 21:25-
-
19.02.2014 в 21:46Но воображение так и подрисовывает чуть подрагивающий кончик хвоста и лениво шевелящиеся усы, когда Хоук снисходительно комментирует Андерсовы проделки)
-
-
19.02.2014 в 21:55Но картинка... Имеет право на существование))