Общий сеттинг - компиляция из всего перечитанного и пересмотренного на пиратскую тему, от "Одиссеи капитана Блада" до "Пиратов Карибского моря", так что все условное по самое никуда. И никакой матчасти
Пейринг: м!Хоук/Андерс, конечно же. Когда-нибудь. Возможно.
Морские термины потырены отсюда
"Кровавый клинок"
СПН-фанаты! Если вам мерещится в тексте какой-то подъеб, знайте: он вам не мерещится!
Часть первая. Пленник.Осознание собственного идиотизма вернулось к нему едва ли не раньше головной боли.
В самом деле, это ж каким надо было быть дураком, чтобы выскочить с длинной пехотной шпагой в коридор, ширины которого едва хватало на его собственные не такие уж могучие плечи. Погеройствовать захотелось, вспомнить боевое прошлое… Вот и вспомнил, почему моряки на эти самые шпаги без смеха смотреть не могли. И на себе почувствовал.
Андерс беззвучно застонал, ещё раз обозвал себя идиотом и, борясь с головокружением, попытался сообразить, что же все-таки произошло.
Вначале он просто орал и колотил в дверь, требуя его выпустить. Потом, уже когда умолкли пушки, попробовал выбить её плечом. В конечном счете засов не выдержал, и он со шпагой наголо ринулся на палубу – защищать корабль от пиратов. У самого трапа наткнулся на первого; тот, широкоплечий и крепкий, оказался сокрушительно быстр, а его короткий тесак подходил для боя в ограниченном пространстве куда лучше, чем андерсова шпага. Схватка закончилась после первого же выпада: пират просто отмахнулся клинком и, в один шаг сократив дистанцию, впечатал кулак ему в челюсть.
Вот и все.
Руки у Андерса были связаны, саднила ободранная кожа на запястьях, разбитое о дверь плечо болезненно пульсировало, наливаясь зловещим жаром, а вот головная боль, к немалому его удивлению, утихла всего через пару минут. Он на пробу ткнулся подбородком в здоровое плечо и осторожно подвигал челюстью, изображая жевательные движения, но итогом этого испытания стало только слабое нытье в области челюстного сустава. Андерс мимоходом удивился аккуратности своего противника и, кое-как приняв сидячее положение, принялся осматриваться.
В двух ярдах от него лежал старший боцман «Рыцаря Храма», и растекавшаяся из-под его живота лужа крови уже подбиралась к носкам андерсовых сапог. Чуть подальше лежали ещё двое матросов: одного Андерс помнил и, признаться, нисколько не жалел о его смерти, а узнать другого было уже невозможно – выстрел в упор оставил от его головы только жалкий огрызок со следами порохового ожога. Из-под обломков рангоута, валявшихся возле самого мостика, торчала чья-то рука, ещё сжимавшая короткий засапожный нож. Лысый, как коленка, пират хозяйственно тащил куда-то ящик с клеймом Ост-Индской торговой компании, с ужасающим в своей будничности равнодушием перешагивая через тела. Над самым штурвалом меланхолично покачивались чьи-то отполированные до блеска сапоги, но лицо висельника скрывал от Андерса колыхавшийся на ветру обрывок паруса.
Деловито сновавшие по палубе пираты очень напоминали горничных, твердо намеренных не оставить ни единого напоминания об учиненном хозяевами беспорядке, и Андерс, увидев очередного головореза, который старательно обдирал с трупов грубые матросские серьги, не смог сдержать нервного смешка.
– Эй, а этот живой! – внезапно раздалось у него над ухом, а секундой спустя сильный пинок в плечо снова опрокинул его на палубу, развернув лицом к низкорослому типу с голой, заросшей густым черным волосом грудью. Андерс торопливо откатился подальше, к мачте, на случай, если пирату вздумается повторить свое приветствие, и замер, настороженно наблюдая за ним. В благородных корсаров он не верил уже лет пятнадцать, а после того, как познакомился с «честными» матросами королевского флота, и вовсе разочаровался во всей этой морской романтике.
– Чо делать-то с ним будем? – осведомился его длинный и носатый приятель, с нехорошим детским любопытством рассматривая пленника. – Тех, которые из трюма, капитан уже спровадил – они кандалы посбивали и айда в шлюпки. А королевских ублюдков, якорь им в сраки, по реям развесили. Мож, и этого к ним? Из ихних ведь, вон какая одежка красивенькая.
Не то чтобы ему стоило ожидать чего-то другого. Андерс мрачно усмехнулся и, собравшись с силами, осторожно поднялся на ноги. Голова тут же закружилась снова, и он привалился к мачте спиной, стараясь не показывать своей слабости. От взглядов собравшихся вокруг пиратов у него мороз шел по коже, а кое-кто и вовсе ухмылялся так, что перспектива повиснуть рядом с капитаном «Рыцаря» начинала казаться заманчивой.
– Тебе бы все вешать да вешать, Клюв, – пренебрежительно бросил один из них, поигрывая коротким, плохо оттертым от крови тесаком. – Собственные денежки акулам скормить собираешься, дубина. Этот целенький ещё, продать можно.
– Капитан же работорговлей не занимается, – удивился Клюв. – Кого в кандалах найдет, каждый раз отпускает, потому как неправильно это – людями торговать.
– Это теми, которых на каторгу волокут, неправильно, – растолковал ему собеседник. – А этот их туда и вез, его можно.
– Так ведь не возьмут, – авторитетно заявил другой, с длинными вислыми усами. – Негров хорошо берут, а белые кому тут нужны? Стоят дорого, дохнут быстро. Он у нас по дороге больше сожрет, чем мы за него выручим.
– Малыш Джекки верно говорит, – со скучающим видом согласился подошедший к ним здоровяк с парой пистолетов за поясом. – Не стоит оно всей этой возни. Пустить эту красотку по кругу – и за борт.
Андерс, до этого момента следивший за разговором со снисходительным безразличием приговоренного к казни, похолодел. Бояться смерти он отучился давно, чуть больше времени ушло на то, чтобы избавиться от юношеской веры в свое всемогущество… и все же он раз за разом оказывался не готов к господнему чувству юмора.
Пираты встретили предложение одобрительным ропотом, и Андерс, подобравшись, вскинул связанные кисти к груди. Шансов у него не было никаких, с целой дюжиной закаленных в абордажных схватках ублюдков он не справился бы даже свободным и со шпагой в руках – и все же сдаваться без боя он не собирался.
– А красотка-то с характером! – заржав, вислоусый шагнул вперед и, ухватив его за намотанные на запястье веревки, грубо дернул на себя – и тут же отлетел назад, согнувшись чуть не вдвое от сильного удара под дых.
– Парни, а не оборзели ли вы лапы к чужому тянуть? – нехорошим задушевным тоном осведомился спрыгнувший с нижней реи пират – тот самый, по чьей милости Андерс и оказался в таком положении вместо того, чтобы валяться под ногами у этой шайки честным трупом. – Этот – мой!
– А меня никто спросить не хочет? – неожиданно для себя самого съязвил Андерс. Не иначе демон какой за язык дернул. Хотя, если честно, он никогда не умел вовремя промолчать.
Как будто это вообще имело хоть какое-то значение. Когда Господь брался шутить, он делал это на редкость методично.
– Вот сейчас тут закончу и обязательно спрошу, – не оглядываясь, покладисто пообещал его нежданный защитник. Андерс, опешив от изумления, растерянно уставился на него, но пират, напоказ прикрыв его плечом, тут же перестал обращать на него внимание. В каждой линии его тела отчетливо сквозила готовность к бою, однако он, выдержав короткую паузу, всего лишь по-кошачьи склонил голову набок и опасно тихим голосом осведомился: – Оглохли, сучьи выкормыши? Работы невпроворот, а вы тут на меня зенки вылупили, будто в первый раз видите!
Собравшиеся вокруг них ублюдки недовольно заворчали, отводя глаза, словно трусливые дворовые шавки перед обозленным волкодавом, и стали расходиться. Андерс, так и не дождавшись ни единой попытки оспорить требование спасшего его наглеца, в недоумении посмотрел им вслед, но они как будто и вовсе забыли о его существовании. Пират, рассеянно поглаживавший ладонью рукоять висевшего на бедре тесака, проводил товарищей задумчивым взором и, несколько расслабившись, наконец повернулся к Андерсу.
Из огня да в полымя, подумал тот, встретившись с ним глазами. Взгляд у пирата – как там они его называли? Оук? Лоу? Хоук? – был жуткий: очень внимательный, бесстрастный, пронзительный настолько, что на мгновение Андерс почувствовал себя не голым даже, а вскрытым до позвоночника, как труп в мертвецкой кафедры медицины. Казалось, тот видел его насквозь, вместе со всеми его грехами, надеждами и тайными страхами, и Андерс невольно отступил на шаг, больно ударившись о мачту рассаженным плечом. С пару минут Хоук молча рассматривал его, а потом улыбнулся – и его желтые глаза вдруг вспыхнули таким теплом, что было невозможно не улыбнуться в ответ.
– Это корыто скоро потонет, так что пошли отсюда, – скомандовал Хоук и подхватив его под локоть, настойчиво потянул за собой.
Андерс, не раздумывая, шагнул следом и лишь через несколько секунд вспомнил, что собирался сопротивляться до последнего. Замешкавшись, он чуть не споткнулся о валявшийся на палубе труп, и Хоук крепче сжал пальцы, то ли поддерживая, то ли предостерегая. В его жесте Андерсу неожиданно померещилась та же бескомпромиссная бережность, с которой сам он обращался со строптивыми пациентами, и он – вопреки всему – снова начал на что-то надеяться.
На борту «Рыцаря Храма» царил хаос. Дюжина с лишним пиратов деловито вытаскивала из трюма какие-то ящики и бочонки, из каюты капитана слышался грохот, как будто там ломали мебель в поисках тайников, а ещё двое решали, стоит ли четверть унции золота того, чтобы вытаскивать заваленное обломками рангоута тело. Хоуку явно старались уступать дорогу, но пробраться сквозь это столпотворение все равно оказалось нелегко, и по дороге Андерс пару раз получил по ребрам острыми углами ящиков.
Они были уже совсем рядом с поврежденным картечью бортом, когда сзади неожиданно послышался требовательный окрик:
– Это ещё что такое?
Андерсу почудилось, что спокойная уверенность на лице Хоука на миг дрогнула, сменившись досадливой гримасой. Однако мгновением спустя, когда тот повернулся на голос, его губы уже кривила дерзкая, на грани открытого вызова, усмешка.
– Моя доля добычи! – жизнерадостно отрапортовал он и после короткой, но все же заметной паузы добавил: – Капитан.
Сухощавый плешивый мужчина, заметно потрепанный жизнью, недобро сощурил глаза, придирчиво изучая замершего рядом с Хоуком пленника. Андерс, не сумев сдержать вспыхнувшую в душе бессильную ярость, раздраженно оскалился и нагло уставился на него, с безжалостной честностью отмечая нездоровую желтизну сухой, словно пергамент, кожи, почти неразличимую под морским загаром, исчерченные сетью вздутых сосудов белки глаз и напряженность позы, свидетельствовавшую о сильной боли в суставах. Ощутивший его взгляд капитан нахмурился сильнее и, переглянувшись с демонстративно дожидавшимся распоряжений Хоуком, неохотно буркнул:
– Твоя добыча – твои проблемы.
– Слушаюсь, капитан, – снова сверкнув зубами в торжествующем зверином оскале, отозвался пират. Андерс замешкался, следя за двинувшимся к мостику мужчиной, походка которого подтверждала поставленный навскидку диагноз, и невольно вздрогнул, обнаружив прямо перед собой провал шириной около полутора ярдов. Само по себе это расстояние вовсе не было непреодолимым, но пребывавшее в вечном движении море вразнобой раскачивало стоявшие рядом корабли, и борт пиратского судна то взмывал вверх почти на половину человеческого роста, то резко падал вниз. Андерс отшатнулся, но успевший вскочить на планширь Хоук бесцеремонно вздернул его вверх, обхватил за талию и, крепко прижав к своему боку, играючи перемахнул на палубу своего корабля.
– Посиди пока тут, – подтолкнув Андерса к лежавшей возле мачты бухте каната, велел он. Тот машинально кивнул, подрагивая от запоздалого всплеска адреналина, а пират, на миг задумавшись, сдернул с шеи ярко-синий платок с вышитым по краю простеньким узором и обмотал им андерсовы запястья поверх веревки: – И не снимай, а то вдруг опять прицепятся.
Андерс даже рот не успел открыть: Хоук, ни на мгновение не усомнившись в том, что он подчинится, тут же перепрыгнул обратно на захваченный корабль и почти сразу скрылся из виду. Андерс оглянулся на разбиравших добычу пиратов, которые смотрели на него с откровенным подозрением, и счел за лучшее исполнить отданный ему приказ и не путаться у них под ногами. Кто-то из следивших за ним мужчин заметил хоуков платок и, с ухмылкой бросив товарищам пару фраз, вернулся к сваленным на палубе ящикам, и вскоре на него перестали обращать внимание.
А ведь он действительно думал, что большей неприятности, чем отправка в Новый Свет «на поселение» – в ссылку, если опустить иезуитские иносказания – с ним случиться уже не может. Андерс безрадостно хмыкнул, наблюдая за обманчиво хаотичным движением на палубе, и, опершись о колени локтями, устало ссутулил спину. Здравый смысл мог сколько угодно твердить, что он поступил правильно и что один пират, явно не собиравшийся делиться своей игрушкой с другими, гораздо лучше всей команды капера даже с чисто медицинской точки зрения – однако Андерс все равно чувствовал себя на редкость паршиво.
Как будто Господь покарал его за то, что он был таким, каким тот его создал.
Долго ждать ему не пришлось: вскоре после ухода Хоука команда пиратского судна начала возвращаться на борт. Плешивый капитан, лихо перескочивший с планширя на планширь, глянул на него с нескрываемым раздражением, но все же промолчал, и через минуту с мостика послышался его резкий голос, отдававший команды. Хоук вернулся одним из последних, и в руках у него Андерс с изумлением увидел свой саквояж с инструментами и корабельный ящик с лекарствами и бинтами.
– Ну пошли поговорим, – подойдя к нему, произнес Хоук и, поправив ящик на плече, мотнул головой в сторону темневшего возле носовой надстройки люка. Пираты тем временем рубили канаты, связывавшие два судна вместе, и через несколько минут весь корабль пришел в движение: наверху глухо хлопнул разворачивавшийся парус, начал тихо поскрипывать такелаж, откуда-то донесся негромкий металлический лязг. Разделявшее суда пространство стало увеличиваться – вначале медленно, а затем все быстрее и быстрее.
Однако спускаться в трюм они не стали. Хоук передал свою ношу одному из матросов и, указав Андерсу на нижние ступеньки трапа, уселся перед ним на корточки:
– Гаррет Хоук, первый боцман «Кровавого Клинка», к твоим услугам. А тебя как звать?
Только теперь Андерсу удалось как следует разглядеть своего защитника. Первое впечатление – то самое, ещё до удара в челюсть – вполне соответствовало истине: Хоук и впрямь был широкоплеч и статен, звериную соразмерность его фигуры не могли скрыть ни расслабленная поза, ни свободная рубашка из грубого полотна, перехваченная на талии широким, выцветшим до небесной голубизны кушаком. Взъерошенные ветром черные волосы торчали во все стороны, словно перья у воронёнка-слетка, а обветренному лицу с четкими, правильными чертами не хватало самой малости, чтобы по праву называться красивым. Желтые глаза, в которых отражалось солнце, казались драгоценными камнями на бронзовой личине языческого божества, но короткая неровная щетина, покрывавшая его скулы, заставила Андерса вспомнить о том, что перед ним всего лишь человек.
И ещё улыбка, в которой, казалось, не было ничего ни от похотливых оскалов его товарищей, ни от презрительной гримасы капитана. Андерс мог бы принять его за обычного крестьянского парня, каких полным-полно в его родном Гленн-Море, хитроватого, но доброго – если бы не абордажный тесак на бедре и что-то неуловимо знакомое в том, как он держался. Казалось, он способен выхватить клинок из ножен и вспороть Андерсу брюхо ещё до того, как тот успеет хотя бы подняться на ноги.
Мысль о том, что за спасение придется расплачиваться собственным телом, все ещё откликалась в душе бесконтрольной берсеркской яростью, и все же андерсово нутро вмиг затеплело той отравной сладостью, которую его с самого рождения учили считать грехом.
– Андерс, – наконец ответил он, с удивлением заметив, что на лице Хоука, вынужденного дожидаться его ответа, не отразилось ни малейшего неудовольствия. Андерс даже заподозрил, что тому нравилось обманывать его ожидания – иначе с чего бы пирату, чертову морскому волку, вести себя с пленником так, будто тот был дорогим гостем? – Андерс МакКлейн, судовой врач… – Он глянул на корабль, медленно погружавшийся в воду за кормой «Кровавого клинка», и поправился: – Бывший судовой врач «Рыцаря Храма».
Хоук благодарно кивнул и деловито, без тени издевки в голосе, поинтересовался:
– Андерс, ты жить хочешь?.. – Андерс озадаченно сдвинул брови, и он тут же уточнил: – Только давай серьезно, без всяких этих «я не стану принимать милости от пирата, вора и убийцы» и рассуждений о чести. Хочешь или нет?
– Хочу, – недоумевая, отозвался Андерс. Жить, к собственному стыду, действительно хотелось – но все же не настолько сильно, чтобы смириться с рабством или участью корабельной шлюхи.
– Отлично, – снова заулыбался Хоук, и Андерс с тоской понял, что от его улыбки ему и впрямь становится спокойнее – как будто эта кошмарная история ещё могла закончиться для него благополучно. – Тогда давай дальше: ты отдаешь себе отчет, в каком положении ты находишься?
– Я твоя доля добычи, ты сам сказал, – вмиг помрачнев, ядовито процедил Андерс. Ему невыносимо хотелось возненавидеть Хоука, обвинить его в случившемся, но почему-то осознание того, что он был полностью в его власти, вместо гнева вызывало лишь раздражение и нелепую детскую обиду.
– Я не о том, – на мгновение отведя взгляд, вздохнул Хоук и, снова уставившись на него, растолковал: – Ты, конечно, можешь достать оружие и устроить нам какую-нибудь пакость – но на «Клинке» больше полусотни человек, не третий, так тридцатый тебя одолеет. А в том маловероятном случае, если ты сможешь управиться со всеми… Минимальная команда для судна такого типа – тридцать матросов, ты просто не доведешь его до суши. Даже для того, чтобы спустить шлюпку, не разбив её о воду, нужны хотя бы трое. Или очень, очень много везения.
– Это ты намекаешь, что мне надо быть паинькой? – озадаченно переспросил Андерс, никак не ожидавший от разбойника и пирата словесных конструкций сложнее какого-нибудь «не рыпайся, а то зарежу».
– Не обязательно, – хмыкнул Хоук, покосившись на капитана, который бдительно следил за послебоевой суетой на палубе. – Это я намекаю, что деваться тебе все равно некуда, так что нет смысла геройствовать. – Он помолчал, как будто давая Андерсу время обдумать сказанное, и почти просительно проговорил: – Дашь слово, что будешь вести себя прилично?
– Не убивать и не калечить членов экипажа, не портить корабль и корабельное имущество? – с легкой насмешкой переспросил Андерс и, дождавшись хоукова кивка, с преувеличенной торжественностью прижал связанные руки к сердцу: – Клянусь!
Мелькнувший прямо у него перед носом нож сверкнул на солнце, заставив вздрогнуть от неожиданности, но Хоук всего лишь поддел кончиком клинка стягивавшую его руки веревку и, поднявшись на ноги, кивнул на темневший рядом люк:
– Пошли.
Андерсу ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.
Он нисколько не удивился бы, если бы его перехватили на полпути и требовательно вжали в стену. Даже, быть может, хотел этого – той частью своей души, благодаря которой вечно умудрялся ввязаться в какую-нибудь самоубийственную авантюру. Однако поглотившая Хоука темнота впереди так и осталась просто темнотой, и только через несколько мгновений, когда в паре ярдов от Андерса что-то тихо щелкнуло, а затем потянуло сквозняком, он наконец разглядел ушедшего далеко вперед Гаррета.
На пиратском корабле, к его изумлению, пахло лучше, чем на судне королевского флота. На палубе он едва это замечал, все забивали острые, резкие запахи свежей крови и пороха, да и его куда больше тревожила собственная участь, но внизу, в кубрике, разница стала очевидной. На «Рыцаре Храма» едва можно было дышать от застарелой вони немытых тел и экскрементов, там, где держали кандальников, с непривычки казалось, что этот смрад можно резать ножом – а кубрик «Кровавого клинка» пах разве что деревом, солью и самую малость едой. Нет, Андерс даже с закрытыми глазами смог бы сказать, что здесь жили нескольких десятков здоровых сильных мужчин, но этот терпкий привкус в воздухе был слишком слаб, чтобы казаться неприятным.
А ещё кубрик был на удивление просторным, по крайней мере сейчас, когда все его обитатели либо находились на палубе или в грузовом трюме, либо бегали по вантам, готовя паруса к перемене курса. На вбитых в толстые вертикальные балки крюках болтались какие-то сетчатые кульки из толстой бечевы, возле противоположной от входа стены виднелась странная конструкция, издалека похожая на ячеистый шкаф вроде тех, которые он видел в лабораториях Сорбонны, а из небольших проемов, прорезанных между шпангоутами у самого потолка, веяло свежим морским ветром.
– А теперь слушай меня, – начал Хоук, вернувшись к потиравшему ободранные запястья Андерсу, который немедленно перестал вертеть головой и настороженно посмотрел на него. Гаррет сбился, взъерошил пятерней волосы на затылке, как будто раздумывая о том, что нужно сказать, и улыбнулся снова, почти смущенно – однако под его взглядом Андерс невольно задумался о том, что пиратов неспроста называли морскими волками. – Работать будешь наравне со всеми, что скажут, то и станешь делать. Живешь здесь: вот там висит мой гамак, ты спишь в нем, и не забывай сворачивать его на день. Ешь вместе с остальными, миску возьмешь у кока, скажешь, я велел. Вон тот сундучок, третий с края в пятом ряду, – Хоук указал на ячеистый шкаф, и Андерс, приглядевшись, с удивлением понял, что это и правда семь десятков моряцких сундучков, уложенных набок так, чтобы занимать как можно меньше места, – для твоих вещей, тот саквояж с докторским барахлом уже там. Да, извини уж, но ты в плену, так что оружия тебе не положено. Вопросы есть?
Андерс, машинально кивавший после каждого – вполне разумного, стоило признать – распоряжения, помотал головой и только после этого, спохватившись, недоверчиво переспросил:
– Только спать?
Не то чтобы он не догадывался, каким будет ответ. Даже любовь Господня в этом мире не давалась бесплатно, так разве мог он требовать большего от простых людей?
– Только спать, – понимающе хмыкнув, подтвердил Хоук и, поймав его полный неприкрытого изумления взгляд, спокойно объяснил: – Если захочешь, можешь выбрать любой свободный гамак, но учти, что его владелец может счесть это приглашением. Я-то тебя не трону, но вот за остальных ручаться не стану. Сейчас ты под моей защитой, но я не всесильный Боженька: если станешь сам нарываться, я мало что смогу сделать.
– И все? – не веря собственным ушам, переспросил Андерс.
– Я во сне пихаюсь, и тебе придется это терпеть, – как будто не поняв намека, абсолютно невозмутимо сообщил Хоук и тут же пожал плечами: – Все. Смеяться будешь, но у меня есть принципы. Будешь хорошо себя вести и не станешь нарываться на драки – доедешь до Тортуги целым и невредимым. А там уж делай что хочешь, подзаработаешь немного и уплывешь на… ну, куда ты там плыл.
– Не думаю, что меня там очень ждут, – безрадостно усмехнулся Андерс. Хоук задумчиво глянул на него, буркнул что-то почти сочувственное и, явно сочтя разговор законченным, направился к трапу, и он, будучи уже не в силах выносить неопределенность, торопливо крикнул вслед: – Погоди!
Хоук повернулся к нему, вопросительно приподняв бровь, и Андерс, запнувшись, все же спросил:
– Тебе-то с этого что? Зачем меня спасать, вытаскивать оттуда, защищать ещё собрался… Какая тебе с этого выгода?
– А что, христианское милосердие нынче уже не в цене? – переспросил Хоук тоном, который можно было бы счесть обиженным, если бы не отчетливо слышавшиеся в нем ехидные нотки. Андерс промолчал, разрываясь между вертевшимся на языке «какое, к дьяволу, милосердие у пирата?» и внезапно всколыхнувшимся стыдом, и Хоук, глядя в сторону, задумчиво отметил: – Умеешь ты вопросы задавать, доктор. Не знаю. – Он пожал плечами и, чуть нахмурившись, проговорил: – Будем считать, меня любопытство одолело. Ты, видишь ли, не первый умник, который меня пытался в узком местечке подкараулить, только все остальные так там лежать и остались – с дырками в брюхе. А тут… будто под руку толкнули, впору господню волю заподозрить. Или там вмешательство Судьбы. Короче, неспроста это, вот мне и стало интересно, что получится.
– Это такие пиратские суеверия? – осторожно уточнил Андерс, и Хоук неопределенно хмыкнул:
– Ну вроде того. Осваивайся, приятель, а у меня дела.
Окончательно сбитый с толку Андерс послушно кивнул и направился к сундучкам, намереваясь проверить, уцелели ли его инструменты во время поспешного переезда на пиратский корабль. Однако всего через несколько минут в люк сунулась чья-то лохматая голова, и ломкий юношеский басок неуверенно вопросил в пространство:
– Эй, новенький, ты тута? Капитан тебя требует. Эта, поговорить.
Утихшие было недобрые предчувствия всколыхнулись снова, но Андерс захлопнул крышку своего сундучка – которая, кстати, откидывалась вниз так, что получалась неровная, со впадиной в середине, полочка – и немедленно отправился наверх. Отсиживаться в кубрике в надежде на то, что капитан о нем забудет, явно было бессмысленно.
Капитанская каюта тоже обманула его ожидания. Там не было ни груд трофейного золота, ни десятка трофейных же сабель, развешанных на персидском ковре, ни даже большого стола, сплошь устланного потрепанными морскими картами. Вернее, и стол, и карты были – но на столе рядом с письменным прибором лежал только бортовой журнал, а тубусы с картами аккуратным рядком стояли возле стены, прижатые к ней капитанским сундуком. Сам капитан, сменивший посеченную кирасу на старомодный темно-багровый камзол, в сумраке своей каюты казался ещё более потрепанным и больным, и вместе с тем – намного более опасным.
А после того, как в каюту непринужденно ввалился Хоук, явно не собиравшийся оставлять свой трофей наедине с капитаном, Андерс и вовсе уверился в том, что охватившая его смутная тревога была отнюдь не безосновательной. Лицо капитана скривила досадливая гримаса, однако отсылать незваного свидетеля прочь он не стал. Гаррет украдкой подмигнул Андерсу, словно стараясь его подбодрить, и тот, собравшись с силами, даже сумел любезно улыбнуться хозяину каюты.
Скупое «судовой врач захваченного вами судна» капитана Миирана, конечно же, не удовлетворило, и Андерсу пришлось вспоминать все, что он знал о «Рыцаре Храма»: порт приписки, пункт назначения, время в пути и даже имена капитана и первого помощника, которые уже час как пошли на корм рыбам. Однако затем капитан «Клинка» вдруг заинтересовался историей его жизни, и Андерс едва сдержал желание послать его в те места, о которых не слышали даже славные умением сквернословить пираты.
– Шотландец? – сухо уточнил Мииран, следя за ним невыразительными акульими глазами. – И чего ради тебя, благородненького, понесло на Карибы?
– А меня не спрашивали, – буркнул Андерс. Ему даже думать о прошлом не хотелось. Однако в памяти, как назло, тут же начали всплывать жестокие слова отца, его искаженное яростью лицо, то, как он, забыв о достоинстве горца, прилюдно орал на него и брызгал слюной, а затем и вовсе плюнул в глаза... Отец был для него образцом чести и преданности, и все же именно он уехал домой, прогнувшись под Кэмпбэллов, которые не первый век лизали зад английским королям. И бросил сына, который упорствовал в верности пытавшимся возродить свое имя Макгрегорам.
– Для ссыльного ты слишком хорошо выглядишь, – сузив глаза, заметил Мииран. – В чем наврал?
– Ни в чем, – гордо расправив плечи, процедил Андерс. – Я против короля не восставал, а десяток убитых в честном бою Кэмпбеллов – это наши горские разборки, королевских судей они не касаются.
Старик Кэмпбелл, конечно же, с радостью спровадил бы его на виселицу – не столько за убитых правнуков, сколько за то, что он посмел стоять на своем даже после поражения. Однако патриарх, на свою беду, призвал в качестве стороннего арбитра епископа Кентерберийского, который прибыл в Эдинбург с визитом к брату своему во Христе епископу Шотландскому – а англичанин, оказавшийся скорее политиком, чем священником, счел необходимым несколько осадить набравший слишком много власти клан. Хотя бы вежливо, всего лишь вырвав у них из рук уже приговоренного врага. Впрочем, благоволение епископа к безвинно пострадавшему продлилось только до первой исповеди; отправить Андерса обратно на плаху он уже не мог, но все же сумел придумать равноценную замену.
– Неужели в старой доброй Англии нашлись наконец честные судьи? – ехидно осведомился Мииран, выразительно зыркнув на замершего у двери Хоука. Выражение его глаз не изменилось, и Андерс не торопился расслабляться.
– В старой доброй Шотландии никуда не девалась старая добрая политика, – огрызнулся он. – Сколько бы ты ни проливал кровь за Великую Британию, но в наших горах смотрят вначале на цвета тартана, а уж потом на диплом Сорбонны.
– И что ж это тебя, выпускника этого парижского борделя, так далеко услали? – съязвил капитан. – Таких либо отмазывают до последнего, либо сразу голову рубят, а то вдруг ты тут, в Новом Свете, выживешь да назад вернешься, обличать.
– У меня возникли некоторые разногласия с англиканской церковью, – нарочито безмятежно отозвался Андерс. – Касательно концепции греха и деяний, принадлежащих к списку оных.
– Еретик, что ли? – Кажется, в этот раз интерес Миирана и впрямь был искренним, и Андерс раздраженно поморщился. Говорить правду он не хотел, в тесном мирке пиратского корабля это было попросту опасно – лишний риск для его и без того находившейся в весьма двусмысленном положении задницы – но ложь тоже могла не на шутку усложнить ему жизнь.
– Брось, капитан, – прервав затянувшуюся паузу, вступился за него Хоук. – Какое тебе дело, во что парень верит, у нас тут Черный Роб в кошельке сушеную человечью голову носит, а Дженси морских призраков солью и живым огнем гоняет. Поздно ты в инквизиторы собрался.
Мииран сверкнул глазами так, что Андерс невольно пожалел своего защитника, однако плешивый капитан только сплюнул и, поморщившись, отрывисто бросил:
– На этом корабле жрут только те, кто работает, чай, не прогулочная яхта для благородных девочек.
– Мне уже сообщили. – Андерс старался говорить покладисто, но, похоже, переборщил: смирение в его голосе даже ему самому показалось откровенно глумливым. Мииран свирепо глянул на него и, уставившись на Хоука, мрачно напомнил:
– Если что натворит, спрашивать с тебя буду.