История третья. О зверях, гадах и иных тварях

[fayere]

Продолжаем историю про мелкоАндерса и мелкоХоука.
Все ещё ничерта не помню, как быть ребенком.

Рискнуть?

Хоук как будто всю жизнь в Круге прожил. Не пропускал ни одного урока, даже на «диспуты» о Песне Света у преподобной матери Сары ходил, даром что на них половина слушателей каждый раз засыпала, учебники читал сколько велено, а не через страницу, вел себя примерно, да и вообще замечания, кажется, получал только за то, что, зачитавшись, жег ламповое масло в ужасающих количествах. Впору было подумать, что он – почти взрослый парень, между прочим, в деревнях такие себе уже невест приглядывать начинают – и вовсе вольного ветра не нюхал. Андерсу от одного его вида плохо становилось, потому что ну нельзя же быть таким бесхребетным!
Вот и теперь он невозмутимо скреб слишком тяжелой для него деревянной лопатой по полу, даже дышал правильно – неглубоко, через рот, чтобы от драконьей вони не слезились глаза – и не обращал на пыхтевшего рядом Андерса ровным счетом никакого внимания. Впору было подумать, это не они подрались чуть не насмерть всего через пять минут после знакомства.
– Ты что, так и собираешься до самого вечера в дерьме ковыряться? – не выдержав, осведомился Андерс. Хотел ещё для пущей выразительности пристукнуть об пол перехваченной, как боевой посох, лопатой, но передумал. Рекрут, которого приставили за ними следить, не выдержал драконьего запаха и сбежал через минуту, но на шум явился бы непременно – разнимать очередную драку. Как будто он, Андерс, интеллигентный образованный маг, мог снова опуститься до подобных базарных методов.
Хоук неразборчиво буркнул что-то себе под нос и, отставив лопату, поволок наполненное ведро к дыре стока, и Андерс, недовольно сжав губы, насмешливо протянул:
– У-у, да ты ж, верно, ещё маленький, своим умом жить мозгов не хватает... Мозги, Хоук, это такая штука в голове, обычно люди с её помощью думают. – Тот глянул на него с откровенным сомнением, и Андерс оскорбленно расправил плечи: – Я точно знаю, мне мэтресса Винн говорила! Она уже старая, ей врать незачем!
– Снова в глаз хочешь? – смутно знакомым усталым тоном, совсем не подходившим к его мальчишеской физиономии, уточнил Хоук. Воплощать озвученное он, впрочем, не спешил, вывалил содержимое ведра в сток и, аккуратно подталкивая застрявший кусок стоявшей рядом небольшой палочкой, светски осведомился: – Ты всегда такое трепло или специально для меня расстарался?
– А ты всегда так нос задираешь или просто мне завидуешь? – огрызнулся Андерс. Хоук наконец протолкнул ком драконьего дерьма вниз и снова взялся за лопату, и искушение пнуть его в очень уж удобно оттопыренный зад принялось терзать Андерса с новой силой.
– Было б чему завидовать! – не разгибаясь, фыркнул Гаррет. – Ни сбегать из Круга как следует не умеешь, ни нахулиганить толком: мой… – он вдруг сбился и поспешно поправился: – мальчишки вдвое младше тебя и то изобретательней бывают. Да ты даже за зверями толком прибрать не способен! Вон у тебя там сколько грязищи осталось, а тот чародей ведь сказал, что они от влажности болеют.
– Ты меня ещё поучи из Круга бегать, приспособленец! – возмутился Андерс и, мигом забыв о показавшейся ужасно важной оговорке соперника, принялся торопливо доскребать каменный пол. Допустить, чтобы этот зазнайка потом по всему Кинлоху хвастался, что может переплюнуть его даже в таком простом деле, как уборка вивария, он не мог. Тем более что это была неправда: все он прекрасно знал и со всякой живностью обращаться умел куда лучше, чем всякие там. А что в этот раз халтурил – так это не потому, что зверей не любит, а в знак протеста против храмовничьего произвола. Сами бы за драконлингами поубирали, жестянки хреновы.
Таскать за собой ещё и ведро Андерсу было уже попросту лень, так что он просто старался размахнуться получше – так, чтобы дерьмо с лопаты летело прямо в сток. А когда расстояние до стока стало слишком большим для прицельного броска, стал метить в оставленное на полпути ведро. Получилось даже лучше, чем он надеялся, и можно было иногда «промахнуться» каким-нибудь особо липучим комком в Хоука. И сделать потом такой невинный-невинный вид, на который до сих пор покупался даже не слишком опытный – как поговаривали старшие маги – Первый Чародей. Хоук тоже не отличался особой проницательностью и только щурился с подозрением, потому что придраться ему было не к чему: Андерс каждый раз подгадывал к моменту, когда он наклонится пониже, чтобы легче было поднимать полную лопату.
Драконлинги, загнанные на время уборки в дальние клетки, отзывались на каждый его взмах азартным охотничьим шипением и грызли замки, провожая мелькавшие в воздухе куски дерьма завистливыми взглядами. Андерс с интересом наблюдал за ними, пытаясь понять, вправду ли они считали любой движущийся предмет живым и потому добычей или просто хотели с ним поиграть. Он в Хоука пару раз попал по-настоящему нечаянно и четырежды промахнулся мимо ведра, пришлось потом заново чистить тот участок пола. Но в конце концов грязные клетки закончились, и он даже управился со своей половиной на пару минут раньше Хоука.
– Смотри и учись, салага! – торжествующе выдохнул Андерс, первым шкрябнув лопатой о противоположную от входа стену. Он, правда, не знал, что такое «салага», но старый сэр Ангус именно так обзывал всех, кто моложе него. И при этом всегда добавлял что-нибудь этакое про малолетних неумех.
– Сам ты салага! – огрызнулся Хоук тоном, который заставил Андерса заподозрить, что тот как раз отлично знал, что значило это слово – и оно и впрямь было обидным. Противный скрип хоуковой лопаты сбился с прежнего размеренного ритма, ведро, которое тот перетаскивал вслед за отступающей полосой грязного пола, стало лязгать втрое чаще – и Андерс, злорадно фыркнув, крутанулся на пятке и решительно шагнул к сопернику, собираясь добить его парочкой насмешливых замечаний.
И полетел носом в пол, поскользнувшись на чем-то мокром и в последний момент успев подставить занывшие от удара о камень руки.
– Что ж ты такой невнимательный? – насквозь фальшиво посочувствовал Хоук, ехидно косясь на Андерса, который с изумлением разглядывал измазанные в драконьем дерьме подошвы своих ботинок. В дерьме, которого не могло, не должно было там быть, потому что он выскреб все дочиста!
– Может, ты ещё скажешь, что это я умудрился не заметить такую здоровенную какаху? – угрожающе переспросил Андерс, поднимаясь на ноги. Хоук промолчал, только пожал плечами и снова согнулся, поддевая лопатой собранные в кучку остатки грязи, и Андерс раздраженно фыркнул, злясь на его дурацкую сдержанность. Вот бы он отозвался как полагается! Тогда и думать бы не пришлось, потому что на некоторые вещи можно ответить только кулаками.
Дверь в коридор громко скрипнула. Андерс, сверливший взглядом хоукову спину, тут же ухватился за свое переполненное ведро – и только потом повернулся посмотреть, кто это чуть не застукал его за бездельем. Начали бы опять долго и скучно рассказывать про демона Праздности, а он и сам уже знал, что тот, хоть и кажется безобидным, на самом деле ничуть не лучше всех остальных. Хотя надзиравший за ними рекрут, наверно, только обозвал бы его лентяем и велел пошевеливаться…
Но вместо противной храмовничьей рожи в щель между косяком и приоткрытой створкой сунулась широкая кошачья морда. Андерс с облегчением вздохнул и, торопливо выплеснув содержимое ведра в сток, осторожно шагнул к величественно вплывавшему внутрь Пушистиусу. Кот чуть заметно подергивал ушами, придирчиво оглядывая почти чистый виварий, и наконец уселся в центре комнаты, обернув лапы мохнатым, как у белки, хвостом. Шерстка у него на загривке лежала ровно, так что он, наверное, был не против пообщаться.
– Это Пушистиус, – объявил Андерс, бросив на двинувшегося к ним Хоука предостерегающий взгляд, и на всякий случай добавил, стараясь выглядеть как можно суровее: – Он мой кот.
– А что, тут разрешают держать домашних животных? – удивился Хоук, однако в его голосе заметно недоставало привычной насмешки. И он даже остановился в паре шагов, как будто ждал, пока Андерс разрешит ему подойти поближе.
– Нет, – неохотно признался тот и, снова повернувшись к Пушистиусу, медленно протянул к нему руку. Характер у лучшего крысолова Кинлоха был ужасный, как будто он был настоящим диким котом, а не родился тут же, в башне, у Мурыськи, загулявшей с котом предыдущего Первого Чародея. Трогать себя он не позволял никому, кроме Андерса, да и то надо было быть очень осторожным. Мало ли что ему не понравится… – Вообще-то он не совсем мой, считается, что он общий. – Хоук задумчиво хмыкнул, и Андерс поторопился подтвердить законность свои притязаний: – Но он только ко мне в кровать спать приходит! Редко, правда, но это потому, что он очень занятой кот, он в подвалах крыс ловит!
Пушистиус с достоинством обнюхал его пальцы и легонько ткнулся носом в ладонь, и Андерс поторопился погладить доверчиво подставленные ему уши. Кот гулко мурлыкнул и, поразмыслив, брякнулся на бок, и Андерс принялся нежно почесывать кончиками пальцев его теплое меховое пузико. Хоук снова хмыкнул – уже с откровенной завистью – и каким-то почти нехоуковским тоном проговорил:
– Здоровый он у тебя.
Андерс от его покладистости совершенно растерялся, даже Пушистиуса чесать перестал, но потом, взяв себя в руки, все-таки ответил – степенно, как и полагалось настоящему кошачьему хозяину:
– Это он ещё молодой, ему полтора года всего! А как вырастет – станет большой-пребольшой, как рысь!
– Ты рысь-то хоть раз в жизни видел? – беззлобно бросил стоявший уже прямо у него за спиной Хоук и, помявшись, попросил: – А можно мне погладить твоего кота?
Андерс настороженно оглянулся на него, но подозрительно мирный Хоук смотрел не на него даже, а на басовито урчавшего Пушистиуса, и, кажется, не замышлял никакого подвоха. Отказывать собрату-магу, какой бы заразой тот ни был обычно, в несложной, вежливо высказанной просьбе вдруг стало как-то неловко. Андерс поколебался с полминуты и все-таки кивнул, предупредив:
– Только аккуратно, он не любит резких движений.
Ответить Хоук не удосужился, но хватать и тискать кота, как пытались делать всякие дурные малолетки, не стал – вначале поднес руку к его мордочке, позволил познакомиться со своим запахом и только после этого осторожно почесал его между ушей. Пушистиус поизучал его с полминуты, задумчиво подергивая кончиком хвоста, но затем глубоко вздохнул и снова растянулся на полу, подставляясь их рукам.
Андерс поначалу поглядывал на Хоука с сомнением. Однако тот, похоже, и впрямь понимал, что к чему, и послушно убрал руки, когда Пушистиус, которому начали надоедать его ласки, стал раздраженно подергивать усами. Сам Андерс, успевший привыкнуть, что ему позволено куда больше, чем остальным, замешкался на несколько мгновений – и невольно вскрикнул, когда кот, свирепо зашипев, вцепился в его предплечье.
Больно было ужасно – клыки у Пушистиуса были под стать его телу, длинные и крепкие – но Андерс все-таки сдержал инстинктивное желание отдернуть руку и замер, дожидаясь, пока кот отпустит его сам. Хоук смотрел на него с каким-то странным недоумением, и Андерс, резко выдохнув, сдавленно пояснил:
– Если слишком резко дернуться, можно повредить ему зубы. Пушистиус, хороший мой, отпусти, я больше так не буду.
Кот покосился на него, как будто и правда понял, и действительно разжал челюсти. В руке ещё сильнее запульсировало болью, под рукавом стало горячо и влажно – похоже, в этот раз клыки задели какой-то крупный сосуд. Андерс поймал слегка виноватый взгляд казавшегося уже не таким сердитым и взъерошенным Пушистиуса и серьезно сказал:
– Спасибо.
– Перевязать бы, – проводив взглядом кота, который отправился грабить оставшиеся без присмотра драконьи кормушки, заметил Хоук. Андерсу померещилось, что почти с уважением – чего, конечно, быть не могло. – А то мантию заляпаешь.
– Да так обойдусь, – отмахнулся Андерс, закатывая рукав. Вену Пушистиус ему все-таки не порвал, но кровь из маленьких глубоких ранок капала быстро-быстро, как вода в гномской клепсидре чародея Торрина, а кожа вокруг них уже начала припухать и наливаться нездоровой краснотой. – Маг я или кто?
Настоящим целителем он, конечно же, ещё не был, мэтресса Винн не уставала ему об этом напоминать, но с подобной мелочью управиться мог. Главное, чтобы Хоук потом не протрепался, а то ему изрядно достанется за нарушение запретов наставницы. Андерс покосился на все ещё сидевшего рядом с ним Гаррета, но просить не рискнул: они же все-таки враги.
– Ух ты! – выдохнул Хоук, глядя на затягивающиеся прямо на глазах ранки, и от искреннего восхищения в его голосе Андерса вдруг охватила такая гордость, будто он подвиг какой-то совершил, а не исправил последствия собственной глупости. На несколько мгновений он даже поверил, что Хоук, может быть, был вовсе не так плох, как он решил вначале.
Вот только сам Хоук как будто нарочно делал все, чтобы от его робкой надежды на лучшее не осталось и следа. Кошек он, конечно, знал хорошо и любил, и даже смог подлизаться к Пушистиусу – тот, предатель, стал разрешать ему такие вольности, которые до сих пор были позволены только Андерсу – но в остальном по-прежнему был занудной язвительной заразой, которая только чудом не дохла от собственного яда. Было совершенно непонятно, как он при этом умудрился подружиться с трусоватым, боявшимся собственной тени Йованом и застенчивым почти до немоты Алимом, однако оба малолетки таскались за ним хвостиком и принимали любую его фразу как божественное откровение.
И нет, Андерсу вовсе не было завидно. У него ведь были Герда и Финн, его ровесники, достаточно умные для того, чтобы их уважение и дружбу можно было считать своей заслугой, а не следствием простого стечения обстоятельств. И спал Пушистиус все равно только с ним, напрочь игнорируя хоуковы попытки заманить кота на свое одеяло.
В библиотеку Андерс попал почти случайно. Не то чтобы он не любил книги, но в хранилищах Круга преобладали учебники и исследовательские труды, от одного вида которых у него зубы сводило от скуки. Мэтресса Винн, правда, настаивала, что он должен научиться отыскивать знания самостоятельно, но пока ему удавалось увильнуть от этого несомненно благого дела.
А вот Хоук увиливать и не думал: ковырялся в толстенных пыльных фолиантах, как будто они были самым увлекательным чтением на свете, и даже, кажется, конспектировал. Андерс, не удержавшись, подкрался к столу, на котором лежали хоуковы заметки, и пренебрежительно поморщился, перелистав только-только начатую тетрадь: уж в «Истории кинлохского Круга» точно ничего интересного не было и быть не могло. И вообще, чего такого важного в упоминании о том, что сливаемые в озеро некачественные зелья приводят к изменению водной фауны?.. Можно подумать, там от этого озерный дракон заведется.
За шкафами, скрывавшими его от взгляда дежурного библиотекаря, послышался голос возвращавшегося к своим книгам Хоука, и Андерс, злорадно ухмыльнувшись, торопливо плеснул на обрез страниц воском с ближайшей свечи. Ничего стоящего в почти пустой тетрадке все равно не было, так что даже если Хоук не сумеет разлепить склеенные листки – невелика потеря. А вот нечего было быть таким врединой.
– Прискорбно видеть, что зло уже свило гнездо в столь юной душе! – осуждающе прогрохотал вышедший из-за совсем другого шкафа храмовник, и Андерс чуть не выругался, узнав седого сэра Ленрала.
Он был действительно стар: в Круге поговаривали, что лириум уже должен был выжечь его разум, но рыцарь оказался крепче, чем кто-либо мог предположить, и все ещё лязгал доспехами в коридорах Кинлоха, внушая ужас порочным магам. Порочными, однако, сэр Ленрал считал всех, не делая исключений даже для благочестивых тихонь вроде семилетней Кейли, что, однако, вызывало в нем не отчаяние, а твердую решимость исправить сие упущение. Хуже всего было то, что ему никто не мешал: Рыцарь-Командор, ещё помнивший Первого Чародея Ремийе, готов был закрыть глаза на чрезмерную суровость некоторых подчиненных, а у Ирвинга, занявшего свой пост всего за полгода до появления Андерса в Кинлохе, пока было слишком мало влияния.
– Похоже, твои воспитатели плохо справились со своей работой, так что мне стоит заняться этим делом лично, – пронзив Андерса ледяным взором, отчеканил сэр Ленрал и, схватив его за ворот мантии, потащил его за собой.
Ему пришлось всего лишь читать Песнь Света. Андерс ушам своим не поверил и едва не рассмеялся, услышав о том, что именно седой храмовник считал самым суровым наказанием – но понял свою ошибку после первой же запинки. Он сразу исправился, тот десяток стихов он отлично помнил ещё с детства, однако сэр Ленрал тут же оборвал его и, велев задрать мантию, хлестнул тяжелым клепаным ремнем по голым ногам. Уже к концу десятистишия андерсовы голени залиловели и покрылись глубокими ссадинами, а потом дело пошло ещё хуже. Андерсу и в голову-то не приходило заучивать священные тексты наизусть, до словечка, а сэр Ленрал относился к Песни с истовым благоговением и малейшее искажение оной считал чудовищным кощунством.
К концу экзекуции Андерс едва мог стоять, но за попытку хоть как-то облегчить боль в иссеченных ногах при помощи магии ему достался лишний десяток ударов, и вдобавок сэр Ленрал строго-настрого запретил ему исцелять себя или просить об исцелении старших. Подчиняться Андерс и не думал, но самому ему ещё не хватало умения, а добраться до лазарета или класса мэтрессы Винн он не сумел и порадовался уже тому, что смог дойти хотя бы до ученической спальни. И даже сумел убедить чуть не плакавшего от бессилия Финна, что все это полная ерунда и к утру само пройдет.
Нихрена, конечно же, не прошло, а мэтресса Винн, услышав о запрете храмовника, наотрез отказалась ему помогать. Андерс и сам знал, что его ушибы и ссадины никакой опасности для его жизни не представляют, но, в отличие от наставницы, вовсе не считал предписываемое ему смирение одной из величайших добродетелей. Он просто твердо решил, что никакой сэр Ленрал не сможет испортить ему жизнь, и той же ночью, пренебрегая болью в медленно заживавших ногах, отправился заливать свежесваренным рыбным клеем ботинки рекрутов-храмовников.
Зареванный Финн, пропадавший где-то целое утро, за обедом украдкой сунул Андерсу какие-то травяные припарки, невнятно пролепетав что-то про долийских знахарей и Алима, вместе с которым они отыскали в хранилище нужную книгу. Андерс не поверил: знать библиотеку лучше, чем Финн, ушастый малолетка не мог, а выклянчить у кого-то из взрослых магов настоящую запретную книгу, пусть даже по травничеству, было вовсе не так просто – однако говорить правду Финн наотрез отказался. Андерс даже обиделся, но от припарок ему полегчало настолько, что он мигом простил другу все его секреты. Ну, почти простил.
И почти посочувствовал Хоуку, когда вздумавший заняться воспитанием юношества сэр Ленрал уволок его за собой. Каким бы занудой и заучкой ни был Гаррет, но даже он не мог знать Песнь Света так хорошо, как хотел этого старый храмовник. Андерс даже решил, что поделится с ним последней оставшейся припаркой, если тот хоть на минуту перестанет задирать нос и попросит по-человечески. И даже если не попросит… он что-нибудь придумает. Да хоть тому же Алиму велит передать, по секрету.
Вот только Хоук опять умудрился выйти сухим из воды и вернулся в спальню целым и невредимым, без единого синяка или ссадины, и андерсова едва зародившаяся симпатия тут же сменилась завистью и жгучей обидой. А потом тот ещё и заявил, что они нихрена не умеют обращаться с храмовниками и что изобразить для старого сэра почтительно внемлющего его мудрости невежду было проще пареной репы, а ведь тому только это и было нужно.
Раньше Андерс даже не подозревал, что желание кого-нибудь придушить может быть настолько острым.