К вопросу о магии крови.

[fayere]

Хня. Типа-романс. Обрывочно. М!Хоук/Андерс. Чтоб оно от меня отстало!

До этого Хоук даже представить не мог, насколько же он привык, что всегда есть другой выход. Иной раз этот выход был ещё хуже, отчего казалось, что выбора нет, но он всё-таки был. Был!
Когда храмовники, опора порядка, идут волна за волной, впервые обернувшись против него - и они, сожри их демоны, действительно правы! - тошнит от одной только мысли о десятой банке лириума, посох, кажется, вот-вот воспламенится прямо в руках, а за спиной, кастуя на экс-Защитника шестнадцатое за сегодня исцеляющее заклятие, прячется развязавший всю эту бойню одержимый... Не останавливаться. Не думать. Одного ненормального в их компании более чем достаточно, Андрасте, как ты допустила, что именно его я люблю?..
Хоук трясёт головой. Оборачивается, привычно проверяет состояние соратников. Хмурый Фенрис чуть прихрамывает - достаточно пары капель настойки эльфийского корня; Изабелла стонет и жалуется - в основном на собственную глупость, а рассечённая бровь и впрямь не стоит внимания; напряжённо хмылящийся Варрик, пользуясь передышкой, натягивает на Бьянку новую тетиву; Мерриль шатается от изнеможения и, кажется, больше полагается на нож, чем на чуть не падающий из тонких пальчиков посох; Авелин и впрямь выглядит тараном с сиськами, идеально невозмутима, единственное, что выдаёт - промокшие от пота волосы и вдруг проявившиеся морщинки в уголках глаз.
У Андерса вид виновато-упрямый и откровенно несчастный, и у него, кажется, даже есть небольшой запас маны. У самого Хоука трясутся руки, но он умудряется донести треклятый лириум до рта, расплескав лишь несколько капель, и решительно разворачивается. До Порта ещё три квартала, а нынче днём Киркволл опасней, чем в иные ночи.
Когда не выдержавший напряжения посох и впрямь трескается в руках, оставляя его безоружным перед демоном гордыни, Хоук вдруг осознаёт, что выхода и вправду нет. Не было с самого начала, сколько ж можно тешить себя иллюзиями.
Сжавшиеся на рукояти кинжала пальцы разом перестают дрожать. Или просто он, боясь передумать, боясь всё-таки сдаться, подчинившись инстинтивному отторжению - даже несмотря на то, что у Андерса не осталось другого щита, кроме него - делает взмах слишком быстро, чтобы это имело какое-то значение.
Демона впечатывает в стену склада, превращая в странно эстетичную, в тевинтерском духе, фреску, до Хоука запоздало доходит, что показавшаяся странной тогда, лет девять назад, перед барьером на Расколотой Горе, стойка Мерриль была именно такой, как должно. Потому что его на миг охватывает неодолимая слабость, неустойчивость собственной позы чуть не становится причиной падения - но уже через полвдоха силы возвращаются, десятикратно.
При виде гримасы отвращения на лице Андерса Хоук чувствует только... облегчение. И донельзя неуместное, несвоевременное ощущение родства. И немножко стыдно за собственную мелочность - по сравнению с идеей освобождения всех, наделённых даром, один конкретный маг смотрится как-то несолидно. Особенно теперь, взъерошенный, усталый - нет, совершенно измученный. И всё это совершенно неважно, потому что они оба просто поступали так, как считали нужным. Зная, что за всё приходится платить.
- Я не мог и подумать, что ты меня пощадишь... - Хоук не слушает. Ноет порез на руке, он отлично помнит, что Андерс даже при исцелении брезговал прикоснуться к хрупкой долийке. Какая теперь разница, как относится ко всему этому экс-Защитник, сумеет ли он простить - недоверие и умолчание? Роскошь ничего не решать совершенно ему незнакома.
Остаётся только исполнить уже решённое, и Хоука охватывает ощущение самоубийственной лёгкости.

Демон Праздности победил. Хэппи-энд предполагался, но додумайте его сами.
Да, магию крови мы не любим. Существует вероятность, что мы просто не умеем её готовить...