Кто-то дал этой Вселенной плохую кислоту
Время неумолимо, детишки растут... Мозги иногда тоже отрастают. Иногда. А иногда нет
Часть первая– Идиот.
– Сгинь, ты мне мерещишься! – простонал Андерс и в показном отчаянии опрокинулся на спину, больно ударившись лопатками о прикрытый только тонким слоем соломы пол. А потом вообще отвернулся, чуть не ободрав нос о шершавую каменную стену: та оказалась гораздо ближе, чем он думал, и в ноздри тут же шибануло противным запахом плесени и мокрой гранитной пыли.
– Не надейся, – отрезал Хоук, которого, конечно же, не смутили ни разделявшая их решетка, ни выраженное более чем недвусмысленно нежелание с ним разговаривать. – Только идиот мог прыгнуть в Каленхад в третью неделю Парвулиса, причем прямо на глазах у храмовников. А они потом чуть не подстрелили Водяниуса: ему понравилось тебя катать, и он вернулся обратно – наверно, захотел поиграть ещё с кем-нибудь.
– Чуть?.. – Андерс все-таки повернул голову, так, чтобы видеть Гаррета хотя бы краем глаза, и невольно затаил дыхание в ожидании ответа. Если бы по его вине с их драконом случилось что-то по-настоящему плохое, Хоук разговаривал бы с ним совсем иначе, однако Андерсу все равно стало как-то тревожно.
– Бок поцарапали, но он выздоровеет, – сухо сообщил тот. – Вот только к людям он теперь не подходит, даже меня не подпустил, и в подземном озере больше не показывается. – Гаррет помолчал, сверля его почти физически ощутимым взглядом, и осуждающе добавил: – Мелкие расстроились, из-за тебя их теперь на берег гулять не водят.
– И это меня ты называешь идиотом? – поразился Андерс и, не выдержав, все-таки развернулся обратно: – Я ранен в самое сердце!
– Я не говорит, что ты тут единственный идиот, – невозмутимо пожал плечами Хоук. – Старшие чародеи с Рыцарь-Командором тоже небезупречны. Что не отменяет того, что ты безответственный раздолбай, не дающий себе труда задуматься о последствиях своего выпендрежа.
– А ты мышь серая и нудливая! – огрызнулся Андерс и отвел глаза, не выдержав его взгляда. Гаррет все-таки был в чем-то прав: он действительно не успел подумать, просто представил, как сбежит из темницы верхом на своем собственном озерном драконе – и не смог упустить такую роскошную возможность. Никакого «верхом» у него, впрочем, не вышло, но Мэтр Водяниус и в самом деле распугал всех магоядных рыб и всего за несколько минут дотянул его до дальнего берега Каленхада. Уцепившийся за его спинной плавник Андерс поначалу даже не поверил, что они уже добрались. Они ещё немного поплескались на мелководье, но потом дракону надоело, и он уплыл в озеро, на прощание окатив своего двуногого приятеля взбаламученной водой с обрывками тины. И Андерсу просто в голову не пришло, что почти ручной Водяниус и к другим людям может отнестись так же доверчиво – чего те, как правило, вовсе не заслуживали. Но вот так за здорово живешь признавать себя пустоголовым пижоном Андерс не собирался и, упрямо насупившись, злорадно добавил: – Зато я теперь знаю, для чего на самом деле нужны девчонки!
– Тоже мне, великое открытие, – пренебрежительно фыркнул Хоук. Он вообще всем своим видом изображал снисходительное неодобрение: стоял рядом с решеткой неподвижно, с идеально прямой спиной и руками, характерным жестом скрещенными на груди. И даже в простенькой ученической мантии он уже был ужасно похож на полноправного взрослого чародея. Только Андерс все равно был уверен, что у него на щеках на мгновение вспыхнул румянец, едва заметный в полумраке карцера.
– Ну конечно, это ты ж у нас первый всезнайка Кинлоха, – сузив глаза, демонстративно скопировал его позу Андерс. Разве что вскакивать не стал, чтобы не привлекать внимания к тому, что зараза Хоук успел перерасти его почти на целых пол-ладони – даже несмотря на то, что он сам тоже в последние полгода сильно вытянулся. Он подумал ещё немного и мстительно припечатал: – Девственник малолетний!
– Нашел чем гордиться, – все равно не впечатлился Гаррет, и Андерс, обидевшись, опять развернулся к нему спиной и с откровенным разочарованием бросил через плечо:
– Ну и иди отсюда! Не буду тебе ничего рассказывать, так и останешься незнайкой!
Хоук постоял у решетки ещё чуть-чуть, а потом, к искреннему изумлению Андерса, действительно ушел. Молча, только тихонько пошуршал мантией и даже не рассказал напоследок о том, как неправильно он бегал из Круга.
Андерс обхватил колени руками, уткнулся в них подбородком и грустно вздохнул. В карцере было холодно, сыро и чудовищно скучно, а сидеть там ему предстояло аж до следующего утра. Ему ещё много разных других кар наобещали, но, похоже, всерьез бояться не стоило: обозленный Рыцарь-Командор клялся, что он будет торчать в подземелье в полном и абсолютном одиночестве, однако Гаррета к нему все-таки пустили. Жалко, правда, что не получилось похвастаться тем, что они с дочкой трактирщика делали на сеновале. Ну вот чего Хоуку стоило не задирать нос, а просто взять и по-человечески позавидовать?
Разглядывать стенку Андерсу надоело ещё в первый час заключения, а сидеть, чуть не уткнувшись в неё носом, когда его никто не видел и не мог содрогнуться от сочувствия к его страданиям, было попросту глупо. Так что он опять крутанулся на заднице и, поразмыслив, принялся подгребать солому под себя. Не то чтобы он всерьез надеялся на то, что из неё получится хоть сколько-нибудь удобная постель, но стоило хотя бы попытаться. А потом Андерс вдруг заметил лежавшую у самых прутьев книгу в простеньком сероватом переплете, почти сливавшемся по цвету с камнями.
Орлейский роман, переписанный от руки кем-то из девчонок – округлый аккуратный почерк даже показался ему знакомым – назывался «Ворон и Розы», и его страницы были пропитаны какой-то цветочной водой так щедро, что даже всепроникающий запах тюремной сырости несколько померк и перестал казаться таким уж омерзительным. Главный герой, пронырливый антиванский убийца, демонстрировавший совершенно нечеловеческую изобретательность, за четыреста страниц повествования умудрился оббегать чуть не весь Тедас и перерезал не менее шестидесяти глоток, не считая тех, что прилагались к основным противникам на правах телохранителей. И кроме того, антиванец успел между делом «перенюхать» столько «роз», что Андерс, ещё полчаса назад искренне гордившийся своими достижениями на любовном фронте, начал впадать в уныние. В деле сбегания от заслуженной кары и ускользания от преследователей превосходство клятого Ворона было не столь подавляющим, но теперь мысль об этом Андерса совсем не утешала.
Впору было заподозрить, что Хоук попросту решил над ним поиздеваться.
Впрочем, времени на скорбные размышления у Андерса оказалось совсем мало: всего через полчаса после того, как он дочитал последнюю страницу и со злости швырнул роман в стенку, дверь карцера страдальчески заскрипела, и к решетке подошла мэтресса Винн в сопровождении пары храмовников. Андерс торопливо подобрал книжку, надеясь потом засунуть её заразе-Хоуку в какое-нибудь неудобосказуемое место, и приосанился, всем своим видом изображая несломленную гордость. Мэтресса, само собой, осуждающе поджала губы и, неодобрительно оглядев его измазанную мантию с налипшими на неё гниловатыми стебельками, принялась в три-тысячи-какой-то раз рассказывать ему о том, как не должен вести себя настоящий хороший маг и что ему за это будет.
– Какой ещё драконятник?! – возмущенно возопил Андерс, когда в устрашающе длинном списке кар мелькнула двухмесячная повинность по чистке вивария. – Это же наказание для мелких! А я уже взрослый беглый маг!
Храмовники только вздохнули и поволокли его дальше, привычно не обращая внимания на показушное сопротивление, но мэтресса Винн смиряться с провалом своих воспитательных потуг не собиралась:
– Раз ты ведешь себя как маленький, то и наказания у тебя будут соответствующие! Создатель, за что же ты покарал меня таким учеником?
– А я, строго говоря, не ваш ученик, – ехидно заметил Андерс, постаравшись, чтобы голос у него звучал так же противно, как у Хоука, когда тот принимался нарочно занудничать. – Вам после Анейрина больше не дают.
Мэтрэсса Винн задохнулась от возмущения и – вот воистину чудо Создателя! – умолкла, но добиться чего-нибудь существенного Андерсу так и не удалось. Ему даже переодеться не дали, так и потащили наверх в грязной, отсырелой мантии и с молчаливого попустительства наставницы грубо втолкнули в драконятник.
Однако хозяйничавший там мэтр Суини особо зверствовать не стал и, кажется, поначалу вообще не понял, что за потрепанный юнец ввалился в виварий, чуть не кубырнувшись через порог. И даже, кажется, обрадовался гостю: напоил его чаем со сладкими сухариками, дал дырявую, но сухую мантию вместо мокрой и выслушал рассказ про красивую полосатую ящерицу, которую Андерс видел возле фермы за Редклиффом. Правда, вскоре чародей отвлекся на свои записи и совершенно забыл о собеседнике. Андерс, подумав, остался сидеть за столом и даже постарался вести себя тихо и не привлекать к себе внимания, чтобы зачитавшийся мэтр Суини не вспомнил о том, зачем его вообще к нему прислали. Однако всего через полчаса в дверь заглянул храмовник, приставленный присматривать за провинившимся учеником, и Андерсу все-таки пришлось браться за лопату.
В виварий он таскался ещё очень, очень долго. Возмущаться и доказывать, что он уже давно вырос и что нечего было приравнивать его побег к проделкам малышни, таскающей с кухни сладости, было совершенно бесполезно. Андерса никто не слушал, и даже когда он, отчаявшись, обращал к маячившему где-нибудь рядом Хоуку требовательное «Ну хоть ты им скажи!», тот только загадочно улыбался – так, что у Андерса прямо кулаки чесались дать ему в нос. А потом, когда он выдыхался, Гаррет подкрадывался к нему и до издевки ласковым тоном советовал искать в ситуации положительные моменты.
Странно знакомые нотки в его голосе заставляли Андерса подозревать, что ему действительно было что искать, но пресловутые «положительные моменты» все никак не находились. В конце концов он просто устал злиться впустую и, плюнув на безуспешные попытки отделаться от несправедливого наказания, со скуки принялся изучать повадки драконлингов.
Те, опровергая утверждения об их бестолковости, прекрасно различали людей и ни разу не спутали чародея Суини, который их кормил, с Андерсом, который с ними только играл и иногда разговаривал. Через пару дней Андерс тоже начал их узнавать и в конце концов даже научился по очертаниям морд и плечевого пояса отличать самцов от не до конца развившихся, ещё бескрылых самочек. Ящеры обычно вели себя спокойно и к людям относились с заметной настороженностью, а вот более общительные ящерички нередко капризничали и могли ни с того ни с сего цапнуть за руку. Андерс, закаленный долгой дружбой с Пушистиусом, обычно успевал увернуться, оставив в драконьих зубах самое большее клок рукава, но пару раз и ему пришлось поспешно залечивать длинные ровные царапины от вскользь прошедших по руке клыков.
Его появление в виварии обычно сопровождалось требовательным писком соскучившихся по его обществу самочек, в который через пару минут вплеталось басовитое урчание самцов, предпочитавших вначале как следует разглядеть гостя. Андерс со смехом отвечал, передразнивал характерные мурлычущие трели, а потом, переодевшись в грязную рабочую мантию, играл с ними и в конце концов неохотно брался за уборку. И когда однажды утром вместо привычной какофонии он услышал только флегматичное ворчание пары ящеров, он сразу понял, что что-то случилось.
Подошедшего к клеткам Андерса встретили предостерегающим фырканьем, но, к немалому его удивлению, ему все-таки дали войти и пропустили к собравшимся в дальнем углу самочкам. Даже прихваченная на всякий случай крепкая швабра почти не понадобилась. Руна паралича, вообще говоря, была гораздо эффективнее швабры, но после неё ящеры по полдня ходили снулые и печальные, а потом ещё пару дней демонстративно дулись.
– Погодите-ка, а разве это возможно? – с сомнением осведомился Андерс, увидев в середине ящеричьей стайки горку жемчужно-белых яиц, наполовину засыпанных покрывавшими пол опилками. – Вы же тут вроде это… неполовозрелые?
Килька, главная самка в стае, возмущенно курлыкнула, как будто поняв его слова, но на настоящий внятный ответ это походило очень мало. Зато после пары минут озабоченного урчания Андерсу все-таки позволили потрогать яйца: те оказались теплыми, словно живые, а их скорлупа, чуть заметно отливавшая перламутром, была крепкой и жесткой, и, казалось, едва заметно подрагивала в такт какому-то неслышному ритму. Хотя это, конечно же, было невозможно: яйца были совсем свежие, ещё накануне их точно не было, и до развития сердца у зародышей было ещё далеко. Когда он приподнял одно, Килька для порядка щелкнула зубами у него над ухом, но ничем иным своего недовольства не выказала.
И, наверное, зря, потому что Андерс завороженно таращился на лежавшее в его ладонях яйцо, тяжелое и неоспоримо живое, и чувствовал себя так, словно держал в руках свою сбывшуюся мечту. И с каждым мгновением мысль о том, что у него все-таки будет самый настоящий собственный дракон, становилась все настойчивей и ярче.
К тому моменту, как он закончил с уборкой, ажиотаж вокруг яиц несколько улегся, и большая часть драконлингов разбрелась по своим вольерам. Однако Андерс в порыве несвойственного ему благоразумия решил не рисковать сверх меры и перед тем, как снова войти в клетку, вытряхнул в драконью кормушку ведро мелкой рыбешки. Расчет оказался верен: учуявшие запах еды дракончики тут же кинулись к ней, даже сторожившие яйца самочки пару раз шваркнули лапами, присыпав кладку опилками, и отправились за своей долей лакомства. Осторожно проскользнувший внутрь Андерс подхватил самое верхнее яйцо и, поспешно выскочив из клетки, сразу же запер дверь за собой.
Увлеченные рыбой драконлинги, кажется, и вовсе не заметили пропажи.
Опомнился Андерс только на пороге ученической спальни – и тут же понял, что не имеет ни малейшего представления о том, что ему делать дальше. Ему ещё никогда не доводилось иметь дело с новорожденными: до попадания в Круг он был ещё слишком мал, и столь важное занятие, как уход за разродившимися овцами и их потомством, ему не доверяли, да и цыплят разрешали брать в руки не раньше чем через неделю после вылупления. И к тому же андерфелльские крестьяне не занимались разведением драконов.
– Опять ты что-то затеял, – бросив на него короткий взгляд, без тени сомнения проговорил сидевший над очередным тяжеленным томом Хоук. Андерс мысленно выругался: он-то думал, что спрятанное в складках ученической накидки яйцо совсем не бросалось в глаза – и озабоченно нахмурился, припоминая, с кем успел столкнуться по пути. Финн, увлеченный каким-то тевинтерским справочником, точно ничего не заметил, а если заметил, то все равно никому не скажет, да и дежурные храмовники обращали на младших магов мало внимания – по крайней мере, до тех пор, пока те не принимались совсем уж откровенно хулиганить. А вот кто-нибудь из стайки гердиных сверстниц, проводивших его кокетливыми взглядами, вполне мог проболтаться. – И что на этот раз?
– Не твое дело, зараза! – огрызнулся Андерс и опять настороженно покосился на него. Настучит же, вот наверняка настучит. А потом ещё и заявит, что он сам виноват, потому что нечего было попадаться.
– Яйцо драконье спер, – со вздохом констатировал Хоук, и Андерс, торопливо придумывавший более-менее убедительную отговорку, потрясенно уставился на него. – И нечего смотреть на меня как на малефикара. На лице у тебя все написано.
– Про затею, может, и написано, – мрачно буркнул Андерс. В это он ещё мог поверить; после нескольких лет жизни бок о бок он и сам почти без труда угадывал на неизменно спокойной физиономии Гаррета признаки раздражения, интереса или даже веселья и легко додумывал за скупым «идиот» целую лекцию о том, где именно и когда он таковым себя выставил.
– А про остальное догадаться – раз плюнуть, – снисходительно глянул на него Хоук. – Можно подумать, ты мог в драконятнике найти другой повод для столь пылкого энтузиазма.
– А вдруг мог? – вызывающе осведомился Андерс. – Или ты так мало веришь в мое воображение?
– В воображение я верю, – великодушно проговорил Гаррет и, закрыв свою книжищу, поднялся с места. – А вот в то, что ты успеешь подумать головой до того, как что-нибудь сделать, а не после…
Андерс только зашипел в ответ на многозначительную паузу, но Хоук бросил на выпуклость у него за пазухой ещё один очень понимающий взор и с нехорошей ласковостью учителя, разговаривающего с нерадивым учеником, поинтересовался:
– Ты уже придумал, как его вылуплять? Драконы ведь не птицы, так что если ты рассчитывал свить гнездо где-нибудь в уголке и торжественно его высиживать, то вынужден тебя разочаровать: не выйдет.
– Ну совсем уж за идиота меня не держи, – мрачно огрызнулся Андерс. Подумать об этом он и правда не успел, его куда больше занимало то, как добраться до спальни незамеченным. Но Хоук – вот зараза же! – был прав, температура в комнатах учеников наверняка была слишком низкой, а все время торчать рядом с яйцом и греть его собственным телом Андерс не мог.
– Ясно, – снова вздохнул Гаррет, сунул свою книгу в сундук возле койки и ушел, напоследок смерив его ещё одним критическим взглядом.
Андерс выругался – уже вслух – и плюхнулся прямо на хоукову постель. С отработкой своего наказания на этот день он закончил, а занятий у него не было, потому что мэтресса Винн велела ему самостоятельно ознакомиться с трактатом некоего Пар Селеса, прославившегося своим целительским искусством в начале Благословенного века. В общем, возможность разобраться с яйцом без особой спешки – уж изобразить тоскующего над книгами для случайного храмовника он точно сумеет – вроде бы была, а вот с идеями насчет того, что же именно следовало сделать, было куда хуже.
До самого вечера Андерс вертелся как уж, пытаясь придумать, куда же пристроить яйцо. Тайников и ухоронок у него было хоть отбавляй, скрыть наличие яйца от товарищей по спальне было не так уж трудно; но гораздо важнее было устроить так, чтобы оно не остыло и не умерло. Он и впрямь уже готов был высиживать его самостоятельно, грея собственным теплом – но постоянно таскать за пазухой предмет размером с детскую голову и при этом не попасться было совершенно невозможно. Впрочем, в конце концов Андерс все-таки отыскал подходящее место для будущего гнезда и, с трудом пронеся яйцо мимо сэра Брана, не в меру бдительного в силу своей молодости, принялся устраивать его на мягкой тряпичной подложке.
– Температурный режим я высчитал, – скучным тоном сообщил Хоук, и не заметивший его приближения Андерс подскочил от неожиданности и возмущенно уставился на него. Хорошо ещё, что яйцо он уже положил, так что его неосторожность ничем тому не повредила. – Пока обойдемся просто теплым песком, но вообще надо придумать что-нибудь более эффективное и надежное.
– Что? – озадаченно переспросил Андерс и, нахмурившись, недоверчиво посмотрел на Гаррета. – Какой ещё температурный режим?
– Только не говори мне, что ты собирался просто положить его в камин и надеяться, что оно не сварится, – съязвил тот и, обреченно вздохнув, наставительно сообщил: – О драконах известно удручающе мало. Старые сведения сохранились очень плохо, а за двадцать лет Века Дракона собрать достаточно информации так и не удалось. Тебе ещё повезло, что один ненормальный драконолюб, некий Боуэн-аэп-Неваррин, когда-то в стародавние времена был приписан именно к Кинлохскому Кругу, и его заметки отсылались в нашу библиотеку.
– А покороче? – раздраженно потребовал Андерс. – Я уже понял, что мне надо было не яйцо стеречь, а синеть над книгами, рискуя разоблачением и его возможностью обрести жизнь. Так что можешь уже переходить к выводам.
– Ну слушай сюда, – кинув на него мрачный взгляд, не по-хорошему многообещающим тоном проговорил Хоук и вытащил из-за пазухи пару мешочков с песком.
Часть втораяПосле первой же фразы Андерсу страшно захотелось его стукнуть, но ссориться с Гарретом сейчас было опасно – не для него, для его будущего питомца. Стихийная магия давалась Андерсу тяжело, особенно огненные заклинания, так что он даже не сумел бы разогреть песчаное гнездо до нужной температуры. А вот Хоук уже сейчас обещал стать очень сильным стихийщиком; правда, он при этом совершенно не чувствовал, как отзывалось на его действия яйцо. К счастью, Андерс вмешался вовремя, и тот все-таки не успел сварить нерожденного дракончика прямо в скорлупе.
На самом деле работать вместе с Гарретом оказалось почти приятно. Тот, само собой, по-прежнему был занудной, высокомерной язвой и вообще думал, что он самый умный, но при этом доказывал обоснованность своего мнения делом, а не всякими голословными заявлениями. Конечно, он никогда не упускал возможности указать Андерсу, где и что именно тот не продумал как следует, однако, в отличие от их наставников, никогда не ограничивался одной только критикой. Ни один его упрек не был несправедлив или безоснователен, и Андерсу, снова не сумевшему придумать достойный ответ, только и оставалось, что кипеть от бессильной злости, глядя в спину уходящему Хоуку. Однако парой часов спустя тот возвращался и как ни в чем не бывало принимался рассказывать о том, что успел выяснить, а потом объяснял план решения очередной вставшей перед ними проблемы. И Андерс каждый раз не находил, к чему придраться – хотя иногда очень хотелось.
Сам он чуть не каждый час бегал к яйцу, тщательно следя за тем, чтобы оно не дай Создатель не остыло сильнее, чем нужно, и несколько раз чуть не попался совсем рядом со входом в высиживательную кладовку. Однако отделаться от мысли о том, что Хоук взвалил на себя большую часть работы, все равно не удавалось, и уязвленная андерсова гордость кусалась все сильнее. Чувствовать себя нахлебником было ужасно неприятно, и Андерс, забыв даже о своих обычных шалостях, тоже закопался в старые пыльные книги.
Сведений о драконах и впрямь оказалось совсем мало, но самую главную подсказку Андерс нашел там, где меньше всего этого ожидал. Секция с трудами ученых братьев Церкви всегда казалась ему совершенно бесполезной, но именно там, в толстенном томе с непонятными картинками, он обнаружил кое-что очень любопытное.
– Рунная схема! – отыскав Хоука за стеллажами, в самом дальнем тихом углу, заговорщицким шепотом сообщил Андерс. Тот с любопытством поглядел на него и, вопросительно приподняв бровь, чуть заметно улыбнулся – и его лицо без всегдашней серьезной маски вдруг стало совсем мальчишеским. – Нам нужна рунная схема, и тогда можно будет не бегать к нему каждые пару часов, чтобы прогреть песок!
– Не вариант, – разочарованно скривился Гаррет. Его почти-улыбка тут же пропала, и Андерс почему-то ужасно огорчился. – Я проверял: сделать выравниватель нам ещё лет пять будет не по силам, а сами по себе огненные руны дают слишком большие колебания температур. Что толку, если вначале они будут греть вполнакала, а потом вдруг дадут выплеск энергии – и попросту вскипятят твоего питомца?
– Горе от ума, – злорадно фыркнул Андерс. – Конечно, рунный выравниватель нам не по силам, но на кой демон он нам нужен?
– Я же тебе уже объяснил… – терпеливо вздохнув, снова начал Хоук, но Андерс жестом велел ему умолкнуть и, широко распахнув глаза, чтобы не пропустить ни мгновения своего триумфа, громким шепотом сказал:
– Знакомо ли тебе, о многомудрый, понятие «буфер»? – Уже открывший рот Гаррет замер, и Андерс торопливо продолжил: – Вижу, все-таки знакомо. Песок вполне сгодится: если руны заложить внутри толстого-толстого слоя, то выплески будут уже не так опасны. Внутри, возле самых рун, будет очень жарко, но пока тепло дойдет до внешней поверхности, оно успеет сравняться с температурой остальной части песчаной подушки. А небольшие колебания в тепловом режиме яйцу не повредят.
– Тогда надо достать ещё песка, – задумчиво сдвинув брови, деловито проговорил Хоук парой мгновений спустя, и Андерс расплылся в самодовольной ухмылке. Не услышать от Господина Зануды ни слова возражения – вот это была победа!
Впрочем, воплотить пришедшую ему в голову идею оказалось куда сложнее, чем Андерс думал вначале. Резать огненные руны Гаррет уже умел: до мастера ему, конечно, было ещё ой как далеко, но собрать маленькую, на три точки схему он все-таки смог. Тайком натаскать песка с храмовничьего тренировочного дворика тоже было совсем нетрудно… а вот дальше у них вдруг начались проблемы.
Когда Хоук выложил перед собой полдюжины невесть где добытых куриных яиц, Андерс лишь пренебрежительно фыркнул – но через несколько минут ему стало уже не до смеха. Проверочное яйцо, очутившись в только-только собранном рунном Гнезде, в мгновение ока спеклось, треснуло и даже чуть-чуть подгорело, и Андерс через силу признал, что такого жара не выдержал бы даже настоящий огнедышащий дракон. Следующие два яйца пострадали меньше, но подобрать толщину песчаного слоя им все равно удалось только на последней попытке, когда Андерс уже начал раздумывать, где бы добыть ещё экспериментального материала. Шестое яйцо благополучно пролежало в Гнезде почти семь часов и даже начало развиваться, и после внимательного осмотра Андерс наконец решил рискнуть.
– А эти куда девать будем? – покосившись на кучку яиц различной степени готовности, осведомился он получасом спустя. Драконье яйцо, занявшее свое место в центре ставшего заметно толще Гнезда, чувствовало себя хорошо, и Андерс, несколько успокоившись, наконец обратил внимание на тот бардак, который они устроили в экспериментальной кладовке.
– Мелким отнеси, – равнодушно отмахнулся Хоук.
Яйца магам доставались редко, и мальчишки чуть не переругались из-за «настоящей храмовничьей еды». Андерсу даже пришлось на них прикрикнуть, и он, воспользовавшись наступившей тишиной, поделил яйца поровну между всеми обитателями спальни. Жавшийся в уголке Идрик, получив свою долю из его рук, на радостях поклялся ему вырасти большим и сильным – правда, потом он завернул свой кусочек яйца в платок и, пока остальные шумели и решали, чье яйцо вкуснее, убежал к комнатам девчонок.
Гнездо с рунным подогревом работало прекрасно: не остывало сверх меры и не перегревалось слишком сильно, Андерсу приходилось только раз в день переворачивать яйцо на другой бок, чтобы зародыш развивался правильно. И вроде бы все даже шло как надо… но дракончик почему-то никак не вылуплялся. Андерс волновался все сильнее и, не выдерживая, приставал к Хоуку с требованиями выяснить наконец, как же все-таки размножались драконы. И ругались они чуть не каждый день, потому что Гаррет в ответ на все его просьбы только огрызался и по десять раз напоминал, что уже приволок ему все книги, в которых было хоть одно упоминание о крылатых ящерах. Иногда Андерсу даже казалось, что Хоук и сам переживал из-за того, что дракончик не торопился выбираться из яйца – но тот ни словом об этом не обмолвился, только ворчал и язвил все злее.
Не увидев на привычном месте жемчужного сияния лежавшего в Гнезде яйца, Андерс в первый момент попросту оцепенел от ужаса. Врезавшийся ему в спину Хоук, однако, мгновенно оценил обстановку и, поспешно втолкнув его в кладовку, тут же захлопнул дверь за собой – а потом зажег в ладони маленький яркий светлячок и принялся осматриваться, выискивая пропажу. Только Андерс, сумевший кое-как уверить себя, что паниковать было ещё рано, все равно обнаружил дракончика первым: тот спал прямо за Гнездом, прижавшись боком к теплому мешку с песком и изредка подергивая хвостом.
– Ух ты! – восторженно выдохнул Гаррет, заглянув ему через плечо. – Вылупился!
Разбуженный его голосом ящерок поднял голову и, уставившись на них серовато-желтыми глазами, тоненько, почти беззвучно пискнул – и Андерс, умирая от острой нежности, переглянулся с Хоуком и на радостях даже пообещал себе больше никогда с ним не ругаться. Потому что в одиночку, без Гаррета, он наверняка бы не справился, и он просто обязан был хоть как-то отблагодарить своего… ну, товарища.
Правда, его благие намерения протянули не больше получаса. Как только Андерс закончил первый осмотр и убедился, что дракончик здоров и нормально (насколько он мог судить) развит, Хоук напомнил, что малыша положено кормить. Причем таким тоном, что Андерс, больше волновавшийся о том, вылупится ли тот вообще, попросту не сумел заставить себя признаться в том, что совершенно об этом забыл. На завалявшийся у него в кармане кусок сушеного яблока оба они – и дракончик, и Гаррет – посмотрели с совершенно одинаковым жалостливым пренебрежением, а потом Хоук вытащил из сумки связку придушенных мышей.
И, конечно, они с Андерсом тут же поссорились снова.
И если бы это касалось только дракончика. Теперь они, вынужденные заботиться о маленьком непоседливом ящере, проводили вместе куда больше времени, и едва ли не каждый их разговор заканчивался сварой. Даже самые правильные вещи Хоук умудрялся сформулировать так, что Андерс вспыхивал после первых же фраз – и спохватывался только в разгар очередного яростного спора, когда отступать, признавать чужую правоту было уже поздно… и стыдно. А ведь Гаррет, вообще говоря, был вполне здравомыслящим парнем, и Андерс совершенно не понимал, чего ради тот вел себя как послушный, до тошноты безобидный зануда.
– Можно же к Независимым примкнуть, раз уж тебе так бегать не хочется, – мрачно напомнил он. – Сможешь даже рассказывать храмовникам, почему они не правы – если вежливо.
– Не мой вариант, – пожал плечами сидевший рядом с ним Хоук и, привязав кусочек мяса на нитку, кинул его дракончику. Маленькому Огнеплюю игра понравилась, и он принялся с восторженным попискиванием гоняться за «добычей», то и дело с разбегу врезаясь в своих двуногих «родителей». – А вот моему приятелю Алиму как раз подойдет, он не из тех, кто бегает от трудностей. Зуб даю, однажды он все-таки поимеет Церковь в полном согласии с её же законами. Первый Чародей Сурана – как звучит, а?
– Смешно до жути, – пренебрежительно фыркнул Андерс. – Мелкий он ещё, про такие вещи думать. Но ты-то, у тебя-то мозги есть – так что ж ты ими не пользуешься? Независимые тебя, видите ли, не устраивают, мои побеги ты вечно на смех поднимаешь: неправильно, дескать… А как вообще правильно, ты, придурок?
– Так, чтоб насовсем, – спокойно отозвался Гаррет, и Андерс, уже открывший рот для продолжения обличительной речи, замер, ошарашенный неоспоримой истинностью его ответа.
Рос дракончик ужасно быстро и почему-то совсем не походил на своих родичей из вивария. Те крохотные кожистые складочки на спине, которые Андерс поначалу счел остатками растворившегося не до конца желточного мешка, быстро превратились в небольшие, слабые ещё крылышки, которые тот использовал пока только для того, чтобы сохранять равновесие на виражах. А ещё он пытался плеваться огнем, и хотя попытки его вызывали скорее смех, чем тревогу, Хоук все-таки настоял на том, чтобы переселить дракончика в другую кладовку, в которой не было ни деревянных сундуков, ни прочих легковоспламеняющихся вещей.
Прокормить его было непросто: аппетит у Огнеплюя рос быстрее, чем он сам, и дракончик каждый раз встречал своих хозяев жалобным голодным писком. И прятать его становилось все сложнее, потому что однажды он научился открывать дверь кладовки и с тех пор бродил по всему примыкавшему к ней коридору. Хоука с Андерсом спасало от разоблачения только то, что перегораживавшая коридор решетка доросшему до размеров крупной собаки дракончику была все-таки не по зубам, а храмовники и старшие маги в те края забредали до крайности редко и не могли услышать его возню.
И даже Хоук не предусмотрел того, что однажды все резко изменится.
Все это Андерс выяснил уже намного позже: что дракончик отыскал среди валявшегося в кладовых хлама мешок с торфяным углем, что он наелся камней и, заскучав, опять принялся грызть решетку в ожидании своих хозяев. Что то ли от угля, то ли просто в силу возраста дыхание у него стало куда жарче, и старые прутья, уже изрядно пострадавшие от его зубов, раскалились – и наконец поддались драконьим челюстям.
И Огнеплюй, конечно же, немедленно отправился изучать новую территорию.
Выбравшись в жилые помещения, он первым делом загнал в подвал одну из кухарок, потом напугал пару только-только прошедших Истязания магов, уединившихся для научного диспута в одной из пустующих учебных комнат, а после этого направился наверх, к этажу старших чародеев, и покусал храмовницу, стоявшую на посту возле женского крыла. Та, однако, не растерялась и, выхватив меч, попыталась убить «злобную тварь», однако Огнеплюй, получив глубокую царапину на хвосте, решил не связываться со слишком сильной добычей и кинулся наутек.
Когда Андерс, сражавшийся с очередным заумным трактатом под надзором мэтрессы Винн, наконец понял, что переполох в коридорах ему вовсе не примерещился, охота была уже в самом разгаре. Обиженный и напуганный дракончик носился по всей башне, пытаясь забиться в тихое темное место, но преследовавшие его храмовники не отставали, не давая ему ни единого шанса скрыться. Несколько чародеев, желавших навести порядок в этом дурдоме, пытались достать ящера заклинаниями; однако они, стремясь избежать лишних разрушений, атаковали куда реже и осторожнее, чем могли бы.
– Не трогайте его! – истошно завопил Андерс, заметив занесенные над его любимцем мечи. Его не услышали или, может, просто не обратили внимания, и он, кинувшись наперерез преследователям, повис на руке опередившего других рыцаря. – Не трогайте его, он же хороший!
Храмовник, как будто не заметив лишнего веса, протащил его с пару ярдов и лишь затем попытался вывернуться. Андерс, однако, вцепился в него крепко, и тот, не сумев освободиться, резко ткнул его кулаком в ухо. В голове у Андерса зашумело, к горлу на миг подкатила тошнота, но он только сильнее сжал пальцы и, преодолев секундное головокружение, принялся собирать руну паралича.
И снова не успел: мгновением спустя на него обрушилась вся тяжесть мироздания, и его, оглушенного, без труда сдернули вниз. Перед глазами все дрожало и расплывалось, внутри полыхал холодный мучительный огонь, как будто у него вырвали половину внутренностей, и на их место затекала мгновенно остывающая кровь, а звуки доносились до него как будто сквозь толщу воды.
…опасно… …«святой карой»-то зачем… …убейте тварь… …ник Хоук, я не позво… …уберите мальчишку!.. …ше не удира…
Заливавшая глаза темнота на миг отступила, и Андерс, не слыша собственного голоса, снова потребовал оставить Огнеплюя в покое. А потом между сливавшимися в одно пестрое пятно храмовничьими юбками появился неожиданно просвет – и он скорее угадал, чем действительно увидел, как вспыхнувший на солнце клинок перерубил шею его дракона.
Ему, должно быть, все равно не удалось бы доказать свою непричастность к появлению в Кинлохе агрессивного чудовища – да он и не пытался. Ему было попросту все равно. Удар «святой кары» ещё двое суток отзывался где-то глубоко внутри тянущей болью, но Андерс едва её замечал. Как не заметил и изумления мэтрессы Винн, проводившей его в карцер – и не услышавшей ни единого слова протеста.
Все было справедливо.
Возвращаться в ученическую спальню было страшно. Взрослые могли считать, что достаточно наказали его за слишком опасную шалость, но Андерс слишком хорошо понимал, что настоящая его вина заключалась в совсем ином – и расплата за неё была ещё впереди. И в этот раз у него не будет права отмахнуться привычным «ерунда».
Однако Гаррет, хмурый, с запавшими от недосыпа глазами, не сказал ему ни слова упрека. Андерс решил было, что теперь тот презирал его слишком сильно, чтобы высказать свой гнев вслух, но во взгляде Хоука не было ни тени затаенной ненависти. Только усталость, едва заметная печаль и – когда тот смотрел на него – какое-то осторожное сочувствие. И даже вечером, когда в спальне уже погасили свет, и Андерс настороженно замер на краю своей койки, сам не зная, боится или желает скрытого темнотой удара, тот всего лишь уселся рядом с ним, прижавшись бедром к бедру, и сидел так до тех пор, пока их обоих, измотанных происшествиями последних дней, не сморил сон.
Мэтресса Винн была довольна: в кои-то веки Андерс не отвлекался каждую минуту на собственные мысли и не косился по сторонам, прикидывая, куда бы приложить свою неистощимую фантазию, а смирно сидел над учебниками и без пререканий исполнял все её указания. Поначалу она ещё поглядывала на него с подозрением, но башня Кинлох все никак не рушилась последствий от очередной его проделки, и постепенно мэтресса успокоилась. Лишь изредка, в минуты особого душевного расположения, она вновь принималась рассказывать ему о том, какое место занимали маги в обществе и как важно было собственным примером доказывать всем, что они вовсе не представляют угрозы. Андерс, раньше взвивавшийся после первых же её слов, теперь просто пропускал весь этот бред мимо ушей, машинально поддакивая в нужных местах.
А вот не обращать внимания на Хоука ему не удавалось. Может быть, потому, что в ровном, размеренном, словно у взрослых чародеев, течении его речи то и дело мелькало такое, что Андерс каждый раз почти против воли проникался интересом к его рассказу. Иногда это даже бывало полезно: после пары долгих и занудных гарретовых лекций он наконец понял один из своих просчетов и впервые сумел сделать нормальную цепную молнию. А однажды Хоук вообще предложил ему сбегать ночью к девчонкам и подлить в сапоги спавшему на посту у их спальни рыцарю вонючего земляного масла. И даже сунул в руку маленькую круглую склянку с плотно притертой крышкой.
Случись это раньше, Андерс, наверно, жестоко посмеялся бы над тем, что даже безупречный Гаррет в конце концов оказался обычным живым человеком – но сейчас это незаслуженное сочувствие только делало не утихшую ещё боль острее.
Вот только тот, упорный как бронто, не оставлял попыток отвлечь его от чувства вины. Андерс огрызался, посылал Хоука к демонам, пытался дать ему в нос, наплевав на свою репутацию добродушного, беззлобного парня, и даже, презрев свои принципы, грозился настучать учителям… Гаррета это, конечно же, не останавливало, и Андерс каждый раз велся на его подначки, принимался отстаивать свое вопреки собственному намерению больше не обращать на них внимания, и попадался на банальнейшее, давно забытое за бесполезностью «слабО». А потом ещё и с радостью признавал, что да, скользивший вниз по перилам большой парадной лестницы храмовник вопил так забавно, что неплохо было бы это повторить.
И все равно, когда Хоук позвал его в подземелья за главным хранилищем, Андерс вначале попытался от него отвязаться. Только тот, обычно старавшийся заинтересовать его очередной задумкой, в этот раз молчал, как заговоренный – и Андерс, не сумев добиться от него внятного ответа, невольно начал заводиться. А Гаррет только усмешливо щурил свои желтые глазищи и ухмылялся так зловредно, что Андерс вообще забыл обо всем, кроме желания выяснить наконец, что же тот задумал.
Однако там, куда Хоук его привел, не было ровным счетом ничего интересного: самая обычная необжитая пещера, в которой не было даже пауков и крыс. Андерс остановился у выхода из коридора и скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что дальше не пойдет, но Гаррет не обратил на его молчаливый протест никакого внимания.
– Сейчас фокус покажу. Погоди пару минут, – деловито бросил он и, достав из-за пазухи небольшой мешочек, подбросил в воздух несколько горстей какого-то мелкого порошка. А потом, откровенно красуясь, аккуратно собрал слабенькую ледовую бурю, которая разнесла висевшее в воздухе облачко пыли на всю пещеру. Андерс осторожно принюхался, чихнул и, спохватившись, зажал нос и рот рукавом мантии, и Хоук, обернувшись к нему, снисходительно пояснил: – На самом деле буря тут и не нужна вовсе, просто так гораздо проще распределить вещество по всему объему.
– Ну и нахрена надо распределять твое вещество? – прохрипел Андерс сквозь импровизированную повязку, но Гаррет только противно ухмыльнулся и, проигнорировав его сарказм, приказал:
– Пошли, надо отойти за поворот.
Андерс попытался его пнуть, но не достал и, на мгновение отведя руку от лица, закашлялся снова.
– А теперь кинь туда фаербол, – убедившись, что они оба оказались в нужном месте, велел Гаррет.
– Издеваешься, сволочь? – возмутился Андерс, опешив от подобной наглости. – Как будто не знаешь, что со стихийной магией у меня так же худо, как у тебя – со школой Созидания! Да моим фаерболом даже муху убить не получится! Лучше бы объяснил, что за хрень ты тут вообще творишь и на кой демон меня сюда притащил!
– Давай-давай, нечего шуметь, – подтолкнул его нисколько не смущенный его выпадом Хоук. – Сейчас сам все поймешь. Фаербол по центру, и не жди, пока облако осядет.
Андерс выругался, но, переглянувшись с Гарретом снова, все-таки подчинился. Фаербол у него и правда получился совершенно жалкий, нисколько не похожий на те аккуратные, смертельно опасные мячики, которые сам Хоук лепил, как опытная стряпуха пирожки. Наверное, даже обычный светлячок и то выглядел бы более внушительно, по крайней мере, его было бы видно даже после того, как он влетел в это самое хоуково облако…
Грохнуло так, что Андерс не удержался на ногах и, едва успев уцепиться за ворот гарретовой мантии, повис у него на плечах. Только через несколько мгновений он осознал, что каменные стены вокруг все-таки устояли, всего лишь обсыпав их мелкой гранитной крошкой.
– Ух ты!!! – потрясенно выдохнул Андерс и, отпустив Хоука, торопливо заглянул за поворот. И все равно он успел увидеть только угасшее у него на глазах рыжеватое свечение – как будто потухли летавшие по пещере крохотные угольки. – Это что вообще было?
– Мука, – самодовольно прищурясь, сообщил Гаррет. Андерс недоверчиво нахмурился и развернулся к нему, и тот немедленно подтвердил: – Обыкновенная мука, никакой магии. На кухне спер.
– Брешешь! – почти обиделся Андерс, но Хоук проказливо усмехнулся и пожал плечами:
– Да неужели?..
Андерс смерил его оценивающим взглядом и, поморщившись, неохотно кивнул. Целых несколько секунд он пытался задавить снова вспыхнувшее ярким пламенем любопытство, но в конце концов не выдержал:
– И откуда ты узнал, что она так взорвется?
– Да у меня же все вечно взрывается, – невинно и очень, очень знакомо заулыбался Гаррет и вдруг проказливо ему подмигнул: – Ты ведь знаешь.
– Так ты это все нарочно?.. – уставился на него ошарашенный внезапным подозрением Андерс.
– Нет, конечно, – с чуть преувеличенным сожалением вздохнул тот. – Учителя же не дураки, они бы поняли. – Хоук вздохнул снова, и в его улыбке мелькнуло что-то неприятное и неуловимо опасное: – Но я ведь все запоминаю.
Конец седьмой истории.
Часть первая– Идиот.
– Сгинь, ты мне мерещишься! – простонал Андерс и в показном отчаянии опрокинулся на спину, больно ударившись лопатками о прикрытый только тонким слоем соломы пол. А потом вообще отвернулся, чуть не ободрав нос о шершавую каменную стену: та оказалась гораздо ближе, чем он думал, и в ноздри тут же шибануло противным запахом плесени и мокрой гранитной пыли.
– Не надейся, – отрезал Хоук, которого, конечно же, не смутили ни разделявшая их решетка, ни выраженное более чем недвусмысленно нежелание с ним разговаривать. – Только идиот мог прыгнуть в Каленхад в третью неделю Парвулиса, причем прямо на глазах у храмовников. А они потом чуть не подстрелили Водяниуса: ему понравилось тебя катать, и он вернулся обратно – наверно, захотел поиграть ещё с кем-нибудь.
– Чуть?.. – Андерс все-таки повернул голову, так, чтобы видеть Гаррета хотя бы краем глаза, и невольно затаил дыхание в ожидании ответа. Если бы по его вине с их драконом случилось что-то по-настоящему плохое, Хоук разговаривал бы с ним совсем иначе, однако Андерсу все равно стало как-то тревожно.
– Бок поцарапали, но он выздоровеет, – сухо сообщил тот. – Вот только к людям он теперь не подходит, даже меня не подпустил, и в подземном озере больше не показывается. – Гаррет помолчал, сверля его почти физически ощутимым взглядом, и осуждающе добавил: – Мелкие расстроились, из-за тебя их теперь на берег гулять не водят.
– И это меня ты называешь идиотом? – поразился Андерс и, не выдержав, все-таки развернулся обратно: – Я ранен в самое сердце!
– Я не говорит, что ты тут единственный идиот, – невозмутимо пожал плечами Хоук. – Старшие чародеи с Рыцарь-Командором тоже небезупречны. Что не отменяет того, что ты безответственный раздолбай, не дающий себе труда задуматься о последствиях своего выпендрежа.
– А ты мышь серая и нудливая! – огрызнулся Андерс и отвел глаза, не выдержав его взгляда. Гаррет все-таки был в чем-то прав: он действительно не успел подумать, просто представил, как сбежит из темницы верхом на своем собственном озерном драконе – и не смог упустить такую роскошную возможность. Никакого «верхом» у него, впрочем, не вышло, но Мэтр Водяниус и в самом деле распугал всех магоядных рыб и всего за несколько минут дотянул его до дальнего берега Каленхада. Уцепившийся за его спинной плавник Андерс поначалу даже не поверил, что они уже добрались. Они ещё немного поплескались на мелководье, но потом дракону надоело, и он уплыл в озеро, на прощание окатив своего двуногого приятеля взбаламученной водой с обрывками тины. И Андерсу просто в голову не пришло, что почти ручной Водяниус и к другим людям может отнестись так же доверчиво – чего те, как правило, вовсе не заслуживали. Но вот так за здорово живешь признавать себя пустоголовым пижоном Андерс не собирался и, упрямо насупившись, злорадно добавил: – Зато я теперь знаю, для чего на самом деле нужны девчонки!
– Тоже мне, великое открытие, – пренебрежительно фыркнул Хоук. Он вообще всем своим видом изображал снисходительное неодобрение: стоял рядом с решеткой неподвижно, с идеально прямой спиной и руками, характерным жестом скрещенными на груди. И даже в простенькой ученической мантии он уже был ужасно похож на полноправного взрослого чародея. Только Андерс все равно был уверен, что у него на щеках на мгновение вспыхнул румянец, едва заметный в полумраке карцера.
– Ну конечно, это ты ж у нас первый всезнайка Кинлоха, – сузив глаза, демонстративно скопировал его позу Андерс. Разве что вскакивать не стал, чтобы не привлекать внимания к тому, что зараза Хоук успел перерасти его почти на целых пол-ладони – даже несмотря на то, что он сам тоже в последние полгода сильно вытянулся. Он подумал ещё немного и мстительно припечатал: – Девственник малолетний!
– Нашел чем гордиться, – все равно не впечатлился Гаррет, и Андерс, обидевшись, опять развернулся к нему спиной и с откровенным разочарованием бросил через плечо:
– Ну и иди отсюда! Не буду тебе ничего рассказывать, так и останешься незнайкой!
Хоук постоял у решетки ещё чуть-чуть, а потом, к искреннему изумлению Андерса, действительно ушел. Молча, только тихонько пошуршал мантией и даже не рассказал напоследок о том, как неправильно он бегал из Круга.
Андерс обхватил колени руками, уткнулся в них подбородком и грустно вздохнул. В карцере было холодно, сыро и чудовищно скучно, а сидеть там ему предстояло аж до следующего утра. Ему ещё много разных других кар наобещали, но, похоже, всерьез бояться не стоило: обозленный Рыцарь-Командор клялся, что он будет торчать в подземелье в полном и абсолютном одиночестве, однако Гаррета к нему все-таки пустили. Жалко, правда, что не получилось похвастаться тем, что они с дочкой трактирщика делали на сеновале. Ну вот чего Хоуку стоило не задирать нос, а просто взять и по-человечески позавидовать?
Разглядывать стенку Андерсу надоело ещё в первый час заключения, а сидеть, чуть не уткнувшись в неё носом, когда его никто не видел и не мог содрогнуться от сочувствия к его страданиям, было попросту глупо. Так что он опять крутанулся на заднице и, поразмыслив, принялся подгребать солому под себя. Не то чтобы он всерьез надеялся на то, что из неё получится хоть сколько-нибудь удобная постель, но стоило хотя бы попытаться. А потом Андерс вдруг заметил лежавшую у самых прутьев книгу в простеньком сероватом переплете, почти сливавшемся по цвету с камнями.
Орлейский роман, переписанный от руки кем-то из девчонок – округлый аккуратный почерк даже показался ему знакомым – назывался «Ворон и Розы», и его страницы были пропитаны какой-то цветочной водой так щедро, что даже всепроникающий запах тюремной сырости несколько померк и перестал казаться таким уж омерзительным. Главный герой, пронырливый антиванский убийца, демонстрировавший совершенно нечеловеческую изобретательность, за четыреста страниц повествования умудрился оббегать чуть не весь Тедас и перерезал не менее шестидесяти глоток, не считая тех, что прилагались к основным противникам на правах телохранителей. И кроме того, антиванец успел между делом «перенюхать» столько «роз», что Андерс, ещё полчаса назад искренне гордившийся своими достижениями на любовном фронте, начал впадать в уныние. В деле сбегания от заслуженной кары и ускользания от преследователей превосходство клятого Ворона было не столь подавляющим, но теперь мысль об этом Андерса совсем не утешала.
Впору было заподозрить, что Хоук попросту решил над ним поиздеваться.
Впрочем, времени на скорбные размышления у Андерса оказалось совсем мало: всего через полчаса после того, как он дочитал последнюю страницу и со злости швырнул роман в стенку, дверь карцера страдальчески заскрипела, и к решетке подошла мэтресса Винн в сопровождении пары храмовников. Андерс торопливо подобрал книжку, надеясь потом засунуть её заразе-Хоуку в какое-нибудь неудобосказуемое место, и приосанился, всем своим видом изображая несломленную гордость. Мэтресса, само собой, осуждающе поджала губы и, неодобрительно оглядев его измазанную мантию с налипшими на неё гниловатыми стебельками, принялась в три-тысячи-какой-то раз рассказывать ему о том, как не должен вести себя настоящий хороший маг и что ему за это будет.
– Какой ещё драконятник?! – возмущенно возопил Андерс, когда в устрашающе длинном списке кар мелькнула двухмесячная повинность по чистке вивария. – Это же наказание для мелких! А я уже взрослый беглый маг!
Храмовники только вздохнули и поволокли его дальше, привычно не обращая внимания на показушное сопротивление, но мэтресса Винн смиряться с провалом своих воспитательных потуг не собиралась:
– Раз ты ведешь себя как маленький, то и наказания у тебя будут соответствующие! Создатель, за что же ты покарал меня таким учеником?
– А я, строго говоря, не ваш ученик, – ехидно заметил Андерс, постаравшись, чтобы голос у него звучал так же противно, как у Хоука, когда тот принимался нарочно занудничать. – Вам после Анейрина больше не дают.
Мэтрэсса Винн задохнулась от возмущения и – вот воистину чудо Создателя! – умолкла, но добиться чего-нибудь существенного Андерсу так и не удалось. Ему даже переодеться не дали, так и потащили наверх в грязной, отсырелой мантии и с молчаливого попустительства наставницы грубо втолкнули в драконятник.
Однако хозяйничавший там мэтр Суини особо зверствовать не стал и, кажется, поначалу вообще не понял, что за потрепанный юнец ввалился в виварий, чуть не кубырнувшись через порог. И даже, кажется, обрадовался гостю: напоил его чаем со сладкими сухариками, дал дырявую, но сухую мантию вместо мокрой и выслушал рассказ про красивую полосатую ящерицу, которую Андерс видел возле фермы за Редклиффом. Правда, вскоре чародей отвлекся на свои записи и совершенно забыл о собеседнике. Андерс, подумав, остался сидеть за столом и даже постарался вести себя тихо и не привлекать к себе внимания, чтобы зачитавшийся мэтр Суини не вспомнил о том, зачем его вообще к нему прислали. Однако всего через полчаса в дверь заглянул храмовник, приставленный присматривать за провинившимся учеником, и Андерсу все-таки пришлось браться за лопату.
В виварий он таскался ещё очень, очень долго. Возмущаться и доказывать, что он уже давно вырос и что нечего было приравнивать его побег к проделкам малышни, таскающей с кухни сладости, было совершенно бесполезно. Андерса никто не слушал, и даже когда он, отчаявшись, обращал к маячившему где-нибудь рядом Хоуку требовательное «Ну хоть ты им скажи!», тот только загадочно улыбался – так, что у Андерса прямо кулаки чесались дать ему в нос. А потом, когда он выдыхался, Гаррет подкрадывался к нему и до издевки ласковым тоном советовал искать в ситуации положительные моменты.
Странно знакомые нотки в его голосе заставляли Андерса подозревать, что ему действительно было что искать, но пресловутые «положительные моменты» все никак не находились. В конце концов он просто устал злиться впустую и, плюнув на безуспешные попытки отделаться от несправедливого наказания, со скуки принялся изучать повадки драконлингов.
Те, опровергая утверждения об их бестолковости, прекрасно различали людей и ни разу не спутали чародея Суини, который их кормил, с Андерсом, который с ними только играл и иногда разговаривал. Через пару дней Андерс тоже начал их узнавать и в конце концов даже научился по очертаниям морд и плечевого пояса отличать самцов от не до конца развившихся, ещё бескрылых самочек. Ящеры обычно вели себя спокойно и к людям относились с заметной настороженностью, а вот более общительные ящерички нередко капризничали и могли ни с того ни с сего цапнуть за руку. Андерс, закаленный долгой дружбой с Пушистиусом, обычно успевал увернуться, оставив в драконьих зубах самое большее клок рукава, но пару раз и ему пришлось поспешно залечивать длинные ровные царапины от вскользь прошедших по руке клыков.
Его появление в виварии обычно сопровождалось требовательным писком соскучившихся по его обществу самочек, в который через пару минут вплеталось басовитое урчание самцов, предпочитавших вначале как следует разглядеть гостя. Андерс со смехом отвечал, передразнивал характерные мурлычущие трели, а потом, переодевшись в грязную рабочую мантию, играл с ними и в конце концов неохотно брался за уборку. И когда однажды утром вместо привычной какофонии он услышал только флегматичное ворчание пары ящеров, он сразу понял, что что-то случилось.
Подошедшего к клеткам Андерса встретили предостерегающим фырканьем, но, к немалому его удивлению, ему все-таки дали войти и пропустили к собравшимся в дальнем углу самочкам. Даже прихваченная на всякий случай крепкая швабра почти не понадобилась. Руна паралича, вообще говоря, была гораздо эффективнее швабры, но после неё ящеры по полдня ходили снулые и печальные, а потом ещё пару дней демонстративно дулись.
– Погодите-ка, а разве это возможно? – с сомнением осведомился Андерс, увидев в середине ящеричьей стайки горку жемчужно-белых яиц, наполовину засыпанных покрывавшими пол опилками. – Вы же тут вроде это… неполовозрелые?
Килька, главная самка в стае, возмущенно курлыкнула, как будто поняв его слова, но на настоящий внятный ответ это походило очень мало. Зато после пары минут озабоченного урчания Андерсу все-таки позволили потрогать яйца: те оказались теплыми, словно живые, а их скорлупа, чуть заметно отливавшая перламутром, была крепкой и жесткой, и, казалось, едва заметно подрагивала в такт какому-то неслышному ритму. Хотя это, конечно же, было невозможно: яйца были совсем свежие, ещё накануне их точно не было, и до развития сердца у зародышей было ещё далеко. Когда он приподнял одно, Килька для порядка щелкнула зубами у него над ухом, но ничем иным своего недовольства не выказала.
И, наверное, зря, потому что Андерс завороженно таращился на лежавшее в его ладонях яйцо, тяжелое и неоспоримо живое, и чувствовал себя так, словно держал в руках свою сбывшуюся мечту. И с каждым мгновением мысль о том, что у него все-таки будет самый настоящий собственный дракон, становилась все настойчивей и ярче.
К тому моменту, как он закончил с уборкой, ажиотаж вокруг яиц несколько улегся, и большая часть драконлингов разбрелась по своим вольерам. Однако Андерс в порыве несвойственного ему благоразумия решил не рисковать сверх меры и перед тем, как снова войти в клетку, вытряхнул в драконью кормушку ведро мелкой рыбешки. Расчет оказался верен: учуявшие запах еды дракончики тут же кинулись к ней, даже сторожившие яйца самочки пару раз шваркнули лапами, присыпав кладку опилками, и отправились за своей долей лакомства. Осторожно проскользнувший внутрь Андерс подхватил самое верхнее яйцо и, поспешно выскочив из клетки, сразу же запер дверь за собой.
Увлеченные рыбой драконлинги, кажется, и вовсе не заметили пропажи.
Опомнился Андерс только на пороге ученической спальни – и тут же понял, что не имеет ни малейшего представления о том, что ему делать дальше. Ему ещё никогда не доводилось иметь дело с новорожденными: до попадания в Круг он был ещё слишком мал, и столь важное занятие, как уход за разродившимися овцами и их потомством, ему не доверяли, да и цыплят разрешали брать в руки не раньше чем через неделю после вылупления. И к тому же андерфелльские крестьяне не занимались разведением драконов.
– Опять ты что-то затеял, – бросив на него короткий взгляд, без тени сомнения проговорил сидевший над очередным тяжеленным томом Хоук. Андерс мысленно выругался: он-то думал, что спрятанное в складках ученической накидки яйцо совсем не бросалось в глаза – и озабоченно нахмурился, припоминая, с кем успел столкнуться по пути. Финн, увлеченный каким-то тевинтерским справочником, точно ничего не заметил, а если заметил, то все равно никому не скажет, да и дежурные храмовники обращали на младших магов мало внимания – по крайней мере, до тех пор, пока те не принимались совсем уж откровенно хулиганить. А вот кто-нибудь из стайки гердиных сверстниц, проводивших его кокетливыми взглядами, вполне мог проболтаться. – И что на этот раз?
– Не твое дело, зараза! – огрызнулся Андерс и опять настороженно покосился на него. Настучит же, вот наверняка настучит. А потом ещё и заявит, что он сам виноват, потому что нечего было попадаться.
– Яйцо драконье спер, – со вздохом констатировал Хоук, и Андерс, торопливо придумывавший более-менее убедительную отговорку, потрясенно уставился на него. – И нечего смотреть на меня как на малефикара. На лице у тебя все написано.
– Про затею, может, и написано, – мрачно буркнул Андерс. В это он ещё мог поверить; после нескольких лет жизни бок о бок он и сам почти без труда угадывал на неизменно спокойной физиономии Гаррета признаки раздражения, интереса или даже веселья и легко додумывал за скупым «идиот» целую лекцию о том, где именно и когда он таковым себя выставил.
– А про остальное догадаться – раз плюнуть, – снисходительно глянул на него Хоук. – Можно подумать, ты мог в драконятнике найти другой повод для столь пылкого энтузиазма.
– А вдруг мог? – вызывающе осведомился Андерс. – Или ты так мало веришь в мое воображение?
– В воображение я верю, – великодушно проговорил Гаррет и, закрыв свою книжищу, поднялся с места. – А вот в то, что ты успеешь подумать головой до того, как что-нибудь сделать, а не после…
Андерс только зашипел в ответ на многозначительную паузу, но Хоук бросил на выпуклость у него за пазухой ещё один очень понимающий взор и с нехорошей ласковостью учителя, разговаривающего с нерадивым учеником, поинтересовался:
– Ты уже придумал, как его вылуплять? Драконы ведь не птицы, так что если ты рассчитывал свить гнездо где-нибудь в уголке и торжественно его высиживать, то вынужден тебя разочаровать: не выйдет.
– Ну совсем уж за идиота меня не держи, – мрачно огрызнулся Андерс. Подумать об этом он и правда не успел, его куда больше занимало то, как добраться до спальни незамеченным. Но Хоук – вот зараза же! – был прав, температура в комнатах учеников наверняка была слишком низкой, а все время торчать рядом с яйцом и греть его собственным телом Андерс не мог.
– Ясно, – снова вздохнул Гаррет, сунул свою книгу в сундук возле койки и ушел, напоследок смерив его ещё одним критическим взглядом.
Андерс выругался – уже вслух – и плюхнулся прямо на хоукову постель. С отработкой своего наказания на этот день он закончил, а занятий у него не было, потому что мэтресса Винн велела ему самостоятельно ознакомиться с трактатом некоего Пар Селеса, прославившегося своим целительским искусством в начале Благословенного века. В общем, возможность разобраться с яйцом без особой спешки – уж изобразить тоскующего над книгами для случайного храмовника он точно сумеет – вроде бы была, а вот с идеями насчет того, что же именно следовало сделать, было куда хуже.
До самого вечера Андерс вертелся как уж, пытаясь придумать, куда же пристроить яйцо. Тайников и ухоронок у него было хоть отбавляй, скрыть наличие яйца от товарищей по спальне было не так уж трудно; но гораздо важнее было устроить так, чтобы оно не остыло и не умерло. Он и впрямь уже готов был высиживать его самостоятельно, грея собственным теплом – но постоянно таскать за пазухой предмет размером с детскую голову и при этом не попасться было совершенно невозможно. Впрочем, в конце концов Андерс все-таки отыскал подходящее место для будущего гнезда и, с трудом пронеся яйцо мимо сэра Брана, не в меру бдительного в силу своей молодости, принялся устраивать его на мягкой тряпичной подложке.
– Температурный режим я высчитал, – скучным тоном сообщил Хоук, и не заметивший его приближения Андерс подскочил от неожиданности и возмущенно уставился на него. Хорошо ещё, что яйцо он уже положил, так что его неосторожность ничем тому не повредила. – Пока обойдемся просто теплым песком, но вообще надо придумать что-нибудь более эффективное и надежное.
– Что? – озадаченно переспросил Андерс и, нахмурившись, недоверчиво посмотрел на Гаррета. – Какой ещё температурный режим?
– Только не говори мне, что ты собирался просто положить его в камин и надеяться, что оно не сварится, – съязвил тот и, обреченно вздохнув, наставительно сообщил: – О драконах известно удручающе мало. Старые сведения сохранились очень плохо, а за двадцать лет Века Дракона собрать достаточно информации так и не удалось. Тебе ещё повезло, что один ненормальный драконолюб, некий Боуэн-аэп-Неваррин, когда-то в стародавние времена был приписан именно к Кинлохскому Кругу, и его заметки отсылались в нашу библиотеку.
– А покороче? – раздраженно потребовал Андерс. – Я уже понял, что мне надо было не яйцо стеречь, а синеть над книгами, рискуя разоблачением и его возможностью обрести жизнь. Так что можешь уже переходить к выводам.
– Ну слушай сюда, – кинув на него мрачный взгляд, не по-хорошему многообещающим тоном проговорил Хоук и вытащил из-за пазухи пару мешочков с песком.
Часть втораяПосле первой же фразы Андерсу страшно захотелось его стукнуть, но ссориться с Гарретом сейчас было опасно – не для него, для его будущего питомца. Стихийная магия давалась Андерсу тяжело, особенно огненные заклинания, так что он даже не сумел бы разогреть песчаное гнездо до нужной температуры. А вот Хоук уже сейчас обещал стать очень сильным стихийщиком; правда, он при этом совершенно не чувствовал, как отзывалось на его действия яйцо. К счастью, Андерс вмешался вовремя, и тот все-таки не успел сварить нерожденного дракончика прямо в скорлупе.
На самом деле работать вместе с Гарретом оказалось почти приятно. Тот, само собой, по-прежнему был занудной, высокомерной язвой и вообще думал, что он самый умный, но при этом доказывал обоснованность своего мнения делом, а не всякими голословными заявлениями. Конечно, он никогда не упускал возможности указать Андерсу, где и что именно тот не продумал как следует, однако, в отличие от их наставников, никогда не ограничивался одной только критикой. Ни один его упрек не был несправедлив или безоснователен, и Андерсу, снова не сумевшему придумать достойный ответ, только и оставалось, что кипеть от бессильной злости, глядя в спину уходящему Хоуку. Однако парой часов спустя тот возвращался и как ни в чем не бывало принимался рассказывать о том, что успел выяснить, а потом объяснял план решения очередной вставшей перед ними проблемы. И Андерс каждый раз не находил, к чему придраться – хотя иногда очень хотелось.
Сам он чуть не каждый час бегал к яйцу, тщательно следя за тем, чтобы оно не дай Создатель не остыло сильнее, чем нужно, и несколько раз чуть не попался совсем рядом со входом в высиживательную кладовку. Однако отделаться от мысли о том, что Хоук взвалил на себя большую часть работы, все равно не удавалось, и уязвленная андерсова гордость кусалась все сильнее. Чувствовать себя нахлебником было ужасно неприятно, и Андерс, забыв даже о своих обычных шалостях, тоже закопался в старые пыльные книги.
Сведений о драконах и впрямь оказалось совсем мало, но самую главную подсказку Андерс нашел там, где меньше всего этого ожидал. Секция с трудами ученых братьев Церкви всегда казалась ему совершенно бесполезной, но именно там, в толстенном томе с непонятными картинками, он обнаружил кое-что очень любопытное.
– Рунная схема! – отыскав Хоука за стеллажами, в самом дальнем тихом углу, заговорщицким шепотом сообщил Андерс. Тот с любопытством поглядел на него и, вопросительно приподняв бровь, чуть заметно улыбнулся – и его лицо без всегдашней серьезной маски вдруг стало совсем мальчишеским. – Нам нужна рунная схема, и тогда можно будет не бегать к нему каждые пару часов, чтобы прогреть песок!
– Не вариант, – разочарованно скривился Гаррет. Его почти-улыбка тут же пропала, и Андерс почему-то ужасно огорчился. – Я проверял: сделать выравниватель нам ещё лет пять будет не по силам, а сами по себе огненные руны дают слишком большие колебания температур. Что толку, если вначале они будут греть вполнакала, а потом вдруг дадут выплеск энергии – и попросту вскипятят твоего питомца?
– Горе от ума, – злорадно фыркнул Андерс. – Конечно, рунный выравниватель нам не по силам, но на кой демон он нам нужен?
– Я же тебе уже объяснил… – терпеливо вздохнув, снова начал Хоук, но Андерс жестом велел ему умолкнуть и, широко распахнув глаза, чтобы не пропустить ни мгновения своего триумфа, громким шепотом сказал:
– Знакомо ли тебе, о многомудрый, понятие «буфер»? – Уже открывший рот Гаррет замер, и Андерс торопливо продолжил: – Вижу, все-таки знакомо. Песок вполне сгодится: если руны заложить внутри толстого-толстого слоя, то выплески будут уже не так опасны. Внутри, возле самых рун, будет очень жарко, но пока тепло дойдет до внешней поверхности, оно успеет сравняться с температурой остальной части песчаной подушки. А небольшие колебания в тепловом режиме яйцу не повредят.
– Тогда надо достать ещё песка, – задумчиво сдвинув брови, деловито проговорил Хоук парой мгновений спустя, и Андерс расплылся в самодовольной ухмылке. Не услышать от Господина Зануды ни слова возражения – вот это была победа!
Впрочем, воплотить пришедшую ему в голову идею оказалось куда сложнее, чем Андерс думал вначале. Резать огненные руны Гаррет уже умел: до мастера ему, конечно, было ещё ой как далеко, но собрать маленькую, на три точки схему он все-таки смог. Тайком натаскать песка с храмовничьего тренировочного дворика тоже было совсем нетрудно… а вот дальше у них вдруг начались проблемы.
Когда Хоук выложил перед собой полдюжины невесть где добытых куриных яиц, Андерс лишь пренебрежительно фыркнул – но через несколько минут ему стало уже не до смеха. Проверочное яйцо, очутившись в только-только собранном рунном Гнезде, в мгновение ока спеклось, треснуло и даже чуть-чуть подгорело, и Андерс через силу признал, что такого жара не выдержал бы даже настоящий огнедышащий дракон. Следующие два яйца пострадали меньше, но подобрать толщину песчаного слоя им все равно удалось только на последней попытке, когда Андерс уже начал раздумывать, где бы добыть ещё экспериментального материала. Шестое яйцо благополучно пролежало в Гнезде почти семь часов и даже начало развиваться, и после внимательного осмотра Андерс наконец решил рискнуть.
– А эти куда девать будем? – покосившись на кучку яиц различной степени готовности, осведомился он получасом спустя. Драконье яйцо, занявшее свое место в центре ставшего заметно толще Гнезда, чувствовало себя хорошо, и Андерс, несколько успокоившись, наконец обратил внимание на тот бардак, который они устроили в экспериментальной кладовке.
– Мелким отнеси, – равнодушно отмахнулся Хоук.
Яйца магам доставались редко, и мальчишки чуть не переругались из-за «настоящей храмовничьей еды». Андерсу даже пришлось на них прикрикнуть, и он, воспользовавшись наступившей тишиной, поделил яйца поровну между всеми обитателями спальни. Жавшийся в уголке Идрик, получив свою долю из его рук, на радостях поклялся ему вырасти большим и сильным – правда, потом он завернул свой кусочек яйца в платок и, пока остальные шумели и решали, чье яйцо вкуснее, убежал к комнатам девчонок.
Гнездо с рунным подогревом работало прекрасно: не остывало сверх меры и не перегревалось слишком сильно, Андерсу приходилось только раз в день переворачивать яйцо на другой бок, чтобы зародыш развивался правильно. И вроде бы все даже шло как надо… но дракончик почему-то никак не вылуплялся. Андерс волновался все сильнее и, не выдерживая, приставал к Хоуку с требованиями выяснить наконец, как же все-таки размножались драконы. И ругались они чуть не каждый день, потому что Гаррет в ответ на все его просьбы только огрызался и по десять раз напоминал, что уже приволок ему все книги, в которых было хоть одно упоминание о крылатых ящерах. Иногда Андерсу даже казалось, что Хоук и сам переживал из-за того, что дракончик не торопился выбираться из яйца – но тот ни словом об этом не обмолвился, только ворчал и язвил все злее.
Не увидев на привычном месте жемчужного сияния лежавшего в Гнезде яйца, Андерс в первый момент попросту оцепенел от ужаса. Врезавшийся ему в спину Хоук, однако, мгновенно оценил обстановку и, поспешно втолкнув его в кладовку, тут же захлопнул дверь за собой – а потом зажег в ладони маленький яркий светлячок и принялся осматриваться, выискивая пропажу. Только Андерс, сумевший кое-как уверить себя, что паниковать было ещё рано, все равно обнаружил дракончика первым: тот спал прямо за Гнездом, прижавшись боком к теплому мешку с песком и изредка подергивая хвостом.
– Ух ты! – восторженно выдохнул Гаррет, заглянув ему через плечо. – Вылупился!
Разбуженный его голосом ящерок поднял голову и, уставившись на них серовато-желтыми глазами, тоненько, почти беззвучно пискнул – и Андерс, умирая от острой нежности, переглянулся с Хоуком и на радостях даже пообещал себе больше никогда с ним не ругаться. Потому что в одиночку, без Гаррета, он наверняка бы не справился, и он просто обязан был хоть как-то отблагодарить своего… ну, товарища.
Правда, его благие намерения протянули не больше получаса. Как только Андерс закончил первый осмотр и убедился, что дракончик здоров и нормально (насколько он мог судить) развит, Хоук напомнил, что малыша положено кормить. Причем таким тоном, что Андерс, больше волновавшийся о том, вылупится ли тот вообще, попросту не сумел заставить себя признаться в том, что совершенно об этом забыл. На завалявшийся у него в кармане кусок сушеного яблока оба они – и дракончик, и Гаррет – посмотрели с совершенно одинаковым жалостливым пренебрежением, а потом Хоук вытащил из сумки связку придушенных мышей.
И, конечно, они с Андерсом тут же поссорились снова.
И если бы это касалось только дракончика. Теперь они, вынужденные заботиться о маленьком непоседливом ящере, проводили вместе куда больше времени, и едва ли не каждый их разговор заканчивался сварой. Даже самые правильные вещи Хоук умудрялся сформулировать так, что Андерс вспыхивал после первых же фраз – и спохватывался только в разгар очередного яростного спора, когда отступать, признавать чужую правоту было уже поздно… и стыдно. А ведь Гаррет, вообще говоря, был вполне здравомыслящим парнем, и Андерс совершенно не понимал, чего ради тот вел себя как послушный, до тошноты безобидный зануда.
– Можно же к Независимым примкнуть, раз уж тебе так бегать не хочется, – мрачно напомнил он. – Сможешь даже рассказывать храмовникам, почему они не правы – если вежливо.
– Не мой вариант, – пожал плечами сидевший рядом с ним Хоук и, привязав кусочек мяса на нитку, кинул его дракончику. Маленькому Огнеплюю игра понравилась, и он принялся с восторженным попискиванием гоняться за «добычей», то и дело с разбегу врезаясь в своих двуногих «родителей». – А вот моему приятелю Алиму как раз подойдет, он не из тех, кто бегает от трудностей. Зуб даю, однажды он все-таки поимеет Церковь в полном согласии с её же законами. Первый Чародей Сурана – как звучит, а?
– Смешно до жути, – пренебрежительно фыркнул Андерс. – Мелкий он ещё, про такие вещи думать. Но ты-то, у тебя-то мозги есть – так что ж ты ими не пользуешься? Независимые тебя, видите ли, не устраивают, мои побеги ты вечно на смех поднимаешь: неправильно, дескать… А как вообще правильно, ты, придурок?
– Так, чтоб насовсем, – спокойно отозвался Гаррет, и Андерс, уже открывший рот для продолжения обличительной речи, замер, ошарашенный неоспоримой истинностью его ответа.
Рос дракончик ужасно быстро и почему-то совсем не походил на своих родичей из вивария. Те крохотные кожистые складочки на спине, которые Андерс поначалу счел остатками растворившегося не до конца желточного мешка, быстро превратились в небольшие, слабые ещё крылышки, которые тот использовал пока только для того, чтобы сохранять равновесие на виражах. А ещё он пытался плеваться огнем, и хотя попытки его вызывали скорее смех, чем тревогу, Хоук все-таки настоял на том, чтобы переселить дракончика в другую кладовку, в которой не было ни деревянных сундуков, ни прочих легковоспламеняющихся вещей.
Прокормить его было непросто: аппетит у Огнеплюя рос быстрее, чем он сам, и дракончик каждый раз встречал своих хозяев жалобным голодным писком. И прятать его становилось все сложнее, потому что однажды он научился открывать дверь кладовки и с тех пор бродил по всему примыкавшему к ней коридору. Хоука с Андерсом спасало от разоблачения только то, что перегораживавшая коридор решетка доросшему до размеров крупной собаки дракончику была все-таки не по зубам, а храмовники и старшие маги в те края забредали до крайности редко и не могли услышать его возню.
И даже Хоук не предусмотрел того, что однажды все резко изменится.
Все это Андерс выяснил уже намного позже: что дракончик отыскал среди валявшегося в кладовых хлама мешок с торфяным углем, что он наелся камней и, заскучав, опять принялся грызть решетку в ожидании своих хозяев. Что то ли от угля, то ли просто в силу возраста дыхание у него стало куда жарче, и старые прутья, уже изрядно пострадавшие от его зубов, раскалились – и наконец поддались драконьим челюстям.
И Огнеплюй, конечно же, немедленно отправился изучать новую территорию.
Выбравшись в жилые помещения, он первым делом загнал в подвал одну из кухарок, потом напугал пару только-только прошедших Истязания магов, уединившихся для научного диспута в одной из пустующих учебных комнат, а после этого направился наверх, к этажу старших чародеев, и покусал храмовницу, стоявшую на посту возле женского крыла. Та, однако, не растерялась и, выхватив меч, попыталась убить «злобную тварь», однако Огнеплюй, получив глубокую царапину на хвосте, решил не связываться со слишком сильной добычей и кинулся наутек.
Когда Андерс, сражавшийся с очередным заумным трактатом под надзором мэтрессы Винн, наконец понял, что переполох в коридорах ему вовсе не примерещился, охота была уже в самом разгаре. Обиженный и напуганный дракончик носился по всей башне, пытаясь забиться в тихое темное место, но преследовавшие его храмовники не отставали, не давая ему ни единого шанса скрыться. Несколько чародеев, желавших навести порядок в этом дурдоме, пытались достать ящера заклинаниями; однако они, стремясь избежать лишних разрушений, атаковали куда реже и осторожнее, чем могли бы.
– Не трогайте его! – истошно завопил Андерс, заметив занесенные над его любимцем мечи. Его не услышали или, может, просто не обратили внимания, и он, кинувшись наперерез преследователям, повис на руке опередившего других рыцаря. – Не трогайте его, он же хороший!
Храмовник, как будто не заметив лишнего веса, протащил его с пару ярдов и лишь затем попытался вывернуться. Андерс, однако, вцепился в него крепко, и тот, не сумев освободиться, резко ткнул его кулаком в ухо. В голове у Андерса зашумело, к горлу на миг подкатила тошнота, но он только сильнее сжал пальцы и, преодолев секундное головокружение, принялся собирать руну паралича.
И снова не успел: мгновением спустя на него обрушилась вся тяжесть мироздания, и его, оглушенного, без труда сдернули вниз. Перед глазами все дрожало и расплывалось, внутри полыхал холодный мучительный огонь, как будто у него вырвали половину внутренностей, и на их место затекала мгновенно остывающая кровь, а звуки доносились до него как будто сквозь толщу воды.
…опасно… …«святой карой»-то зачем… …убейте тварь… …ник Хоук, я не позво… …уберите мальчишку!.. …ше не удира…
Заливавшая глаза темнота на миг отступила, и Андерс, не слыша собственного голоса, снова потребовал оставить Огнеплюя в покое. А потом между сливавшимися в одно пестрое пятно храмовничьими юбками появился неожиданно просвет – и он скорее угадал, чем действительно увидел, как вспыхнувший на солнце клинок перерубил шею его дракона.
Ему, должно быть, все равно не удалось бы доказать свою непричастность к появлению в Кинлохе агрессивного чудовища – да он и не пытался. Ему было попросту все равно. Удар «святой кары» ещё двое суток отзывался где-то глубоко внутри тянущей болью, но Андерс едва её замечал. Как не заметил и изумления мэтрессы Винн, проводившей его в карцер – и не услышавшей ни единого слова протеста.
Все было справедливо.
Возвращаться в ученическую спальню было страшно. Взрослые могли считать, что достаточно наказали его за слишком опасную шалость, но Андерс слишком хорошо понимал, что настоящая его вина заключалась в совсем ином – и расплата за неё была ещё впереди. И в этот раз у него не будет права отмахнуться привычным «ерунда».
Однако Гаррет, хмурый, с запавшими от недосыпа глазами, не сказал ему ни слова упрека. Андерс решил было, что теперь тот презирал его слишком сильно, чтобы высказать свой гнев вслух, но во взгляде Хоука не было ни тени затаенной ненависти. Только усталость, едва заметная печаль и – когда тот смотрел на него – какое-то осторожное сочувствие. И даже вечером, когда в спальне уже погасили свет, и Андерс настороженно замер на краю своей койки, сам не зная, боится или желает скрытого темнотой удара, тот всего лишь уселся рядом с ним, прижавшись бедром к бедру, и сидел так до тех пор, пока их обоих, измотанных происшествиями последних дней, не сморил сон.
Мэтресса Винн была довольна: в кои-то веки Андерс не отвлекался каждую минуту на собственные мысли и не косился по сторонам, прикидывая, куда бы приложить свою неистощимую фантазию, а смирно сидел над учебниками и без пререканий исполнял все её указания. Поначалу она ещё поглядывала на него с подозрением, но башня Кинлох все никак не рушилась последствий от очередной его проделки, и постепенно мэтресса успокоилась. Лишь изредка, в минуты особого душевного расположения, она вновь принималась рассказывать ему о том, какое место занимали маги в обществе и как важно было собственным примером доказывать всем, что они вовсе не представляют угрозы. Андерс, раньше взвивавшийся после первых же её слов, теперь просто пропускал весь этот бред мимо ушей, машинально поддакивая в нужных местах.
А вот не обращать внимания на Хоука ему не удавалось. Может быть, потому, что в ровном, размеренном, словно у взрослых чародеев, течении его речи то и дело мелькало такое, что Андерс каждый раз почти против воли проникался интересом к его рассказу. Иногда это даже бывало полезно: после пары долгих и занудных гарретовых лекций он наконец понял один из своих просчетов и впервые сумел сделать нормальную цепную молнию. А однажды Хоук вообще предложил ему сбегать ночью к девчонкам и подлить в сапоги спавшему на посту у их спальни рыцарю вонючего земляного масла. И даже сунул в руку маленькую круглую склянку с плотно притертой крышкой.
Случись это раньше, Андерс, наверно, жестоко посмеялся бы над тем, что даже безупречный Гаррет в конце концов оказался обычным живым человеком – но сейчас это незаслуженное сочувствие только делало не утихшую ещё боль острее.
Вот только тот, упорный как бронто, не оставлял попыток отвлечь его от чувства вины. Андерс огрызался, посылал Хоука к демонам, пытался дать ему в нос, наплевав на свою репутацию добродушного, беззлобного парня, и даже, презрев свои принципы, грозился настучать учителям… Гаррета это, конечно же, не останавливало, и Андерс каждый раз велся на его подначки, принимался отстаивать свое вопреки собственному намерению больше не обращать на них внимания, и попадался на банальнейшее, давно забытое за бесполезностью «слабО». А потом ещё и с радостью признавал, что да, скользивший вниз по перилам большой парадной лестницы храмовник вопил так забавно, что неплохо было бы это повторить.
И все равно, когда Хоук позвал его в подземелья за главным хранилищем, Андерс вначале попытался от него отвязаться. Только тот, обычно старавшийся заинтересовать его очередной задумкой, в этот раз молчал, как заговоренный – и Андерс, не сумев добиться от него внятного ответа, невольно начал заводиться. А Гаррет только усмешливо щурил свои желтые глазищи и ухмылялся так зловредно, что Андерс вообще забыл обо всем, кроме желания выяснить наконец, что же тот задумал.
Однако там, куда Хоук его привел, не было ровным счетом ничего интересного: самая обычная необжитая пещера, в которой не было даже пауков и крыс. Андерс остановился у выхода из коридора и скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что дальше не пойдет, но Гаррет не обратил на его молчаливый протест никакого внимания.
– Сейчас фокус покажу. Погоди пару минут, – деловито бросил он и, достав из-за пазухи небольшой мешочек, подбросил в воздух несколько горстей какого-то мелкого порошка. А потом, откровенно красуясь, аккуратно собрал слабенькую ледовую бурю, которая разнесла висевшее в воздухе облачко пыли на всю пещеру. Андерс осторожно принюхался, чихнул и, спохватившись, зажал нос и рот рукавом мантии, и Хоук, обернувшись к нему, снисходительно пояснил: – На самом деле буря тут и не нужна вовсе, просто так гораздо проще распределить вещество по всему объему.
– Ну и нахрена надо распределять твое вещество? – прохрипел Андерс сквозь импровизированную повязку, но Гаррет только противно ухмыльнулся и, проигнорировав его сарказм, приказал:
– Пошли, надо отойти за поворот.
Андерс попытался его пнуть, но не достал и, на мгновение отведя руку от лица, закашлялся снова.
– А теперь кинь туда фаербол, – убедившись, что они оба оказались в нужном месте, велел Гаррет.
– Издеваешься, сволочь? – возмутился Андерс, опешив от подобной наглости. – Как будто не знаешь, что со стихийной магией у меня так же худо, как у тебя – со школой Созидания! Да моим фаерболом даже муху убить не получится! Лучше бы объяснил, что за хрень ты тут вообще творишь и на кой демон меня сюда притащил!
– Давай-давай, нечего шуметь, – подтолкнул его нисколько не смущенный его выпадом Хоук. – Сейчас сам все поймешь. Фаербол по центру, и не жди, пока облако осядет.
Андерс выругался, но, переглянувшись с Гарретом снова, все-таки подчинился. Фаербол у него и правда получился совершенно жалкий, нисколько не похожий на те аккуратные, смертельно опасные мячики, которые сам Хоук лепил, как опытная стряпуха пирожки. Наверное, даже обычный светлячок и то выглядел бы более внушительно, по крайней мере, его было бы видно даже после того, как он влетел в это самое хоуково облако…
Грохнуло так, что Андерс не удержался на ногах и, едва успев уцепиться за ворот гарретовой мантии, повис у него на плечах. Только через несколько мгновений он осознал, что каменные стены вокруг все-таки устояли, всего лишь обсыпав их мелкой гранитной крошкой.
– Ух ты!!! – потрясенно выдохнул Андерс и, отпустив Хоука, торопливо заглянул за поворот. И все равно он успел увидеть только угасшее у него на глазах рыжеватое свечение – как будто потухли летавшие по пещере крохотные угольки. – Это что вообще было?
– Мука, – самодовольно прищурясь, сообщил Гаррет. Андерс недоверчиво нахмурился и развернулся к нему, и тот немедленно подтвердил: – Обыкновенная мука, никакой магии. На кухне спер.
– Брешешь! – почти обиделся Андерс, но Хоук проказливо усмехнулся и пожал плечами:
– Да неужели?..
Андерс смерил его оценивающим взглядом и, поморщившись, неохотно кивнул. Целых несколько секунд он пытался задавить снова вспыхнувшее ярким пламенем любопытство, но в конце концов не выдержал:
– И откуда ты узнал, что она так взорвется?
– Да у меня же все вечно взрывается, – невинно и очень, очень знакомо заулыбался Гаррет и вдруг проказливо ему подмигнул: – Ты ведь знаешь.
– Так ты это все нарочно?.. – уставился на него ошарашенный внезапным подозрением Андерс.
– Нет, конечно, – с чуть преувеличенным сожалением вздохнул тот. – Учителя же не дураки, они бы поняли. – Хоук вздохнул снова, и в его улыбке мелькнуло что-то неприятное и неуловимо опасное: – Но я ведь все запоминаю.
Конец седьмой истории.
@темы: творчество, тексты, Я, аффтар!, cat-person^_^, ДА-драбблы, Circle-AU, Dragon Age
-
-
09.11.2013 в 10:18все интереснее и интереснее, теперь они драконенка вместе выращивать будут)))
читать только Кошу
-
-
11.11.2013 в 00:23Хоук такой суровый!
Но книжку принес ^__^
И температуру высчитал - няшка просто ♥♥♥
Описание поведения драконлингов великолепно!
-
-
11.11.2013 в 00:53Не только принес, но и пробралсо! Андерсу знать вроде как неоткуда, но Хоука никто не пускал, мва-хаха)
А Хоук няшка, да) И вообще умница))
ЗЫ: дальше будет грустно.. ну это так, чтоб были готовы.
-
-
11.11.2013 в 06:01-
-
12.11.2013 в 17:59Рунная схема - надо же, ученые малолетние.
А тут не поняла фразку: " на него с подозрением, но башня Кинлох все никак не рушилась последствий от очередной его проделки"
-
-
12.11.2013 в 18:01Да мэтресса Винн подозревала, что он просто что-то задумывает крупное, но что-то все ничего не случалось и не случалось...
-
-
12.11.2013 в 18:06Типа: никак не рушилась от последствий очередной его проделки ???
-
-
12.11.2013 в 19:48-
-
12.11.2013 в 20:16Выздоравливай скорее, мявук!
-
-
14.11.2013 в 02:05Пипец
Как можно так с дракончиком!
У меня чуть сердце не остановилось
Не, ну реально же зачем!
ооо
-
-
14.11.2013 в 06:17-
-
14.11.2013 в 08:55Это Круг, детка (почти с)
И вообще-то, хоть в текст это и не влезло, но дракончик-то был агрессивный. Только к Хоуку с Андерсом ластился, потомушто мамы, и перед Пушистиусом заискивал, потомушто в раннем детстве получил от него по морде, а так он весьма опасный зверь был...
Зато Хоук Андерса потом покомфортил.
-
-
14.11.2013 в 08:57-
-
14.11.2013 в 09:22-
-
14.11.2013 в 09:24-
-
14.11.2013 в 19:04-
-
14.11.2013 в 20:36