Кто-то дал этой Вселенной плохую кислоту
ЭпилогДайлен Амелл
На столе перед ним лежали две стопки отчетов о состоянии Амарантайна после недавнего налета. Количество погибших, пропавших без вести, сожженных домов, подсчет уцелевших запасов зерна и иной провизии, жалобы преподобной матери на констебля Айдана, без зазрения совести привлекавшего к окончательной очистке города приписанных к амарантайнской церкви храмовников…
Он был очень хреновым эрлом, потому что в данный момент его куда больше волновал сидевший у него на бедре Зевран – ещё теплый со сна, одетый в одни только мягкие штаны и легкую рубашку и уютно посапывавший практически ему в ухо. Ворон лениво потерся виском о его скулу и с тихим шелестом перевернул страницу книги, которую держал в обвивавшей шею любовника руке.
– У меня есть к тебе один вопрос, радость моя, – обреченно глядя на четкие, чуть кривоватые строчки отчетов, задумчиво проговорил Дайлен. Эльф чуть приподнял лежавший у него на плече подбородок, и на едва заметное движение откликнулось все его гибкое, жилистое тело: под лежавшей на его талии ладонью мага отчетливо прорисовались напрягшиеся на мгновение мускулы; колено, которым тот упирался в край кресла между раздвинутых ног Амелла, легонько прижалось к его паху, а негромкое вопросительное мурлыканье отозвалось как будто прямо в позвоночнике вибрирующей рябью удовольствия. – Как я, по-твоему, должен заниматься делами эрлинга, когда ты сидишь тут, весь из себя такой красивый и желанный, и жмешься ко мне всем телом?
– Мне просто хочется быть как можно ближе к тебе, mi amore, – бархатно рассмеялся Зевран. – Я соскучился. Но я вовсе не собираюсь отвлекать тебя от исполнения твоего долга – видишь, я просто сижу рядом с тобой и тихо читаю книгу…
– Порнуху какую-то, – буркнул Дайлен и, отложив в сторону уже потрескивавшее в пальцах перо, ласково потер подушечками пальцев маячивший прямо перед глазами кончик острого уха. Эльф сладко вздрогнул и ткнулся горячими губами в его шею, и маг укоризненно осведомился: – И когда ты успел спереть у чародея Джарлина это несчастное «Сплетение естества»?
– Секрет гильдии, – щекотно засмеялся ему в ухо Зевран, дразняще выгибая спину под ласкавшей её ладонью. И, погладив его по загривку свободной рукой, преувеличенно-строго сказал: – Давай, берись за дела, mi amore. Потом мы с тобой займемся любовью – у нас, кажется, остался неопробованным дальний левый угол твоей замечательной кровати – потом сходим проведать твоего кузена, а потом вернемся сюда, поужинаем и опять займемся любовью.
– У меня есть идея получше, – пробормотал себе под нос Амелл. Аккуратно отодвинул стопки документов к краю и, подхватив охнувшего от неожиданности Ворона под ягодицы, опрокинул его на стол. Выпавшая из смуглых пальцев книга с негромким отчетливым стуком упала на пол, и маг крепко прижал любовника к столешнице и склонился над ним, стараясь поймать его взгляд.
– Дайлен, – бездыханно прошептал Зевран, посмотрев на него дикими и совершенно беззащитными, без следа привычной насмешки глазами.
– Я люблю тебя, – тихо и серьезно сказал Амелл, почти касаясь губами его губ, и бесстыдно раскинувшийся под ним эльф доверчиво улыбнулся в ответ и, сглотнув, отозвался:
– Я люблю тебя.
Дайлен счастливо заурчал и, с удовольствием огладив подавшееся навстречу его рукам тело, поцеловал его глубоко и требовательно, настойчиво лаская языком и зубами теплые мягкие губы. Пальцы Зеврана, скользнув по плечам мага, собственническим жестом вплелись в его волосы, и Ворон с приглушенным голодным стоном притянул его ещё ближе, обвивая ногами талию.
– Стол мы тоже опробовать не успели, – на мгновение оторвавшись от его губ, с многообещающим смешком прошептал на ухо любовнику Амелл и принялся старательно вылизывать заостренный кончик, млея от прерывистых сладких вздохов, обжигавших ему шею. Горячие ловкие ладони пробрались ему под рубашку, и Дайлен блаженно застонал, выгибая спину под игриво царапавшими его лопатки пальцами.
Зевран вдруг убрал одну руку и как-то странно изогнулся под ним, а затем возле двери раздался какой-то металлический звук. Маг на мгновение поднял голову и, с недоумением глянув на торчавшую в замке рукоять метательного ножа, вопросительно посмотрел на нетерпеливо тянувшегося за очередным поцелуем любовника.
– Не хочу, чтобы нам помешали, – пожав плечами, невинно пояснил эльф и, облизнув пересохшие губы, пообещал: – А замок я потом вскрою, не волнуйся.
Дайлен засмеялся и снова поцеловал своего Ворона, настойчиво вжимаясь в него всем телом.
Вернуться к делам у него все равно получилось только после того, как блаженно жмурившийся Зевран, глубоко и сладко поцеловав его на прощание, отправился проверять, не натворили ли чего-нибудь его Воронята, оставшиеся без присмотра почти на четверо суток. Амелл посмотрел на дожидавшиеся его внимания стопки документов и, с трудом подавив желание тоже куда-нибудь сбежать – проведать Гаррета с Андерсом, к примеру – решительно придвинул к себе первую.
Через пару часов Андерс явился к нему сам, осуждающе посмотрел на высившиеся по краям стола стопки бумаг, прочел короткую лекцию о пользе постельного режима во всех смыслах этого слова и поинтересовался, куда подевался его эльф, которому он так и не успел выразить свое восхищение его мужеством. У Гаррета, как выяснилось, с очень полезным постельным режимом тоже было плохо: соблюдать его неугомонный боевой маг мог только в присутствии целителя, а когда Андерс куда-нибудь уходил – раненых в крепости было много, и половине из них ещё требовалось его внимание – он немедленно пытался либо удрать с Ткачом Заклинаний на тренировочную площадку, либо утворить ещё что-нибудь не менее вредное для его ещё не восстановившегося здоровья. Да к тому же половина зеврановых учеников таскалась за ним с блестящими от восторга томными глазами и действовала Андерсу на нервы.
Успевший изрядно отупеть от сидения над документами Амелл почти две минуты пытался сообразить, сколько это – половина от пяти Воронят, и упустил момент, когда привычно наложивший на него диагностическое заклинание целитель снова недовольно покачал головой и, сунув ему в зубы крепко пахшую мятой склянку, вышел за дверь. Зелье Дайлен все-таки допил и, обреченно порадовавшись тому, что в голове несколько прояснилось, опять взялся за дела.
К вечеру он втянулся настолько, что явившемуся с полным подносом еды Зеврану пришлось полчаса бороться за право хотя бы отодвинуть бумаги в сторону и поставить этот самый поднос на стол. Ещё какое-то время Дайлен, не глядя, кусал то, что подносили к его губам, не отрывая глаз от просьбы констебля Айдана о финансовой помощи, изложенной в полном соответствии с требованиями какого-то замысловатого древнего закона. А потом дверь с грохотом распахнулась, и они с Зевраном в одинаковом недоумении уставились на ввалившегося в его кабинет молодого антиванца с опухшей на левую сторону физиономией.
– Фернандо, ты ведешь себя совершенно недопустимым образом, – резко выпрямившись, непривычно жестким и холодным тоном проговорил Зевран, и пылавший праведным гневом Вороненок разом поник и, заметно растеряв пыл, попятился к двери.
– Да ладно, пусть уж расскажет, в чем дело, раз пришел, – вздохнув, великодушно проговорил Дайлен. – А то ищи его потом, выспрашивай, в чем дело было…
– Что бы ни произошло, он не имел права вламываться в кабинет эрла без дозволения и даже без стука, – взглядом пригвоздив провинившего ученика к месту, отчеканил Арранай и, чуть заметно улыбнувшись в ответ на укор в глазах любовника, потребовал: – Излагай.
Фернандо дергано кивнул, но с исполнением приказа у него не заладилось: каждая попытка заговорить явно причиняла ему острую боль, и он мог только возмущенно мычать, бурно жестикулируя и свирепо сверкая глазами.
– Пиши. – Поморщившись, Зевран подвинул ему чистый лист бумаги и перо, и Вороненок, затравленно глянув на учителя, принялся торопливо строчить. Амелл мысленно хихикнул, наблюдая за тем, как у него на глазах рождается очередная объяснительная.
Фернандо наконец закончил и, экспрессивно резанув кончиком пера по бумаге в сотом, наверное, восклицательном знаке, протянул листок эльфу. Тот принял его с видом настолько брезгливым, будто ему предлагали кусок гарлочьей кожи, и начал читать. С каждой секундой его лицо становилось все жестче, и Дайлен, недоуменно приподняв бровь при виде ярости, неумолимо прораставшей сквозь обычную насмешливую невозмутимость убийцы, и требовательно дернул его за рукав.
– Idiota! – припечатав помявшийся листок к столу, процедил Зевран. Амелл с интересом покосился на текст, но разобрать кривой от волнения почерк не сумел и снова дернул любовника за руку, отвлекая его от заполошно замершего под его взглядом Фернандо.
– Поподробнее, пожалуйста, счастье мое, – спокойным ровным тоном попросил Командор. – Меня уже гложет любопытство.
– Это не будущий Ворон, это позор Гильдии! – отчеканил Арранай и, наконец отведя взгляд от вздохнувшего с облегчением ученика, принялся объяснять: – Этот idiota suicida решил пофлиртовать с твоим великолепным кузеном. Я, конечно, понимаю, что тот произвел на всех неизгладимое впечатление своей доблестью, но надо же мозгом пользоваться! – Фернандо протестующе замычал, но под убийственным взглядом своего мастера предпочел снова притвориться мебелью. – Поглядел бы хоть, какими глазами Гаррет на своего целителя смотрит, прежде чем лезть, куда не звали. Позор Гильдии! – уверенно повторил Зевран. – Абсолютное неумение адекватно оценивать обстановку и соизмерять свои силы.
– Да ладно, Андерс ведь мирный. А Гаррет самое большее посмеялся бы, – недоверчиво проговорил Дайлен, с сомнением глянув на потрепанного Вороненка.
– Гаррет и посмеялся, – пожал плечами эльф. – А Андерс, с которым этот idiota de pocos años решил поговорить о том, кто больше достоин места рядом с таким могучим воином, сломал ему челюсть и ушел долечивать возлюбленного. Ах да, «сеньор безобидный целитель», якобы не выдерживающий никакого сравнения с будущим Вороном, ещё велел зайти вечером – он ему челюсть поправит.
– Ну да, он ответственный, – гордо улыбнувшись, кивнул Амелл. И, покачав головой, нахмурился: – Твой ученик и впрямь повел себя неразумно. Пока что Гаррета все это забавляет, но ещё пара-тройка подобных случаев, и он может счесть, что Фернандо доставляет Андерсу слишком много проблем. А как Гаррет решает проблемы своего возлюбленного, ты помнишь – я тебе тот склад уже показывал…
– Я в сомнениях, mi amore, – кивнув, развел руками Зевран. – С одной стороны, я не хочу, пусть и косвенно, причинять какие-либо неудобства Гаррету или твоему другу Андерсу. Но с другой – как грандмастер Гильдии, я не имею права исключать из обучения столь немаловажный фактор как естественный отбор. В конце концов, Вороны ценятся так высоко именно потому, что большую часть не способных сделать дело дураков убивают ещё до того, как те заработают право носить это славное имя.
Перспектива стать жертвой естественного отбора придерживавшему распухшую челюсть Фернандо явно не понравилась. Во всяком случае, Андерс Дайлену на оборзевших антиванцев больше не жаловался и прибывшие с Зевраном Воронята в числе тоже не уменьшались. Через неделю, когда Амелл наконец вынырнул из первой партии документов и нашел время познакомиться с ними как следует, их все ещё было пятеро.
– В тяжелые времена людям особенно нужен праздник! – торжественно провозгласили у него над головой. Командор поднял глаза от листка, на котором все шире расползалась схема перенаправления финансовых потоков (с учетом того, что разбойников и контрабандистов порождения тьмы сожрали в первую очередь и, соответственно, легких денег от Гаррета можно было не ждать), и обнаружил, что на краю его стола, легкомысленно болтая изящными ножками в старых, аккуратно зачиненных сапожках, сидит Бетани.
– Ты на что-то намекаешь, маленькая сестренка, – внимательно изучив многозначительное выражение на лице кузины, заключил Амелл. Девушка всплеснула руками, как будто поражаясь его несообразительности, и, для пущей доходчивости постучав кулачком в лоб, объяснила:
– Я замуж хочу. Мне, видишь ли, завидно – вы с Зевраном тут сопите в четыре дырки под одним одеялом, Андерс над Гарретом хлопочет и ваших мелких антиванцев от него гоняет, даже королева уже вернулась из своей загородной резиденции и Карвер написал, что хлопочет об официальном усыновлении новорожденного мальчика… А я чем хуже?
– Ты ещё лучше, – усмехнувшись, заверил её Дайлен. – Только отпуск Натаниэлю я все равно не дам. У меня всего шесть Стражей, включая меня, и…
– Отправишь его набирать рекрутов по эрлингу, – распорядилась Бетани. – И тебе польза, и мне свадебное путешествие. Зевран сказал, чтобы я не мучила тебя бумажками, так что если тебе нужен финансовый план свадьбы – то есть, кто сколько пирогов и всякого такого обещал принести – спросишь у Нэйта. А я пока пойду проверю, как там мама с папой.
– Вот кого надо было эрлом делать, – проводив её взглядом, тоскливо вздохнул Амелл.
Андерс
– Извини.
– Что? – недоуменно приподняв брови, повернулся к нему дайленов эльф, наблюдавший за тем, как носились по размокшей после дождя тренировочной площадке его ученики.
Андерс сглотнул и, собравшись с духом, повторил:
– Я хотел извиниться перед тобой за то, что… говорил излишне грубо. Ну, тогда. Когда в первый раз тебя увидел.
– О, брось, – беззаботно улыбнувшись, отмахнулся Зевран. – Я все понимаю. Ты, усталый, встревоженный, только-только из тяжелого боя – а тут какой-то посторонний тип трогает твоего раненого возлюбленного нестерильными лапами! Просто ужас какой-то, верно?
– Ну, до «нестерильных лап» я додумать не успел, – смущенно признал целитель и, спохватившись, опасливо покосился на Ворона. Однако тот лишь понимающе прищурился и, негромко рассмеявшись, покачал головой:
– Не переживай, я не собираюсь дуться на тебя всю жизнь из-за пары случайно вырвавшихся резких слов. Ты ведь, в конце концов, самый близкий друг моего любимого человека – к чему нам ссориться из-за ерунды? – Он несколько посерьезнел и, доверительным жестом протянув к нему раскрытые ладони, добавил: – Я очень ценю дружбу Гаррета, но ничего больше от него не желаю. И никоим образом не угрожаю твоему положению, bueno?
– Ты умный, – с уважением поглядев на ждавшего его ответа эльфа, заметил Андерс. – Вы с Дайленом друг другу подходите. – Он проказливо ухмыльнулся и, как будто только что спохватившись, проговорил: – Оу, совсем забыл – я ведь уже почти год жажду выразить свое восхищение мужеством человека, который сумел вынести все закидоны моего самого любимого друга!
– О, я польщен безмерно! – Зевран, расхохотавшись, отвесил ему витиеватый поклон и, сверкнув в ответ смеющимися глазами, признался: – По правде сказать, тут мы с ним были наравне, так что тебе стоит выразить свое восхищение и ему тоже.
– Да он и так знает, – пожал плечами целитель и, потерев подбородок, добавил: – Я ему там принес укрепляющего зелья, проследи, чтобы он выпил, ладно?
Ворон кивнул, и Андерс, на всякий случай вежливо улыбнувшись ещё раз, направился к лазарету. Похоже, повезло – с Зевраном они явно поладят. Не то что с Йованом, с которым они ссорились по любому поводу и даже без такового.
И просить прощения у кого-то кроме Дайлена, тоже оказалось не так страшно и противно, как он думал.
Гаррета он перехватил в последний момент. Клятый неугомонный Хоук, опять «забыв» его указания, уже успел добраться до тренировочной площадки, и Андерс сумел предотвратить неизбежное только благодаря привычке поглядывать в выходившее в ту сторону окно.
– Я тебе что говорил, любовь моя? – сурово осведомился целитель, выхватив из рук боевого мага Ткача Заклинаний.
– Что ты меня любишь, – со счастливой улыбкой отрапортовал тот, и Андерс едва сдержал желание огреть его ножнами его собственного меча.
– А кроме этого? – вопросил маг и, вопреки своим первоначальным намерениям ласково коснувшись губами его губ, напомнил: – Я говорил, что в ближайшие дни тебе надо вести себя осторожнее! И вообще лучше пока полежать в кровати, как приличному пациенту, а не скакать с тяжеленным клинком по скользкой земле. Гаррет, я что, привязывать тебя должен?
– А по-моему, дельная мысль, – фыркнул проходивший мимо Зевран и, обменявшись с Хоуком приветственным кивком, стремительно взбежал по ведущей к цитадели лестнице.
Андерс только вздохнул.
То, что пациент из Гаррета хреновый – строптивый, пронырливый и самоуверенный – выяснилось почти сразу. Нет, в первый день он, ещё слабый от ран и потери энергии, которая потребовалась его телу для исцеления, прилежно валялся в кровати и бездельничал, как и положено порядочному больному. Сам Андерс, чувствовавший себя едва ли не хуже, лежал рядом с ним и трясся в лириумном отходняке, почти не сознавая, на каком свете находится: в пользу реальности свидетельствовали теплые руки Гаррета, бережно, успокаивающе гладившие его мелко дрожавшее тело, и крепкое горячее плечо под головой, однако перед глазами все плыло и путалось, словно в Тени.
Эта калечная идиллия продлилась недолго: на следующее утро целитель немного пришел в себя и, устав терпеть угрызения совести, отправился проверять остальных своих подопечных, а несколько набравшийся сил Хоук решил, что раз у него ничего не болит, то лежать в кровати и дальше вовсе не обязательно. Андерса чуть удар не хватил, когда он, подняв голову от очередной перевязки, увидел, как это невыносимое создание, неловко поводя плечами, примеривается к тяжеленной балке, перегородившей проезд к арсеналу. И дальше было ничуть не легче: Гаррет, конечно, покорно выслушивал его лекции об особенностях магического исцеления ран, но, как и всякий очень здоровый от природы человек, в опасность, которую таила в себе возможность перенапрячь не успевшие окрепнуть мышцы, не верил. Для пущей убедительности Андерс наложил ему на ребра давящую повязку, надеясь, что замотанная бинтами грудь послужит достаточно четким напоминанием, но эта его хитрость, судя по всему, не сработала тоже.
– Ещё раз поймаю – точно привяжу, – пригрозил он, отведя Хоука обратно в комнату и, спрятав Ткача Заклинаний в запирающийся шкаф, указал рукой на кровать: – Ложись!
– А ты? – проказливо ухмыльнулся тот и, по-кошачьи потянувшись всем телом, лукаво поглядел на него.
– А я вечером, – с сожалением вздохнул целитель, борясь с желанием упасть рядом, содрать с него повязку и штаны и как следует, собственными руками проверить ход выздоровления… – Поспи пока, что ли. Или Сэра Ланцелапа погладь, вот он как раз тебе в пятки тычется. Только не делай ничего такого, напрягающего, пожалуйста.
Гаррет вздохнул тоже и покорно кивнул, и Андерс, с подозрением глянув на странно покладистого возлюбленного, вернулся в лазарет. Там уже успела выстроиться целая очередь пациентов, дожидавшихся его появления, и он ещё часа четыре перевязывал, промывал, перебинтовывал старые раны, исцеляя только самые серьезные и оставляя те, что полегче, заживать самостоятельно. Его собственные силы восстановились ещё не до конца, а пить лириум после такой передозировки было попросту страшно.
Само собой, в комнате он Хоука не обнаружил.
Десятью минутами спустя выяснилось, что Гаррет удрал в библиотеку. И сидел там в обнимку с четырьмя внушительными томами, в общей сложности раз в восемь превышавшими тот небольшой вес, который Андерс разрешил ему поднимать. Причем об этом боевой маг отлично помнил, поскольку при виде сурово сдвинувшего брови возлюбленного он мгновенно развернулся и, уронив книги на руки маячившему сзади малолетнему антиванцу, с лица которого мигом пропала слащавая кокетливая улыбочка, сделал вид, что совсем тут ни причем. Вороненок насупился и, покачнувшись под тяжестью «подарочка», ревниво зыркнул на целителя.
– А этот что тут делает? – ответив обнаглевшему вконец мальчишке не менее свирепым взглядом, осведомился Андерс.
– Изучает ферелденскую поэзию, – отозвался Хоук и, подойдя к нему, ласково ткнулся носом в висок, а потом с усмешкой прошептал, задевая ухо губами: – Врет, конечно. Ну и хрен с ним, он забавный.
Целитель вздохнул и просто из вредности несильно укусил его за шею. В голосе его отступника звучала та снисходительная симпатия, которую закоренелые кошатники обычно обращают к щенкам мабари: вроде и славные создания, а все ж таки не кошки. И уж тем более не родной и любимый, которого можно…
– Не смей поднимать меня на руки! – вовремя возмутился Андерс. – Снова мышцы порвешь, а мне тебя потом опять шесть часов собирать? Пошли, отдыхать будем. – Он аккуратно высвободился из объятий Гаррета и, глянув на завистливо сопевшего Вороненка, не без мстительности добавил: – А ты… как там тебя, Фернандо?.. отнесешь к нам выбранные книги.
Все пять минут, которые потребовались им на возвращение в отведенные младшему сенешалю крепости комнаты, спину целителя пронзал возмущенный взгляд молодого антиванца. Довольный возвращением возлюбленного Хоук, похоже, напрочь о нем забыл, а вот Андерсу все это уже порядком надоело. Ладно бы ещё Фернандо со своим рыжим ушастым приятелем восхищались его магом с пристойного расстояния, как все остальные. Так нет, стоило отвернуться на мгновение – и они чуть не на голову ему лезли.
– Вот что, Вороненок, – начал Андерс, убедившись, что трактат по высшей стихийной магии гарантированно займет уложенного в кровать Гаррета хотя бы на полчаса, и снова выйдя в коридор к явно выискивавшему повод ввалиться внутрь Фернандо.
– Я Антиванский Ворон! – не дослушав, перебил его юнец, и целитель устало поморщился:
– Ворон – это Зевран, а ты, вообще говоря, и не Вороненок даже, а так, курица щипаная. У наставника своего спроси, он подтвердит. – Фернандо скрипнул зубами, но ляпнуть ещё что-нибудь не успел, потому что Андерс продолжил: – Короче, не лезь к моему магу.
– А то что? – презрительно фыркнул антиванец. – Можно подумать, вы, сеньор целитель, мне что-то сделаете. Сеньору Хоуку нужен человек, который сможет прикрыть ему спину в бою, а не обуза в виде не способного защитить даже себя мирного лекаря…
Андерс чуть не заржал, при виде подобного незамутненного самодовольства даже перестав злиться. Почти.
– Значит, считаешь меня слабаком, мальчик? – совладав с рвущимся наружу смехом, вкрадчиво поинтересовался он. Фернандо уверенно кивнул, и целитель, все-таки улыбнувшись, все тем же коварным тоном осведомился: – А ты знаешь, сколько в среднем весит посох мага?
На лице антиванца наконец-то изобразилась работа мысли, и Андерс, дождавшись, пока в наглых темных глазах забрезжит осознание, шагнул вперед и ударил его в челюсть. Плотно сжатым кулаком, с разворота, вложив в удар весь свой вес – точно так, как научил его Гаррет после многочисленных жалоб на то, что в трактирной драке с него никакого проку.
Вороненка отнесло к противоположной стене и развернуло на пол-оборота, и он неловко плюхнулся на пол и, опасливо потрогав хрустнувшую кость, ошалело уставился на него. Андерсу понравилось.
– Зайдешь ко мне в лазарет завтра вечером, я тебя исцелю, – с полминуты полюбовавшись на результат своих действий, великодушно сказал он. – А пока так походи, для закрепления педагогического эффекта.
А потом развернулся и, всем своим видом демонстрируя, что не боится удара в спину, вернулся в комнату.
– Ну как, получилось? – с азартом поинтересовался сразу отодвинувший книгу Хоук и, поймав его за руку, принялся целовать слегка рассаженные костяшки.
Андерс фыркнул и, быстро скинув пропахшую целебными зельями мантию, нырнул к нему под одеяло. У него на талии сразу сомкнулись теплые сильные руки Гаррета, под головой оказалось жесткое удобное плечо, и он удовлетворенно вздохнул.
– Получилось, – легонько потершись носом о шею любовника, подтвердил Андерс. Осторожно погладил его по груди и ехидно переспросил: – Что, не жалко тебе этого «забавного»?
– Не-а, – равнодушно сказал Хоук и, лукаво мурлыкнув, ласково и нежно поцеловал его в губы.
Одним поцелуем дело, разумеется, не кончилось – за первым последовал второй, затем третий, Андерс сладко заурчал и, обняв Гаррета за шею, прижался к нему поплотнее. И только через полчаса, уже вовсю постанывая под настойчивыми горячими губами, вспомнил, что…
– Нельзя же! – разочарованно выдохнул он, пытаясь ускользнуть от нового поцелуя. – Гаррет, тебе же нельзя напрягаться, а… а-а, к демонам, не могу, хочу тебя…
– Мы осторожно, – тепло фыркнув ему в ухо, пообещал тот и, аккуратно перевернув его на спину, легонько прихватил зубами кожу под челюстью. Андерс застонал, сжимая пальцы у него плечах, но потом все-таки сумел взять себя в руки и решительно толкнул Хоука обратно:
– Нет, не так. Я же сказал, тебе нельзя напрягаться. – Он оседлал любовника и, игриво потершись пахом о его бедра, снова наклонился к губам: – Вот так и лежи, счастье мое неугомонное…
Гаррет усмехнулся в поцелуй и, послушно вытянувшись под ним, настойчиво огладил ладонями его спину. Андерс выгнулся с довольным стоном и, потершись носом о его шею, тихо и серьезно сказал:
– Мне нравятся твои руки.
Гаррет посмотрел на него так тепло, что от одного этого взгляда, казалось, можно было растаять. Андерс блаженно прижмурился и, опершись на кровать возле его головы, отдался во власть этих самых рук, нежно и настойчиво гладивших все его тело, от едва заметной чуткой впадинки под затылком до самых сокровенных мест. В последнем, строго говоря, уже давно не было никакой физиологической необходимости – но Гаррет неизменно превращал банальный технический момент в упоительную, пьянящую ласку, и Андерс только гортанно застонал ему в губы, насаживаясь на неторопливо растягивавшие его пальцы.
Фернандо, на следующий день явившийся к нему в лазарет, выглядел ещё более помятым, чем накануне. Допустим, челюсть Андерс ему сломал сам, распухшие уши и исполосованную задницу можно было списать на педагогический порыв Зеврана, а вот происхождение многочисленных синяков на ребрах так и осталось для целителя загадкой, поскольку распространяться об этом понурившийся Вороненок не пожелал. Не то чтобы это действительно Андерса интересовало.
Дел у целителя и без того было предостаточно. Он решил в кои-то веки взяться за ум и попытаться предотвратить часть своих проблем вместо того, чтобы потом их решать. Учтя свои неудачи в деле утихомиривания своего возлюбленного, Андерс быстро разогнал своих уже не нуждающихся в особом внимании пациентов и, покопавшись в собранных рецептах, сел варить ускоряющее регенерацию и восстановление зелье.
Дело это было небыстрым, отвлекаться от него было нельзя, и Андерс даже обрадовался, когда через порог лазарета, застенчиво улыбаясь, переступила единственная зевранова ученица. Когда приходилось одновременно вести беседу об особенностях восстанавливающих зелий и пристально следить за одним из них, мерно булькавшим в котелке, у него оставалось намного меньше времени на то, чтобы беспокоиться за наверняка удравшего куда-нибудь Гаррета.
Через полчаса радоваться он перестал. Вообще. Потому что, как выяснилось, настырные антиванские ухаживания ему не нравились даже в исполнении изящных миловидных девушек. Однако отделаться от Аделиты оказалось куда сложнее, чем он думал: бить женщину, которая не угрожала его жизни, было как-то неловко, а более деликатные способы не давали нужного результата. А потом он заметил в окне направлявшегося к лазарету Хоука и попросту впал в панику.
Если Гаррет увидит все как есть: чуть не висящую на нем девицу с расстегнутым на две… проклятье, уже на три… пуговицы лифом, её руки, лезущие куда попало и, по ощущениям, в числе не уступавшие щупальцам какой-нибудь матки, коварно-самоуверенную улыбку убежденной в собственной неотразимости антиванки… То, что случилось после той глупой болтовни с Веланной, покажется ему детским лепетом.
– Кыш отсюда, – с изумившим его самого проворством оторвав от своей мантии руки девушки, бешено прошипел Андерс. – И не смей тут сиськами трясти. Огорчишь мне Гаррета – отравлю.
Чутье на опасность у Аделиты оказалось куда лучше, чем у злосчастного Фернандо. Она успела отскочить от неожиданно взъярившегося целителя и застегнуть платье за миг до того, как Хоук переступил порог… но опускала поднесенные к груди руки она уже под понимающим взглядом боевого мага. Андерс сглотнул и с трудом подавил желание куда-нибудь спрятаться, судорожно придумывая, как убедить Гаррета в том, что ничего не было, не будет и быть не могло. В самом деле отравить стерву, что ли…
– Сеньорита, вам когда-нибудь рассказывали о том, что посягать на чужое нехорошо? – доброжелательно поинтересовался Хоук. Настороженно замершая под его взглядом Аделита нерешительно кивнула, и отступник уточнил: – А ваш мастер вам разве не говорил, что соблюдать сию заповедь действительно нужно – хотя бы тогда, когда вы значительно уступаете по силе тому, с кем собрались соперничать? – Девушка, посмурнев, отвела взгляд и снова согласно качнула головой, после чего Гаррет укоризненно вздохнул и закончил: – Ну и какого ж хрена вы тогда виснете на моем маге?
Андерс выдохнул и наконец осмелился посмотреть на возлюбленного. Хоук весело подмигнул ему и, ещё раз строго глянув на Аделиту, заключил:
– Идите-ка к Зеврану, леди, расскажите о совершенной вами глупости и получите заслуженную порку. Живо.
Антиванка исчезла из лазарета так быстро, как будто была привидением. Андерс, чуть не покачиваясь от внезапного острого облегчения, поднялся на ноги и, подойдя к Гаррету, обхватил его поперек туловища.
– Скажи это ещё раз, – уткнувшись носом ему под челюсть, тихо попросил целитель.
– Что именно, солнышко? – мягко переспросил Хоук и, получив шутливый тычок под ребра, чуть слышно рассмеялся ему на ухо: – Мой Андерс.
– Вот, – в глубине души сам себе удивляясь, удовлетворенно проговорил маг и, глубоко вздохнув, положил подбородок ему на плечо.
Перед глазами у Андерса мелькнули светло-рыжие лапы, потом ему наступили на нос, а потом Сэр Ланцелап улегся ему на голову и, положив передние лапы и морду на макушку Гаррета, счастливо заурчал.
Гаррет Хоук
Гаррету, по правде сказать, было даже стыдно.
Андерс смотрел на него теплым укоряющим взглядом, долго и подробно объяснял, что и почему, даже тихонько, чуть удивленно шептал на ухо, что любит и просто за него беспокоится – а ему все равно никак не удавалось выполнить одну-единственную несложную просьбу своего сокровища. Хотя он честно старался.
Хоук виновато вздохнул и осторожно двинулся дальше. Андерс был отличным целителем, и болеть его раны перестали уже к вечеру того дня, когда он их получил. Правда, ещё около суток сил у него хватало лишь на то, чтобы поднять руку или медленно, печально добрести до стоявшей в углу ночной вазы, и вместо того, чтобы хлопотать вокруг Андерса, мучившегося отходняком после передозировки лириума, поднося ему то стакан воды, то склянку восстанавливающего зелья, он просто лежал рядом и размеренно, ласково гладил любимого по судорожно дрожавшей спине, отчаянно жалея, что ни на что больше не способен. На следующий день им обоим стало лучше, и целитель немедленно удрал в свой лазарет, заявив, что другим больным его помощь нужна гораздо больше, а целоваться они будут вечером.
Вот тогда-то и выяснилось, что лежать без дела Гаррет физически неспособен. Организм упорно заявлял, что уже совсем здоров и полон сил, и требовал немедленно потратить куда-нибудь хоть часть этой энергии. Пару часов отступник продержался, а потом все-таки не вынес и отправился искать себе какое-нибудь занятие.
Его поймали. И отчитали как маленького, а потом чуть не за ручку довели до комнаты и уложили в кровать. Нет, Хоук был бы вовсе не против – если бы не одно «но». Андерс в кровати не остался, а только укоризненно покачал головой и ушел обратно в лазарет.
Гаррет часа с полтора обнимался с Сэром Ланцелапом, но потом ему стало так невыносимо скучно…
Его поймали.
И ещё раз.
И ещё.
Раз на пятый до него все-таки дошло, что пытаться пролезть на тренировочную площадку, находившуюся прямо под андерсовыми окнами, глупейшее занятие. Размяться ему все равно не дадут, а его солнышко опять огорчится. Да и меч у него отобрали, а проверить целостность барьерных рун на площадке он не успел, так что колдовать там было довольно рискованно для окружающих.
Так что Гаррет поразмыслил и отправился в библиотеку, решив, что чтение – занятие совершенно безопасное с точки зрения физического напряжения. Где-то на полпути к нему прицепился опять Фернандо, который все четверо суток после битвы за Башню Бдения ходил за ним чуть не хвостиком вместе с кем-то из рыжих Воронят-эльфов. Рыжиков Хоук по-прежнему не различал и потому в случае нужды ограничивался дружелюбно-насмешливым «ушастик» – на что славящиеся своей нетерпимостью к шемской снисходительности эльфы реагировали с подозрительным смирением.
Пожалуй, Фернандо и был самой существенной угрозой его здоровью, потому что от его попыток пококетничать Гаррета начинал разбирать смех. Хотя нет, это ещё слабо сказано: после чуть ли не каждого комплимента, которые юный антиванец изрекал с непробиваемо-самоуверенным видом, отступнику хотелось даже не рассмеяться, а самым неприличным образом заржать, а после такой нагрузки и у здорового-то человека иногда начинало болеть все тело. Что уж говорить о нем, погрызенном, поломанном и, по словам Андерса, ещё не до конца восстановившем свои силы.
Врать черноглазый Вороненок пока тоже умел плохо. Хоук мысленно фыркнул, услышав о его внезапно вспыхнувшем интересе к ферелденской поэзии, и нисколько не удивился, когда тот последовал за ним в секцию со сборниками ферелденских законов, а затем и магической литературы. Туда отступник, вообще говоря, и не собирался, но при виде трех здоровых фолиантов из тех, которые его заставлял читать Вэрел, его одолела тоска.
О том, что выбранные им книги вполне подходили под определение тех самых «тяжестей», поднимать которые ему строго-настрого запретили, Гаррет вспомнил только тогда, когда заглянувший в библиотеку Андерс уставился прямо на них и на лице его появилось то самое Выражение, которое означало, что его самый любимый и несносный пациент опять сделал что-то не то. Спохватившись, Хоук уронил свою добычу на руки стоявшему рядом Фернандо и, сделав вид, что так и собирался сделать с самого начала, с улыбкой направился к возлюбленному.
– А этот что тут делает? – свирепо осведомился Андерс, нехорошо глядя на антиванца, и Гаррет, с самым серьезным видом сообщив о внезапно возникшей страсти юного Ворона к ферелденской поэзии, с довольным урчанием уткнулся в висок своего солнышка.
За книги ему, кстати, так и не влетело. Обрадованный Хоук попытался подхватить своего целителя на руки, намереваясь самым что ни на есть смешным и романтичным образом отнести его в кровать, но тот сгубил эту затею в самом начале. В спальню в итоге бережно и заботливо отвели самого Гаррета, после чего уложили под одеялко и, сунув в руки трактат по стихийной магии, любовно поцеловали в нос.
– Почитай пока, счастье мое, а мне нужно закончить одно мелкое дело, – с ласковой улыбкой сообщил ему Андерс и, ещё раз погладив по щеке, выпрямился. Улыбка с его лица пропала мгновенно, сменившись свирепым прищуром готовившегося к схватке бойца, и Хоук, прилежно уткнувшись в книгу, обратился в слух.
Его вмешательство, впрочем, не потребовалось. Раздававшиеся из-за двери голоса звучали напряженно, но ровно, и угрозы своему любимому Гаррет не чувствовал. А потом послышался звук удара, ещё одна короткая фраза, и Андерс, картинно-небрежным жестом захлопнув за собой дверь, с гордым видом отстоявшего свою территорию кота подошел к кровати.
– Ну как, получилось? – не сумев сделать вид, что купился на сказку о «маленьком деле», азартно осведомился Хоук и, поймав целителя за руку, нежно поцеловал его рассаженные – о физиономию антиванца, наверное – костяшки. От мысли о том, что Андерс стал по собственной воле защищать его от пусть и смешных, но все же посягательств чужака, внутри как будто вспыхнуло маленькое горячее солнышко, и Гаррет, едва дождавшись, пока целитель скинет мантию и заберется к нему под бок, потянулся к его губам.
Окрыленный своей победой Андерс отозвался на ласку нетерпеливо и пылко, и Хоук, блаженно заурчав под легшими ему на плечи руками, принялся осыпать его поцелуями. Теплые сухие ладони скользнули ему на шею, разминая и поглаживая, и отступник только глухо застонал, наконец услышав вместо твердого, хоть и окрашенного сожалением «Тебе пока вредно, любовь моя» отчаянно-беспомощное «Не могу, хочу тебя…» Он снова поцеловал любимого, глубоко и настойчиво, и опрокинул его на спину, уже предвкушая, как наутро тот будет с фальшивым недовольством похрипывать на него сорванным в крике наслаждения голосом. Только мгновением спустя Гаррета аккуратно, но сильно толкнули в грудь, а ещё через секунду лукаво щурившийся Андерс, ласково царапнув его ключицы коротко обстриженными ногтями, поерзал у него на бедрах и, приподнявшись, нежно и дразняще поцеловал его сам.
– Вот так и лежи, счастье мое неугомонное… – Строгого голоса у целителя уже не получилось, Хоук чуть заметно усмехнулся в поцелуй и, покорно вытянувшись под ним, провел ладонями по жилистой крепкой спине. Андерс, невыносимо красивый, с растрепанными золотистыми волосами и потемневшими от возбуждения глазами, откинул голову назад и блаженно застонал, а затем снова наклонился к нему и игриво лизнул в губы.
– Сердце мое, сокровище мое, солнце мое любимое… – задыхаясь от восторга, безостановочно шептал Гаррет и, не давая Андерсу ни мгновения передышки, целовал, покусывал, щекотал языком плечи, шею, раскрасневшиеся уши, уверенно и настойчиво гладил разгоряченное, стосковавшееся по его прикосновениям тело и осторожно проникал пальцами в жаркую глубину, дразня и обещая. Его любимый подставлялся ему доверчиво и бесстрашно, лаская его слух негромкими гортанными стонами и прерывистыми нетерпеливыми всхлипами, и по-кошачьи выгибал спину, а затем приподнялся и, сверкнув совершенно непристойной усмешкой, одним плавным движением насадился на него.
Гаррет улыбнулся, поймав его горящий страстью взгляд, на мгновение сжал переплетенные с его собственными пальцы и позволил себе рухнуть в бездонное штормовое море наслаждения.
Наутро заснувший у него под боком Андерс разбудил его долгим ласковым поцелуем и, без особого успеха изобразив суровую гримасу, опять напомнил ему о том, что здоровье надо беречь и каким именно образом нужно это делать в его случае, а потом снова ушел в лазарет. Хоук опять честно попытался: в компании с тремя томами, полными тайн юриспруденции, и одним по высшей магии для отдыха процесс оберегания пошел лучше, но все равно к полудню он готов был взбеситься. Поразмыслив немного, он сумел вспомнить, что прогулки как таковые ему не запрещали – только тяжелую физическую нагрузку – и отправился бродить по крепости.
Больше всего Гаррета изумило то, что попавшийся ему на пути Вэрел, успевший обзавестись полудюжиной новых тревожных морщин, при виде него только махнул рукой и, отечески улыбнувшись, велел идти отдыхать. Отступник сдуру ляпнул что-то про дела эрлинга, мгновенно об этом пожалел, поскольку его чувство долга оправиться от ран пока не успело и потому не требовало немедленно взвалить на себя все то, с чем он с переменным успехом боролся до штурма – однако сенешаль только махнул рукой и повторил, что пока справится и без него. Хоук воспользовался возможностью и торопливо отступил.
Попытка сунуться к Дайлену и попросить себе какое-нибудь не нарушающее предписаний Андерса дело предсказуемо провалилась; Гаррет задумчиво подергал запертую дверь, расслышал донесшийся из-за нее тягучий стон и, понимающе хмыкнув, двинулся прочь. Попавшийся ему на пути Фернандо почему-то схватился за челюсть и шарахнулся к противоположной стене коридора, и отступник, злорадно фыркнув, прошел мимо.
Не то чтобы он испытывал какую-то неприязнь к глупому мальчишке, но осознание того, что Андерс ценит его настолько, что готов силой отбивать у конкурентов, изрядно грело душу.
Все не требовавшие особых физических сил дела, как назло, сделали ещё до него, и Гаррет, задумчиво покосившись на остатки баррикад, повернулся к лазарету. Браться за серьезную работу смысла не было, рядом тут же появится как будто чуявший каждую его попытку целитель, и ему опять станет стыдно, что он расстроил свое солнышко. А так, быть может, ему все-таки позволят сделать что-нибудь несложное, но полезное – сварить бинты, к примеру, или помыть использованные склянки, или ещё что-нибудь в этом духе…
Зеврановы воронята, как выяснилось, были вездесущи. К тому, что у него самого стало на две-три тени больше, Хоук уже успел привыкнуть, но и в лазарете обнаружилось пополнение. Глядевшая на него разочарованно и опасливо Аделита медленно, как будто боясь потревожить голодного зверя, опустила поднятые к верхней пуговице лифа руки и невинно улыбнулась, а в глазах сидевшего в полутора ярдах от неё Андерса уже стыло горькое отчаяние напополам с тоскливой обидой невинноубиенного. Маг обреченно скривил губы и отвел взгляд, а Гаррет на секунду замер, разрываясь между желанием немедленно броситься утешать любимого и кристально ясным осознанием того, что никому – ни мужчине, ни женщине, ни Древнему Богу – никогда его не отдаст. Не сумеет.
– Сеньорита, вам когда-нибудь рассказывали о том, что посягать на чужое нехорошо? – не по-хорошему ласково осведомился Хоук. Андерс чуть повернул голову и с безумной надеждой посмотрел на него, и отступник, побоявшись принять это за поощрение, все же договорил, сверля антиванку зловещим взором: – Ну и какого ж хрена вы тогда виснете на моем маге?
На лице его сокровища изобразилось настолько явное облегчение, что Гаррет, не удержавшись, весело подмигнул ему и, ещё раз строго глянув на Аделиту, не подразумевающим возражений тоном велел ей отправляться к наставнику. Это, в конце концов, не его задача – вправлять мозги зеврановым птенчикам.
– Скажи это ещё раз, – трогательным беспомощным жестом уткнувшись ему в шею, пробормотал целитель. Хоук, счастливо прижимавший свое солнышко к груди, попытался сделать вид, что не понял, немедленно получил тычок в якобы требовавшие бережного обращения ребра и, сглотнув, все-таки осмелился сказать:
– Мой Андерс.
– Вот, – довольно мурлыкнул тот и, легонько потершись носом о его шею, положил подбородок на плечо. Гаррет прижался щекой к его волосам и блаженно прикрыл глаза – а секундой спустя целитель слабо охнул, фыркнул, после чего и он почувствовал кольнувшие кожу острые коготки. Потом Сэр Ланцелап махнул хвостом, мазнув ему по носу, и, ещё раз растопырив пальчики, навалился на его макушку теплой грудкой и дремотно заурчал.
– Нас благословило какое-то божество, пославшее этого кота в качестве изъявителя своей воли, – с усмешкой проговорил Хоук. Андерс фыркнул, обозвал его еретиком и, не сумев сдержаться, все-таки засмеялся. Потревоженный зверь снова мазнул когтями по их головам и, поразмыслив, перебрался на более удобный и, главное, совсем не трясущийся подоконник.
Вечером выяснилось, что запрет на умеренно активные телодвижения уже снят, и Гаррет немедленно этим воспользовался. После чего разомлевший Андерс посмотрел на него такими глазами, что он мигом вспомнил о том, что они так и не отпраздновали свое выживание самым простым и традиционным способом, и поспешил исправить это упущение. А потом довольно жмурившийся целитель положил голову ему на плечо и принялся рассеянно вырисовывать кончиками пальцев какие-то узоры у него на груди, этак невзначай сообщив чуть осипшим голосом:
– А мне тут дайленов Зевран очень много интересного рассказал. Не хмурься, не про секс. Хотя теоретический обмен опытом можно было бы устроить, а потом я бы на тебе попрактиковался… – мечтательно добавил он и, ласково прикусив мочку хоукова уха, вернулся к первоначальной теме: – Оказывается, мой самый любимый амулет – практически точная копия ривейнских венчальных браслетов. Как любопытно, правда?
Растекшийся по кровати большой счастливой лужей Хоук напрягся. Одно дело – шептать в чуткое ухо «Мой Андерс» сейчас, когда его любимый только улыбается в ответ азартно и чуть неловко, словно примеряя новую удобную, но немного непривычного покроя мантию, и совсем другое – осмелиться заявить на него свои права тогда, когда прав этих не было и в помине. Да к тому же…
– Нихрена, я его сам придумал, – по-настоящему обидевшись, сказал Гаррет. Чистую правду, между прочим – сколько времени убил на то, чтобы убедить Вэйда сделать заготовку в точном соответствии с рассчитанной им схемой, не впадая в неуместное изобретательство.
Андерс, вопреки его опасениям, только тихо рассмеялся и, игриво лизнув его в уголок губ, весело объяснил:
– А это называется конфлюэнция. Такая хрень из теории эволюции, которая объясняет, почему, к примеру, у дельфинов и рыб похожая форма тела, хотя они совсем друг другу не родственники. – Хоук недоуменно сдвинул брови и, озадаченно поглядев на лукаво улыбавшегося целителя, получил разъяснения более подробные: – Ривейнские венчальные браслеты, оказывается, штука очень древняя, чуть ли не древнее Тевинтера. И функция у них изначально была именно такая: защитить и поддержать. Правда, никто уже не знает, были там руны или какие-то другие способы создать энергетические узлы с нужными свойствами – но сходство поставленной задачи обусловливает и сходство оптимального её решения. – Андерс помолчал и гордо добавил, покрепче прижав его к себе: – Ты у меня очень умный. До того, на что древним ривейнцам потребовался не один десяток поколений, ты додумался за несколько месяцев.
Гаррет неопределенно хмыкнул, и целитель, как будто догадавшись о том, что его беспокойство ещё не утихло, приподнялся на локте и глубоко и долго поцеловал в губы. А потом тепло улыбнулся и, улегшись ему на грудь, уже строже проговорил:
– А вот о чем я с тобой хотел совсем серьезно поговорить, так это об одной штуке, о которой вы с Дайленом мне рассказать в этой запарке забыли. Вернее, Дайлен говорил, но так, между делом, когда рассказывал, как жил без меня все это время.
Хоук настороженно нахмурился, и Андерс, ласково погладив его по обросшей к вечеру щеке, уточнил:
– Зевран сказал, что Дай сумел выжить благодаря одной ведьме. Но ведьма была сомнительной, как и проведенный ею ритуал, и хотя нужное им действие тот все-таки оказал, возможные последствия могут оказаться куда хуже. А ты, оказывается, ещё и пообещал позаботиться о том, чтобы этого не случилось – путем либо ознакомления с тем, куда все это ведет, либо убиения оной ведьмы. Которая наверняка будет сопротивляться.
– Ну да, – поморщился Гаррет. Вспоминать об этом было неприятно. Не столько из-за вероятной схватки с Морриган, сколько из-за того, что данное некогда слово он до сих пор не сдержал. И не сдержит ещё долго, потому что взвалил на себя ещё и обязанности младшего – пока – сенешаля, а значит, бросить эрлинг Амарантайн на произвол судьбы не имеет права, и кто его знает, что успеет вырасти из ребенка с душой Древнего Бога за это время…
– Когда отправишься разбираться с ведьмой, возьмешь меня с собой, – поймав его взгляд, твердо проговорил Андерс. – Одного я тебя все равно не отпущу. Только вначале ты должен выздороветь полностью, ясно?
The End.
На столе перед ним лежали две стопки отчетов о состоянии Амарантайна после недавнего налета. Количество погибших, пропавших без вести, сожженных домов, подсчет уцелевших запасов зерна и иной провизии, жалобы преподобной матери на констебля Айдана, без зазрения совести привлекавшего к окончательной очистке города приписанных к амарантайнской церкви храмовников…
Он был очень хреновым эрлом, потому что в данный момент его куда больше волновал сидевший у него на бедре Зевран – ещё теплый со сна, одетый в одни только мягкие штаны и легкую рубашку и уютно посапывавший практически ему в ухо. Ворон лениво потерся виском о его скулу и с тихим шелестом перевернул страницу книги, которую держал в обвивавшей шею любовника руке.
– У меня есть к тебе один вопрос, радость моя, – обреченно глядя на четкие, чуть кривоватые строчки отчетов, задумчиво проговорил Дайлен. Эльф чуть приподнял лежавший у него на плече подбородок, и на едва заметное движение откликнулось все его гибкое, жилистое тело: под лежавшей на его талии ладонью мага отчетливо прорисовались напрягшиеся на мгновение мускулы; колено, которым тот упирался в край кресла между раздвинутых ног Амелла, легонько прижалось к его паху, а негромкое вопросительное мурлыканье отозвалось как будто прямо в позвоночнике вибрирующей рябью удовольствия. – Как я, по-твоему, должен заниматься делами эрлинга, когда ты сидишь тут, весь из себя такой красивый и желанный, и жмешься ко мне всем телом?
– Мне просто хочется быть как можно ближе к тебе, mi amore, – бархатно рассмеялся Зевран. – Я соскучился. Но я вовсе не собираюсь отвлекать тебя от исполнения твоего долга – видишь, я просто сижу рядом с тобой и тихо читаю книгу…
– Порнуху какую-то, – буркнул Дайлен и, отложив в сторону уже потрескивавшее в пальцах перо, ласково потер подушечками пальцев маячивший прямо перед глазами кончик острого уха. Эльф сладко вздрогнул и ткнулся горячими губами в его шею, и маг укоризненно осведомился: – И когда ты успел спереть у чародея Джарлина это несчастное «Сплетение естества»?
– Секрет гильдии, – щекотно засмеялся ему в ухо Зевран, дразняще выгибая спину под ласкавшей её ладонью. И, погладив его по загривку свободной рукой, преувеличенно-строго сказал: – Давай, берись за дела, mi amore. Потом мы с тобой займемся любовью – у нас, кажется, остался неопробованным дальний левый угол твоей замечательной кровати – потом сходим проведать твоего кузена, а потом вернемся сюда, поужинаем и опять займемся любовью.
– У меня есть идея получше, – пробормотал себе под нос Амелл. Аккуратно отодвинул стопки документов к краю и, подхватив охнувшего от неожиданности Ворона под ягодицы, опрокинул его на стол. Выпавшая из смуглых пальцев книга с негромким отчетливым стуком упала на пол, и маг крепко прижал любовника к столешнице и склонился над ним, стараясь поймать его взгляд.
– Дайлен, – бездыханно прошептал Зевран, посмотрев на него дикими и совершенно беззащитными, без следа привычной насмешки глазами.
– Я люблю тебя, – тихо и серьезно сказал Амелл, почти касаясь губами его губ, и бесстыдно раскинувшийся под ним эльф доверчиво улыбнулся в ответ и, сглотнув, отозвался:
– Я люблю тебя.
Дайлен счастливо заурчал и, с удовольствием огладив подавшееся навстречу его рукам тело, поцеловал его глубоко и требовательно, настойчиво лаская языком и зубами теплые мягкие губы. Пальцы Зеврана, скользнув по плечам мага, собственническим жестом вплелись в его волосы, и Ворон с приглушенным голодным стоном притянул его ещё ближе, обвивая ногами талию.
– Стол мы тоже опробовать не успели, – на мгновение оторвавшись от его губ, с многообещающим смешком прошептал на ухо любовнику Амелл и принялся старательно вылизывать заостренный кончик, млея от прерывистых сладких вздохов, обжигавших ему шею. Горячие ловкие ладони пробрались ему под рубашку, и Дайлен блаженно застонал, выгибая спину под игриво царапавшими его лопатки пальцами.
Зевран вдруг убрал одну руку и как-то странно изогнулся под ним, а затем возле двери раздался какой-то металлический звук. Маг на мгновение поднял голову и, с недоумением глянув на торчавшую в замке рукоять метательного ножа, вопросительно посмотрел на нетерпеливо тянувшегося за очередным поцелуем любовника.
– Не хочу, чтобы нам помешали, – пожав плечами, невинно пояснил эльф и, облизнув пересохшие губы, пообещал: – А замок я потом вскрою, не волнуйся.
Дайлен засмеялся и снова поцеловал своего Ворона, настойчиво вжимаясь в него всем телом.
Вернуться к делам у него все равно получилось только после того, как блаженно жмурившийся Зевран, глубоко и сладко поцеловав его на прощание, отправился проверять, не натворили ли чего-нибудь его Воронята, оставшиеся без присмотра почти на четверо суток. Амелл посмотрел на дожидавшиеся его внимания стопки документов и, с трудом подавив желание тоже куда-нибудь сбежать – проведать Гаррета с Андерсом, к примеру – решительно придвинул к себе первую.
Через пару часов Андерс явился к нему сам, осуждающе посмотрел на высившиеся по краям стола стопки бумаг, прочел короткую лекцию о пользе постельного режима во всех смыслах этого слова и поинтересовался, куда подевался его эльф, которому он так и не успел выразить свое восхищение его мужеством. У Гаррета, как выяснилось, с очень полезным постельным режимом тоже было плохо: соблюдать его неугомонный боевой маг мог только в присутствии целителя, а когда Андерс куда-нибудь уходил – раненых в крепости было много, и половине из них ещё требовалось его внимание – он немедленно пытался либо удрать с Ткачом Заклинаний на тренировочную площадку, либо утворить ещё что-нибудь не менее вредное для его ещё не восстановившегося здоровья. Да к тому же половина зеврановых учеников таскалась за ним с блестящими от восторга томными глазами и действовала Андерсу на нервы.
Успевший изрядно отупеть от сидения над документами Амелл почти две минуты пытался сообразить, сколько это – половина от пяти Воронят, и упустил момент, когда привычно наложивший на него диагностическое заклинание целитель снова недовольно покачал головой и, сунув ему в зубы крепко пахшую мятой склянку, вышел за дверь. Зелье Дайлен все-таки допил и, обреченно порадовавшись тому, что в голове несколько прояснилось, опять взялся за дела.
К вечеру он втянулся настолько, что явившемуся с полным подносом еды Зеврану пришлось полчаса бороться за право хотя бы отодвинуть бумаги в сторону и поставить этот самый поднос на стол. Ещё какое-то время Дайлен, не глядя, кусал то, что подносили к его губам, не отрывая глаз от просьбы констебля Айдана о финансовой помощи, изложенной в полном соответствии с требованиями какого-то замысловатого древнего закона. А потом дверь с грохотом распахнулась, и они с Зевраном в одинаковом недоумении уставились на ввалившегося в его кабинет молодого антиванца с опухшей на левую сторону физиономией.
– Фернандо, ты ведешь себя совершенно недопустимым образом, – резко выпрямившись, непривычно жестким и холодным тоном проговорил Зевран, и пылавший праведным гневом Вороненок разом поник и, заметно растеряв пыл, попятился к двери.
– Да ладно, пусть уж расскажет, в чем дело, раз пришел, – вздохнув, великодушно проговорил Дайлен. – А то ищи его потом, выспрашивай, в чем дело было…
– Что бы ни произошло, он не имел права вламываться в кабинет эрла без дозволения и даже без стука, – взглядом пригвоздив провинившего ученика к месту, отчеканил Арранай и, чуть заметно улыбнувшись в ответ на укор в глазах любовника, потребовал: – Излагай.
Фернандо дергано кивнул, но с исполнением приказа у него не заладилось: каждая попытка заговорить явно причиняла ему острую боль, и он мог только возмущенно мычать, бурно жестикулируя и свирепо сверкая глазами.
– Пиши. – Поморщившись, Зевран подвинул ему чистый лист бумаги и перо, и Вороненок, затравленно глянув на учителя, принялся торопливо строчить. Амелл мысленно хихикнул, наблюдая за тем, как у него на глазах рождается очередная объяснительная.
Фернандо наконец закончил и, экспрессивно резанув кончиком пера по бумаге в сотом, наверное, восклицательном знаке, протянул листок эльфу. Тот принял его с видом настолько брезгливым, будто ему предлагали кусок гарлочьей кожи, и начал читать. С каждой секундой его лицо становилось все жестче, и Дайлен, недоуменно приподняв бровь при виде ярости, неумолимо прораставшей сквозь обычную насмешливую невозмутимость убийцы, и требовательно дернул его за рукав.
– Idiota! – припечатав помявшийся листок к столу, процедил Зевран. Амелл с интересом покосился на текст, но разобрать кривой от волнения почерк не сумел и снова дернул любовника за руку, отвлекая его от заполошно замершего под его взглядом Фернандо.
– Поподробнее, пожалуйста, счастье мое, – спокойным ровным тоном попросил Командор. – Меня уже гложет любопытство.
– Это не будущий Ворон, это позор Гильдии! – отчеканил Арранай и, наконец отведя взгляд от вздохнувшего с облегчением ученика, принялся объяснять: – Этот idiota suicida решил пофлиртовать с твоим великолепным кузеном. Я, конечно, понимаю, что тот произвел на всех неизгладимое впечатление своей доблестью, но надо же мозгом пользоваться! – Фернандо протестующе замычал, но под убийственным взглядом своего мастера предпочел снова притвориться мебелью. – Поглядел бы хоть, какими глазами Гаррет на своего целителя смотрит, прежде чем лезть, куда не звали. Позор Гильдии! – уверенно повторил Зевран. – Абсолютное неумение адекватно оценивать обстановку и соизмерять свои силы.
– Да ладно, Андерс ведь мирный. А Гаррет самое большее посмеялся бы, – недоверчиво проговорил Дайлен, с сомнением глянув на потрепанного Вороненка.
– Гаррет и посмеялся, – пожал плечами эльф. – А Андерс, с которым этот idiota de pocos años решил поговорить о том, кто больше достоин места рядом с таким могучим воином, сломал ему челюсть и ушел долечивать возлюбленного. Ах да, «сеньор безобидный целитель», якобы не выдерживающий никакого сравнения с будущим Вороном, ещё велел зайти вечером – он ему челюсть поправит.
– Ну да, он ответственный, – гордо улыбнувшись, кивнул Амелл. И, покачав головой, нахмурился: – Твой ученик и впрямь повел себя неразумно. Пока что Гаррета все это забавляет, но ещё пара-тройка подобных случаев, и он может счесть, что Фернандо доставляет Андерсу слишком много проблем. А как Гаррет решает проблемы своего возлюбленного, ты помнишь – я тебе тот склад уже показывал…
– Я в сомнениях, mi amore, – кивнув, развел руками Зевран. – С одной стороны, я не хочу, пусть и косвенно, причинять какие-либо неудобства Гаррету или твоему другу Андерсу. Но с другой – как грандмастер Гильдии, я не имею права исключать из обучения столь немаловажный фактор как естественный отбор. В конце концов, Вороны ценятся так высоко именно потому, что большую часть не способных сделать дело дураков убивают ещё до того, как те заработают право носить это славное имя.
Перспектива стать жертвой естественного отбора придерживавшему распухшую челюсть Фернандо явно не понравилась. Во всяком случае, Андерс Дайлену на оборзевших антиванцев больше не жаловался и прибывшие с Зевраном Воронята в числе тоже не уменьшались. Через неделю, когда Амелл наконец вынырнул из первой партии документов и нашел время познакомиться с ними как следует, их все ещё было пятеро.
– В тяжелые времена людям особенно нужен праздник! – торжественно провозгласили у него над головой. Командор поднял глаза от листка, на котором все шире расползалась схема перенаправления финансовых потоков (с учетом того, что разбойников и контрабандистов порождения тьмы сожрали в первую очередь и, соответственно, легких денег от Гаррета можно было не ждать), и обнаружил, что на краю его стола, легкомысленно болтая изящными ножками в старых, аккуратно зачиненных сапожках, сидит Бетани.
– Ты на что-то намекаешь, маленькая сестренка, – внимательно изучив многозначительное выражение на лице кузины, заключил Амелл. Девушка всплеснула руками, как будто поражаясь его несообразительности, и, для пущей доходчивости постучав кулачком в лоб, объяснила:
– Я замуж хочу. Мне, видишь ли, завидно – вы с Зевраном тут сопите в четыре дырки под одним одеялом, Андерс над Гарретом хлопочет и ваших мелких антиванцев от него гоняет, даже королева уже вернулась из своей загородной резиденции и Карвер написал, что хлопочет об официальном усыновлении новорожденного мальчика… А я чем хуже?
– Ты ещё лучше, – усмехнувшись, заверил её Дайлен. – Только отпуск Натаниэлю я все равно не дам. У меня всего шесть Стражей, включая меня, и…
– Отправишь его набирать рекрутов по эрлингу, – распорядилась Бетани. – И тебе польза, и мне свадебное путешествие. Зевран сказал, чтобы я не мучила тебя бумажками, так что если тебе нужен финансовый план свадьбы – то есть, кто сколько пирогов и всякого такого обещал принести – спросишь у Нэйта. А я пока пойду проверю, как там мама с папой.
– Вот кого надо было эрлом делать, – проводив её взглядом, тоскливо вздохнул Амелл.
Андерс
– Извини.
– Что? – недоуменно приподняв брови, повернулся к нему дайленов эльф, наблюдавший за тем, как носились по размокшей после дождя тренировочной площадке его ученики.
Андерс сглотнул и, собравшись с духом, повторил:
– Я хотел извиниться перед тобой за то, что… говорил излишне грубо. Ну, тогда. Когда в первый раз тебя увидел.
– О, брось, – беззаботно улыбнувшись, отмахнулся Зевран. – Я все понимаю. Ты, усталый, встревоженный, только-только из тяжелого боя – а тут какой-то посторонний тип трогает твоего раненого возлюбленного нестерильными лапами! Просто ужас какой-то, верно?
– Ну, до «нестерильных лап» я додумать не успел, – смущенно признал целитель и, спохватившись, опасливо покосился на Ворона. Однако тот лишь понимающе прищурился и, негромко рассмеявшись, покачал головой:
– Не переживай, я не собираюсь дуться на тебя всю жизнь из-за пары случайно вырвавшихся резких слов. Ты ведь, в конце концов, самый близкий друг моего любимого человека – к чему нам ссориться из-за ерунды? – Он несколько посерьезнел и, доверительным жестом протянув к нему раскрытые ладони, добавил: – Я очень ценю дружбу Гаррета, но ничего больше от него не желаю. И никоим образом не угрожаю твоему положению, bueno?
– Ты умный, – с уважением поглядев на ждавшего его ответа эльфа, заметил Андерс. – Вы с Дайленом друг другу подходите. – Он проказливо ухмыльнулся и, как будто только что спохватившись, проговорил: – Оу, совсем забыл – я ведь уже почти год жажду выразить свое восхищение мужеством человека, который сумел вынести все закидоны моего самого любимого друга!
– О, я польщен безмерно! – Зевран, расхохотавшись, отвесил ему витиеватый поклон и, сверкнув в ответ смеющимися глазами, признался: – По правде сказать, тут мы с ним были наравне, так что тебе стоит выразить свое восхищение и ему тоже.
– Да он и так знает, – пожал плечами целитель и, потерев подбородок, добавил: – Я ему там принес укрепляющего зелья, проследи, чтобы он выпил, ладно?
Ворон кивнул, и Андерс, на всякий случай вежливо улыбнувшись ещё раз, направился к лазарету. Похоже, повезло – с Зевраном они явно поладят. Не то что с Йованом, с которым они ссорились по любому поводу и даже без такового.
И просить прощения у кого-то кроме Дайлена, тоже оказалось не так страшно и противно, как он думал.
Гаррета он перехватил в последний момент. Клятый неугомонный Хоук, опять «забыв» его указания, уже успел добраться до тренировочной площадки, и Андерс сумел предотвратить неизбежное только благодаря привычке поглядывать в выходившее в ту сторону окно.
– Я тебе что говорил, любовь моя? – сурово осведомился целитель, выхватив из рук боевого мага Ткача Заклинаний.
– Что ты меня любишь, – со счастливой улыбкой отрапортовал тот, и Андерс едва сдержал желание огреть его ножнами его собственного меча.
– А кроме этого? – вопросил маг и, вопреки своим первоначальным намерениям ласково коснувшись губами его губ, напомнил: – Я говорил, что в ближайшие дни тебе надо вести себя осторожнее! И вообще лучше пока полежать в кровати, как приличному пациенту, а не скакать с тяжеленным клинком по скользкой земле. Гаррет, я что, привязывать тебя должен?
– А по-моему, дельная мысль, – фыркнул проходивший мимо Зевран и, обменявшись с Хоуком приветственным кивком, стремительно взбежал по ведущей к цитадели лестнице.
Андерс только вздохнул.
То, что пациент из Гаррета хреновый – строптивый, пронырливый и самоуверенный – выяснилось почти сразу. Нет, в первый день он, ещё слабый от ран и потери энергии, которая потребовалась его телу для исцеления, прилежно валялся в кровати и бездельничал, как и положено порядочному больному. Сам Андерс, чувствовавший себя едва ли не хуже, лежал рядом с ним и трясся в лириумном отходняке, почти не сознавая, на каком свете находится: в пользу реальности свидетельствовали теплые руки Гаррета, бережно, успокаивающе гладившие его мелко дрожавшее тело, и крепкое горячее плечо под головой, однако перед глазами все плыло и путалось, словно в Тени.
Эта калечная идиллия продлилась недолго: на следующее утро целитель немного пришел в себя и, устав терпеть угрызения совести, отправился проверять остальных своих подопечных, а несколько набравшийся сил Хоук решил, что раз у него ничего не болит, то лежать в кровати и дальше вовсе не обязательно. Андерса чуть удар не хватил, когда он, подняв голову от очередной перевязки, увидел, как это невыносимое создание, неловко поводя плечами, примеривается к тяжеленной балке, перегородившей проезд к арсеналу. И дальше было ничуть не легче: Гаррет, конечно, покорно выслушивал его лекции об особенностях магического исцеления ран, но, как и всякий очень здоровый от природы человек, в опасность, которую таила в себе возможность перенапрячь не успевшие окрепнуть мышцы, не верил. Для пущей убедительности Андерс наложил ему на ребра давящую повязку, надеясь, что замотанная бинтами грудь послужит достаточно четким напоминанием, но эта его хитрость, судя по всему, не сработала тоже.
– Ещё раз поймаю – точно привяжу, – пригрозил он, отведя Хоука обратно в комнату и, спрятав Ткача Заклинаний в запирающийся шкаф, указал рукой на кровать: – Ложись!
– А ты? – проказливо ухмыльнулся тот и, по-кошачьи потянувшись всем телом, лукаво поглядел на него.
– А я вечером, – с сожалением вздохнул целитель, борясь с желанием упасть рядом, содрать с него повязку и штаны и как следует, собственными руками проверить ход выздоровления… – Поспи пока, что ли. Или Сэра Ланцелапа погладь, вот он как раз тебе в пятки тычется. Только не делай ничего такого, напрягающего, пожалуйста.
Гаррет вздохнул тоже и покорно кивнул, и Андерс, с подозрением глянув на странно покладистого возлюбленного, вернулся в лазарет. Там уже успела выстроиться целая очередь пациентов, дожидавшихся его появления, и он ещё часа четыре перевязывал, промывал, перебинтовывал старые раны, исцеляя только самые серьезные и оставляя те, что полегче, заживать самостоятельно. Его собственные силы восстановились ещё не до конца, а пить лириум после такой передозировки было попросту страшно.
Само собой, в комнате он Хоука не обнаружил.
Десятью минутами спустя выяснилось, что Гаррет удрал в библиотеку. И сидел там в обнимку с четырьмя внушительными томами, в общей сложности раз в восемь превышавшими тот небольшой вес, который Андерс разрешил ему поднимать. Причем об этом боевой маг отлично помнил, поскольку при виде сурово сдвинувшего брови возлюбленного он мгновенно развернулся и, уронив книги на руки маячившему сзади малолетнему антиванцу, с лица которого мигом пропала слащавая кокетливая улыбочка, сделал вид, что совсем тут ни причем. Вороненок насупился и, покачнувшись под тяжестью «подарочка», ревниво зыркнул на целителя.
– А этот что тут делает? – ответив обнаглевшему вконец мальчишке не менее свирепым взглядом, осведомился Андерс.
– Изучает ферелденскую поэзию, – отозвался Хоук и, подойдя к нему, ласково ткнулся носом в висок, а потом с усмешкой прошептал, задевая ухо губами: – Врет, конечно. Ну и хрен с ним, он забавный.
Целитель вздохнул и просто из вредности несильно укусил его за шею. В голосе его отступника звучала та снисходительная симпатия, которую закоренелые кошатники обычно обращают к щенкам мабари: вроде и славные создания, а все ж таки не кошки. И уж тем более не родной и любимый, которого можно…
– Не смей поднимать меня на руки! – вовремя возмутился Андерс. – Снова мышцы порвешь, а мне тебя потом опять шесть часов собирать? Пошли, отдыхать будем. – Он аккуратно высвободился из объятий Гаррета и, глянув на завистливо сопевшего Вороненка, не без мстительности добавил: – А ты… как там тебя, Фернандо?.. отнесешь к нам выбранные книги.
Все пять минут, которые потребовались им на возвращение в отведенные младшему сенешалю крепости комнаты, спину целителя пронзал возмущенный взгляд молодого антиванца. Довольный возвращением возлюбленного Хоук, похоже, напрочь о нем забыл, а вот Андерсу все это уже порядком надоело. Ладно бы ещё Фернандо со своим рыжим ушастым приятелем восхищались его магом с пристойного расстояния, как все остальные. Так нет, стоило отвернуться на мгновение – и они чуть не на голову ему лезли.
– Вот что, Вороненок, – начал Андерс, убедившись, что трактат по высшей стихийной магии гарантированно займет уложенного в кровать Гаррета хотя бы на полчаса, и снова выйдя в коридор к явно выискивавшему повод ввалиться внутрь Фернандо.
– Я Антиванский Ворон! – не дослушав, перебил его юнец, и целитель устало поморщился:
– Ворон – это Зевран, а ты, вообще говоря, и не Вороненок даже, а так, курица щипаная. У наставника своего спроси, он подтвердит. – Фернандо скрипнул зубами, но ляпнуть ещё что-нибудь не успел, потому что Андерс продолжил: – Короче, не лезь к моему магу.
– А то что? – презрительно фыркнул антиванец. – Можно подумать, вы, сеньор целитель, мне что-то сделаете. Сеньору Хоуку нужен человек, который сможет прикрыть ему спину в бою, а не обуза в виде не способного защитить даже себя мирного лекаря…
Андерс чуть не заржал, при виде подобного незамутненного самодовольства даже перестав злиться. Почти.
– Значит, считаешь меня слабаком, мальчик? – совладав с рвущимся наружу смехом, вкрадчиво поинтересовался он. Фернандо уверенно кивнул, и целитель, все-таки улыбнувшись, все тем же коварным тоном осведомился: – А ты знаешь, сколько в среднем весит посох мага?
На лице антиванца наконец-то изобразилась работа мысли, и Андерс, дождавшись, пока в наглых темных глазах забрезжит осознание, шагнул вперед и ударил его в челюсть. Плотно сжатым кулаком, с разворота, вложив в удар весь свой вес – точно так, как научил его Гаррет после многочисленных жалоб на то, что в трактирной драке с него никакого проку.
Вороненка отнесло к противоположной стене и развернуло на пол-оборота, и он неловко плюхнулся на пол и, опасливо потрогав хрустнувшую кость, ошалело уставился на него. Андерсу понравилось.
– Зайдешь ко мне в лазарет завтра вечером, я тебя исцелю, – с полминуты полюбовавшись на результат своих действий, великодушно сказал он. – А пока так походи, для закрепления педагогического эффекта.
А потом развернулся и, всем своим видом демонстрируя, что не боится удара в спину, вернулся в комнату.
– Ну как, получилось? – с азартом поинтересовался сразу отодвинувший книгу Хоук и, поймав его за руку, принялся целовать слегка рассаженные костяшки.
Андерс фыркнул и, быстро скинув пропахшую целебными зельями мантию, нырнул к нему под одеяло. У него на талии сразу сомкнулись теплые сильные руки Гаррета, под головой оказалось жесткое удобное плечо, и он удовлетворенно вздохнул.
– Получилось, – легонько потершись носом о шею любовника, подтвердил Андерс. Осторожно погладил его по груди и ехидно переспросил: – Что, не жалко тебе этого «забавного»?
– Не-а, – равнодушно сказал Хоук и, лукаво мурлыкнув, ласково и нежно поцеловал его в губы.
Одним поцелуем дело, разумеется, не кончилось – за первым последовал второй, затем третий, Андерс сладко заурчал и, обняв Гаррета за шею, прижался к нему поплотнее. И только через полчаса, уже вовсю постанывая под настойчивыми горячими губами, вспомнил, что…
– Нельзя же! – разочарованно выдохнул он, пытаясь ускользнуть от нового поцелуя. – Гаррет, тебе же нельзя напрягаться, а… а-а, к демонам, не могу, хочу тебя…
– Мы осторожно, – тепло фыркнув ему в ухо, пообещал тот и, аккуратно перевернув его на спину, легонько прихватил зубами кожу под челюстью. Андерс застонал, сжимая пальцы у него плечах, но потом все-таки сумел взять себя в руки и решительно толкнул Хоука обратно:
– Нет, не так. Я же сказал, тебе нельзя напрягаться. – Он оседлал любовника и, игриво потершись пахом о его бедра, снова наклонился к губам: – Вот так и лежи, счастье мое неугомонное…
Гаррет усмехнулся в поцелуй и, послушно вытянувшись под ним, настойчиво огладил ладонями его спину. Андерс выгнулся с довольным стоном и, потершись носом о его шею, тихо и серьезно сказал:
– Мне нравятся твои руки.
Гаррет посмотрел на него так тепло, что от одного этого взгляда, казалось, можно было растаять. Андерс блаженно прижмурился и, опершись на кровать возле его головы, отдался во власть этих самых рук, нежно и настойчиво гладивших все его тело, от едва заметной чуткой впадинки под затылком до самых сокровенных мест. В последнем, строго говоря, уже давно не было никакой физиологической необходимости – но Гаррет неизменно превращал банальный технический момент в упоительную, пьянящую ласку, и Андерс только гортанно застонал ему в губы, насаживаясь на неторопливо растягивавшие его пальцы.
Фернандо, на следующий день явившийся к нему в лазарет, выглядел ещё более помятым, чем накануне. Допустим, челюсть Андерс ему сломал сам, распухшие уши и исполосованную задницу можно было списать на педагогический порыв Зеврана, а вот происхождение многочисленных синяков на ребрах так и осталось для целителя загадкой, поскольку распространяться об этом понурившийся Вороненок не пожелал. Не то чтобы это действительно Андерса интересовало.
Дел у целителя и без того было предостаточно. Он решил в кои-то веки взяться за ум и попытаться предотвратить часть своих проблем вместо того, чтобы потом их решать. Учтя свои неудачи в деле утихомиривания своего возлюбленного, Андерс быстро разогнал своих уже не нуждающихся в особом внимании пациентов и, покопавшись в собранных рецептах, сел варить ускоряющее регенерацию и восстановление зелье.
Дело это было небыстрым, отвлекаться от него было нельзя, и Андерс даже обрадовался, когда через порог лазарета, застенчиво улыбаясь, переступила единственная зевранова ученица. Когда приходилось одновременно вести беседу об особенностях восстанавливающих зелий и пристально следить за одним из них, мерно булькавшим в котелке, у него оставалось намного меньше времени на то, чтобы беспокоиться за наверняка удравшего куда-нибудь Гаррета.
Через полчаса радоваться он перестал. Вообще. Потому что, как выяснилось, настырные антиванские ухаживания ему не нравились даже в исполнении изящных миловидных девушек. Однако отделаться от Аделиты оказалось куда сложнее, чем он думал: бить женщину, которая не угрожала его жизни, было как-то неловко, а более деликатные способы не давали нужного результата. А потом он заметил в окне направлявшегося к лазарету Хоука и попросту впал в панику.
Если Гаррет увидит все как есть: чуть не висящую на нем девицу с расстегнутым на две… проклятье, уже на три… пуговицы лифом, её руки, лезущие куда попало и, по ощущениям, в числе не уступавшие щупальцам какой-нибудь матки, коварно-самоуверенную улыбку убежденной в собственной неотразимости антиванки… То, что случилось после той глупой болтовни с Веланной, покажется ему детским лепетом.
– Кыш отсюда, – с изумившим его самого проворством оторвав от своей мантии руки девушки, бешено прошипел Андерс. – И не смей тут сиськами трясти. Огорчишь мне Гаррета – отравлю.
Чутье на опасность у Аделиты оказалось куда лучше, чем у злосчастного Фернандо. Она успела отскочить от неожиданно взъярившегося целителя и застегнуть платье за миг до того, как Хоук переступил порог… но опускала поднесенные к груди руки она уже под понимающим взглядом боевого мага. Андерс сглотнул и с трудом подавил желание куда-нибудь спрятаться, судорожно придумывая, как убедить Гаррета в том, что ничего не было, не будет и быть не могло. В самом деле отравить стерву, что ли…
– Сеньорита, вам когда-нибудь рассказывали о том, что посягать на чужое нехорошо? – доброжелательно поинтересовался Хоук. Настороженно замершая под его взглядом Аделита нерешительно кивнула, и отступник уточнил: – А ваш мастер вам разве не говорил, что соблюдать сию заповедь действительно нужно – хотя бы тогда, когда вы значительно уступаете по силе тому, с кем собрались соперничать? – Девушка, посмурнев, отвела взгляд и снова согласно качнула головой, после чего Гаррет укоризненно вздохнул и закончил: – Ну и какого ж хрена вы тогда виснете на моем маге?
Андерс выдохнул и наконец осмелился посмотреть на возлюбленного. Хоук весело подмигнул ему и, ещё раз строго глянув на Аделиту, заключил:
– Идите-ка к Зеврану, леди, расскажите о совершенной вами глупости и получите заслуженную порку. Живо.
Антиванка исчезла из лазарета так быстро, как будто была привидением. Андерс, чуть не покачиваясь от внезапного острого облегчения, поднялся на ноги и, подойдя к Гаррету, обхватил его поперек туловища.
– Скажи это ещё раз, – уткнувшись носом ему под челюсть, тихо попросил целитель.
– Что именно, солнышко? – мягко переспросил Хоук и, получив шутливый тычок под ребра, чуть слышно рассмеялся ему на ухо: – Мой Андерс.
– Вот, – в глубине души сам себе удивляясь, удовлетворенно проговорил маг и, глубоко вздохнув, положил подбородок ему на плечо.
Перед глазами у Андерса мелькнули светло-рыжие лапы, потом ему наступили на нос, а потом Сэр Ланцелап улегся ему на голову и, положив передние лапы и морду на макушку Гаррета, счастливо заурчал.
Гаррет Хоук
Гаррету, по правде сказать, было даже стыдно.
Андерс смотрел на него теплым укоряющим взглядом, долго и подробно объяснял, что и почему, даже тихонько, чуть удивленно шептал на ухо, что любит и просто за него беспокоится – а ему все равно никак не удавалось выполнить одну-единственную несложную просьбу своего сокровища. Хотя он честно старался.
Хоук виновато вздохнул и осторожно двинулся дальше. Андерс был отличным целителем, и болеть его раны перестали уже к вечеру того дня, когда он их получил. Правда, ещё около суток сил у него хватало лишь на то, чтобы поднять руку или медленно, печально добрести до стоявшей в углу ночной вазы, и вместо того, чтобы хлопотать вокруг Андерса, мучившегося отходняком после передозировки лириума, поднося ему то стакан воды, то склянку восстанавливающего зелья, он просто лежал рядом и размеренно, ласково гладил любимого по судорожно дрожавшей спине, отчаянно жалея, что ни на что больше не способен. На следующий день им обоим стало лучше, и целитель немедленно удрал в свой лазарет, заявив, что другим больным его помощь нужна гораздо больше, а целоваться они будут вечером.
Вот тогда-то и выяснилось, что лежать без дела Гаррет физически неспособен. Организм упорно заявлял, что уже совсем здоров и полон сил, и требовал немедленно потратить куда-нибудь хоть часть этой энергии. Пару часов отступник продержался, а потом все-таки не вынес и отправился искать себе какое-нибудь занятие.
Его поймали. И отчитали как маленького, а потом чуть не за ручку довели до комнаты и уложили в кровать. Нет, Хоук был бы вовсе не против – если бы не одно «но». Андерс в кровати не остался, а только укоризненно покачал головой и ушел обратно в лазарет.
Гаррет часа с полтора обнимался с Сэром Ланцелапом, но потом ему стало так невыносимо скучно…
Его поймали.
И ещё раз.
И ещё.
Раз на пятый до него все-таки дошло, что пытаться пролезть на тренировочную площадку, находившуюся прямо под андерсовыми окнами, глупейшее занятие. Размяться ему все равно не дадут, а его солнышко опять огорчится. Да и меч у него отобрали, а проверить целостность барьерных рун на площадке он не успел, так что колдовать там было довольно рискованно для окружающих.
Так что Гаррет поразмыслил и отправился в библиотеку, решив, что чтение – занятие совершенно безопасное с точки зрения физического напряжения. Где-то на полпути к нему прицепился опять Фернандо, который все четверо суток после битвы за Башню Бдения ходил за ним чуть не хвостиком вместе с кем-то из рыжих Воронят-эльфов. Рыжиков Хоук по-прежнему не различал и потому в случае нужды ограничивался дружелюбно-насмешливым «ушастик» – на что славящиеся своей нетерпимостью к шемской снисходительности эльфы реагировали с подозрительным смирением.
Пожалуй, Фернандо и был самой существенной угрозой его здоровью, потому что от его попыток пококетничать Гаррета начинал разбирать смех. Хотя нет, это ещё слабо сказано: после чуть ли не каждого комплимента, которые юный антиванец изрекал с непробиваемо-самоуверенным видом, отступнику хотелось даже не рассмеяться, а самым неприличным образом заржать, а после такой нагрузки и у здорового-то человека иногда начинало болеть все тело. Что уж говорить о нем, погрызенном, поломанном и, по словам Андерса, ещё не до конца восстановившем свои силы.
Врать черноглазый Вороненок пока тоже умел плохо. Хоук мысленно фыркнул, услышав о его внезапно вспыхнувшем интересе к ферелденской поэзии, и нисколько не удивился, когда тот последовал за ним в секцию со сборниками ферелденских законов, а затем и магической литературы. Туда отступник, вообще говоря, и не собирался, но при виде трех здоровых фолиантов из тех, которые его заставлял читать Вэрел, его одолела тоска.
О том, что выбранные им книги вполне подходили под определение тех самых «тяжестей», поднимать которые ему строго-настрого запретили, Гаррет вспомнил только тогда, когда заглянувший в библиотеку Андерс уставился прямо на них и на лице его появилось то самое Выражение, которое означало, что его самый любимый и несносный пациент опять сделал что-то не то. Спохватившись, Хоук уронил свою добычу на руки стоявшему рядом Фернандо и, сделав вид, что так и собирался сделать с самого начала, с улыбкой направился к возлюбленному.
– А этот что тут делает? – свирепо осведомился Андерс, нехорошо глядя на антиванца, и Гаррет, с самым серьезным видом сообщив о внезапно возникшей страсти юного Ворона к ферелденской поэзии, с довольным урчанием уткнулся в висок своего солнышка.
За книги ему, кстати, так и не влетело. Обрадованный Хоук попытался подхватить своего целителя на руки, намереваясь самым что ни на есть смешным и романтичным образом отнести его в кровать, но тот сгубил эту затею в самом начале. В спальню в итоге бережно и заботливо отвели самого Гаррета, после чего уложили под одеялко и, сунув в руки трактат по стихийной магии, любовно поцеловали в нос.
– Почитай пока, счастье мое, а мне нужно закончить одно мелкое дело, – с ласковой улыбкой сообщил ему Андерс и, ещё раз погладив по щеке, выпрямился. Улыбка с его лица пропала мгновенно, сменившись свирепым прищуром готовившегося к схватке бойца, и Хоук, прилежно уткнувшись в книгу, обратился в слух.
Его вмешательство, впрочем, не потребовалось. Раздававшиеся из-за двери голоса звучали напряженно, но ровно, и угрозы своему любимому Гаррет не чувствовал. А потом послышался звук удара, ещё одна короткая фраза, и Андерс, картинно-небрежным жестом захлопнув за собой дверь, с гордым видом отстоявшего свою территорию кота подошел к кровати.
– Ну как, получилось? – не сумев сделать вид, что купился на сказку о «маленьком деле», азартно осведомился Хоук и, поймав целителя за руку, нежно поцеловал его рассаженные – о физиономию антиванца, наверное – костяшки. От мысли о том, что Андерс стал по собственной воле защищать его от пусть и смешных, но все же посягательств чужака, внутри как будто вспыхнуло маленькое горячее солнышко, и Гаррет, едва дождавшись, пока целитель скинет мантию и заберется к нему под бок, потянулся к его губам.
Окрыленный своей победой Андерс отозвался на ласку нетерпеливо и пылко, и Хоук, блаженно заурчав под легшими ему на плечи руками, принялся осыпать его поцелуями. Теплые сухие ладони скользнули ему на шею, разминая и поглаживая, и отступник только глухо застонал, наконец услышав вместо твердого, хоть и окрашенного сожалением «Тебе пока вредно, любовь моя» отчаянно-беспомощное «Не могу, хочу тебя…» Он снова поцеловал любимого, глубоко и настойчиво, и опрокинул его на спину, уже предвкушая, как наутро тот будет с фальшивым недовольством похрипывать на него сорванным в крике наслаждения голосом. Только мгновением спустя Гаррета аккуратно, но сильно толкнули в грудь, а ещё через секунду лукаво щурившийся Андерс, ласково царапнув его ключицы коротко обстриженными ногтями, поерзал у него на бедрах и, приподнявшись, нежно и дразняще поцеловал его сам.
– Вот так и лежи, счастье мое неугомонное… – Строгого голоса у целителя уже не получилось, Хоук чуть заметно усмехнулся в поцелуй и, покорно вытянувшись под ним, провел ладонями по жилистой крепкой спине. Андерс, невыносимо красивый, с растрепанными золотистыми волосами и потемневшими от возбуждения глазами, откинул голову назад и блаженно застонал, а затем снова наклонился к нему и игриво лизнул в губы.
– Сердце мое, сокровище мое, солнце мое любимое… – задыхаясь от восторга, безостановочно шептал Гаррет и, не давая Андерсу ни мгновения передышки, целовал, покусывал, щекотал языком плечи, шею, раскрасневшиеся уши, уверенно и настойчиво гладил разгоряченное, стосковавшееся по его прикосновениям тело и осторожно проникал пальцами в жаркую глубину, дразня и обещая. Его любимый подставлялся ему доверчиво и бесстрашно, лаская его слух негромкими гортанными стонами и прерывистыми нетерпеливыми всхлипами, и по-кошачьи выгибал спину, а затем приподнялся и, сверкнув совершенно непристойной усмешкой, одним плавным движением насадился на него.
Гаррет улыбнулся, поймав его горящий страстью взгляд, на мгновение сжал переплетенные с его собственными пальцы и позволил себе рухнуть в бездонное штормовое море наслаждения.
Наутро заснувший у него под боком Андерс разбудил его долгим ласковым поцелуем и, без особого успеха изобразив суровую гримасу, опять напомнил ему о том, что здоровье надо беречь и каким именно образом нужно это делать в его случае, а потом снова ушел в лазарет. Хоук опять честно попытался: в компании с тремя томами, полными тайн юриспруденции, и одним по высшей магии для отдыха процесс оберегания пошел лучше, но все равно к полудню он готов был взбеситься. Поразмыслив немного, он сумел вспомнить, что прогулки как таковые ему не запрещали – только тяжелую физическую нагрузку – и отправился бродить по крепости.
Больше всего Гаррета изумило то, что попавшийся ему на пути Вэрел, успевший обзавестись полудюжиной новых тревожных морщин, при виде него только махнул рукой и, отечески улыбнувшись, велел идти отдыхать. Отступник сдуру ляпнул что-то про дела эрлинга, мгновенно об этом пожалел, поскольку его чувство долга оправиться от ран пока не успело и потому не требовало немедленно взвалить на себя все то, с чем он с переменным успехом боролся до штурма – однако сенешаль только махнул рукой и повторил, что пока справится и без него. Хоук воспользовался возможностью и торопливо отступил.
Попытка сунуться к Дайлену и попросить себе какое-нибудь не нарушающее предписаний Андерса дело предсказуемо провалилась; Гаррет задумчиво подергал запертую дверь, расслышал донесшийся из-за нее тягучий стон и, понимающе хмыкнув, двинулся прочь. Попавшийся ему на пути Фернандо почему-то схватился за челюсть и шарахнулся к противоположной стене коридора, и отступник, злорадно фыркнув, прошел мимо.
Не то чтобы он испытывал какую-то неприязнь к глупому мальчишке, но осознание того, что Андерс ценит его настолько, что готов силой отбивать у конкурентов, изрядно грело душу.
Все не требовавшие особых физических сил дела, как назло, сделали ещё до него, и Гаррет, задумчиво покосившись на остатки баррикад, повернулся к лазарету. Браться за серьезную работу смысла не было, рядом тут же появится как будто чуявший каждую его попытку целитель, и ему опять станет стыдно, что он расстроил свое солнышко. А так, быть может, ему все-таки позволят сделать что-нибудь несложное, но полезное – сварить бинты, к примеру, или помыть использованные склянки, или ещё что-нибудь в этом духе…
Зеврановы воронята, как выяснилось, были вездесущи. К тому, что у него самого стало на две-три тени больше, Хоук уже успел привыкнуть, но и в лазарете обнаружилось пополнение. Глядевшая на него разочарованно и опасливо Аделита медленно, как будто боясь потревожить голодного зверя, опустила поднятые к верхней пуговице лифа руки и невинно улыбнулась, а в глазах сидевшего в полутора ярдах от неё Андерса уже стыло горькое отчаяние напополам с тоскливой обидой невинноубиенного. Маг обреченно скривил губы и отвел взгляд, а Гаррет на секунду замер, разрываясь между желанием немедленно броситься утешать любимого и кристально ясным осознанием того, что никому – ни мужчине, ни женщине, ни Древнему Богу – никогда его не отдаст. Не сумеет.
– Сеньорита, вам когда-нибудь рассказывали о том, что посягать на чужое нехорошо? – не по-хорошему ласково осведомился Хоук. Андерс чуть повернул голову и с безумной надеждой посмотрел на него, и отступник, побоявшись принять это за поощрение, все же договорил, сверля антиванку зловещим взором: – Ну и какого ж хрена вы тогда виснете на моем маге?
На лице его сокровища изобразилось настолько явное облегчение, что Гаррет, не удержавшись, весело подмигнул ему и, ещё раз строго глянув на Аделиту, не подразумевающим возражений тоном велел ей отправляться к наставнику. Это, в конце концов, не его задача – вправлять мозги зеврановым птенчикам.
– Скажи это ещё раз, – трогательным беспомощным жестом уткнувшись ему в шею, пробормотал целитель. Хоук, счастливо прижимавший свое солнышко к груди, попытался сделать вид, что не понял, немедленно получил тычок в якобы требовавшие бережного обращения ребра и, сглотнув, все-таки осмелился сказать:
– Мой Андерс.
– Вот, – довольно мурлыкнул тот и, легонько потершись носом о его шею, положил подбородок на плечо. Гаррет прижался щекой к его волосам и блаженно прикрыл глаза – а секундой спустя целитель слабо охнул, фыркнул, после чего и он почувствовал кольнувшие кожу острые коготки. Потом Сэр Ланцелап махнул хвостом, мазнув ему по носу, и, ещё раз растопырив пальчики, навалился на его макушку теплой грудкой и дремотно заурчал.
– Нас благословило какое-то божество, пославшее этого кота в качестве изъявителя своей воли, – с усмешкой проговорил Хоук. Андерс фыркнул, обозвал его еретиком и, не сумев сдержаться, все-таки засмеялся. Потревоженный зверь снова мазнул когтями по их головам и, поразмыслив, перебрался на более удобный и, главное, совсем не трясущийся подоконник.
Вечером выяснилось, что запрет на умеренно активные телодвижения уже снят, и Гаррет немедленно этим воспользовался. После чего разомлевший Андерс посмотрел на него такими глазами, что он мигом вспомнил о том, что они так и не отпраздновали свое выживание самым простым и традиционным способом, и поспешил исправить это упущение. А потом довольно жмурившийся целитель положил голову ему на плечо и принялся рассеянно вырисовывать кончиками пальцев какие-то узоры у него на груди, этак невзначай сообщив чуть осипшим голосом:
– А мне тут дайленов Зевран очень много интересного рассказал. Не хмурься, не про секс. Хотя теоретический обмен опытом можно было бы устроить, а потом я бы на тебе попрактиковался… – мечтательно добавил он и, ласково прикусив мочку хоукова уха, вернулся к первоначальной теме: – Оказывается, мой самый любимый амулет – практически точная копия ривейнских венчальных браслетов. Как любопытно, правда?
Растекшийся по кровати большой счастливой лужей Хоук напрягся. Одно дело – шептать в чуткое ухо «Мой Андерс» сейчас, когда его любимый только улыбается в ответ азартно и чуть неловко, словно примеряя новую удобную, но немного непривычного покроя мантию, и совсем другое – осмелиться заявить на него свои права тогда, когда прав этих не было и в помине. Да к тому же…
– Нихрена, я его сам придумал, – по-настоящему обидевшись, сказал Гаррет. Чистую правду, между прочим – сколько времени убил на то, чтобы убедить Вэйда сделать заготовку в точном соответствии с рассчитанной им схемой, не впадая в неуместное изобретательство.
Андерс, вопреки его опасениям, только тихо рассмеялся и, игриво лизнув его в уголок губ, весело объяснил:
– А это называется конфлюэнция. Такая хрень из теории эволюции, которая объясняет, почему, к примеру, у дельфинов и рыб похожая форма тела, хотя они совсем друг другу не родственники. – Хоук недоуменно сдвинул брови и, озадаченно поглядев на лукаво улыбавшегося целителя, получил разъяснения более подробные: – Ривейнские венчальные браслеты, оказывается, штука очень древняя, чуть ли не древнее Тевинтера. И функция у них изначально была именно такая: защитить и поддержать. Правда, никто уже не знает, были там руны или какие-то другие способы создать энергетические узлы с нужными свойствами – но сходство поставленной задачи обусловливает и сходство оптимального её решения. – Андерс помолчал и гордо добавил, покрепче прижав его к себе: – Ты у меня очень умный. До того, на что древним ривейнцам потребовался не один десяток поколений, ты додумался за несколько месяцев.
Гаррет неопределенно хмыкнул, и целитель, как будто догадавшись о том, что его беспокойство ещё не утихло, приподнялся на локте и глубоко и долго поцеловал в губы. А потом тепло улыбнулся и, улегшись ему на грудь, уже строже проговорил:
– А вот о чем я с тобой хотел совсем серьезно поговорить, так это об одной штуке, о которой вы с Дайленом мне рассказать в этой запарке забыли. Вернее, Дайлен говорил, но так, между делом, когда рассказывал, как жил без меня все это время.
Хоук настороженно нахмурился, и Андерс, ласково погладив его по обросшей к вечеру щеке, уточнил:
– Зевран сказал, что Дай сумел выжить благодаря одной ведьме. Но ведьма была сомнительной, как и проведенный ею ритуал, и хотя нужное им действие тот все-таки оказал, возможные последствия могут оказаться куда хуже. А ты, оказывается, ещё и пообещал позаботиться о том, чтобы этого не случилось – путем либо ознакомления с тем, куда все это ведет, либо убиения оной ведьмы. Которая наверняка будет сопротивляться.
– Ну да, – поморщился Гаррет. Вспоминать об этом было неприятно. Не столько из-за вероятной схватки с Морриган, сколько из-за того, что данное некогда слово он до сих пор не сдержал. И не сдержит ещё долго, потому что взвалил на себя ещё и обязанности младшего – пока – сенешаля, а значит, бросить эрлинг Амарантайн на произвол судьбы не имеет права, и кто его знает, что успеет вырасти из ребенка с душой Древнего Бога за это время…
– Когда отправишься разбираться с ведьмой, возьмешь меня с собой, – поймав его взгляд, твердо проговорил Андерс. – Одного я тебя все равно не отпущу. Только вначале ты должен выздороветь полностью, ясно?
The End.
@темы: творчество, тексты, Я, аффтар!, cat-person^_^, Кошки Башни Бдения, Dragon Age
-
-
01.10.2012 в 00:38-
-
03.10.2012 в 10:50-
-
03.10.2012 в 11:12-
-
23.12.2014 в 01:55Андерс из состояния "ты кто такой, марш от моего Дая" дошел, медленно, но верно до "Гаррет, любовь моя, как я без тебя жил".
Боже, обожаю этот размеренный, неторопливый ритм развития отношений. И сюжет.
Блин. Этот фф - хэдканон аушности. Одно из самых правдоподобных.
Любить, любить Вас однозначно! ❤❤❤
-
-
23.12.2014 в 08:31Спасибо за отзыв!)