Кто-то дал этой Вселенной плохую кислоту
Пейринг: М!Хоук/Андерс.
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: АУ. Совсем АУ. Флафф, романс, нимношко юмор. Наверное.
смотреть– Я искренне надеюсь, что ты будешь вести себя прилично. – Андерс вежливо улыбнулся и покорно кивнул. Отец ждал от него именно этого, и какая-либо иная реакция привела бы только к тому, что пришлось бы потратить ещё полчаса на выслушивание его нотаций. Хотя… как будто ему было куда торопиться.
– Я всегда веду себя прилично, отец, – ровным тоном проговорил он. – Насколько я помню «Наставления юному джентльмену», оказание помощи нуждающимся есть самое что ни на есть приличное занятие. А если ты заявишь, что спасавшимся от Мора ферелденцам, вынужденным ютиться в трущобах нашего славного города, она не требуется, я буду обязан с тобой не согласиться.
– Но не магией же! – с пару секунд ошарашенно поглядев на него, взорвался отец. – Лейф Кристиан Рагнарсон – и не морщись, не морщись, ЭТО твое имя, а не то дурацкое прозвище! – сколько раз я должен повторять тебе, что мои запреты не на пустом месте придуманы?
– Можешь не повторять, – насупившись, огрызнулся Андерс, и впрямь предпочитавший прилипшую с детства, ещё с тех времен, когда у него все-таки были друзья, кличку собственному родовому имени. – Я все помню. И про то, что все ради моего блага, и сколько тебе приходится лизать задницу новому Рыцарю-Командору – порадовался бы хоть, что она куда симпатичнее прежнего! – ради того, чтобы её храмовники не особо приглядывались к твоему особняку, и про то, что если я выдам себя как мага, то даже твоего влияния не хватит, чтобы отмазать меня от Круга! И про бедолагу де Лансе, чьи родители даже тявкнуть не посмели на вломившихся к ним в дом церковников, тоже помню! – На висках Трогвара Рагнарсона вздулись жилы, и Андерс машинально понизил голос, чутьем мага-целителя ощутив, что продолжи он в том же духе – и отца и впрямь мог хватить удар. – Только скажи мне, о многомудрый отче: чем же моя нынешняя жизнь отличается от прозябания малыша Эмиля? Я точно так же сижу взаперти, не видя неба – не считать же за таковое тот жалкий клочок над нашим внутренним двориком – не имею права выйти куда-либо без конвоя и не вправе применять дарованную Создателем силу по собственному разумению! Хотя я, между прочим, исключительно безобидное создание, чьи способности предназначены только для борьбы с болезнями и ранами! – Про то, что после полугода тренировок он таки научился создавать «ледяную хватку» и маленькую цепную молнию, Андерс благоразумно умолчал. – Мне даже поговорить не с кем, потому что слугам ты со мной общаться запретил, а тем, кто равен нам по положению, подозрительный молодой затворник попросту неинтересен! Да и разговаривать с ними не о чем, мне иногда кажется, что мозгов у них не больше, чем у Усмиренных! – Он скрипнул зубами и, сделав несколько глубоких вдохов, чтобы взять себя в руки, ядовито осведомился: – Ну и чем ты отличаешься от монны Станнард, отец?
– Чем отличаюсь, говоришь? – неожиданно успокоившись, переспросил Трогвар. Андерс уже собрался поддеть его снова, но тот вдруг заорал: – Тем, что хотя бы ритуал Усмирения тебе не грозит, недоумок!
Андерс со стуком захлопнул рот. Периодически отец оказывался ужасающе, несомненно прав.
И что куда хуже, он это понимал.
– Отправляйся готовиться к празднику, Лейф, – отчеканил Трогвар. – Будь любезен одеться как подобает, не позорь семью. – Андерс подавленно кивнул, и отец несколько смягчился: – А если тебе так уж хочется сделать что-то для этих бесполезных оборванцев из Ферелдена – не рискуй собой, шатаясь в каких-то обносках по трущобам и на каждом шагу пользуясь магией, а действуй, как подобает наследнику семьи Рагнарсонов. Организуй какой-нибудь благотворительный фонд, что ли…
Андерс скривился. Иногда ему начинало казаться, что отца он попросту ненавидит: тот умел даже самый драгоценный подарок, вроде добытых с немалым риском магических книг, преподнести так, чтобы испортить всю радость. А дозволение все-таки сделать что-то для несчастных ферелденцев и вовсе выглядело издевательством. Киркволльских спесивых аристократов он терпеть не мог и обращаться с ними не очень-то умел, да и вообще, одно дело – пытаться выбить из этих снобов деньги для бедняков, и совсем другое – видеть, как под его руками с лица маленькой девочки пропадает опасный чахоточный румянец, а дыхание становится ровным и чистым…
– И никаких выходок, ты меня понял? – повторил отец, и Андерс устало кивнул.
Сбежать снова не получится. Ведущий в Клоаку лаз из подвала замуровали нанятые гномы-рабочие, умевшие делать не поддающиеся магии стены, отцовскую охрану усилили вдвое и устроили ей втык за то, что те за ним не уследили… Отцовское поместье стало ещё сильнее напоминать тюрьму.
Ну ничего, он что-нибудь придумает. Нужно будет только перетерпеть устроенный в честь его двадцатипятилетия праздник, а потом, когда все немного утихнет, он разведает обстановку и найдет какой-нибудь выход. Обязательно.
Андерс рассеянно провел ладонью по прохладному темно-синему шелку парадного камзола и вздохнул. Гладкая ткань была очень приятной на ощупь, но ему все равно вспомнилась та смешная долгополая куртка, которую он соорудил для своих вылазок. Начитавшись приключенческих романов, он решил, что нужно что-нибудь необычное, чтобы запоминали не его лицо – и без того приметное, с типично андерфелльскими чертами, на фоне которых совсем терялись доставшиеся от немногочисленных марчанских предков темно-янтарные глаза – а странный наряд. Куртку вместе с накидкой из вороньих перьев и высокими шнурованными сапогами отец сжег у него на глазах.
В зеркале отражался какой-то противный аристократик.
Андерс поморщился и, мельком оглядевшись, зажег в ладони светлячок. Не помогло: в его зеленоватом свете противный аристократик стал поднявшимся из могилы противным аристократиком, и только. Маг сжал кулак, погасив яркую искру, с полминуты посверлил свое отражение недобрым взглядом, а потом зло фыркнул и, смяв завитые приглашенным парикмахером локоны, связал их в короткий неаккуратный хвостик. А потом ещё и достал из тайничка в столбике кровати золотую пиратскую серьгу – та фигуристая коллекция венерических заболеваний, которая расплатилась этой штукой за исцеление, и впрямь называла себя «капитаном Изабеллой» – и вдел этот вульгарный ужас в ухо.
Бунт, по правде, был крохотным и едва заметным – его ровесники и не такую дрянь на себя цепляли, причем в куда больших количествах, так что на их фоне он все равно будет выглядеть образчиком скромности и достоинства – но отец поймет. Пусть не думает, что он сломался!
Трогвар Рагнарсон изрядно расстарался ради знаменательного события. Как же, день рождения первенца. О том, что наследовать старшему в роду будет не он, а его младший брат Олаф, не запятнанный проклятием магии, давным-давно знал весь Киркволл, но этот незначительный факт вежливо замалчивали.
Но бальный зал поместья все равно был набит битком. Платья дам резали глаз своей пестротой, наряды кавалеров немногим от них отличались, разве что были по большей части чуть темнее, в толпе иногда мелькали нанятые специально для праздника официанты в пошитых строго по размеру ливреях цветов семьи Рагнарсон, разносившие напитки и дурацкие орлейские закуски, которыми не смог бы наесться даже воробей.
Андерс остановился у ведущей со второго этажа, из жилых комнат, лестницы и старательно натянул на лицо любезную улыбку. Подумаешь, ещё несколько часов притворства.
…– Не желаете ли неваррского красного, мессир? – Забившийся в угол «хозяин дома» вздрогнул и поднял взгляд. И снова оцепенело замер, уставившись на невыносимо красивого парня, сверкавшего предназначенной именно ему чуть лукавой улыбкой.
Поднос с бокалами и официантскую ливрею Андерс заметил только через полминуты, а ещё через несколько секунд, несколько придя в себя, понял, что красивым тот, вообще говоря, не был. Слишком резкие черты лица, слишком длинный подбородок, какая-то едва уловимая неправильность во всем его облике… Но в ярких желтых глазах было столько жизни, что все недостатки его внешности непостижимым образом превращались в достоинства, а холеные, идеально соразмерные лица благородных красавчиков на фоне его обветренной, кое-как выбритой физиономии начинали казаться пустыми посмертными масками.
Андерс, неожиданно отрезвленный этой мыслью, торопливо отвел взгляд.
– Нет, спасибо, – вежливо проговорил он, наконец сообразив, что официант все ещё ждет от него ответа. Тот кивнул и снова растворился в толпе, и Андерс, проводив его взглядом, тоскливо вздохнул. Куда ему, он-то сам из этих, посмертных… И к тому же маг.
Смотреть на расфуфыренных друзей отца с их ухоженными отпрысками после этого стало ещё противней. Андерс помаялся среди них ещё с полчаса и, убедившись, что спирта в крови большинства уже достаточно для того, чтобы пропустить вылезшего из чулана Архидемона, а не только проглядеть исчезновение виновника торжества, ускользнул из зала.
На кухне ещё кипела работа: скоро мясные и рыбные блюда на стоявших вдоль стен зала столах должны были сменить пирожные и десерты. Пронзительно вскрикнула обжегшаяся о противень повариха, Андерс дернулся было к ней и тут же остановился, кусая губы. Пользоваться магией в доме, за пределами тайного подвала, было строго запрещено, стоило кому-то из слуг проболтаться – и все старания отца пошли бы прахом. А уж Мариан-пекарка и подавно молчать не стала бы, о её болтливости шла слава по всему Верхнему Городу. Целитель скрипнул зубами, снова повторил себе, что небольшой ожог жизни женщины ничем не угрожает и торопливо ушел из кухни, подальше от искушения.
Он однажды понадеялся на честное слово старухи-уборщицы, так кряхтевшей от боли в суставах, что у него сердце разрывалось. А вот отец предпочел подстраховаться: старуху больше никто не видел, а потом он нашел в отцовском столе её прошение об увольнении и письмо, якобы из деревни, где жила её дочь. Написанные аккуратным, слишком четким для трясущихся рук уборщицы почерком.
В темных коридорах хозяйской части поместья было темно и пусто. Неудивительно: отец и Олаф сейчас были в зале, налаживали деловые связи, а мать ещё месяц назад уехала к родственникам в Оствик. Андерс обменялся усталым взглядом с портретом прадеда Кристиана и, уныло ссутулившись, двинулся вглубь дома. Ещё десяток-другой шагов, и в затылке перестанет отзываться мерзкое пиликанье надрывающихся в орлейском вальсе скрипок. Ещё десяток шагов, и мягкая, безопасная темнота успокоит ноющие от пестроты праздничных нарядов глаза…
В конце коридора мелькнуло яркое пятно, привычно опознанное как парадная ливрея наемного официанта.
Андерс мигом пришел в себя. В этой части дома нанятым на один или два дня слугам делать было нечего, и он ускорил шаг, последовав за незнакомцем – и напрочь забыв о том, что это может оказаться по-настоящему опасным.
Боевой файербол, вспыхнувший в пальцах обернувшегося на звук его шагов желтоглазого официанта, быстро ему об этом напомнил. Андерс мельком удивился тому, что совсем не испытывал страха – даже несмотря на отчетливо читавшуюся во взгляде фальшивого слуги готовность действовать – и, жадно разглядывая идеально четкое, как у настоящего армейского мага, огненное заклинание, спокойно сообщил:
– Не самый удачный выбор. Этой вазы отец сразу хватится, да и приметная она – продать будет очень трудно.
– Что? – на мгновение растерялся «официант», и Андерс тут же воспользовался возможностью.
– Меня зовут Андерс, и я тоже маг, – вполголоса проговорил он. Желтоглазый чуть сузил глаза, и он, медленно подняв ладонь, зажег над ней светлячок. – Я тебя не выдам, честное слово. Но эту вазу ты правда лучше оставь, отец такой вой подымет… – Он оборвал фразу на полуслове и, быстро сделав несколько шагов вперед, положил ладонь на плечо вора. Пальцы коротко вспыхнули исцеляющим заклинанием, и Андерс улыбнулся, ощутив, как зудевшее на краю сознания ощущение чужой боли утихло.
– Спасибо, – недоуменно проговорил тот, после секундного колебания погасив файербол. – Я… Ястреб.
– Ну я вообще-то Лейф, просто мне было бы приятно, если бы ты называл меня по прозвищу, – на мгновение замявшись, пояснил Андерс. Кому он вообще нужен со своей фамильярностью, но вдруг… Это же не пустоголовый аристократик из Верхнего Города, а обычный живой человек, вроде тех, которые от чистого сердца делились с ним своими простенькими припасами, когда ему ещё удавалось пробраться в Клоаку и он уматывался до полусмерти, пытаясь всем помочь.
– А я Гаррет, – улыбнулся вор, уже совсем иначе, чем в бальном зале – не так преувеличенно-радостно, но куда теплее. Акцент у него, кстати, был ферелденский, но держался он без намека на свойственную остальным беженцам робость. – А чем плоха эта ваза?
– Тем, что отец вопреки всякой логике сильно привязан к этому страшилищу, – пояснил Андерс и, из вежливости отступив на шаг, почесал подбородок: – Пойдем, я лучше покажу тебе парочку других, отсутствие которых заметят самое раннее через месяц…
Гаррет усмехнулся, окинув его до того понимающим взглядом, что ему стало даже как-то неловко. Правда, в глазах его не было ни намека на естественное в подобной ситуации пренебрежение в духе «с жиру бесится богатик», и Андерс, несколько приободрившись, повел его в дальнюю гостиную.
Они едва не попались. Эмерик, дворецкий, умел двигаться практически бесшумно, и они заметили его слишком поздно. Гаррет, отреагировав на движение первым, каким-то очень привычным жестом задвинул его за спину и шевельнул пальцами, явно готовя какое-то заклятие. Андерс, вовремя узнав возникшего в полумраке высокого старика, дернул Гаррета назад и, не придумав ничего лучше, закрыл его от чужих глаз собственным телом. А потом ещё и поцеловал, чтобы Эмерик не сумел разглядеть лица его попутчика, надеясь, что тот поймет все правильно.
Кажется, понял. И решил подыграть: Андерс с изумлением осознал, что на его неловкий поцелуй ответили, причем с куда большим умением, а потом его спину настойчиво огладили уверенные руки, даже сквозь ткань камзола и рубашки подразнившие его тело восхитительным живым теплом. Дыхание закончилось неожиданно быстро, и он, дрожа, через силу оторвался от чуть шершавых губ Гаррета. Андерс ещё успел заметить сверкавший в желтых глазах лукавый, ласковый огонек, а потом тот, не дав ему опомниться, поцеловал его сам.
Андерсу показалось, что Эмерик, способный узнать его хоть со спины, хоть вверх ногами и всегда относившийся к нему с симпатией, понимающе хмыкнул, но сосредоточиться на хоть какой-нибудь мысли оказалось невыносимо трудно. Не тогда, когда по его губам неспешно и уверенно скользил чужой ловкий язык, и уж тем более не тогда, когда жаркое дыхание обожгло неровно колотившуюся на шее жилку. Но когда вслед за губами кожу нежно обласкали острые зубы, он все-таки опомнился.
– Ну я же должен был как-то выглянуть из-за твоей головы, чтобы удостовериться, что он ушел, – глядя прямо ему в глаза, непринужденно соврал Гаррет и улыбнулся так, что Андерс невольно расплылся в такой же хулиганской усмешке.
В дальней гостиной оказалось даже больше хлама, чем он помнил. Гаррет выбрал пару увесистых статуэток и, обмотав их ремнем, закинул за спину, и Андерс, небрежно затерев рукавом оставшиеся в пыли округлые следы, тихо вздохнул. Вот и все, кончилось приключение. Денег от продажи никому не нужных уродцев хватит Гаррету и его семье надолго – если, конечно, он правильно помнил то, что рассказывали его пациенты о ценах в Нижнем Городе. Да и в их дом тот больше не полезет, охрана у Трогвара Рагнарсона была хорошая, и в обычные дни это было слишком рискованной затеей.
Следующие две недели прошли как в тумане. Выбраться из поместья Андерсу, конечно же, не удавалось: большую часть приходивших ему в голову идей отец, как выяснилось, сумел предугадать, а меньшая оказалась недостаточно эффективной. С вернувшейся матерью, которая опять вздумала попрекать его за магический дар, Андерс поссорился в тот же вечер и, отказавшись от ужина, бросился в свою комнату.
И, едва распахнув дверь, очень отчетливо понял, что даже мага-целителя может хватить удар.
Через пару секунд Андерс все-таки сообразил, что лежавшая на его кровати драконья голова не подавала никаких признаков жизни, а мерцавший в остекленелых глазах огонь был просто отражением пламени, горевшего в камине. А ещё вокруг морды ящера кривым воротником торчали розы, судя по оттенку пышных лепестков, некогда росшие в саду самого Наместника, а нижняя часть шеи скрывалась в каком-то наспех обшитом кружевами мешке. Из-под мешка медленно сочилась постепенно густеющая драконья кровь.
Андерс запер за собой дверь и, глубоко вздохнув, спокойно проговорил:
– Вылезай. – Под кроватью невинно промолчали, и он терпеливо повторил: – Я маг-целитель, если помнишь. А у тебя опять болит плечо.
После секундной паузы Гаррет вывернулся из-под чуть не касавшегося пола покрывала, и Андерс, встретившись с ним глазами, потянулся за поцелуем, как будто это было самым естественным действием на свете.
– Пошли гулять, а? – через пару минут оторвавшись от его губ, подмигнул ему Гаррет и выразительно покосился на приоткрытое окно.
– В Клоаку, – улыбнувшись в ответ, уточнил Андерс. И, заметив вопросительно приподнятую бровь желтоглазого, пояснил: – У меня там клиника… была. И будет.
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: АУ. Совсем АУ. Флафф, романс, нимношко юмор. Наверное.
смотреть– Я искренне надеюсь, что ты будешь вести себя прилично. – Андерс вежливо улыбнулся и покорно кивнул. Отец ждал от него именно этого, и какая-либо иная реакция привела бы только к тому, что пришлось бы потратить ещё полчаса на выслушивание его нотаций. Хотя… как будто ему было куда торопиться.
– Я всегда веду себя прилично, отец, – ровным тоном проговорил он. – Насколько я помню «Наставления юному джентльмену», оказание помощи нуждающимся есть самое что ни на есть приличное занятие. А если ты заявишь, что спасавшимся от Мора ферелденцам, вынужденным ютиться в трущобах нашего славного города, она не требуется, я буду обязан с тобой не согласиться.
– Но не магией же! – с пару секунд ошарашенно поглядев на него, взорвался отец. – Лейф Кристиан Рагнарсон – и не морщись, не морщись, ЭТО твое имя, а не то дурацкое прозвище! – сколько раз я должен повторять тебе, что мои запреты не на пустом месте придуманы?
– Можешь не повторять, – насупившись, огрызнулся Андерс, и впрямь предпочитавший прилипшую с детства, ещё с тех времен, когда у него все-таки были друзья, кличку собственному родовому имени. – Я все помню. И про то, что все ради моего блага, и сколько тебе приходится лизать задницу новому Рыцарю-Командору – порадовался бы хоть, что она куда симпатичнее прежнего! – ради того, чтобы её храмовники не особо приглядывались к твоему особняку, и про то, что если я выдам себя как мага, то даже твоего влияния не хватит, чтобы отмазать меня от Круга! И про бедолагу де Лансе, чьи родители даже тявкнуть не посмели на вломившихся к ним в дом церковников, тоже помню! – На висках Трогвара Рагнарсона вздулись жилы, и Андерс машинально понизил голос, чутьем мага-целителя ощутив, что продолжи он в том же духе – и отца и впрямь мог хватить удар. – Только скажи мне, о многомудрый отче: чем же моя нынешняя жизнь отличается от прозябания малыша Эмиля? Я точно так же сижу взаперти, не видя неба – не считать же за таковое тот жалкий клочок над нашим внутренним двориком – не имею права выйти куда-либо без конвоя и не вправе применять дарованную Создателем силу по собственному разумению! Хотя я, между прочим, исключительно безобидное создание, чьи способности предназначены только для борьбы с болезнями и ранами! – Про то, что после полугода тренировок он таки научился создавать «ледяную хватку» и маленькую цепную молнию, Андерс благоразумно умолчал. – Мне даже поговорить не с кем, потому что слугам ты со мной общаться запретил, а тем, кто равен нам по положению, подозрительный молодой затворник попросту неинтересен! Да и разговаривать с ними не о чем, мне иногда кажется, что мозгов у них не больше, чем у Усмиренных! – Он скрипнул зубами и, сделав несколько глубоких вдохов, чтобы взять себя в руки, ядовито осведомился: – Ну и чем ты отличаешься от монны Станнард, отец?
– Чем отличаюсь, говоришь? – неожиданно успокоившись, переспросил Трогвар. Андерс уже собрался поддеть его снова, но тот вдруг заорал: – Тем, что хотя бы ритуал Усмирения тебе не грозит, недоумок!
Андерс со стуком захлопнул рот. Периодически отец оказывался ужасающе, несомненно прав.
И что куда хуже, он это понимал.
– Отправляйся готовиться к празднику, Лейф, – отчеканил Трогвар. – Будь любезен одеться как подобает, не позорь семью. – Андерс подавленно кивнул, и отец несколько смягчился: – А если тебе так уж хочется сделать что-то для этих бесполезных оборванцев из Ферелдена – не рискуй собой, шатаясь в каких-то обносках по трущобам и на каждом шагу пользуясь магией, а действуй, как подобает наследнику семьи Рагнарсонов. Организуй какой-нибудь благотворительный фонд, что ли…
Андерс скривился. Иногда ему начинало казаться, что отца он попросту ненавидит: тот умел даже самый драгоценный подарок, вроде добытых с немалым риском магических книг, преподнести так, чтобы испортить всю радость. А дозволение все-таки сделать что-то для несчастных ферелденцев и вовсе выглядело издевательством. Киркволльских спесивых аристократов он терпеть не мог и обращаться с ними не очень-то умел, да и вообще, одно дело – пытаться выбить из этих снобов деньги для бедняков, и совсем другое – видеть, как под его руками с лица маленькой девочки пропадает опасный чахоточный румянец, а дыхание становится ровным и чистым…
– И никаких выходок, ты меня понял? – повторил отец, и Андерс устало кивнул.
Сбежать снова не получится. Ведущий в Клоаку лаз из подвала замуровали нанятые гномы-рабочие, умевшие делать не поддающиеся магии стены, отцовскую охрану усилили вдвое и устроили ей втык за то, что те за ним не уследили… Отцовское поместье стало ещё сильнее напоминать тюрьму.
Ну ничего, он что-нибудь придумает. Нужно будет только перетерпеть устроенный в честь его двадцатипятилетия праздник, а потом, когда все немного утихнет, он разведает обстановку и найдет какой-нибудь выход. Обязательно.
Андерс рассеянно провел ладонью по прохладному темно-синему шелку парадного камзола и вздохнул. Гладкая ткань была очень приятной на ощупь, но ему все равно вспомнилась та смешная долгополая куртка, которую он соорудил для своих вылазок. Начитавшись приключенческих романов, он решил, что нужно что-нибудь необычное, чтобы запоминали не его лицо – и без того приметное, с типично андерфелльскими чертами, на фоне которых совсем терялись доставшиеся от немногочисленных марчанских предков темно-янтарные глаза – а странный наряд. Куртку вместе с накидкой из вороньих перьев и высокими шнурованными сапогами отец сжег у него на глазах.
В зеркале отражался какой-то противный аристократик.
Андерс поморщился и, мельком оглядевшись, зажег в ладони светлячок. Не помогло: в его зеленоватом свете противный аристократик стал поднявшимся из могилы противным аристократиком, и только. Маг сжал кулак, погасив яркую искру, с полминуты посверлил свое отражение недобрым взглядом, а потом зло фыркнул и, смяв завитые приглашенным парикмахером локоны, связал их в короткий неаккуратный хвостик. А потом ещё и достал из тайничка в столбике кровати золотую пиратскую серьгу – та фигуристая коллекция венерических заболеваний, которая расплатилась этой штукой за исцеление, и впрямь называла себя «капитаном Изабеллой» – и вдел этот вульгарный ужас в ухо.
Бунт, по правде, был крохотным и едва заметным – его ровесники и не такую дрянь на себя цепляли, причем в куда больших количествах, так что на их фоне он все равно будет выглядеть образчиком скромности и достоинства – но отец поймет. Пусть не думает, что он сломался!
Трогвар Рагнарсон изрядно расстарался ради знаменательного события. Как же, день рождения первенца. О том, что наследовать старшему в роду будет не он, а его младший брат Олаф, не запятнанный проклятием магии, давным-давно знал весь Киркволл, но этот незначительный факт вежливо замалчивали.
Но бальный зал поместья все равно был набит битком. Платья дам резали глаз своей пестротой, наряды кавалеров немногим от них отличались, разве что были по большей части чуть темнее, в толпе иногда мелькали нанятые специально для праздника официанты в пошитых строго по размеру ливреях цветов семьи Рагнарсон, разносившие напитки и дурацкие орлейские закуски, которыми не смог бы наесться даже воробей.
Андерс остановился у ведущей со второго этажа, из жилых комнат, лестницы и старательно натянул на лицо любезную улыбку. Подумаешь, ещё несколько часов притворства.
…– Не желаете ли неваррского красного, мессир? – Забившийся в угол «хозяин дома» вздрогнул и поднял взгляд. И снова оцепенело замер, уставившись на невыносимо красивого парня, сверкавшего предназначенной именно ему чуть лукавой улыбкой.
Поднос с бокалами и официантскую ливрею Андерс заметил только через полминуты, а ещё через несколько секунд, несколько придя в себя, понял, что красивым тот, вообще говоря, не был. Слишком резкие черты лица, слишком длинный подбородок, какая-то едва уловимая неправильность во всем его облике… Но в ярких желтых глазах было столько жизни, что все недостатки его внешности непостижимым образом превращались в достоинства, а холеные, идеально соразмерные лица благородных красавчиков на фоне его обветренной, кое-как выбритой физиономии начинали казаться пустыми посмертными масками.
Андерс, неожиданно отрезвленный этой мыслью, торопливо отвел взгляд.
– Нет, спасибо, – вежливо проговорил он, наконец сообразив, что официант все ещё ждет от него ответа. Тот кивнул и снова растворился в толпе, и Андерс, проводив его взглядом, тоскливо вздохнул. Куда ему, он-то сам из этих, посмертных… И к тому же маг.
Смотреть на расфуфыренных друзей отца с их ухоженными отпрысками после этого стало ещё противней. Андерс помаялся среди них ещё с полчаса и, убедившись, что спирта в крови большинства уже достаточно для того, чтобы пропустить вылезшего из чулана Архидемона, а не только проглядеть исчезновение виновника торжества, ускользнул из зала.
На кухне ещё кипела работа: скоро мясные и рыбные блюда на стоявших вдоль стен зала столах должны были сменить пирожные и десерты. Пронзительно вскрикнула обжегшаяся о противень повариха, Андерс дернулся было к ней и тут же остановился, кусая губы. Пользоваться магией в доме, за пределами тайного подвала, было строго запрещено, стоило кому-то из слуг проболтаться – и все старания отца пошли бы прахом. А уж Мариан-пекарка и подавно молчать не стала бы, о её болтливости шла слава по всему Верхнему Городу. Целитель скрипнул зубами, снова повторил себе, что небольшой ожог жизни женщины ничем не угрожает и торопливо ушел из кухни, подальше от искушения.
Он однажды понадеялся на честное слово старухи-уборщицы, так кряхтевшей от боли в суставах, что у него сердце разрывалось. А вот отец предпочел подстраховаться: старуху больше никто не видел, а потом он нашел в отцовском столе её прошение об увольнении и письмо, якобы из деревни, где жила её дочь. Написанные аккуратным, слишком четким для трясущихся рук уборщицы почерком.
В темных коридорах хозяйской части поместья было темно и пусто. Неудивительно: отец и Олаф сейчас были в зале, налаживали деловые связи, а мать ещё месяц назад уехала к родственникам в Оствик. Андерс обменялся усталым взглядом с портретом прадеда Кристиана и, уныло ссутулившись, двинулся вглубь дома. Ещё десяток-другой шагов, и в затылке перестанет отзываться мерзкое пиликанье надрывающихся в орлейском вальсе скрипок. Ещё десяток шагов, и мягкая, безопасная темнота успокоит ноющие от пестроты праздничных нарядов глаза…
В конце коридора мелькнуло яркое пятно, привычно опознанное как парадная ливрея наемного официанта.
Андерс мигом пришел в себя. В этой части дома нанятым на один или два дня слугам делать было нечего, и он ускорил шаг, последовав за незнакомцем – и напрочь забыв о том, что это может оказаться по-настоящему опасным.
Боевой файербол, вспыхнувший в пальцах обернувшегося на звук его шагов желтоглазого официанта, быстро ему об этом напомнил. Андерс мельком удивился тому, что совсем не испытывал страха – даже несмотря на отчетливо читавшуюся во взгляде фальшивого слуги готовность действовать – и, жадно разглядывая идеально четкое, как у настоящего армейского мага, огненное заклинание, спокойно сообщил:
– Не самый удачный выбор. Этой вазы отец сразу хватится, да и приметная она – продать будет очень трудно.
– Что? – на мгновение растерялся «официант», и Андерс тут же воспользовался возможностью.
– Меня зовут Андерс, и я тоже маг, – вполголоса проговорил он. Желтоглазый чуть сузил глаза, и он, медленно подняв ладонь, зажег над ней светлячок. – Я тебя не выдам, честное слово. Но эту вазу ты правда лучше оставь, отец такой вой подымет… – Он оборвал фразу на полуслове и, быстро сделав несколько шагов вперед, положил ладонь на плечо вора. Пальцы коротко вспыхнули исцеляющим заклинанием, и Андерс улыбнулся, ощутив, как зудевшее на краю сознания ощущение чужой боли утихло.
– Спасибо, – недоуменно проговорил тот, после секундного колебания погасив файербол. – Я… Ястреб.
– Ну я вообще-то Лейф, просто мне было бы приятно, если бы ты называл меня по прозвищу, – на мгновение замявшись, пояснил Андерс. Кому он вообще нужен со своей фамильярностью, но вдруг… Это же не пустоголовый аристократик из Верхнего Города, а обычный живой человек, вроде тех, которые от чистого сердца делились с ним своими простенькими припасами, когда ему ещё удавалось пробраться в Клоаку и он уматывался до полусмерти, пытаясь всем помочь.
– А я Гаррет, – улыбнулся вор, уже совсем иначе, чем в бальном зале – не так преувеличенно-радостно, но куда теплее. Акцент у него, кстати, был ферелденский, но держался он без намека на свойственную остальным беженцам робость. – А чем плоха эта ваза?
– Тем, что отец вопреки всякой логике сильно привязан к этому страшилищу, – пояснил Андерс и, из вежливости отступив на шаг, почесал подбородок: – Пойдем, я лучше покажу тебе парочку других, отсутствие которых заметят самое раннее через месяц…
Гаррет усмехнулся, окинув его до того понимающим взглядом, что ему стало даже как-то неловко. Правда, в глазах его не было ни намека на естественное в подобной ситуации пренебрежение в духе «с жиру бесится богатик», и Андерс, несколько приободрившись, повел его в дальнюю гостиную.
Они едва не попались. Эмерик, дворецкий, умел двигаться практически бесшумно, и они заметили его слишком поздно. Гаррет, отреагировав на движение первым, каким-то очень привычным жестом задвинул его за спину и шевельнул пальцами, явно готовя какое-то заклятие. Андерс, вовремя узнав возникшего в полумраке высокого старика, дернул Гаррета назад и, не придумав ничего лучше, закрыл его от чужих глаз собственным телом. А потом ещё и поцеловал, чтобы Эмерик не сумел разглядеть лица его попутчика, надеясь, что тот поймет все правильно.
Кажется, понял. И решил подыграть: Андерс с изумлением осознал, что на его неловкий поцелуй ответили, причем с куда большим умением, а потом его спину настойчиво огладили уверенные руки, даже сквозь ткань камзола и рубашки подразнившие его тело восхитительным живым теплом. Дыхание закончилось неожиданно быстро, и он, дрожа, через силу оторвался от чуть шершавых губ Гаррета. Андерс ещё успел заметить сверкавший в желтых глазах лукавый, ласковый огонек, а потом тот, не дав ему опомниться, поцеловал его сам.
Андерсу показалось, что Эмерик, способный узнать его хоть со спины, хоть вверх ногами и всегда относившийся к нему с симпатией, понимающе хмыкнул, но сосредоточиться на хоть какой-нибудь мысли оказалось невыносимо трудно. Не тогда, когда по его губам неспешно и уверенно скользил чужой ловкий язык, и уж тем более не тогда, когда жаркое дыхание обожгло неровно колотившуюся на шее жилку. Но когда вслед за губами кожу нежно обласкали острые зубы, он все-таки опомнился.
– Ну я же должен был как-то выглянуть из-за твоей головы, чтобы удостовериться, что он ушел, – глядя прямо ему в глаза, непринужденно соврал Гаррет и улыбнулся так, что Андерс невольно расплылся в такой же хулиганской усмешке.
В дальней гостиной оказалось даже больше хлама, чем он помнил. Гаррет выбрал пару увесистых статуэток и, обмотав их ремнем, закинул за спину, и Андерс, небрежно затерев рукавом оставшиеся в пыли округлые следы, тихо вздохнул. Вот и все, кончилось приключение. Денег от продажи никому не нужных уродцев хватит Гаррету и его семье надолго – если, конечно, он правильно помнил то, что рассказывали его пациенты о ценах в Нижнем Городе. Да и в их дом тот больше не полезет, охрана у Трогвара Рагнарсона была хорошая, и в обычные дни это было слишком рискованной затеей.
Следующие две недели прошли как в тумане. Выбраться из поместья Андерсу, конечно же, не удавалось: большую часть приходивших ему в голову идей отец, как выяснилось, сумел предугадать, а меньшая оказалась недостаточно эффективной. С вернувшейся матерью, которая опять вздумала попрекать его за магический дар, Андерс поссорился в тот же вечер и, отказавшись от ужина, бросился в свою комнату.
И, едва распахнув дверь, очень отчетливо понял, что даже мага-целителя может хватить удар.
Через пару секунд Андерс все-таки сообразил, что лежавшая на его кровати драконья голова не подавала никаких признаков жизни, а мерцавший в остекленелых глазах огонь был просто отражением пламени, горевшего в камине. А ещё вокруг морды ящера кривым воротником торчали розы, судя по оттенку пышных лепестков, некогда росшие в саду самого Наместника, а нижняя часть шеи скрывалась в каком-то наспех обшитом кружевами мешке. Из-под мешка медленно сочилась постепенно густеющая драконья кровь.
Андерс запер за собой дверь и, глубоко вздохнув, спокойно проговорил:
– Вылезай. – Под кроватью невинно промолчали, и он терпеливо повторил: – Я маг-целитель, если помнишь. А у тебя опять болит плечо.
После секундной паузы Гаррет вывернулся из-под чуть не касавшегося пола покрывала, и Андерс, встретившись с ним глазами, потянулся за поцелуем, как будто это было самым естественным действием на свете.
– Пошли гулять, а? – через пару минут оторвавшись от его губ, подмигнул ему Гаррет и выразительно покосился на приоткрытое окно.
– В Клоаку, – улыбнувшись в ответ, уточнил Андерс. И, заметив вопросительно приподнятую бровь желтоглазого, пояснил: – У меня там клиника… была. И будет.
@темы: творчество, тексты, Я, аффтар!, cat-person^_^, ДА-драбблы, Dragon Age
-
-
29.09.2012 в 19:00-
-
29.09.2012 в 19:04-
-
29.09.2012 в 22:12-
-
29.09.2012 в 22:21-
-
30.09.2012 в 22:01Очаровательный рассказик получился, спасибо большущее за удовольствие, Кошик : ) Моя душенька очень довольна))
(так приятно, когда для тебя что-то пишут =^.^=))
-
-
30.09.2012 в 22:02