Глава 8. Гаррет ХоукГаррет Хоук
Стоило как следует взяться за дело – и оно тут же сдвинулось с мертвой точки. Гаррету становилось почти стыдно: что ему стоило додуматься до этого раньше? Мог бы уже давно избавить свое солнышко от нависшей над его головой угрозы.
Нет, всё это, само собой, было далеко не так просто. В меру придушенные хоуковы информаторы оказались куда осведомленней, чем говорили раньше, однако всеведущими они вовсе не были. Да и сам Гаррет не спешил трепать на каждом углу о том, для чего именно ему нужна сэр Райлок и её бережно хранимое имущество.
Храмовница, как выяснилось, действительно осталась в Амарантайне. Однако посвящать местную преподобную мать в свои планы она не стала и, получив полагающееся благословение, вместе со своим маленьким отрядом растворилась в переплетениях припортовых улиц. Не лучший выбор, на самом деле – за доками и складами пристально следили и старшины местных нищих, и подручные контрабандистов, пока не дослужившиеся до более почётной работы, и даже гарретовы соглядатаи. Последние, однако, искали рыцаря в церковной броне, а не остроглазую женщину в простом тёмном платье, а развеивать их заблуждения собратья по наблюдению не спешили. Ещё чего, забесплатно-то…
Заброшенный товарный склад, который заняла сэр Райлок со своими приспешниками, Гаррет в конце концов обнаружил. Всего-то нужно было сменить драконий доспех на простую вычерненную куртку и, замотав лицо темным шарфом, немного прогуляться по крышам портовых строений. Вот то, возле которого крутилось больше всего народу – ни контрабандистам, ни нищим не нравилось присутствие в их заботливо поделенной вотчине посторонних – и было ему нужно.
Проскользнуть мимо уныло маячившего в «потайном месте» юнца, который явно чувствовал себя до крайности неуютно без тяжелого доспеха, оказалось совсем несложно. Невеликих умений Гаррета вполне хватило, чтобы незамеченным добраться до крыши нужного здания и, распластавшись на скользкой кровле из разбухшей от морской сырости дранки, заглянуть в маленькое чердачное окно.
Вернее, чердака как такового у склада не было. Перед цеплявшимся за рассхошую оконную раму магом открывалось широкое, просторное помещение, небрежно перечеркнутое поддерживавшими крышу балками, и только в дальнем его конце, у самой стены, темнел лежавший на них помост с четырьмя грубыми тюфяками. Один из храмовников – уже немолодой, с усталым лицом мужчина – как раз взбирался на него по приставной лесенке, и Гаррет торопливо отодвинулся, опасаясь, что тот может его заметить. Сама Райлок, на сей раз одетая в свою броню, увлечённо втолковывала что-то ещё одному своему соратнику, стоявшему точно в центре небольшого освещённого пятачка. Судя по выражению лица, рыцарь её энтузиазма не разделял.
– Мы не можем сидеть в этой дыре вечно, – прислушавшись, различил Хоук. Женщина выразительно махнула кулаком и твердо продолжила: – Нужно приводить план в исполнение немедленно. Ловушка для проклятого Создателем мага готова, и надо осуществить всё до того, как захватившие власть в Амарантайне малефикары успеют об этом пронюхать.
Гаррет вздернул губу в беззвучном рыке и, мрачно усмехнувшись, подумал, что всё сложилось на редкость удачно. Ему даже не придётся нарушать приказ Дайлена. Почти.
– Этого мага необходимо уничтожить, – продолжала сэр Райлок. – Он доказал свою ненадёжность, и мы не можем позволить, чтобы Первый Чародей снова заморочил голову Рыцарю-Командору своими речами о редком таланте и снисходительности к молодежи.
Под пальцами боевого мага тихо хрустнуло дерево оконной рамы, и он несколько опомнился. Ни к чему было выдавать себя раньше времени – ему вовсе не хотелось проверять предположения Ирвинга на собственной шкуре. Может, потом, когда ставка не будет так высока.
Уныло молчавший храмовник попытался было напомнить о том, что пресловутый маг – Серый Страж и более неподвластен воле Церкви, но распалившаяся Райлок только злобно зашипела и затянула новую проникновенную речь. В ней упоминались малефикары, зарождение нового Тевинтера в одном побитом послеморовыми набегами порождений тьмы эрлинге, неблагоразумие королевы Аноры и категорическое несогласие храмовницы со всем вышеупомянутым, и Гаррет понял, что ему попросту не оставили выбора.
Бороться с храмовниками было очень просто. Несмотря на заверения Церкви, их умения слишком напоминали заклинания и требовали хотя бы секунды полной сосредоточенности. Когда доспехи мгновенно раскаляются от жара огненной бури, а не прикрытая металлом плоть вскипает и почти сразу осыпается пеплом, добиться нужного состояния очень сложно.
Торчавший на своём секретном посту мальчишка, как будто почуяв неладное, вломился внутрь и тут же оказался в ловушке: прогоревшая с одного края балка рухнула за его спиной, перегородив выход. Бросить наугад «святую кару» вчерашний рекрут ещё успел, но стоявший возле стропил Гаррет только поморщился, ощутив, как от прошедшего мимо цели плетения повеяло неприятным холодком.
Через несколько минут всё было кончено. Внизу слабо потрескивал остывающий земляной пол, теперь напоминавший раскалённое до вязкости стекло, и в падавшем из чердачного оконца лунном свете поблескивала лужа расплавленного металла, в которой никто уже не сумел бы опознать храмовничий доспех. Поясная сумка Райлок, хоть и сделанная из пропитанной чем-то огнеупорным кожи, рассыпалась от первого же прикосновения, и Гаррет осторожно поднял небольшую склянку с алой жидкостью, оплетенную металлическими лентами. Раскалённое золото обожгло пальцы, но стекло под ним оставалось прохладным.
В душе, вопреки его чаяниям, не было ни намека на торжество. Хотя его триумф был неоспорим: вожделенная добыча получена и вскоре будет преподнесена её законному обладателю со всем подобающим изяществом; сам он не получил ни единой царапины и сумел ускользнуть из порта незамеченным, не оставив никаких следов произошедшего. Никто не сможет связать гибель якобы отсутствовавшего в городе отряда храмовников с эрлом Амарантайна или его младшим сенешалем. Гаррет даже заработал на этом десяток серебрушек – местный кузнец уже ко всему привык и не спрашивал, откуда брался застывший лужицами металл. Плуги с него выходили справные, вот и довольно.
Лежавшая на подушечке из зелёного мха филактерия выглядела величественно и настолько окончательно, что у Гаррета заледенело сердце. Вот и всё. Последний шаг. Больше у него ничего не осталось, ни одного резервного плана, ни одного способа поддержать интерес своего возлюбленного… Он исполнил всё, что сумел придумать.
Ощущать собственное бессилие Гаррету не нравилось. Тосковать, слепо глядя в судебные акты и воскрешая в памяти вид изящной плетеной корзинки с амулетом крови, было совершенно бессмысленно, и он, глубоко вздохнув, вытащил из ящика стола предпоследний рунный камень и инструменты резчика. Бегство от реальности и не более того, но всё же требуемая для создания руны сосредоточенность должна была помочь ему взять себя в руки. Может, у него и так всё получится…
Полагаться на судьбу было непривычно и как-то неловко.
– Ты здесь, – утвердительно проговорил Дайлен, сунув голову в дверь, и вошёл, заперев её у себя спиной. Гаррет отложил в сторону завершённую руну – позже можно будет продать её кому-нибудь из торговцев – и вопросительно поглядел на младшего. Тот ответил ему неприкрыто гневным взором и резко осведомился:
– Брат мой, помнишь ли ты о том, что я просил тебя не трогать некую храмовницу и её прихвостней? И, кажется, даже объяснил, почему.
– Не трогать, пока она не нападёт первой, – вздохнув с облегчением, спокойно пояснил Гаррет. – Я, признаться, думал попросту спереть… известный нам предмет, но не сложилось.
– Поясни-ка, – сложив руки на груди, язвительно потребовал Командор. – Ты увидел парочку кирас с пламенеющим мечом и вдруг решил, что устроить очередную бойню – это хорошая идея?
– Не кричи на всю крепость, Дайлен, – сделав ещё один глубокий вдох, ровно проговорил Хоук. – Вначале я немного послушал их разговоры, и мне почему-то показалось, что их намерению заманить Андерса в засаду и убить без суда и приговора следует помешать. После чего сэр Райлок, ныне покойная, продолжила убеждать своих соратников в необходимости осуществления всех её планов, которые включали также подстрекание бунта в эрлинге, смещение «пробравшихся во власть малефикаров» и последующее уничтожение оных.
– Ладно, это сойдет за первый шаг, – помолчав, кивнул Амелл и после секундного колебания уселся напротив него. – Надеюсь, потенциальные свидетели разбежались прежде, чем успели разобрать, кто это крошит рыцарей Церкви?
– Я всё сделал тихо, – заверил его Гаррет, стараясь выглядеть поубедительнее. – Стены в том складе были толстые, гул пламени снаружи не расслышали бы, а закричать никто не успел.
– А следы? – обеспокоенно уточнил Дайлен. – Нам с тобой мало радости будет, если кто-то обнаружит…
– Полусгоревший склад с оплавленным полом, – закончил за него отступник. – Я там был – других стихийных магов такой силы в эрлинге нет – но о том, что в этом складе были именно храмовники, никто сказать не сможет. А если скажут и подтвердят – у нас будет повод прижать их за выступление против законной власти. Никаких следов я не оставил: доспехи расплавились до неузнаваемости, я их загнал тамошнему кузнецу – уже завтра ими землю пахать будут.
– Много получил? – хмыкнув, полюбопытствовал Амелл.
– На пиво хватит, – ухмыльнулся в ответ Хоук. – Всё будет в порядке, клянусь.
– За исключением того, что ты бессовестно разбалуешь Андерса, – со вздохом откинувшись на спинку стула, укоризненно заметил Командор. – Ты, кстати, в курсе, что твой рунный подарочек, оказывается, и впрямь стоит не намного меньше моего несчастного эрлинга?
– Плевать, – пожал плечами Гаррет. – Главное, работает как надо. На его счету уже десятков пять стрел, которые в противном случае пришлось бы вытаскивать из самого Андерса.
– Ну, тут я спорить не стану, – приподнял уголки губ в улыбке Дайлен. Потёр лицо ладонью и, как будто поколебавшись, продолжил: – Ты все же… как-нибудь поумерь пыл, что ли. Хотя не знаю, поможет ли: он уже давно ходит с видом Белой Жрицы, по первому же зову которой на врагов обрушится вся сила Создателя… Смотрится, конечно, впечатляюще, но он же так нарвётся.
– Если что, я помогу, – успокоил его Хоук, но кузен только поморщился и вздохнул:
– Вот об этом я и говорю. Ты его уже избаловал.
Последовавший за этим спор так и окончился ничем. Амеллова воспитательного порыва Гаррет, признаться, так и не понял, поскольку ему самому Андерс казался очаровательно благоразумным и доброжелательным, а сам Командор, услышав в ответ на очередной аргумент лишь упрямое «А мне нравится его баловать!» только застонал вполголоса и махнул рукой. И посмотрел на старшего кузена такими несчастными глазами, что тому почти стало стыдно за безвременно почившую сэра Райлок и за некогда возивших в Амарантайн персики контрабандистов.
Почти. Будь у него выбор, он снова поступил бы так же.
Снова утонуть в мрачных мыслях Гаррет не успел. Через несколько минут после ухода Дайлена, наконец отчаявшегося убедить его в том, что даже самое замечательное солнышко нужно иногда одергивать и придерживать, дверь его кабинета снова скрипнула, и внутрь скользнул опасливо озиравшийся Андерс с пыльной бутылкой наперевес.
Гаррет поплотнее закрыл ящик стола с инструментами рунного резчика и невольно улыбнулся. Целитель словно сиял, искрясь заразительной, солнечной радостью, и отступник смотрел на него, не в силах наглядеться. Мерзлый комок под сердцем от сиявшего в глазах Андерса счастья начал подтаивать, и Гаррета наконец настигло долгожданное смирение. Всё будет так, как будет, но он будет последним дураком, если упустит то, что есть у него сейчас.
Целитель поставил свою добычу на край стола и с кошачьей непринуждённостью оседлал его бедра, и Хоук нежно обнял ладонями его костистые коленки и повел их вверх, лаская ноги. Андерс блаженно прижмурился и, обхватив его шею длинными тёплыми пальцами, осведомился:
– Дайлен тебе уже всё растрепал или просто прибежал и потребовал отловить того, кто отправил сучку Райлок к Создателю?
Гаррет замялся, пытаясь придумать, как ответить, не соврав и не выдав при этом свою причастность к «отправлению», и в конце концов проговорил:
– Скорее первое. Я очень за тебя рад, солнце моё. Такое надо отпраздновать, верно?
Андерс кивнул, покусал губы и вдруг очень серьезно посмотрел ему в глаза:
– Ты на меня сердишься?
– За что? – опешив, переспросил Гаррет и растерянно посмотрел на него. Ему даже в голову не приходило, что на целителя вообще можно рассердиться, он ведь был самым лучшим, добрым и солнечным…
– За Веланну, – помедлив, уточнил Андерс, и Хоук резко выдохнул и с трудом удержал на лице улыбку. Нет, на бессовестный флирт с эльфийкой он тоже не злился, просто… был огорчён. Собственной слепотой и внезапно обнаружившимся эгоизмом, и винить в этом целителя вовсе не собирался.
– Ты дурак, Гаррет, – уверенно сообщил ему на ухо Андерс, чуть не задевая мочку губами. Отступник удивленно посмотрел на него, гадая, что привело его к подобному выводу, и тот терпеливо объяснил, что вовсе не считал эльфийку привлекательной. По крайней мере, за пределами физического аспекта, коий отнюдь не являлся ключевым в отношениях.
Гаррет собрался с духом и уже открыл рот, чтобы поделиться хоть частью своих выводов – о том, что нельзя мешать счастью любимого, и о том, как он боится как раз с этим и не справиться, потому что притаившееся в его душе безумие требует владения, единоличного и полновластного – но к его губам прижалась теплая сухая ладонь, и Андерс, ласково погладив его по щеке, твердо закончил:
– И если ты думаешь, что я вот так возьму и от всего этого откажусь из-за какой-нибудь новой женщины, то ты действительно дурак и я сам на тебя обижусь.
Хоук оцепенел. Раньше ему казалось, что целитель в принципе не умеет обижаться – все его огорчения длились не больше нескольких минут, а затем он просто выбрасывал их из головы и обращал всё своё внимание на что-нибудь более приятное. Гаррет даже завидовал подобному умению не зацикливаться на мелких бедах.
И меньше всего он хотел стать тем, кто действительно Андерса обидит…
Продолжавший теребить его отросшую щетину маг растерянно моргнул и, сглотнув, решительно добавил:
– И вообще прекрати изображать неуверенного в себе юнца, который всерьёз думает, что любая девка по определению лучше него просто потому, что она девка!
Гаррет улыбнулся под его ладонью. Похоже, он и впрямь дурак. Но он даже представить не мог, что Андерс действительно сочтет, что это недоразумение достойно его внимания и решит что-то предпринять… Пальцы целителя ещё раз нежно прошлись по его скулам и снова крепко обхватили шею, и тот требовательно осведомился:
– Ну?
– Что? – не сдержав улыбки облегчения, удивлённо переспросил Гаррет.
– Теперь тебе положено немножко на меня разозлиться, – вздохнул Андерс, поглядев на него так, будто он не понимал очевиднейших вещей. – Схватить под коленки, опрокинуть на стол – видишь, я специально так сел, чтобы тебе поудобнее было, – почти хвастливо уточнил он, и Хоук, повинуясь его короткому жесту, машинально опустил взгляд на обнимавшие его талию колени, – и трахнуть. А потом все эти глупости окончательно выветрятся у тебя из головы, и всё снова станет хорошо.
Андерс умолк и посмотрел на него с такой надеждой, что Гаррет едва сдержал смех. Облегчение накатило на него сокрушительной волной: он всё-таки был дорог своему солнышку. За него волновались, о нем пытались заботиться – пускай неловко и неумело, но так трогательно…
– Я тебя обожаю, счастье мое, – встретившись со встревоженными глазами любимого, доверительно поделился Хоук и всё-таки рассмеялся. Андерс недоуменно нахмурился, и Гаррет, потянувшись к нему, ласково коснулся его губ своими.
– Я тебя тоже, – с явным облегчением пробормотал целитель и, поудобнее устроившись в его объятиях, наклонился за новым поцелуем.
Выпустить свое сокровище из рук оказалось совершенно невозможно, хотя и нужно было – у Андерса наверняка было немало дел, как у него самого. Но Гаррет, едва дыша от острой нежности, только крепче прижал его к себе и продолжил целовать: настойчиво, дразняще, бережно покусывая теплые губы и ловкий шершавый язычок, сводивший его с ума каждым касанием. Маг сладко вздыхал и мял его загривок, словно довольный кот, и Хоук заурчал, принимаясь аккуратно расстегивать его мантию.
– Ты настоящий подарок судьбы, – не выдержав, почти беззвучно прошептал он в ключицы любимому, но тот всё равно услышал, крепче сжал ласкавшие его плечи пальцы и бездыханно потребовал:
– Ну так разверни уже!
Гаррет фыркнул и, проведя языком вдоль изящно изогнутой косточки, впился в тонкую кожу над ней губами. Андерс тихо застонал и плавно повел бедрами, подставляя его ладоням поясницу, и Хоук, крепко подхватив его под ягодицы, пересадил его на стол.
– Сейчас разверну, – поймав затянутый поволокой взгляд целителя, с усмешкой пообещал он, и тот чуть слышно захныкал, выгибая спину и разводя колени. Отступник вздрогнул от возбуждения и медленно провел ладонями вдоль застежек его одеяния, наслаждаясь едва ощутимым трепетом жилистого жаркого тела, а затем наклонился к любовнику и поцеловал его, глубоко и долго. Полы мантии разошлись под пальцами, как будто понимая его нетерпение, и Гаррет с довольным урчанием потерся лицом о часто вздымавшуюся грудь.
В том, чтобы целовать свое солнышко, доверчиво и беспомощно раскинувшееся на его рабочем столе, было что-то восхитительно непристойное и уютное. Хоук никак не мог остановиться – облизывал и прихватывал зубами заалевшие уши, прослеживал губами колотившуюся на шее жилку, пробовал на вкус горячие бусинки сосков и впадинку между бедром и животом, пахшую остро и возбуждающе. Андерс стонал и слепо шарил руками по его плечам и груди, нежно царапая кожу коротко обстриженными ногтями, и Гаррет восторженно мурлыкал, подставляясь его суматошным ласкам.
Выпускать его целитель отказался наотрез. Даже когда голова немного перестала кружиться, и Хоук вспомнил о том, что он вообще-то тяжелый и валяться неподвижным грузом на более изящном и хрупком любовнике попросту невежливо, лениво гладивший его по загривку Андерс только недовольно фыркнул и, подставив влажную от испарины шею под поцелуи, крепче сжал обнимавшие его конечности. Правда, через несколько минут он глубоко вздохнул и, спихнув попавшуюся под локоть склянку из-под смазки в наугад открытый ящик, потянулся за стоявшим на краю стола и чудом не упавшим на пол вином, и им всё-таки пришлось расцепиться, потому что открыть бутылку одной рукой оказалось совершенно невозможно.
Вино на вкус Гаррета оказалось слишком терпким, и он ограничился парой глотков – слизывать чересчур резкий вкус с губ продолжавшего обнимать его ногами Андерса было гораздо приятнее. Разгоряченный, расслабившийся маг льнул к нему доверчиво и послушно, уцепившись одной рукой за шею и положив голову на плечо, и отзывался на каждую неспешную ласку довольным вздохом. Хоук уже поймал себя на том, что его поцелуи стали куда настойчивей и что любимый отвечал на них с не меньшим пылом, когда дверь распахнулась и воздвигшийся на пороге Вэрел оскорбленно вопросил:
– Это что за безобразие на рабочем месте?
Андерс, вздрогнув, торопливо накинул мантию на плечи и скользнул за спину Гаррету, принимаясь все ещё неловкими от недавней неги пальцами затягивать крепления. Хоук расправил плечи, привычно пытаясь прикрыть его своим телом, и вежливо улыбнулся:
– У меня обеденный перерыв, наставник. Насколько я помню, это время я вправе потратить по своему усмотрению.
– В таком случае, – старательно глядя исключительно в лицо собеседнику, почти свирепо отчеканил сенешаль, – вы, вероятно, можете предоставить мне результаты своего труда. Если, разумеется, вы хоть что-то сделали до того, как стали… бездельничать.
Андерс подхватил початую бутылку, мазнул губами по его плечу и, шепнув: «Вечером закончим», выскочил за дверь, и Гаррет скорчил демонстративно виноватую гримасу. Потому что, по правде сказать, большую часть того времени, которую он планировал посвятить работе, отняли невеселые размышления и спор с Дайленом, и требуемые результаты даже с его собственной точки зрения выглядели весьма жалко.
Заслуженный, как ни крути, выговор настроения Гаррету нисколько не испортил. Блаженно лыбиться в лицо отчитывавшему его наставнику явно не стоило, и к концу сего мероприятия у него ныло пол-лица от усилий, которые требовались для поддержания впечатления о том, что он до глубины души проникся осознанием собственной никчемности. Вэрел в конце концов умолк и, смерив его ещё одним подозрительным взглядом, удалился, и Хоук со вздохом облегчения уселся обратно.
Плодотворно поработать у него, само собой, опять не вышло, на сей раз совсем по иным причинам. Разомлевшее от ласки тело норовило задремать, перед глазами, словно наяву, вставали сияющие счастьем и возбуждением глаза Андерса, и Гаррет каждые пять минут косился на стоявшие на полке старинные гномские часы, дожидаясь того часа, когда послеполуденное время наконец можно будет счесть вечером.
Однако в тот самый заветный миг у него вдруг проснулась совесть, и в свою комнату Хоук отправился в обнимку с папкой документов к очередному судебному делу. Андерса на его кровати ещё не было, зато на подушке лежал свернувшийся клубком Сэр Ланцелап, аккуратно прижимая лапой удавленную мышь. Гаррет фыркнул, переложил покойницу на подоконник и, бережно подвинув кота, устроился рядом с ним с бумагами.
– Нет, ну какой же ты зануда, – глянув на него, с нескрываемым удовольствием проговорил переступивший порог Андерс и прицельным щелчком выкинул в окно обглоданную персиковую косточку – судя по каплям на его пальцах, персик был из компота. Хоук отложил папку в сторону и, перехватив его грозившую заляпать половину постели руку за запястье, принялся слизывать с неё ароматный сироп. Целитель чуть смущенно фыркнув и, привалившись к нему боком, потянулся за поцелуем.
– Мы вино не допили, – минут через пять вытащив впивавшуюся Гаррету в живот бутылку, напомнил Андерс, и тот, устроившись на кровати поудобнее, прижал любимого к себе. На сей раз отвертеться от дегустации Хоуку не удалось, но он и не жалел – чуть ли не после каждого глотка ему доставался нежный игривый поцелуй с непременным старательным облизыванием губ.
Совавшийся под руки Ланцелап убедился в том, что его гладить не собираются и, недовольно мяукнув, ушел на подоконник. Минутой спустя оттуда раздался влажный хруст, и Андерс, повернув голову, со смешком сообщил:
– Проголодался. – Он совсем по-кошачьи потянулся и, потершись о Гаррета всем телом, почти удивленно поделился: – Знаешь, я раньше даже представить не мог, что можно вот так. Просто валяться в кровати, целоваться – и не ждать, что в комнату вот-вот вломятся ублюдки в доспехах и все испортят.
– Ко мне может вломиться сенешаль Вэрел, – насмешливо напомнил отступник. – Правда, он законнорожденный и от ношения доспеха, вроде, уже отказался…
– А ещё его можно послать, – чуть погрустнев, уточнил Андерс. Хоук бережно погладил его затылок кончиками пальцев, и он блаженно прикрыл глаза. – А тех было нельзя. Так что надо было всё планировать, чтобы не попасться, готовиться и договариваться заранее… И вообще соблюдать репутацию. Потому что если нарушить правила и трахнуть любовника не в свою очередь – это, во-первых, нечестно, потому что надо поровну, а во-вторых, может оказаться травматично – насухую и без подготовки – да к тому же в условиях жесткого ограничения по времени попросту неприятно. Потом вообще никто не даст. Ну кроме девчонок, они существа совершенно непостижимые… но и с ними тоже шансы станут меньше, они какие-то свои загадочные выводы из любой мелочи делают.
– Что? – не сумел задавить изумленный смешок пытавшийся осмыслить напрашивавшиеся выводы Гаррет. – Вы что там, друг друга строго по очереди?..
– Ну а что такого? – обиженно насупился Андерс. – Все же честно, каждый ведь имеет право получить удовольствие. А с этим сложно, я до тебя вообще думал, что под кем-то кончить – большое везение. – Он лукаво улыбнулся и, запустив пальцы в волосы любовника, подмигнул ему: – Может, докажешь всю глубину моих заблуждений ещё раз?
Хоук послушно наклонился к нему и поцеловал снова, нежно облизав уголки губ, но затем всё же не выдержал и рассмеялся:
– Правила? Нет, правда – правила?..
Андерс почему-то посмотрел на него с беспокойством, и Гаррет, сощурясь, задумчиво протянул:
– Баш на баш, значит?.. – Пришедшая в голову мысль неожиданно оказалась… весьма привлекательной. Он фыркнул и, подмяв любимого под себя, весело осведомился: – Ну и сколько я тебе, выходит, задолжал? Четыре десятка ночей или уже пять?
Тот продолжал недоуменно хмуриться, и Хоук, усмехнувшись, нежно потерся носом о его нос. Где-то внутри опять заерзало неуемное желание – увидеть, узнать его целиком, понять, каково это – доверяться рукам любимого человека, получая наслаждение не заслуженным итогом собственных действий, а драгоценным подарком…
– Тебе стоило раньше мне рассказать. – При виде изумления на лице любимого Гаррету захотелось проказливо высунуть язык, но он только улыбнулся и ещё раз неумело потерся задницей о его бедра. Собственная поза казалась непривычной, но до странности удобной, а от тепла любимого тела, согревавшего самое беззащитное место, вдоль позвоночника пробежала искрящаяся жаркая волна. Отступник прикрыл глаза, привыкая к незнакомому ощущению, и наклонился к Андерсу, дразняще коснувшись его приоткрытых губ своими: – Ты представляешь, сколько времени у нас уйдёт на восстановление справедливости?..
– Ты позволишь? – недоверчиво переспросил тот и, ускользнув от очередного поцелуя, почти с испугом заглянул ему в глаза.
– А почему нет? – искренне удивился Гаррет. Кому попало он, конечно, не дал бы, но ведь это же Андерс, его сокровище, его солнце… И ему уже действительно хотелось, чтобы его солнце как можно наглядней объяснило ему, отчего оно так сладко стонало и вскрикивало под ним самим. – Если ты захочешь…
Мелькнувшую было тень сомнения мгновенно уничтожили требовательные, жадные губы Андерса, впившиеся в его рот, и Хоук с довольным урчанием подался навстречу. От неожиданной напористости целителя внутри что-то сладко напряглось, он так и не понял – протестом или азартом предвкушения, а потом Андерс со стоном рухнул обратно на постель и, посмотрев на него совершенно дикими глазами, гортанно рыкнул:
– Хочу тебя целиком.
Гаррет расплылся в самодовольной ухмылке и как будто невзначай потянулся, вызывающе выгнув спину, и маг, громко сглотнув, с плавным изяществом подкрадывающегося к добыче кота забрался к нему на грудь. Хоук облизнул пересохшие губы: полный неприкрытого, яростного желания взгляд будоражил и сбивал с толку, и его ладони словно сами собой легли на загривок любимого в попытке вернуть себе хоть какую-то долю контроля. Андерс на мгновение прикрыл глаза, с довольным видом подставляясь его прикосновению, но затем упрямо посмотрел на него и попросил убрать руки.
Бездеятельно принимать ласку было до невозможности странно. Гаррет и не сумел: бережно гладил спину мага, увлеченно выцеловывавшего его грудь и плечи, приподнимал бедра, пытаясь крепче прижаться к теплой, приятной тяжести любимого тела и нетерпеливо постанывая… Сладко ноющим губам невыносимо хотелось прикосновения, и он, неловко потянувшись к Андерсу, немедленно получил свой поцелуй, страстный и восхитительно жаркий. Целитель бережно провел ладонью вдоль внутренней стороны его бедра, прося раздвинуть ноги, и Хоук почти вызывающе подмигнул ему:
– Я не хрустальный, солнце мое.
Андерс фыркнул и, игриво куснув его за плечо, ласково и твердо ответил:
– Это вовсе не повод обращаться с тобой грубо.
Слабо пульсировавший след его зубов под нежным касанием влажного языка немедленно утих, и Гаррет тихонько рыкнул, когда маг совсем кошачьим собственническим жестом потерся о его кожу щекой. Ему уже отчаянно хотелось большего, и поднявший на него глаза Андерс, как будто почувствовав, уже без тени сомнения впился в его губы требовательным поцелуем.
Безумие может быть совсем другим, с изумлением осознал Хоук, выгибаясь под жилистым, сильным телом любимого. Безумие не обязательно загонять вглубь разума любой ценой, можно вверить его уверенным осторожным рукам и сдаться сокрушительному жару, беспомощно скуля под крепко и ласково сжавшими загривок пальцами. Можно уступить другому право дарить наслаждение и увидеть в любимых глазах отражение той радости, которую обычно присваивал себе.
Гаррет хрипло вздохнул, скрестил лодыжки на пояснице Андерса, мешая уже пришедшему в себя любовнику отстраниться, и в задумчивости прислушался к собственному телу. Ощущение чужого присутствия внутри совсем не казалось неприятным, и даже живший в глубине его души дикий зверь не скалился свирепо, суля покусившемуся на его главенство страшные кары, а тихо умиротворенно урчал. Хоук усмехнулся и, потершись щекой о взъерошенную макушку мага, негромко проговорил:
– Предупреждая глупые вопросы: мне понравилось.
В дальнейшем, правда, порой получалось неловко – исполнять довольно дурацкое, по меркам внешнего мира, правило дословно Гаррет, конечно, не собирался, но как-то соблюсти справедливость всё-таки следовало. Тем более что ему действительно понравилось, и он ничего не имел против того, чтобы время от времени поваляться пузиком кверху, бесстыдно наслаждаясь вниманием любимого. Играть на это дело в карты или в кости было смешно и как-то по детски, хотя однажды они всё-таки попытались, а в другой раз шутливая борьба привела к тому, что распалившиеся до предела любовники кончили чуть ли не от поцелуя, в очередной раз влепившись друг в друга всем телом. В итоге отступник попросту махнул на всё рукой, и как раз это, похоже, оказалось самым мудрым решением. Они оба и раньше с легкостью угадывали фантазии партнера – теперь же к и без того обширной коллекции вариантов прибавился ещё один, и только.
Довольный Андерс, кажется, наконец начал осознавать свое право и теперь изредка порыкивал на глазевших на отступника девиц. Правда, в его лукавом «мой Гаррет» по-прежнему слышалась изрядная доля недоверчивого изумления, но Хоук надеялся, что со всременем это пройдёт. И возможно, когда-нибудь он сможет промурлыкать на ухо целителю «мой Андерс» и даже не останется после этого один в холодной постели.
К Амарантайну постепенно подкрадывалась зима. Казна уже была не так удручающе пуста, как в первые месяцы дайленова правления, но всё равно назвать эрлинг богатым или состоятельным нельзя было даже с очень сильной натяжкой. Снаряжены как положено были, пожалуй, только андерсов лазарет в Башне Бдения да отряд бойцов в скованной Вэйдом сильверитовой броне – оружие у них, правда, было потрепанное и весьма далекое от идеала, потому что «серебряные рыцари» попросту вытащили его из дедовых ухоронок и более-менее привели в порядок. Броня же у остальной части гарнизона оставляла желать лучшего, хотя пока и не разваливалась от любого удара. Торговцы жаловались на убытки, крестьяне – на неурожай, все остальные – на прошедший Мор, дурную погоду и покинувшую их удачу, и от бессмысленного и бесполезного бунта народ удерживало, пожалуй, лишь то, что Хоук вовремя сделал внушение местной преподобной матери и не позволил ей начать пропаганду против магов во власти. Как будто не-маг за прошедшее время сумел бы сделать больше…
Собрать зерно до дождей они всё-таки успели, и в закромах, по отчетам госпожи Вулси, было достаточно для того, чтобы пережить зиму и засеять поля на следующий год. Хватило бы, наверное, даже для помощи тем, чей урожай погиб полностью. Со всем остальным было куда хуже: скота и домашней птицы после Мора почти не осталось и расплодиться они не успели, корма для них было мало, а дров и угля для кузницы и того меньше. Половина горничных Башни уже перебралась из хоть и собственных, зато промерзавших насквозь комнаток в общую людскую, и собранные вместе доли топлива все-таки прогревали эту спальню как следует. Солдаты в казармах ворчали, но вид уныло волокущего свои три полешка эрла пока ещё внушал им должную твердость духа.
Гаррет, бессовестно пользуясь тем, что холод не мог причинить огненному магу настоящего вреда, неизменно относил свою долю дров в комнату Андерса. Смущенная благодарная улыбка целителя с лихвой оправдывала то неудобство, которое ему приходилось терпеть. Правда, Сэр Ланцелап, который раньше выбирал между двумя своими логовами согласно загадочной кошачьей логике, теперь каждую ночь забивался под мышку Хоуку и прятал длинный хвост под его плечо. Андерс демонстративно дулся, но сделать что-то со столь однозначно выраженными предпочтениями кота не мог и начинал поглядывать на любовника с легкой задумчивостью во взоре.
Ощущение чужого присутствия разбудило Гаррета в самый темный час ночи, и он немедленно насторожился. Андерса он не ждал – у того случились очередные роды, после которых он наверняка отправился отсыпаться к себе, а кому-то другому возле его комнаты делать было нечего. Боевой маг осторожно откинул одеяло и, бесшумно приблизившись к двери, рывком её распахнул.
Андерс стоял, опираясь кулаком на косяк, как будто собирался постучать и забыл об этом сразу же после того, как поднял руку. Гаррет торопливо запалил светлячок и обхватил его плечи ладонями, пытаясь поймать устремленный куда-то в пространство взгляд, и целитель, вздрогнув, очнулся.
– Грета умерла, – размеренно сообщил он, глядя на отступника пустыми беспомощными глазами. Хоук осторожно погладил его по щеке, и Андерс, передернувшись всем телом, повторил: – Грета умерла, а я ничего не сумел сделать.
Гаррет беззвучно охнул и, не придумав слов, способных выразить его сочувствие, попросту притянул любимого к себе. Тот был весь какой-то окоченелый и застывший, ни следа знакомой кошачьей гибкости, и прижимался к нему только углами плеч и локтей, как будто не в силах принять более удобное положение. Хоук бережно коснулся губами его виска и, отпустив на мгновение, обернулся вокруг него сам – притиснулся грудью к спине, обвил руками узкую талию и прислонился лбом к макушке, мерно дыша в затылок. Андерс неслышно всхлипнул и задрожал, судорожно вцепившись в лежавшую на его напряжённом животе кисть.
– Солнце моё… – беспомощно выдохнул ему на ухо Хоук и, ногой закрыв дверь, медленно и аккуратно повел его к кровати. Уселся сам, посадил на колени мага – всё так же, спиной к груди, чтобы прижиматься к нему как можно большей поверхностью тела, и натянул на себя одеяло, сложив края спереди, один на другой. Андерс продолжал дрожать, то ли от холода, то ли от напряжения, и Гаррет принялся бережно гладить его по груди и животу. Озябшее тело одуряюще медленно расслаблялось под его ладонями, и он, будучи уже не в силах молчать, зашептал ему на ухо какие-то глупости, пытаясь успокоить не столько словами, сколько тоном голоса.
– Она уже немолодая была, – вдруг проговорил маг, и Гаррет на мгновение замер, не понимая, стоит ли ему вздохнуть с облегчением или насторожиться ещё больше. – Ей бы вообще рожать не стоило…
Андерс, подобрав колени к груди, вжался в него ещё сильнее и продолжил, захлебываясь словами вперемешку с бесслезным плачем. Хоук ласково гладил его всюду, куда мог дотянуться, и молча слушал, надеясь, что от возможности выговориться его сокровищу станет хоть немного легче. Утешить любимого ему было нечем – он мог бы тысячу раз повторить, что тот не виноват, но это целитель наверняка понимал не хуже него. Только кто сказал, что от этого осознания перестанет быть больно?
Нервная дрожь наконец пошла на убыль, и вскоре Андерс замолчал, обессиленно откинув голову ему на плечо. Гаррет, едва дыша от нежности и сочувствия, осторожно прижался щекой к виску рвано вздохнувшего мага и поудобнее устроил его у себя на коленях. На смену болезненному напряжению пришла усталая расслабленность, и у Хоука возникло ощущение, что у него в руках не человек, а бескостная тряпичная кукла. Он обеспокоенно сдвинул брови и, легонько потершись скулой о волосы Андерса, задумался о том, как же ему помочь любимому.
– А у тебя что-нибудь съедобное есть? – неловко поерзав в его объятиях, почти живым тоном поинтересовался тот, и Гаррет с облегчением улыбнулся. Вот это точно было признаком улучшения, и отступник торопливо потянулся к тумбочке, в которой держал краюху хлеба и кусок копченого мяса как раз на тот случай, если Андерс умудрится пропустить ужин.
Соорудить бутерброд одной рукой – отпустить все ещё не совладавшего с собственным измотанным телом целителя он не рискнул – оказалось куда сложнее, чем он думал, но в конце концов Хоук всё-таки справился. Из ослабевших андерсовых пальцев его кривое творение чуть не выпало, и он, вовремя успев подхватить бутерброд, подставил руку под подрагивавшее запястье. Андерс что-то благодарно мурлыкнул и со вполне естественной для Стража торопливой жадностью вцепился в еду зубами.
Когда противоположный конец бутерброда вдруг перестал подрагивать от резких укусов, Гаррет снова встревожился. Но уткнувшийся носом в хлеб целитель вдруг тихонько всхрапнул и, снова уронив голову ему на плечо, начал мирно посапывать. Хоук вздохнул и, напомнив себе, что сон считается лучшим лекарством, положил бутерброд на тумбочку, а потом бережно прижал любимого к себе и улегся на кровать, обернувшись вокруг него живым одеялом. Размеренное, без всхипов или стонов дыхание Андерса убаюкивало, и Гаррет, потершись носом о его пушистый затылок, тоже закрыл глаза.
Разбудил его поцелуй – жадный, требовательный и пугающе страстный. Оправившись от секундного изумления, Хоук ответил и, когда кончилось дыхание, открыл глаза. Андерс, привычно вцепившись в его шею под волосами, посмотрел на него с какой-то отчаянной мольбой и потянул к себе, и Гаррет, торопливо избавив их обоих от одежды, снова впился в его губы.
Знакомое до мелочей тело любимого послушно выгибалось под его руками. Стонавший хрипло и требовательно маг отдавался ему с какой-то самозабвенной яростью, и Хоук почти не сдерживал силу, позволяя любовнику ощутить её полностью. Ощутить и признать своей.
Окончательно измотанный вспышкой бурной страсти Андерс казался уже почти совсем живым. Сэр Ланцелап, удостоверившись в том, что снова превращать его любимое логово в невесть что они больше не собираются, опять пришёл к Гаррету на подушку, и целитель даже засмеялся, отпихивая от лица мохнатую кошачью попу. И в свою комнату он, разумеется, уже не пошёл – до рассвета оставалось от силы часа полтора, и все это время они провели, разговаривая о чем-то совершенно постороннем и в четыре руки наглаживая довольно урчавшего кота.
После этого Гаррет даже начал задумываться о том, чтобы как-нибудь сказать Андерсу, что вовсе необязательно уходить от него сразу после секса. Ну как сразу – ещё с полчаса маг собирался с силами, шутливо теребил его и дразнил легкими, игривыми поцелуями, но как только к нему возвращалась уверенность в том, что на обратном пути ноги его не подведут, он тут же выскальзывал из постели и отправлялся к себе. Иногда Хоук в шутку пытался ему помешать, но вместо того, чтобы возмутиться или отшутиться в ответ, тот только сдвигал брови и смотрел на него странным, почти виноватым взглядом, от которого отступник начинал чувствовать себя чуть ли не живодером. И, разумеется, отступался: видеть огорчение в глазах любимого и без того было тяжело, а уж зная, что он сам тому причиной – и вовсе невыносимо.
Как выяснилось, мысли Андерса текли примерно в том же направлении. Однажды вечером Гаррет, убедившись в том, что целитель снова застрял в лазарете – на сей раз с котлом жаропонижающего зелья – и потом скорее всего отправится сразу отдыхать, улегся в кровать с трактатом по высшей стихийной магии. После фолиантов Вэрела зубодробительный язык корифеев магической науки казался легким чтивом, и Хоук невольно увлекся. И чуть не пропустил момент, когда на пороге его комнаты с преувеличенно уверенным видом воздвигся Андерс, с плеч которого королевской мантией свисал его плед с кошками. В руках у него был сверток какого-то тряпья, пара книг и ящичек с письменными принадлежностями, а за волочащимися по полу краями пледа с хищным интересом на мордочке следовал Сэр Ланцелап.
– Я тут к тебе… это… греться! – на мгновение замявшись, объявил маг и вопросительно уставился на него.
– Одежду в шкаф, там половина полок свободна, книги и чернила с перьями пока на стол, а там они сами себе место найдут, – опасаясь поверить в собственные догадки, деловито распорядился Гаррет и, поднявшись с кровати, забрал у него книги и ящичек. Андерс послушно кивнул и, поддернув сползший с плеча плед, направился к шкафу.
– А на дрова у меня уже рук не хватило, – не глядя запихав весь сверток с одеждой на одну полку, смущенно признался он. Хоук улыбнулся и, обняв его поверх пледа, нежно потерся носом о нос, а потом лукаво поинтересовался:
– Тебя как греть, активным способом или диффузным?
– Что за хрень ты перед моим приходом читал? – неискренне возмутился Андерс и, обхватив его за талию, поцеловал в губы. – Нет бы как нормальные люди спросить: «Будем трахаться или просто пообнимаемся?»
– Ну так? – приподнял бровь Гаррет, и маг, подумав с полминуты, решил:
– Давай вначале диффузным и целоваться, а там как пойдет.
Из одеяла и пледа получилось на удивление удобное и теплое логово. Хоук, с пару минут поломав голову и полчаса поругавшись с Андерсом над недочитанным трактатом, даже сумел подвесить над чугунной жаровней какое-то бледное подобие файербола, которое было не в состоянии поджечь даже бумагу, но при этом неплохо грело воздух в комнате.
– Я у тебя теперь спать буду, можно? – не глядя на него, неестественно легкомысленным тоном проговорил Андерс, окончательно изгнав Сэра Ланцелапа с утоптанного местечка под мышкой у Гаррета. Обиженно дергавший хвостом кот перебрался к изножью кровати, а на освободившемся пространстве немедленно угнездился сам целитель, и блаженно жмурившийся Хоук, спрятав довольную ухмылку в его взъерошенных волосах, степенно отозвался:
– Конечно, можно, сокровище мое.
Андерс успокоенно выдохнул и, прижавшись к нему ещё крепче, сплел пальцы с лежавшими у него на животе пальцами Гаррета.
Конец гарретовой части.