автор продолжает вратьСижу по уши в бумагах, из последних сил борюсь с желанием просто пойти и повеситься. Глас разума против: полковой лекарь заклятием воскрешения владеет получше столичных целителей, а провисеть достаточно долго мне никто не даст. Из петли вынут, в чувство приведут за прицепятся с вопросами: магистр-центурион, а что это у вас случилось? А не пошаливают ли у вас нервишки? А не пора ли вам отдохнуть, сходить в увольнительную на месяцок-другой, и не машите на меня руками, я вам сам выпишу…
Какая тут, нахер, увольнительная. Сезон штормов через месяц с хвостиком кончится, навигация начнётся – и тут же рогатые попрут. А у меня тут полсотни щенят, гаатлока не нюхавших, и всего месяц, чтоб их хоть чутка в чувство привести…
Прихлопываю пробравшегося сквозь занавески комара, снова смотрю на папки с личными делами. Большую часть в сторону отложил, от них проблем не предвидится. По именам после запомню, когда сержанты отчитываться будут. А вот остальное…
Экспериментатора моего, того самого, что из-за строгого учёта рабов в жуткое расстройство впал, Энеем Клавикусом зовут. Звали, верней, теперь-то он у меня просто Эней Сегерониан. Клавикусы род не из древних, поколений пять от силы, да и не сказать чтоб богатый, хотя и не бедствуют. Зато славы у них уже на весь Тевинтер – как же, передовые умы Империи. Собственные лаборатории, штат преданных, чуть не на верность заклятых помощников, принципы и понятия о морали, само собой, отсутствуют начисто… Это ж что утворить надо было, чтобы Клавикусы – Клавикусы! – его из рода вычеркнули?..
Выперли, впрочем, щенка по всем правилам. Наследства-имени лишили, денег и кой-какого имущества на обзаведение подкинули, и гуляй, детёныш. Вот она вам, опись имущества: сотня золотых, два раба хозяйственных, три расходных, демон привязанный в сосуде Felis domesticus… Хорош довесочек. Рабов-то Нордус уже интендантам сдал, рабочие руки в крепости лишними не бывают, а демона-то мне куда девать? Ох уж мне эти учёные, не могли сами с детскими игрушками разобраться…
Ещё один – полная ему противоположность, поцапаются непременно. Тот самый тощенький, который первым позеленеть догадался – прирожденный целитель, и чего его вообще в боевое подразделение понесло. Хотя приличного места он бы и так себе не нашёл, с таким-то послужным списком. Десяток самолично организованных комитетов по борьбе с магией крови, студенческое движение за отмену рабства, длинный список ещё каких-то балансировавших на грани законности затей… Крови как таковой, правда, не боится, из любой рожающей бабы её чуть не больше, чем во время боевых ритуалов, хлещет – ну и то хлеб.
Тот крестьянского облика тип, что нос больше других драл, оказался самым старшим, меня всего лет на семь моложе. И не из коренных имперцев, что самое забавное, с юга откуда-то. Из тех варварских краёв, где магов в подземелья сажают и мучают всячески. Этот, впрочем, из пресловутых «отступников», причём из везучих: в какой-то бывшей тевинтерской колонии в Вольной Марке хорошо устроился, чуть ли не на кресло тамошнего Наместника метил, но не совпало – какой-то чудак местную Церковь по камушку разнёс, ну и пошло-поехало. Весь южный Тедас с той поры трясёт, даже до Минратоуса доносится. Новобранец мой поступил благоразумно: манатки собрал и драпанул в Империю.
С ним вот бабушка надвое сказала: то ли мне удача большая привалила, то ли наоборот. С эмигрантами вообще сложно, объяснять им приходится даже то, что любой пацан пятилетний понимает. А с теми, кто у себя в диких землях не последнее место в обществе занимал, мороки и того больше, доказывай им, кто тут хозяин…
Гляжу на следующую папку и в висках мигом колоть начинает. Думаю даже, что зря из Минратоуса уезжал. Политик из меня никакой, сожрали б вмиг… так оно и лучше б было, может. Вон, на край Империи удрал, а и тут политика эта гребаная достала. Хоть и вправду к варварам беги, сиди себе тихонько в тамошнем Круге, никто трогать не будет… Ни вены резать не надо, ни гадать: беречь очередного высокородного щенка пуще зеницы ока или лучше в первом же бою послать его на верную смерть, чтоб потом от собственного начальства неприятностей не было. А всё равно ж не пошлю, хоть и щенки безмысленные, а уже мои щенки.
Хорошо всё-таки, что я не в Минратоусе. Кунари саирабазов убивают быстро, во избежание.
Всё, пожалел себя и хватит. Папки ровной стопочкой складываю, на край стола отодвигаю – Нордус потом заберёт, в архив сдаст, а мне пора за дело приниматься.
Десяток мой уже стоит в портике, мерзнет. Весь день на открытом плацу под нордусовы вопли маршировали, упарились, так в тени теперь в дрожь бросает. Хмыкаю сочувственно – климат на острове тот ещё, сам первые годы чуть не каждый день думал, что назавтра и без посторонней помощи сдохну – потом нацепляю на лицо выражение построже и, чеканя шаг, к ним.
– Здравия желаем, магистр-центурион! – рявкают новобранцы, аж в ушах зазвенело. Едят глазами преданно, только эмигрант чуть с усмешкой щурится. Борода, кстати, не по форме пострижена, пошлю вечером в казарму цирюльника, пусть и остальных заодно в порядок приведёт.
– Кота убери, – бросаю небрежно. Клавикус-изгой на меня таращится оскорбленно, кот у него на плече хвостом машет. – Ну? Совсем распустились, щенки.
– Это не кот, господин магистр-центурион, это фамильяр! – отзывается наконец котовладелец. Смех с трудом сдерживаю: «солдатский голос» в его исполнении звучит немногим лучше кошачьего мява, да и давно мне не пытались в качестве оправданий детские сказки впаривать. Пару секунд смотрю на него, хмурюсь грозно – нет, не действует. Ну нет так нет, а могли бы по-хорошему разойтись.
И только ухватив тварь за шкирку, вспоминаю про «демона в сосуде Felis domesticus». И про то, что начатки древнего арканума мне мой собственный батюшка в своё время всё-таки вдолбить пытался, хоть и без особого успеха. Тощий кошак мне руку не хуже рыси располосовал, а сам вывернулся и шнырк хозяину под мантию. Хвост забыл, правда, вон, между форменных сапог дергается нервно.
– Я ж говорил, – тоскливо изрекает новобранец, кота за хвост наружу вытаскивает и, поймав взгляд светящихся красным глаз, шипит что-то неразборчивое. Тварюка шипит в ответ, лапами машет, а потом утихает и глазами сверкать перестаёт. Эней вздыхает снова и на меня виновато моргает.
– В казарме на привязи держать будешь, – велю. Экспериментатор губы кривит, кота под мышку засовывает, но с места не двигается. Рявкаю: – Живо! – и его как ветром сносит. Обратно возвращается минут через пять, уже один, тут же пытается мне что-то объяснять, но я отмахиваюсь. Если его слушать, так он мне две недели будет про порядок проведения исследований, промежуточные и итоговые результаты и прочую хрень вещать.
Мда, вот вам и первый инструктаж. Ни разу без неожиданностей не обошлось, прямо проклятие какое-то.
– Что, кто-нибудь крови боится? – спрашиваю этак ехидненько. Руку жжёт, но бывало и похуже. Главное, вену не перервал, а так – пущай каплет. Новобранцы головами мотают, не боимся, дескать. Ухмыляюсь злобно и рявкаю в голос: – Тогда отставить таращиться! И не такого насмотритесь, – обещаю зловеще.
Эмигрант мой циничненький и то поприжухнулся немного. Оно и к лучшему, с задранным носом учиться трудновато. А учиться ему много придётся, варвары-дурни магии крови боятся, вот и не умеют ничего толком. Как за нож ритуальный возьмутся, так потом стоишь и думаешь: а не проще ли было сразу по горлышку его полоснуть?
На полосу препятствий щенята такими глазами глядят, будто там вместо чучел кунарийских их мамочки развешаны. Хмылюсь злорадно: может, где и думают, что магу в бою можно стоять аки столб фонарный да посохом размахивать, но Сегерон от такой дури быстро отучает. Рогатые-то копья мечут не хуже чем из баллисты, да и редко какой набег без лучников обходится. Вот и приходится то за парапетом отсиживаться, то бегать словно с хвостом подпалённым. Это Архонт пусть себе стоит, достоинство изображает…
Смотреть на них больно. Эмигрант лучше всех прошёл, хоть не спотыкался на каждом шагу и даже сумел в яму с грязью не упасть. Зато ману «растратил» уже на первой трети дорожки, а посохом от стоявших на остальных двух третях «кунари» уже никак не отобьёшься. И мечом не отбился бы, даже будь у него меч…
Из грязи вылезли, поотряхивались, стоят, понурившись. Целитель сопит злобно, экспериментатор думает, рукоять ритуального ножа теребит, эмигрант бровями шевелит, тоже думает, взглядом чучелки перебирая.
– А теперь ошибки разбирать будем, – потерев лицо ладонью, начинаю я. – Смотрим вон на того кунари. Ну да, на доску с ремешками прибитыми. Знает кто-нибудь, что за знаки отличия?
– Карастен, – буркает эмигрант. Бровь приподнимаю, поправляется мигом: – Карастен, магистр-центурион! Пехотинец, рядовой.
– Верно, – киваю. А не в его ли городишке та заварушка с Аришоком была? Где-то же он на солдат Бересаада насмотрелся… – И что это значит?
Молчит. Ну ладно, сам объясню.
– Значит, защита у него слабая, помимо природной устойчивости к огню. В любом случае, можно пренебречь. Ну и какого ж демона ты, герой мой, его дробящей темницей приголубил? Ему б и волшебной стрелы в голову хватило, маны она жрёт в четыре раза меньше, а от того, что он в муках помер, тебе ни жарко, ни холодно – ты ж ритуалов никаких не проводил. И огненную бурю класть на жалкую тройку противников – расточительство бессмысленное. Вот и оказался ты, считай, в начале дорожки и уже без сил. А на тебя там ещё сотня прёт, и что делать будешь?
Хмурится, снова на чучелки смотрит, явно что-то в голове высчитывает. Ну пускай высчитывает, думать – дело полезное.
Смотрю на остальных, остальные старательно сквозь меня смотрят. Стыдно им, варвар из южных земель просвещённых имперских магов уделал. Хоть и не в настоящем бою и даже не в дуэли тренировочной, а всё равно несладко.
Хмыкаю, кинжал под правую руку передвигаю.
– А теперь показываю, как это на самом деле делается…