в рамках бреда-4, еврейский вопрос

[fayere]

Да не усмотрят наезда, национализма и прочих неприятных вещей. Я ж просто любовно стебусь.

Автор снова укурился; совсем.

- Ты опять общался с Чарльзом? - гневно осведомился Эрик, выловив в трепотне отпрыска несколько подозрительно знакомых фраз.
- Ой, ну вот только не надо опять, пап! - отмахнулся Пьетро. - Я все понимаю, у вас там любовь, но хватит уже изображать из себя собаку на сене! То, что ты гей, ещё не повод вести себя как мудак! А Чарли классный, когда перестает занудничать.
Ошеломленный новостями о своей - оказывается - нетрадиционной ориентации Эрик потерял дар речи на совершенно недопустимые в общении с Пьетро четыре секунды. Сын успел сожрать едва надкусанное эриково яблоко, сунуть ему в руки большое блюдо с ещё горячими бигмаками, отобрать блюдо, вернуть его полупустым, завернуть Эрика в плед, затолкать его в кресло и поставить перед ним литровую кружку исходившего паром Эрл Грея.
Просто иногда Ртуть вдруг вспоминал, что О Папе Надо Заботиться - и приступал к делу со всем своим подростковым энтузиазмом.
- Я еврей, а не... не... это, - кое-как выдавил из себя Эрик: Пьетро несколько перестарался с завертыванием, и дышать было трудновато. Похоже, Эрик начинал терять хватку - нужно было раньше озаботиться тем, чтобы в любой потенциально опасной тряпке в доме появилось хотя бы по маленькому кусочку металла.
- Охуеть! - предсказуемо отреагировал Пьетро. - Эй-эй-эй, погоди, так это ж получается, что я тогда тоже еврей?
- Наполовину. - Его восторга Эрик, выросший в куда менее благоприятных к избранному народу условиях, совершенно не понял и всерьез насторожился.
- Неважно! А у нас в классе был один еврей, Тони Голдштейном звали! Мы у него на бар-мицве всем классом гуляли! - Носившийся по комнате Пьетро вдруг замер и нехорошо посмотрел на отца: - Постой-ка, это получается, ты мою бар-мицву зажал?
- Я в это время в тюрьме сидел, - почти с облегчением отозвался Эрик: в кои-то веки ему было что ответить на справедливые, по большей части, упреки отпрыска. Упреками тот не злоупотреблял - но тем неприятнее был каждый из них.
- Гнилая отмазка, - провозгласил Пьетро - без особого, впрочем, возмущения. - Свою-то, небось, как надо отметил!
- А тогда я сидел в концлагере, - пожал плечами Эрик. Прежде он не мог вспоминать об этом без гнева, но в присутствии сына это почему-то прозвучало... просто констатацией факта.
- Погодь! Это ж получается, у тебя тоже не было бар-мицвы? - от души ужаснулся его непредсказуемый отпрыск; возник в одном углу гостиной, в другом, вернулся в первый и решительно объявил: - Это надо исправить! Я сейчас!
Собиравшийся крикнуть "Стой!" Эрик закрыл рот, касанием мысли захлопнул дверь, глубоко вздохнул и взялся за кружку. Чай Пьетро свистнул у Чарльза, а тот в доме дерьма не держал.

Щекотное ощущение в виске напоминало деликатный стук в дверь. С полминуты Эрик напряженно ждал более настойчивого касания, но затем вздохнул снова и мысленно вопросил:
"Ну?"
"Я не лезу к тебе в мозги, - сходу предупредил Чарльз. - Просто передаю свои слова и считываю то, что ты сам хочешь мне показать."
"Понял, ценю, - мрачно отозвался Эрик. - По какому поводу?"
Его резкость Чарльз, само собой, проигнорировал, но все же следующая мысль запоздала на долю мгновения, словно он чего-то смущался.
"Я просто хотел сказать, что - если ты захочешь - можно отпраздновать твою бар-мицву в моем особняке. Мы все будем очень тебе рады, и Хэнк, и все остальные, - заторопился Чарльз, по всей видимости, неверно интерпретировавший абсолютную пустоту, воцарившуюся в разуме Эрика. - Организацию я могу взять на себя, мне это, наверное, будет проще..."
Эрик промолчал. Чарльз подождал ещё немного и почти извиняющимся тоном добавил:
"И ещё... пожалуйста, попроси Пьетро обращаться с Торой поаккуратнее. Все-таки уникальное антикварное издание, его ещё моему деду подарили. Хорошего тебе праздника."
"Спасибо," - вежливо подумал в ответ Эрик.
Запертая дверь дважды хлопнула. Порывом ветра со стены в прихожей снесло картину, которая давно уже намекала на то, что не в силах выдержать тот маленький ураган, который угораздило оказаться эриковым сыном.
- Папка, я вернулся! - заорал Пьетро из прихожей. - Иди сюда!
Эрик удивился. Обычно тот подобным не утруждался, носясь по всему дому, как по своему собственному. Эрик не возражал: все равно бессмысленно.
- Это ребе Моше Галеви! - объявил взъерошенный отпрыск, державший под мышкой чудовищного вида книжищу, и гордо указал на сухощавого человека в черном, который вежливо блевал в стоявший у входа горшок с фикусом, явно стараясь не промахиваться мимо края. - Он обещал объяснить, чтобы все было как надо! Ну, в смысле, тебе же немцы тоже наверняка не рассказывали, как делать правильную бар-мицву, а тетушка Чарли велел обратиться к специалисту...
- Какая ещё тетушка Чарли? - растерянно переспросил Эрик.
- Ну я же не могу звать его мачехой, вы пока не женаты, - логично объяснил Пьетро. Посмотрел на отца, не уловил на его лице ни единого проблеска понимания и, скорчив гримасу, выразительно помахал руками: - Ну, Чарли! Проф, Икс, как там ещё?
Эрик глубоко вздохнул.
Раввин выпрямился, вздохнул виновато и, повернувшись, посмотрел на Эрика с откровенным узнаванием. А также настороженностью, страхом и всеми прочими чувствами, которые полагалось испытывать при виде известного всей Америке террориста.
Ну хоть кто-то ещё реагировал на него как положено.
- Простите, так вы иудей? - помявшись, уточнил ребе Галеви.
Пьетро торжествующе лыбился.
Эрик думал, что до превращения в бодхисаттву ему осталось совсем немного.