Порой - особенно ночью, особенно в те коварные дни - накатывает на меня неизбывная скорбь о том, насколько же несовершенен язык человеческий вообще и мое умение с ним обращаться в частности. И если навык рисования словами образов я кое-как прокачал и продолжаю этим заниматься, и виден мне мой горизонт; то с навыком донесения своей мысли до окружающих все куда печальней, и накатывает, волна за волной - как желание уберечь принимали за недоверие, стремление подбодрить - за унизительную.снисходительность, а попытку проявить деликатность - за безразличие. Матрона с её набором излюбленных сентенций, только подбавляет яду; одна из них звучит примерно как "ну как ты не видишь, как больно ранил своими словами?!". Сентенции уравновешивающей, к слову, в арсенале нет; так и цветет внутри вера в то, что могу, не заметив, убить неосторожным словом, но в принципе, неизлечимо, не способен этим словом исцелить. Даже если захочу. Особенно если захочу.
Выучился молчать; но вечное молчание в нашем дуалистичном мире невозможно, говорят - так или иначе, даже мертвые. А уж живые тем более, и я в их числе.

А потом, стоит сбиться предполагаемому рисунку, колеблюсь и пугаюсь запоздало и бессмысленно, и гадаю, что же услышали. За намерением поделиться радостью от осознания многообразия Вселенной - попытку навязать собственное мнение. За неловким словом - недобрый умысел.
Черт его знает. Давно привык и, казалось бы, смирился; но раз за разом возвращается.

Если у вас есть хоть капля сомнения в моем злом умысле - значит, такового не было. Если он все же появится - поверьте, я позабочусь о том, чтобы никаких сомнений у вас не осталось.
Впрочем, злые умыслы посещают меня исключительно редко.