Левая пятка

[fayere]

Андерс, ботаника/м!Амелл

Ходить в спальни учеников после отбоя прошедшим Истязания магам не полагалось. Ну разве что случалось что-то непредвиденное, вроде очередной проделки Андерса, после которой всё равно не спали ни ученики, ни старшие, ни следившие за ними всеми храмовники. Правило было негласным, но соблюдалось строго – мало ли в чём церковники заподозрят, оправдывайся потом…
Андерс насупился и упрямо пополз дальше. Если двигаться достаточно тихо, то стоящий на посту у мальчишечьей спальни сэр Арвель не догадается посмотреть вниз и его даже не увидит, а койку по соседству с Дайленом, на которой он спал до собственных Истязаний, наверняка ещё не заняли. Новеньких-то в Круг не привозили, а остальные знали, что так близко к Амеллу можно находиться только его самым лучшим друзьям.
Йован, правда, мог воспользоваться случаем, но Йована он без труда выгонит.
Вообще-то это было совсем несправедливо. Дайлен же умный, рассудительный, и Андерс иногда даже думал, что тот немножко врёт про собственный возраст. На самом деле Амелл наверняка не младше него, а может, даже чуть-чуть старше, просто его, наверно, в детстве плохо кормили, вот он и остался таким тоненьким и невысоким. Зато он никогда не делал глупостей, был лучшим учеником, превосходя даже некоторых взрослых чародеев, и обязательно должен был пройти Истязания одновременно, ну или почти одновременно, с Андерсом – он бы справился, он упрямый, хладнокровный и сильный и может переспорить даже библиотекаря Теклу, ни разу не повысив голоса. И тогда у них появилась бы целая комната только для них двоих, они обязательно поселились бы вместе, и всё было как раньше. И можно было бы как всегда прятаться от кошмаров под дайленовым одеялом.
Собственное Андерсу почему-то не помогало. Наверное, потому, что под дайленовым был ещё и сам Дайлен, который обнимал, гладил по волосам, усыпительным тоном бормотал формулы запутанных энтропийных заклинаний вместо колыбельной и вообще был тёплый и уютный, хотя и немножко костистый.
Но Андерс Истязания уже прошёл, а Дайлен по-прежнему оставался в ученической спальне, потому что вести его на ритуал почему-то не торопились, говорили, маленький ещё. И будущего духовного целителя – своей наставницы мэтрессы Винн он уже побаивался, хотя у них было только одно занятие – совсем не утешало то, что чародейская спальня с двумя кроватями пока что принадлежала ему целиком.
В ней было пусто и страшно.
Сэр Арвель его и правда не заметил. Наверное, научился спать стоя – в глухом храмовничьем шлеме не заметно, спишь или нет, а если младшие что-то натворят, то шум его разбудит. Андерс переполз через порог и, тихонько поднявшись на ноги, принялся отряхиваться. Дайлену, конечно, всё равно потом кто-нибудь расскажет, вон из-под ближайшего одеяла чьи-то глазёнки посверкивают, но хотя бы сейчас друг не станет смотреть на него с тем самым неописуемым выражением, обозначавшим примерно: «Зачем чесать левое ухо правой пяткой?»
Андерс с удовольствием бы этого не делал, но зачастую обнаруживал свою метафорическую «левую пятку» лишь после того, как на неё указывал Дайлен. Который, кстати, половину задуманных приятелем глупостей после получаса размышлений умудрялся превращать в строго спланированные операции по добыче материальных благ либо привилегий.
Андерсовы побеги, к сожалению, он планировать отказывался – даже его изворотливый разум никак не находил способа добраться до припрятанных где-то филактерий, а без этого, считал Амелл, вся эта суета была только пустой тратой времени. Андерс всё равно убегал, из принципа. Не мог же он просто сидеть и совсем ничего не делать, пока Дайлен думает.
То, что творится что-то неладное, Андерс понял ещё в тот момент, когда вместо темневшей над очередным учебником взъерошенной макушки увидел шерстяное одеяло, накрывавшее всю кровать целиком. Под одеялом явно кто-то был, Амелл давно уже научил его с первого взгляда определять, чем живое тело отличается от накрытых тканью подушек, и это тоже было странно. Во-первых, было ещё не так поздно, и Дайлен должен был ещё сидеть с учебником. Или с какой-нибудь другой книжкой – он-то был приличным мальчиком, и к висевшему над его койкой светлячку храмовники относились снисходительно. Тем более что завтра у него экзамен, а сэр Арвель добрый и никогда не гонит спать, если нужно учиться. Во-вторых, Дайлен никогда не накрывался одеялом с головой, говорил, под ним душно и скучно. В-третьих, на свою кровать Амелл не пускал никого, кроме Андерса и иногда Йована, и всё это вместе очень целителю не нравилось.
Андерс стряхнул с ног тапки, чтобы нечаянно не стукнуть подошвой и не разбудить храмовника, и прямо босиком, вздрагивая от источаемого каменным полом холода, торопливо зашлёпал к дайленовой койке. И испугался по-настоящему.
Дайлен плакал.
Тихо всхлипывал, явно стараясь, чтобы никто не заметил, подрагивал и время от времени сморкался в затащенный под одеяло угол простыни.
Андерс сглотнул и невольно сжал кулаки. Амелл никогда не снисходил до слёз. Когда его кто-то задевал, он начинал мстить, не тратя времени на ненужные промежуточные этапы вроде обид и расстройства.
Если какие-нибудь ублюдки что-то сделали его другу, он… он… он им покажет, за что весь Тедас боится магов! И никакие храмовники ему не помешают!
Только вначале всё-таки выяснит, кому показывать надо, а то Дайлен опять на него посмотрит своим взглядом про правую пятку.
– Эй, ты чего? – нерешительно тронув торчавшее под одеялом, предположительно, плечо, громким шёпотом спросил Андерс. – Что случилось?
Из-под мягкой от старости ткани донеслось протяжное страдальческое «Ни-че-го!», а потом Дайлен снова шмыгнул носом и, приподняв край, своим всегдашним уверенным тоном сообщил:
– Не беспокойся, ничего не случилось. Пока.
Многозначительное «пока» Андерсу не понравилось. Поколебавшись, он приподнял одеяло побольше и залез под него, поджав замёрзшие ноги, а потом настороженно уточнил:
– А что должно случиться?
Амелл чуть отодвинулся, освобождая ему место, посопел с полминуты, а потом неохотно признался:
– Экзамен по ботанике. И я его провалю.
– Что? – неподдельно изумился Андерс. Дайлен никогда не плакал. Дайлен никогда не заваливал экзамены. Но одно из этих утверждений уже оказалось неправдой, а о нарушении второго Амелл говорил с такой уверенностью, что будущему целителю и в голову не пришло усомниться в его словах. Он-то был небезупречен и мог ошибаться в своих умозаключениях.
– Глупости, – наконец убеждённо сказал будущий целитель. – Ты умный. А это просто ботаника.
– Просто?! – неожиданно взвыл Дайлен – впрочем, не настолько громко, чтобы дремавший у входа храмовник мог встревожиться. – Это… это же ужас что такое!
Андерс несколько секунд в оцепенении смотрел на снова начавшего нервно всхлипывать приятеля, а потом неуверенно притянул к себе и погладил по голове, как всегда делал Амелл, утешая его самого. Тот неровно, глубоко вздохнул, а потом задержал дыхание, как кошка. Когда Андерс уже начал беспокоиться, не собрался ли тот самоудушиться, отчётливо чувствовавшиеся под его ладонью рёбра чуть дрогнули, выдавая неглубокий вдох, и задвигались неторопливо, но ритмично.
– Это бессмысленно, – посопев, пожаловался Дайлен. Андерс промычал что-то вопросительное, продолжая гладить его по спине, и осторожно отодвинул край одеяла – для двоих под ним всё-таки было слишком мало воздуха. – Это здоровенная кучища несистематизированных сведений. У меня под кроватью три толстенных трактата, и… – Амелл втянул носом воздух и, усилием воли взяв себя в руки, ровным рассудительным тоном продолжил: – Затвердить всё это наизусть я не могу, не получается. А логики никакой там нет. Никакой системы, всё вперемешку, кое-где ещё что-то прослеживается, но это всё равно не помогает, в голове такая каша… Провалюсь, – твёрдо заключил он и, неровно посопев, уткнулся носом в новенькую андерсову мантию.
– Ты же энтропию сдаёшь, даже не готовясь, – растерянно проговорил Андерс. – Вот там вообще жуть! И андрастианскую историю, где даты и всякие другие глупости. А ботаника даже полезная…
– Энтропия – это не жуть, – угрюмо пробормотал ему в грудь Дайлен. – Точнее, жуть, но логичная. Надо знать логику построения и десяток ключевых элементов, и всё. Дальше можно всё придумать. А историю я из принципа, хотел с Теклы спесь сбить, чтобы не думал, что самый умный… А ботаника мне без толку, меня всё равно ни к больным, ни к деланию лекарств подпускать нельзя, а яды варить запрещено, а что-то другое у меня при всём желании не получится.
– А чего ты тогда расстраиваешься? – недоуменно переспросил будущий целитель. – Ну завалишь и завалишь, фигня какая. Все же знают, что ты умный, тебя даже сладкого для воспитательных целей лишать не будут. Просто отстанут уже наконец с этим обязательным минимумом, и всё.
Дайлен мрачно, многозначительно промолчал. Андерс посопел ещё немного ему в макушку и вдруг торжествующе ухмыльнулся.
Видеть «левую пятку» самому было удивительно и, что греха таить, приятно.
– А я знаю, что надо делать, – с пару секунд погордившись собой, заговорщицким шёпотом сообщил он. – Там же есть система! Раз ты не запутался во всех этих королях, их родственных связях и прочем, когда Теклу мучил, значит, тут тоже справишься! У растений же тоже все друг другу родственники.
Теперь Дайлен засопел заинтересованно. Глаз друга Андерс в пододеяльной темноте не видел, но был неколебимо убеждён в том, что его сейчас пронзают вопросительным взором.
– Щас, – пообещал он и, перегнувшись через край койки, пошарил под ней в поисках упомянутых Амеллом трактатов. Нащупал какой-то, с трудом подцепил за край обложки и аккуратно вытянул наружу, а потом затащил под одеяло и положил на подушку.
Немножко попихавшись, они с Дайленом устроились на койке бок о бок, и Андерс зажёг над книгой крохотный светлячок.
– Смотри, – полистав книгу, начал он и, преодолев секундное колебание, решительно ткнул в изображённое на левой странице растение с подписанным на аркануме названием и колонкой текста справа от рисунка. – Это эмбриум. Про свойства потом сам почитаешь, там нетрудно. А это, – он перелистнул пару страниц и указал на ещё один рисунок: – Вилочник обыкновенный. И они родственники. Вилочник от эмбриума отличается тем, что у эмбриума листья лысые, а у вилочника – пушистые, потому что он растёт в более жарких краях и ему нужно защищаться от слишком ярких солнечные лучи. Свойства те же, что и у эмбриума, но немного слабее. Дальше… – Андерс поискал в книге нужную страницу и снова пододвинул её Дайлену. – Вот это крипа роговидная, она родственник вилочника и более дальний – эмбриума. От вилочника отличается цветом лепестков, а от эмбриума – опушённостью листьев и цветом лепестков. Кроме их полезных свойств обладает ещё не очень полезным: её нельзя использовать в больших количествах…
Система, по правде сказать, оказалась кривоватая. Андерс и сам это видел: слишком много исключений в наспех придуманных правилах, да к тому же он и сам не всегда мог объяснить, почему близкородственные растения вдруг обладают прямо противоположными свойствами. Впрочем, главную свою задачу она всё-таки выполнила: Дайлен прекратил сокрушаться о собственной тупости и с новым пылом вгрызся в притащенные из библиотеки трактаты.
Андерс сполз чуть пониже, чтобы сияние болтавшегося над книгой светлячка не било в глаза, обхватил друга поперёк живота и с чистой совестью заснул, убаюканный шорохом страниц и привычным амелловым бормотанием.