кусочек первый. Про кошку.Доставать Пятнашку из чемодана пришлось, наверно, раз двадцать. Стоило Андерсу отвернуться на секунду, хотя бы для того, чтобы взять выложенные на прикроватной тумбочке носки – и она тут же залезала внутрь. Раза после пятого Андерс распрощался с надеждой сохранить свой вычищенный и отглаженный до хруста костюм хоть в сколько-нибудь приличном виде: он, конечно, спрятал его на самое дно, к жесткой нижней стенке, но стремящаяся избежать изгнания Пятнашка зарывалась в его вещи до самого хвоста, попутно переворошив все, что он с таким старанием укладывал по местам.
– Ну вот что ей от меня надо? – в отчаянии вопросил Андерс, обреченно глядя на сверкавшие из-под смятого полотенца глаза. В паре дюймов от них из чемодана торчал рукав его парадного костюма, уже покрытый изысканным узором из налипших намертво черных и рыжих волосков. – Хоук, это же твоя кошка!
– Ну да, – невозмутимо согласился тот и, вытащив Пятнашку из чемодана, пошел на кухню. – Это моя кошка, так что она тоже ужасно тебя любит. И очень хочет с тобой.
Андерс, вздохнув, бросил приготовленный пакет с майками поверх полотенца и двинулся следом, не забыв захлопнуть за собой дверь спальни. Открывать её Пятнашка, разумеется, умела, но это занимало у неё от минуты до полутора, так что у них появлялся хоть какой-то шанс перехватить её вовремя.
– Это всего на месяц, – несчастным тоном сказал он, тут же поняв, что попытка убедить хотя бы себя провалилась с треском, и принялся ковырять вилкой толстый слой тертого пармезана, прикрывавший какую-то загадочную массу.
Готовить Гаррет, вообще говоря, умел, просто вся его стряпня подразделялась на два типа: стейк и то, что Андерс после пары дегустаций прозвал «рагу Берти Боттс». Выглядело рагу так, словно кто-то слил в одну кастрюлю содержимое десятка чашек Петри, забытых на пару лет в культуральном шкафу, и как следует перемешал, однако жаловаться на его вкус никому бы и в голову не пришло. Андерсу так точно не приходило, практически во всех ресторанах, в которых ему доводилось бывать, кормили куда хуже. Порой ему даже удавалось угадать, что именно Хоук пытался приготовить – ризотто, пасту или, скажем, пресловутое «лечо» по рецепту бабушки Паши Чехова – хотя обычно он просто старался об этом не задумываться. Благо угрозу состряпать как-нибудь рагу со вкусом соплей Гаррет исполнять не торопился.
Зато кофе он варил такой, что все турки с арабами удавились бы от зависти, просто запах его почуяв.
– Все будет хорошо, – сочувственно мурлыкнул Хоук и, обойдя вокруг стола, обнял его со спины: – И я, кстати, связался с хозяйкой той гостиницы, в которой ты будешь обитать. Очень милая пожилая женщина оказалась, я её с мамой познакомил, и они мигом нашли общий язык. Так что не волнуйся из-за костюма, она обещала, что покажет тебе хорошую недорогую прачечную, когда приедешь.
– Ты уже успел что-то натворить, – без тени сомнения сказал Андерс. Гаррет шумно вздохнул ему в ухо, заставив сладко поежиться, лизнул мочку и неохотно признался:
– Просто взломал мамин счет в скайпе. А то они со своей новой подружкой разорились бы по три часа в день болтать.
Андерс только устало закатил глаза и принялся выскребать из миски остатки «всевкусного рагу». После цветочного веника, надранного с клумбы при Белом Доме, один тихонько взломанный счет казался невинной шалостью. В том числе и потому, что ломать всяческие системы защиты – как, впрочем, и строить оные – Гаррет умел, а вот воровать цветы – нет. Хотя в тот раз полиция его так и не догнала.
– Я буду сильно-сильно скучать, – пробормотал ему на ухо Гаррет, и Андерс, сдавшись, развернулся к нему и взял его лицо в ладони…
– Пятнашка!!!
Хоук подскочил от его вопля и, развернувшись, кажется, ещё в воздухе, кинулся к спальне, но было поздно: Пятнашка успела не только пробраться в комнату, но и устроить в андерсовом чемодане настоящее спальное гнездо. Андерс подобрал с пола выброшенную из чемодана электробритву, с задумчивым видом подкинул её на ладони, сумев наконец привлечь кошкино внимание, и заключил:
– Был бы суеверен – решил бы, что господь против.
Гаррет зафыркал так, что Пятнашка немедленно встопорщила уши и вытянула шею, пытаясь найти источник звука, но затем снова посерьезнел и печально констатировал:
– А шеф будет против, если вы с Лирен проебете без толку те деньги, которые она выклянчила у него на оргвзнос. И Лирен расстроится, она столько нервов на Райвза угробила. Впрочем, это все мелочи по сравнению с упущенной возможностью полапать тот суперпуперконфокальный микроскоп, про который три ночи подряд мне рассказывал…
– Не передергивай, – отчаянно смутившись, пробормотал Андерс. – Рассказ о конфокальном микроскопе занял в общей сложности минут сорок пять, не больше. И не смотри на меня так, а то я на самолет опоздаю.
Смотреть Хоук, конечно, не прекратил, напротив, заулыбался так по-кошачьи самодовольно, что Андерс едва удержался.
Нет, не удержался: вытащил Пятнашку из чемодана, побросал туда вещи, уже не заботясь ни об аккуратности, ни даже о том, не забыл ли чего, захлопнул его, а потом, толкнув Гаррета на кровать, уселся на него верхом и принялся целовать. Спохватился, нашарил ни разу не пользованные по назначению меховые наручники, которые они с месяц назад закинули под кровать, защелкнул их на запястьях у Хоука и, несколько обезопасив тем самым свой и без того пошатнувшийся разум, снова впился в его губы. Насчет своего самоконтроля он ещё мог строить какие-то иллюзии; насчет того, что от этого самоконтроля остается, когда у Гаррета есть возможность действовать в полную силу – уже нет.
кусочек второй. Про техникуКанада встретила Андерса промозглой сыростью, пронизывающим ветром и осознанием того, что экспроприация любимого хоукова свитера была вовсе не актом потакания своему фетишизму, а божественным провидением. Хотя Хоук наверняка заявил бы, что одно другому не мешает. Андерс нахохлился, поддернул повыше широкий, давно растянувшийся воротник, от которого даже после стирки чуть-чуть пахло Гарретом, и решительно шагнул в сыпавшуюся с неба холодную морось.
Его гостиница оказалась совсем небольшой, а её хозяйка и впрямь была очень милой женщиной. Андерсу немедленно вручили огромную кружку горячего чая с лимоном и имбирем, толстое мохнатое полотенце и старенький фен со слегка треснувшей ручкой, и ахали над ним до тех пор, пока он не применил все это по назначению. Андерс попросту опешил от такого напора и безропотно отдал мистресс Селби истоптанный Пятнашкой костюм, настоятельно требовавший чистки, отпаривания и прочих реанимационных мероприятий. А когда он заикнулся об оплате дополнительных услуг, добрая мистресс посмотрела на него так, что он чуть язык не прикусил и, понятное дело, больше эту тему не поднимал.
В чемодане у него, само собой, царил первозданный хаос. Там, где схалтурила Пятнашка, дело довершили не страдавшие излишней аккуратностью работники багажной службы. Однако через пару часов Андерс все же выяснил, что забыл он только зонтик и ту пару шерстяных носков, которую с завидным упорством подсовывал ему Хоук, зато прихватил вместо них пару пятнашкиных мячиков с перьями и отвалившийся с её ошейника бубенчик.
Сумку с рабочей техникой ему собирал Гаррет, поскольку сам он полагал, что на одномесячную поездку ему вполне хватит его старенького, служившего ему ещё с колледжа ноутбука. Ну и телефона, понятное дело, куда в нынешние времена без мобильника. Однако протестовать он так и не решился: Хоук, взявший на себя заботу о техническом обеспечении его путешествия, так азартно сверкал глазами, что портить ему удовольствие не хотелось. Забегавшийся с оформлением всяческих командировочных бумаг Андерс так и не успел выяснить, что именно Гаррет считал жизненно необходимыми для его работы вещами. Запихать в относительно небольшой чемоданчик конфокальный микроскоп или термостат даже он не мог, а других, хоть сколько-нибудь правдоподобных гипотез у Андерса не было.
На рабочем столе его ноутбука был Хоук. Спокойный, сосредоточенный, красивый невыносимо – будто языческий бог, по какой-то надобности или просто шутки ради нарядившийся современным человеком. Андерс залюбовался, забыв на мгновение даже о том, что Гаррет, оказывается, куда-то дел не только все его ярлыки, но и стандартные кнопки Windows – и тут неподвижное изображение моргнуло, скосило глаза влево и, лихо крутанувшись в кадре, радостно уставилось на него:
– Привет! Как доехал?
Андерс аж подскочил от неожиданности, чуть не вывалившись из кресла, и уже собирался рассердиться на эту глупую выходку – но глаза Гаррета, ещё секунду назад холодно-отстраненные, вмиг засияли таким безграничным обожанием, что у него в животе стало тепло и щекотно, как будто там и правда завелись пресловутые бабочки. Улыбавшийся Хоук был настолько родным и милым, что у него совершенно по-дурацки дрогнул голос:
– Я по тебе уже скучаю.
Гаррет как будто предвидел подобное: тут же вытащил откуда-то совершенно неземного вида гарнитуру с длинным микрофоном, нацепил её на голову и пощелкал кнопками где-то за краем экрана, и его ласковое, доверчивое «я тоже» прозвучало так отчетливо и чисто, будто он и впрямь шептал Андерсу на ухо, а не сидел в своем офисе в тысяче километров от него. У Андерса мурашки по коже побежали, от хоукова голоса с ним с самого начала всякая ерунда творилась.
И тот, конечно же, прекрасно все понял: заухмылялся самодовольно, так, что Андерс не смог сдержать смеха, заурчал нежно и вкрадчиво, утешая и успокаивая – и до нелепого острая тоска постепенно утихла.
Хоук, разумеется, был психом – но психом основательным и по-своему логичным. Андерс и половины его объяснений не понял, но организованная им связь, кажется, имела крайне мало общего с традиционным интернетом. Оставалось только надеяться на то, что Гаррет не позаимствовал у Пентагона пару-тройку спутников для этой безусловно благой цели. Спросить об этом прямо Андерс так и не рискнул, боясь услышать в ответ что-то вроде «ну я их немножко поломал, чтобы не сопротивлялись, попользуюсь и потом обратно все починю».
В сумке с ноутбуком нашлась гарнитура и для него – она была покомпактнее и походила на обычные BlueTooth-примочки, прилагающиеся ко многим современным телефонам, но работала, конечно же, совсем иначе. Гаррет велел о деньгах не беспокоиться: мучиться с компаниями сотовой связи ему было все-таки лень, так что он просто взял и как следует настроил свой псевдо-скайп. Андерс с подозрением глянул на него, но Хоук смотрел в ответ прямо и честно, и в глазах у него не мелькал тот очаровательный лукавый огонек, который был вернейшим признаком того, что он все-таки успел где-то нахулиганить. Как можно обеспечить бесплатную связь через полконтинента, Андерс не представлял, но Гаррет – когда у него возникало желание – мог устроить и не такое.
кусочек третий. Про скуку и методы избавленияКонференция – вернее, школа-конференция, включавшая в себя не только доклады и пленарные лекции, но и практические занятия – оказалась мероприятием масштабным и очень солидным. Андерсу было как-то даже неловко отнимать у людей время со своим «Покупайте продукцию Circle Inc.!» – но, вопреки всем его опасениям, слушали его внимательно, с уважением, особенно когда он обмолвился, что всю статистику, касавшуюся предложенных решений, собирал сам. Кто-то, кажется, действительно заинтересовался – во всяком случае, визитки отдела продаж, которых он прихватил всего десятка полтора, разлетелись довольно быстро, и через пару дней пришлось раздавать собственные.
Короче говоря, скучать было попросту некогда, все его время занимали доклады, обсуждения и споры с коллегами, затягивавшиеся иногда так надолго, что увлекшихся ученых разгоняли заметно робевшие охранники выставочного комплекса. Да и то Андерс, будучи не в силах успокоиться, до самой гостиницы продолжал объяснять ни в чем не повинному Хоуку, почему прав был именно он. Вряд ли Гаррет, организовывая свою безлимитную связь, рассчитывал именно на это, но никаких возражений Андерс так и не услышал: тот послушно внимал его замысловатым монологам, подбадривал, порой даже задавал очень дельные, интересные вопросы или подкидывал неожиданные аргументы, которые Андерс потом с успехом использовал в продолжавшемся споре.
Днем этого было достаточно. Днем Андерс и так был словно пьяный от переизбытка информации, и для того, чтобы почувствовать себя пригретым за пазухой котенком, с лихвой хватало усмешливого хоукова «мур» в нацепленной на ухо гарнитуре. А вот вечером…
Вечером можно было открыть ноутбук и наконец увидеть улыбку Гаррета, посмеяться над его безуспешными попытками отогнать Пятнашку от штуки, из которой слышался голос её второго любимого хозяина, и заняться мелкими бытовыми делами, перебрасываясь с ним короткими фразами. Хоук тоже не торчал перед компьютером все время: отходил, гремел на кухне посудой, перекладывал на диван задремавшую в стиральной машине кошку – все как обычно, точно так же, как в любой из их вечеров дома.
Все как обычно, как будто он и не уезжал вовсе – вот только Андерсу ужасно не хватало прикосновений. Хотя бы возможности пихнуть Хоука бедром, пробираясь мимо него к холодильнику, или запустить пальцы в его волосы, или просто прогнуться под легшей ему на поясницу ласковой рукой. Даже засыпать без ежевечернего кошачьего массажа – Пятнашка облюбовала место в изножье их с Гарретом кровати и, устраиваясь на ночь, по нескольку минут топталась по его ногам – оказалось намного сложнее. И ужасно хотелось ощутить смех Хоука – низкий, бархатистый – ладонями, почувствовать, как вибрирует под пальцами широкая крепкая грудь.
Вдобавок привыкшее к регулярному сексу тело через несколько дней тоже стало настырно требовать своего. Андерс, словно озабоченный подросток, постоянно ловил себя на том, что по нескольку минут бездумно следит за занимающимся какой-нибудь ерундой Гарретом, бесстыдно оглаживая взглядом его ловкие пальцы и жилистые предплечья с перекатывавшимися под кожей мускулами. А ещё вспоминал все время, по поводу и без повода, какова на вкус тонкая кожа у Хоука за ухом, как он стонет, если целовать там то нежно, едва ощутимо, то жестко почти до грубости – и потом снова прикасаться губами осторожно-осторожно, словно к хрупким крыльям бабочки. От подобных мыслей воображение у Андерса окончательно срывалось с цепи, и каждый, даже самый невинный хоуков жест начинал казаться непристойным предложением.
В конце концов он попросту не выдержал, забился в ванную, снова нацепив на ухо отложенную было гарнитуру, и, слушая рассказывавшего о какой-то своей мудреной задумке Хоука, принялся дрожащими руками расстегивать штаны. Голос Гаррета, звучный, со знакомыми до дрожи мурлычущими нотками, заставлял его плавиться от желания, и Андерс прикрыл глаза, представляя, что Хоук стоит прямо у него за спиной. Что это он гладит его по животу, кончиками пальцев вырисовывая круги на чувствительном местечке у самого бедра, накрывает ладонью пах, ещё не лаская, а только поддразнивая – а потом аккуратно и крепко сжимает пальцы, двигая рукой в такт его сбивающемуся пульсу.
Гаррет заметил – то ли услышал, как изменился ритм его дыхания, то ли просто почуял – и, оборвав рассказ на полуслове, мягким, не подразумевавшим умолчания тоном поинтересовался, что он делает. Андерс торопливо сглотнул подкатывавший к губам стон и бездумно ляпнул «дрочу на твой голос», сладко поежившись от собственной бесстыдной откровенности. Хоук тихо, хрипловато рассмеялся – и тут же принялся нашептывать ему на ухо какую-то ласковую похабщину, от которой у Андерса голова пошла кругом, а живот скрутило предоргазменной судорогой.
– А я вообще-то тоже ужасно по тебе соскучился, – многозначительно сообщил Гаррет, когда Андерс, кое-как приведя себя в порядок, плюхнулся на диван перед ноутбуком.
– Тебе проще, – смущенно огрызнулся тот. От каждого гарретова взгляда Андерса окатывало нестерпимым жаром, а внутри крепла уверенность в том, что, находись они в одной комнате, он уже стонал бы под своим мужчиной, захлебываясь наслаждением. Он неловко поерзал на продавленных подушках, чувствуя, как заныло в паху от возвращающегося слишком быстро возбуждения, и почти обиженно буркнул: – У тебя, в конце концов, весь тот хлам из секс-шопа под рукой.
Задумчиво облизывавший губы Хоук замер, и Андерс на мгновение испугался, что все-таки брякнул что-то лишнее – но тот вдруг ухмыльнулся и каким-то до ужаса неприличным тоном проурчал:
– А ведь это мысль!
Андерс в отчаянии застонал, увидев на его лице то вдохновенное выражение, которое предвещало очередную безумную выходку. Однако протестовать было уже поздно: Гаррет лукаво прищурился, быстро отстучал на клавиатуре несколько коротких команд и, стремительно поднявшись на ноги, танцующим шагом двинулся в сторону комода со всякими мелочами.
Камера поворачивалась вслед за Хоуком, реагируя на движение, а тот, явно развлекаясь, заставлял её то фокусироваться на его длинных крепких пальцах, вырисовывавших в воздухе какой-то замысловатый узор, то скользить вдоль изгиба спины и покачивавшихся бедер. Андерс сглотнул, зачарованно глядя на него: его мужчина был красив, он всегда это знал – но ещё никогда тот не демонстрировал это с такой бесстыдной откровенностью.
– Что ты со мной делаешь, Гаррет, что ты делаешь… – беспомощно шептал он, боясь даже моргать, чтобы не упустить ни единого его движения. Гаррет услышал, хищно усмехнулся, чуть вздернув подбородок жестом довольного собой кота, и медленно обвел кончиком языка губы – но в обращенном на Андерса взгляде был вполне серьезный вопрос. И, похоже, он увидел то, что хотел: его усмешка стала ещё шире, и он, небрежно швырнув что-то на стоявшую у противоположной стены кровать, упругим звериным шагом пересек комнату.
Андерс, кажется, и вовсе забывал дышать, пока Хоук раздевался – без нарочито-томной медлительности, свойственной профессиональным стриптизерам, но так, что сразу становилось ясно: он чувствовал андерсов взгляд, чувствовал его желание, слишком яростное для того, чтобы уместиться в слова, какими бы они ни были – и ему это безумно нравилось.
Гаррет и сам уже был возбужден до предела, и Андерс до крови закусил губу, когда он, улегшись на кровати, плавно потянулся и снова поймал его взгляд. А затем он медленно, напоказ скользнул кончиками пальцев по изогнутым в коварной усмешке губам, повел ими вниз по шее, вдоль ключиц, по груди – и следовавшая за движением его руки камера, словно живое существо, оглаживала взглядом перекатывавшиеся под кожей крепкие мускулы, отзывавшиеся на ласку нетерпеливой дрожью.
– Нравится? – замерев на мгновение, лукаво мурлыкнул Хоук и снова посмотрел на Андерса голодными, потемневшими от страсти глазами.
– Чтоб тебя, Гаррет, я тебя хочу безумно! – рявкнул тот, до боли сжимая в пальцах край журнального столика, на котором стоял ноутбук. Кажется, тот протестующе поскрипывал… только Андерс был уже не в состоянии это заметить. – Хватит надо мной издеваться, садист доморощенный!
Гаррет хрипловато рассмеялся и, откинувшись на подушки, принялся устраиваться поудобнее – неспешно и обстоятельно, словно кот, позволяя Андерсу налюбоваться им вволю. Его ладонь, беспорядочно блуждавшая по телу, наконец добралась до своей цели, огладила, сжала – и Андерс чуть не заскулил, заметив, как дрогнули от удовольствия гарретовы ресницы. Хоук и не думал торопиться, ласкал себя дразняще медленно, чуть слышно постанывая и едва заметно покачивая бедрами, и Андерс, завороженный этим неспешным, словно морской прибой, ритмом, мог только хватать ртом воздух, почти забыв о собственном мучительном возбуждении.
Гарретову самообладанию могли бы позавидовать боги, но все же и у его сил был предел. Движения его ладони постепенно становились все резче, по всему телу волнами пробегала сладкая дрожь, и изнемогавший от желания Андерс чуть не взвыл, когда блестевшие от смазки пальцы Гаррета сдвинулись ниже, в ложбинку между ягодиц, и начали нетерпеливо растягивать тугое колечко мышц.
– Что ж ты творишь, зараза? – в отчаянии простонал он – и поперхнулся следующим стоном, когда Хоук, возбужденно оскалившись, нашарил в складках покрывала резиновый фаллоимитатор.
Это было уже слишком – и все же Андерс снова оказался не в силах не смотреть. Не смотреть, не вслушиваться в каждый рваный выдох, не представлять, что это на него Гаррет насаживается, едва контролируя норовящие дернуться навстречу бедра, на которых напряженно подрагивают четко прорисованные мускулы, что это от его движений тело его мужчины выгибает судорогой наслаждения, а с губ слетают резкие, хриплые вздохи на грани стона.
– Сильнее! – отрывисто приказал Андерс, резко толкаясь бедрами навстречу собственной ладони – и глухо заныл, когда Хоук, без промедления подчинившись его команде, хрипло вскрикнул и ещё шире раздвинул ноги, крупно вздрагивая от каждого движения скользившей внутри игрушки.
– А-а-андерс… – протяжно застонал он и, совсем забыв о затеянной игре, извернулся на кровати так, чтобы можно было ласкать себя свободней. Андерс зарычал, не помня себя от вожделения – пьяный от страсти Гаррет, с растрепанными, липнущими ко лбу волосами, с кожей, поблескивавшей от испарины, и ритмично напрягавшимися в такт собственным стонам мускулами принадлежал, должен был принадлежать ему, только ему одному. Желание оказаться рядом, вцепиться зубами в загривок и довершить начатое стало совершенно нестерпимым, Андерс с трудом выхрипел что-то повелительное – как бы не затасканное «кончи для меня» – и сам на мгновение выключился из реальности.
– Ты хоть представляешь, что я с тобой за это сделаю, когда вернусь? – слегка отдышавшись, грозно осведомился он. Хоук, расслабленно вытянувшийся на смятом покрывале, приоткрыл один глаз и, хитро покосившись на него, невиннейшим тоном предположил:
– Затрахаешь до обморока, да?..
Пятнашка запрыгнула на кровать, потопталась у Гаррета на животе и, ткнувшись мордой в руки, озадаченно мяукнула, как будто спрашивая: хозяин, а чего это ты так стонал, и раз стонал, то куда ты дел моего второго хозяина? Тот лениво потрепал её по ушам и снова улыбнулся тщетно пытавшемуся сердиться Андерсу – уже совсем иначе, без вызова, тепло и ласково.
Весь следующий день Андерс ходил как пыльным мешком по голове ударенный, но потом мелькавшие перед глазами непристойные картинки все-таки стали потихоньку меркнуть, и он наконец сумел сосредоточиться на делах. Правда, оставить хоукову выходку без последствий он все-таки не смог: через пару дней, когда Гаррет немного потерял бдительность, позвонил ему во время кофе-брейка и своим самым лучшим постельным голосом принялся рассказывать, кто он, зараза такая, есть, какая у него охренительная задница и что именно с этой задницей будет, когда он приедет из Канады. Слышимость была отличная, Андерс и сам изрядно завелся, слушая, как сбивалось дыхание у его любимого. Хорошо хоть догадался отойти подальше от людного корпуса и устроиться на скамеечке за высоким густым кустом.
Потом, правда, оказалось, что конспирация вышла не очень: с другой стороны куста стояла ещё одна скамейка, и сидевший на ней молоденький паренек, увидев выбиравшегося на главную дорожку Андерса, уставился на него совершенно дикими глазами, в которых светились одновременно ужас и возбуждение. Все ещё взбудораженный Андерс, проходя мимо, бросил на него откровенно насмешливый взгляд и хищно ухмыльнулся, и паренька едва не сдуло с места.
Хоук, услышав эту историю, долго хохотал и радовался, что у него такой видный и грозный парень, а Андерсу было немного стыдно. У бедного мальчика, похоже, и так картина мира изрядно пошатнулась, а он ещё и добавил.
А на следующее утро после того, как Андерс принялся украдкой вычеркивать из карманного календарика те семнадцать дней, что оставались до окончания конференции, его разбудил запах свежесваренного кофе. Мгновением спустя матрас у него за спиной скрипнул, принимая тяжесть чужого тела, и забравшийся к нему под одеяло Гаррет ласково поцеловал его в шею и промурлыкал:
– Доброе утро, сокровище.
И кофе, конечно же, пришлось варить заново.