Тут Хоук с Андерсом, вроде как, уже успели немного повзрослеть... Ну разве что совсем немного. Да и условно-тепличная жизнь со всей фигней Круга тоже накладывает опечаток. А, ладно, хватит отмазываться. Заметите лажу - скажите.
История дописана.
Рискнуть?Статуи возле входа в подвал, наверно, именно для этого и были предназначены. Конечно, висеть на их копьях должны были знамена, а не храмовничьи юбки, но Андерсу все равно очень понравился результат. Он покосился на дремлющего на посту рыцаря и, подумав, ещё и связал углы юбок между собой. Это оказалось куда проще, чем цеплять их на наконечники копий, даже не понадобилось залезать на плечи каменным воинам, но ему все равно пришлось встать на цыпочки и вытянуться во весь рост, чтобы достать до слегка колыхавшейся от сквозняка ткани. Зато получившийся шатер почти целиком скрыл и статуи, и колонну, возле которой они стояли. Уж такое обязательно должны были заметить.
Утро действительно началось с совершенно замечательного переполоха. Андерс почти испугался, что Рыцаря-Командора Грегора, назначенного на должность только пару недель назад, хватит удар – так он побагровел. Впрочем, его почти сразу увел прочь Первый Чародей, бормотавший ему на ухо что-то успокаивающее, и Андерс принялся проталкиваться сквозь собравшуюся возле статуй толпу, чтобы снова полюбоваться на свое творение.
И, пробравшись в первые ряды, сам разинул рот, потому что составленная им композиция выглядела совсем не так, как он запомнил. Неприличной формы дыр на причинных местах заботливо сворованных юбок он точно не вырезал, просто не додумался.
– Драконы выглядели бы элегантнее, но, пожалуй, слишком еретически, – вполголоса прокомментировал неожиданно оказавшийся рядом Хоук и, смерив украшенные статуи изучающим взглядом, добавил: – А так, глядишь, до храмовничьего начальства все-таки что-нибудь дойдет.
– Опять строишь из себя самого умного? – огрызнулся Андерс, до глубины души огорченный тем, что не сообразил так наглядно намекнуть на то, почему же он спер тряпки именно у этих рыцарей. – Небось ужасно рад, что это не твоя мантия там болтается.
– Ты что, моей мантии ровным счетом ничего не грозило! – без тени сомнения заявил тот и, с ухмылкой покосившись на него, насмешливо переспросил: – Ты разве не знал, что наш безымянный поборник справедливости обрушивает свою кару только на храмовников, причем исключительно тех, кто запятнал себя недостойной жестокостью и отступлением от своих обетов?
– Чего? – совершенно растерялся Андерс. Какая ещё справедливость?
– Ну надо же, первое трепло Кинлоха – и не в курсе! – наигранно поразился Хоук – настолько фальшиво, что Андерс немедля уверился в его причастности ко всему этому. Подглядывал наверняка, заучка хренов. Может, даже его неизвестного соавтора видел, только нихрена не скажет. Разве что сделать вид, что ему совсем неинтересно…
– Да какому дураку вообще может прийти в голову объявить войну храмовникам? – пренебрежительно фыркнул он. Уж точно не ему, он-то понимал, что в одиночку даже с одним Кругом не управиться, не говоря уже обо всей андрастианской церкви.
– Это ты сказал, не я, – как-то странно прищурившись, усмехнулся Хоук. Андерс недоуменно нахмурился, подозревая подвох, но потребовать объяснений попросту не успел: раздраженная мэтресса Винн принялась разгонять шушукавшихся учеников и буквально через несколько мгновений совсем не по-целительски вцепилась ему в ухо. И, конечно же, принялась опять наставлять его на путь истинный, не обращая внимания на протесты.
Как будто ему до этого мало было. Стоило сдать экзамены по основам сотворения заклинаний, и мэтресса взялась за него всерьез, прямо вздохнуть не давала. Даже клей Хоуку в чернильницу пришлось ночью подливать, потому что днем он просто не успевал. Что уж говорить про что-нибудь по-настоящему масштабное!
Андерсу ужасно хотелось снова сбежать, но ту лазейку, через которую он выбрался в прошлый раз, храмовники уже нашли, а искать новую тоже было некогда. Не через озеро же плыть, потому что в нем действительно водилась всякая пакость. Чародей Торрин во времена своего ученичества даже писал работу обо всяких ненормальных рыбах и пытался выяснить, какие именно вещества приводят к подобным результатам. Андерс как-то умудрился выклянчить у него этот масштабный труд, с трудом продрался сквозь всякие заумные слова, одно из которых пришлось спрашивать у Хоука, и пришел к совершенно ошеломительному выводу.
В Каленхаде и в самом деле могли водиться озерные драконы.
Эта мысль захватила его настолько, что в сравнении с ней меркла даже крепшая с каждым днем жажда свободы. Он – вот до чего дошел! – даже полез в библиотеку в надежде найти какую-нибудь подсказку, потому что высматривать дракона с берега явно было бессмысленно. Во время редких прогулок мелкие, несмотря на все старания сопровождавших их храмовников, шумели так, что спугнули бы и Древнего Бога – и к тому же проглядеть целого озерного дракона они никак не могли. Они даже мальков у пристани чуть не поименно знали.
На четвертом часу бдения над книгами Андерс понял, что всем сердцем ненавидит их авторов. Особенно братьев и сестер церкви, которые захватывающие истории вроде легенд об основании крепости Кинлох умудрялись изложить так занудно, что он порой всерьез боялся вывихнуть челюсть в зевке. Хоуку до подобного мастерства было ещё ой как далеко, его, небось, только на то и хватало, чтобы не подохнуть самому от такого чтения.
Но, как ни странно, отыскать в этом ужасе кое-что полезное Андерс все-таки сумел, правда, он далеко не сразу это понял. Собственно говоря, он только после ужина, уже пытаясь отспорить у вредничавшего Гумберта пряник для сладкоежки Герды, сообразил, что описанные в одном из прочитанных томов подземные озёра в пещерах под Кинлохом могли возникнуть лишь в одном случае.
Правда, ему все равно пришлось терпеть ещё целых три дня, потому что мэтресса Винн и не думала оставлять его в покое, а во внезапно проснувшуюся в нем страсть к книжным премудростям поверила отнюдь не сразу. И правильно сделала, в общем-то, потому что вместо библиотеки Андерс отправился прямиком в подвал, ключ от которого стащил накануне у подслеповатого старшего чародея, отвечавшего за пещерные кладовые. Оставалось надеяться только на то, что припасенная для озерного дракона колбаса, которую он своровал сразу после того, как понял, где его искать, ещё не успела испортиться. Или что тот питается тухлятиной…
В травоядного дракона Андерс верил мало, но пару яблок все-таки тоже прихватил. Так, на всякий случай.
Кладовые Круга отделяла от настоящих подземелий только выцветшая ленточка с приколотым к ней клочком пергамента, на котором красовалось корявое «дальше не ходить, существует опасность обрушения». Андерс порядка ради прислушался, зловещего треска или грохота обвалов не услышал и, пренебрежительно фыркнув, решительно шагнул в темноту. Под ногами сразу зашуршали мелкие камушки, издалека повеяло какой-то затхлой сыростью, а от стен потянуло холодком – и Андерс расплылся в блаженной улыбке. Вот оно, настоящее приключение!
На самом деле окружающий мрак ему быстро надоел. Примерно после второго камня, о который он споткнулся, чуть не рассадив ногу до крови. К тому же приходилось идти совсем медленно, чтобы не свалиться во внезапно открывшуюся под ногами пропасть или не пропустить уходящий в сторону тоннель. В конце концов Андерс просто устал дожидаться, пока его глаза привыкнут к темноте, как обещали трактаты мэтрессы Винн, и с третьей попытки зажег магический светлячок.
После этого дело пошло гораздо веселее. Он даже отыскал под ещё одним камнем – который благополучно перешагнул – смешную плоскую улитку с бледной переливчатой раковиной и засунул её в карман: живая наверняка понравится Герде ещё больше, чем пустые ракушки. А если и нет, можно будет подарить её Петре или Кейли. Ну или Финну, только для Финна надо будет ещё героическую историю про неё придумать.
И все равно к тому времени, как Андерс наткнулся на первый пещерный водоем, у него в животе уже кусалась целая стая голодушек, а нехорошо попахивавшая колбаса с каждой минутой казалась все более аппетитной. Находка ненадолго отвлекла его от требовательного бурчания в животе, но после того, как он обнаружил, что это «озеро» – всего лишь неглубокая, по колено, и совсем небольшая лужа, в которой не было даже бледных подземных рыб, есть захотелось ещё сильнее. Он даже начал думать, что дракон наверняка не заметит погрызенного края, и немедленно устыдился своих мыслей. Так ведь можно и вовсе без подарка остаться, а дракон ещё совсем неручной и на простое «кис-кис» точно не подойдет.
Ещё рядом с водой стало намного холоднее, и Андерс, ссутулившись и обняв себя обеими руками, ускорил шаг. Болтавшийся над головой светлячок начал постепенно тускнеть, и он самокритично обругал себя дураком. Нечего было совать его в воду: удерживать его там оказалось раз в десять труднее и сил на это уходило тоже намного больше – и теперь ему, похоже, предстояло снова оказаться в темноте. А настоящего подземного озера, глубокого, которое соединялось бы с Каленхадом и в котором, соответственно, мог бы жить озерный дракон, все не было и не было.
А потом Андерс заметил на камнях возле очередной темной лужи длинные светлые полосы, ужасно похожие на следы от когтей.
Про то, что ему следовало поберечь ману, он тут же забыл. Поверхность бликовала и рябила, и разглядеть, что находится в глубине, было невозможно, так что он опять поймал светлячок взглядом и заставил его спуститься под воду. А потом задержал дыхание и сунул голову в озерцо, содрогнувшись всем телом от холода и едва не выпустив весь воздух. И чуть не заорал от восторга, увидев на противоположном конце водоема, у самого дна, неровную дыру, из которой как раз выплывала самая обыкновенная каленхадская рыба.
Сидеть на берегу, дожидаясь дракона, пришлось долго. Мокрая голова мерзла ужасно, светлячок гас самое большее через пять минут, и проходило все больше времени перед тем, как удавалось зажечь его снова. Голод становился все сильнее, и через пару часов Андерс все-таки не выдержал и, мысленно извинившись перед возможно-травоядным драконом, торопливо сгрыз одно яблоко. О том, что тот мог и вовсе не приплыть, он даже думать не хотел.
А потом, когда Андерс уже почти начал засыпать, вода в озерце зашелестела громче – и на поверхность высунулась удлиненная лупоглазая морда, размерами напоминавшая собачью.
– Ты все-таки есть! – широко распахнув глаза, громким шепотом сказал Андерс и медленно, чтобы не спугнуть дракона, сел. Тот нервно дернул головой в его сторону, и Андерс тут же замер, а потом ещё осторожнее потянулся за колбасой. Зубы в приоткрытой пасти были треугольными и шли в три ряда, так что озерный дракон все-таки был хищником.
– Я назову тебя… назову тебя… Мэтром Водяниусом, – поразмыслив, постановил Андерс. После четвертого куска колбасы озерный дракон перестал шарахаться от звука его голоса, и он принялся аккуратно, буквально по полпальца в минуту, приближаться к своему новому питомцу. Чешуи у него, кажется, все-таки не было, и Андерсу было ужасно интересно, какой же он на ощупь. Скользкий и мокрый, это точно, но, может быть, все-таки теплый?..
– Эй, ты что это тут делаешь?! – возмущенно заорали сзади, и Андерс подскочил от неожиданности, чуть не свалившись в озеро прямо перед драконьей мордой. Мэтр Водяниус удивленно зашипел, но вопля не испугался, наоборот: ещё больше высунулся из воды и царапнул перепончатой лапой каменный берег. – Это моя страховидла, я её первой нашел!
– Сам ты страховидла! – не раздумывая, парировал Андерс и, развернувшись, чуть не онемел от изумления, потому что последним, кого он ожидал увидеть возле драконьего логова, был Хоук. – Это озерный дракон! И я его нашел первым!
– Как же! – пренебрежительно фыркнул тот. – Я его уже шестой раз тут кормлю, между прочим! Видишь, он сам ко мне идет!
Андерс скрипнул зубами: Мэтр Водяниус и правда сунулся мордой почти к самым хоуковым рукам, не дотянувшись всего пол-ладони. Хоук подождал немного, но упираться все-таки не стал и, поняв, что есть прямо из рук дракон пока боится, кинул кусок солонины ему под лапы. Тот радостно булькнул и, изящно изогнув шею, подхватил мясо, а потом с тихим всплеском скрылся в глубине.
– Сейчас съест и вернется за добавкой, – уверенно сказал Хоук. – Отойди от воды, а то может столкнуть нечаянно. Он не покусает, но там под камнями такие белые пиявки водятся, они ужас как крепко присасываются. И быстро.
– Брешешь, – привычно отозвался Андерс, но все-таки отступил на шаг. Вода чуть заметно колыхалась, и порой у самой поверхности мелькал гребешок, который украшал драконий загривок. – А я ему тоже колбасы принес!
Хоук нахмурился и недобро посмотрел на него, и Андерс, приглядевшись к своему недругу повнимательней, с неудовольствием признал, что тот оказался гораздо предусмотрительней. У него в руках была настоящая лампа, старая и ржавая, но пока работавшая вполне исправно, на поясе болтался перочинный ножик, которым он с легкостью откромсал ещё кусок от лежавшего в его сумке окорока, а с другой стороны висела небольшая фляга с ламповым маслом. И вообще вид у него был такой, будто залезть в пещерный лабиринт, чтобы покормить озерного дракона – это самое что ни на есть обыденное дело.
– Глухой, что ли? – не глядя сунув Мэтру Водяниусу ещё один шмат солонины, раздраженно осведомился Хоук. – Это моя страховидла, и я её кормлю!
– Ага, то-то он на старую колбасу так накинулся, будто не жрал месяц! – огрызнулся Андерс и, украдкой потянувшись вперед, успел-таки дотронуться до шкурки спешившего снова спрятаться с едой дракона. Правда, так и не понял, тёплый ли тот: на пальцах осталось только ощущение водянистой прохлады. Хоук, нехорошо сощурившись, пристально следил за ним, и Андерс, глубоко вздохнув, постарался забыть об их вражде хотя бы ненадолго. Потому что Хоук не погнушался попросить у него разрешения погладить Пушистиуса, и он, похоже, и в самом деле нашел озерного дракона первым. – Слушай, ну правда, он же действительно голодный. Сколько ты там наворовать можешь, пока не поймают? А он, наверно, ещё и растет, ему как следует кушать надо.
– Без тебя управлюсь, – буркнул Хоук, но написанное у него на лице раздражение несколько померкло, а ещё через несколько минут, когда ему удалось легонько погладить Мэтра Водяниуса по носу, уже почти без злости добавил: – Растреплешь – нос сломаю.
– Не растреплю, – оскорбился Андерс и, заметив, что солонина у Хоука закончилась, сунул ему в руки початое кольцо колбасы. Тот глянул на него с подозрением, но колбасу все-таки взял и даже разрешил ему скормить дракону последний кусок.
Правда, на этом короткое перемирие и закончилось. До жилых помещений Хоук дотащил его всего за час, задав такой темп, что запоминать дорогу Андерс попросту не успевал, а от всех предложений помочь с кормежкой Мэтра Водяниуса и вовсе отмахнулся. И вдобавок безжалостно высмеял придуманное для дракона имя.
Андерс в конце концов не выдержал и разругался с ним в пух и прах, но уже через полчаса после того, как они разбежались по разным углам ученической спальни, пожалел о своей вспыльчивости. Добираться до дракона тем же путем, каким он шел в первый раз, было слишком долго и неудобно, да и заблудиться в пещерном лабиринте можно было запросто… А ему ужасно хотелось разглядеть Мэтра Водяниуса как следует и, может быть, даже погладить снова. Только было жалко, что нельзя никому рассказать, потому что он обещал не болтать про дракона.
Хоук оказался заразой не только занудной, но и очень злопамятной, но Андерс тоже был не из тех, кто легко отступает. Он целую неделю не устраивал тому пакостей и даже притащил выпрошенную у Ульдреда книгу про историю возникновения Братств, но сдался Хоук лишь после того, как Андерс прочитал ему долгую и скучную лекцию о том, как важен для домашних животных полноценный рацион. Честно говоря, назвать таковым солонину, колбасу и изредка перепадавшее Мэтру Водяниусу овощное жаркое у Андерса, как целителя, язык не поворачивался, но они делали все, что могли. И даже не попадались, потому что Хоук, кажется, в принципе не умел рисковать и мог предусмотреть все: от масла для лампы, чтобы не зависеть от неустойчивого пока запаса собственной маны, до внезапной бессонницы у дежурного храмовника. И вдобавок по дороге до озера и обратно доставал Андерса пересказом заумных целительских трактатов, чтобы потом мэтресса Винн не вздумала поинтересоваться, на что это он потратил предназначенное для учебы время.
От храмовников Андерс обычно предпочитал держаться подальше: несмотря на малый возраст, они считали его главным смутьяном Кинлоха и даже в самом невинном действии готовы были заподозрить какой-то коварный умысел. Нередко они даже бывали правы, и это было ещё одним поводом для того, чтобы, увидев в конце коридора целых три храмовничьих спины, повернуть в другую сторону. Но что-то в позах рыцарей показалось ему настолько неправильным, что он, не успев задуматься, двинулся к ним – а потом услышал тихий издевательский смех.
– Ой, у маленького мага отобрали игрушку! – ехидно протянул один из рыцарей и, ухмыльнувшись, кинул что-то стоявшему напротив товарищу. За широкими юбками мелькнула знакомая ткань ученической мантии, и рыцари снова засмеялись, перебрасывая друг другу какой-то небольшой предмет. Андерс стиснул зубы и принялся ступать ещё осторожнее: нужно было подобраться достаточно близко, чтобы узнать всех троих – и тогда они за все поплатятся. Может быть, он даже ненадолго забудет о своих принципах и просто настучит старшим, для надежности.
– Отдай! – глухо потребовал «маленький маг», и Андерс едва не споткнулся, с трудом узнав голос Хоука, в котором чуть ли не впервые на его памяти не было снисходительной насмешки. А вот ярости в нем было столько, что у Андерса мороз прошел по коже, а сердце на миг сбилось с ритма. – Отдай, это же просто деревянная фигурка!
– Магам не положено личных вещей, – издевательски сообщил храмовник, стоявший в середине. Хоук отчетливо скрипнул зубами, и рыцарь, забрав у товарища добычу, наставительно продолжил: – Так что сейчас запрещенный предмет будет уничтожен прямо у тебя на глазах. Для наглядности.
– Отдай, – замерев, напряженно проговорил Хоук, уставившись на своего мучителя широко раскрытыми глазами. Он вытянулся, словно струна, и мелко дрожал всем телом, а кулаки сжимал так, что на фоне темной мантии костяшки казались снежно-белыми. На левой щеке у него багровел отпечаток крупной мужской ладони, а из разбитого носа медленно сочилась густеющая на глазах кровь. – Не смей её трогать!
– Ты имеешь дерзость указывать рыцарю Церкви?! – почти обрадовался храмовник. У него в руках что-то хрустнуло, и Андерс едва не пустился наутек: так неуловимо и страшно изменилось вдруг лицо почти всегда спокойного и чуточку отстраненного Хоука.
И никуда он, конечно же, не побежал. Наоборот, выскочил из-за вазы, за которой прятался, и пронзительным от испуга голосом заявил:
– А ну прекратите немедленно! А то я все Рыцарю-Командору расскажу! – Храмовники обернулись к нему, и он, невольно отступив на шаг, добавил: – А когда он вас выпорет, то никто из наших вас лечить не станет, так и будете с полосатыми жопами ходить!
Сэр Ангольд, сэр Реневир, сэр Лоран, все трое только-только прибыли из монастыря при Хайеверской церкви Андрасте Карающей. Андерс пробормотал себе под нос имена, запоминая, и, зажмурившись от страха, резко пнул сэра Ангольда под колено. Ему повезло: тот, как и большинство храмовников, в башне позволял себе расслабиться и под форменную юбку поножи и бедренные щитки не надевал, и теперь, вскрикнув – не столько от боли, сколько от изумления – выпустил из рук свой трофей. Андерс едва успел подставить ладони и, крепко схватив трехногую деревянную лошадку, тут же кинулся бежать.
– Быстро к Первому Чародею! – скомандовал он, когда через несколько мгновений его нагнал Хоук, который успел несколько прийти в себя и уже не напоминал человека на грани одержимости. – Кто первый пожалуется, тот и прав. И расплачься, если сумеешь. Ты ж примерный зануда, тебе поверят.
Скандал все равно вышел знатный. Андерс, по правде сказать, чувствовал себя донельзя странно, не будучи его главной причиной, и даже пинок, то есть физическое нападение на рыцаря Церкви, сошел ему с рук. Только Ирвинг с Грегором посмотрели на него как-то не по-хорошему задумчиво, а потом многозначительно переглянулись. Хоук и вовсе сумел выставить себя абсолютно невинной жертвой, но в этом как раз ничего удивительного не было.
Порку, которую Андерс пообещал наугад, рыцари и правда получили, как и запрет обращаться в лекарское крыло за исцелением. Им вообще крепко досталось: подробностей он так и не понял, все эти «епитимьи», «покаяния» и прочая церковная хрень оставалась для него темным лесом, но старшие маги сошлись на том, что зарвавшиеся храмовники в кои-то веки получили по заслугам и даже немного сверх того. А после всех епитимий их обещали навсегда отправить куда-нибудь на нижние этажи, подальше от детей – мэтресса Винн настояла.
– На, это же твое, – подойдя вечером к хоуковой койке, неловко проговорил Андерс и торопливо сунул в руки Гаррету покалеченную лошадку. Он успел её как следует разглядеть, пока того допрашивал Рыцарь-Командор: обычная деревянная игрушка, только вырезанная так точно, что походила на живую, с развевающейся гривой, мохнатыми бабками и каким-то маленьким значком на крупе. Хоук молча кивнул и тут же спрятал её за пазуху, и Андерс, помявшись, тихо сказал: – А у меня подушка есть. Мне её мама вышила. – Он подумал ещё и все-таки договорил: – Хочешь, покажу?
История четвертая. От ненависти до...
Тут Хоук с Андерсом, вроде как, уже успели немного повзрослеть... Ну разве что совсем немного. Да и условно-тепличная жизнь со всей фигней Круга тоже накладывает опечаток. А, ладно, хватит отмазываться. Заметите лажу - скажите.
История дописана.
Рискнуть?
История дописана.
Рискнуть?