Марвел, ептабля.

Господи, я их тут тихонько ненавижу.

Ебался с интернетом, честно скачал большой архив, честно проверил, что все номера по порядку с первого до двести двенадцатого, честно все по-порядку читал...
Но это пиздец, товарищи. Я страдаю. Дыр в сюжете (по крайней мере, между арками) столько, что мне всех наличных пальцев не хватит пересчитать; рояли в кустах на каждом шагу, на них не хватить пальцев во всей моей лаборатории...
Откуда, к чертовой матери, взялся Нэмор со своей Атлантидой? И то чертово "божество" в Санфранциско. И клон Джины Грей, к слову, тоже.
И когда Магнето успел соорудить себе целый астероид (и не один, если верить справкам перед номерами)?..
И многое, многое другое...

И вообще они сволочи. Магнето с хвостиком и серьгой в ухе только в одном номере был. Максимум в двух. Подразнили и бутерброд изо рта вынули, ептабля.

Короче, я ничерта уже не понимаю, что там дальше если не по таймлайну, то хотя бы по логике, за какими вбоквелами идти, чтобы хоть часть этих дыр позатыкать, и вообще как дальше жить.
Если кто-то из более опытных товарищей сможет что-нибудь подсказать, буду крайне благодарен.

А вообще мне тут судьба ниспослала бумажный вариант "Дня М". Судьба умница, это, пожалуй, единственное, что я реально хотел иметь себе на пощупать. Утешаюсь им.

@темы: за жизнь, просьбы, а у меня хорошая кислота

---

попер флешмобец

Да, я все ещё ужасно хочу трындеть...

18.07.2014 в 11:46

Пишет [J]Шиин.[/J]:

На предложенный вами персонаж или пейринг я пишу три факта из хэдканона. Или больше. Как пойдет.

Дар и Риан Хоуки для  Lissiel

было: Дар и Риан Хоуки, Логан, папаЭрик

1. Они вообще-то разные. Дар чуть больше экстраверт, Риан чуть меньше. Только это мало кто знает, потому что 99.9% их знакомых их просто путают.
2. Если бы все в мире шло так же, как пару тысячелетий назад, они были бы жрецами Андорала, и не из самых слабых.
3. Они и правда друг с другом не трахаются. Им не надо, они и так друг друга с полумысли читают.

Логан для [J]Шиин.[/J]
1. Естественное состояние Логана - фэйспалм. Второе естественное состояние - с когтями нараспашку, но это вначале надо вылезти из фэйспалма.
2. По дефолту Логан тот ещё мудак. Не злой, пожалуй, но мудак; и налетом цивилизованности он обязан исключительно Чарльзу в его лысой и просветленной версии.
3. В хэдканончике "Дивного нового мира" Логан внизапна обнаружил, что это он там самый бодхисаттва, и ему дико стремно от этой мысли.

папаЭрик для  Эльф, который остался ребенком
1. ПапаЭрик дико стремается быть папой. Не в том смысле, что "я тут ни при чем", а в том смысле, что "бля, ВОТ ЭТОМУ меня не учили!". Но он доблестно старается.
2. Иногда ему очень хочется сыночку убить. Нельзя сказать, что у него нет для этого повода. Но концепт убийства сыночки отсутствует в его мозгу по определению - потому что сыночка, блять. А что с ним в таком случае ещё делать - это для папыЭрика та ещё загадка.
3. При желании упомянутый сыночка может вить из него веревки. Просто веревки из папыЭрика тоже получаются металлические и потому не всегда адекватно функциональные.

Чарльз для  Уми
1. Основное сиюминутное состояние души Чарльза в отношениях с Эриком - это что-то вроде "будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса". Если попробуют отобрать пылесос, впрочем, Чарльз будет жестоко сопротивляться.
2. На самом деле он нифига не няша, та ещё стервь и вообще Брюс Бэннер от телепатии: ласков, нежен и терпит долго, но потом вы обнаруживаете себя пятилетней девочкой и недоумеваете, что эта за воняющая табаком штука торчит у вас во рту.
3. Факт обнаружения у Эрика дитяти внушает Чарльзу глубокий нутряной ужас. Но поскольку он сам себе через пропасть в пятьдесят лет велел надеяться - он надеется на то, что этот ужас не имеет под собой оснований. Ещё он регулярно уверяет себя, что добрый, мудрый и все такое, и что нужно верить в людей и не стоит без повода думать о них плохо... А потом Пьетро что-нибудь делает, и мы возвращаемся к пункту один. В лучшем случае.

Фенрис для  Cold_sight
1. Фенрис - ребенок. Амнезия, все-таки, сколько он там своей жизни помнит? Года четыре плюс ещё семь с Хоуком.
2. Фенрис - существо зависимое. Как бы это меня ни бесило, с учетом пункта один, вряд ли стоит возлагать вину за это на него.
3. Ревность Фенриса к Андерсу, по большому счету, тоже скорее детская, чем соперническая: формата "это мой Хоук и он будет играть только со мной". Хотя там много всяких осложнений.

запись создана: 18.07.2014 в 13:38

@темы: а у меня хорошая кислота, Dragon Age, флешмобы

---

Внизапна уже чувствую себя не совсем бесполезным на ЗФБ. По крайней мере, чутка кислоты сокомандникам приволок, авось чего выйдет. Может, выйдет и побольше...

Пришел на работку, пиздец как обрадовался тому, что там ещё практически никого нет. Я слишком утонул в дерьмище во время пребывания на дачке, выгрести из него одним рывком тяжко. Мозг вроде где-то есть, но работать нихуя не хочет. Буду его заставлять.

Внезапно опять заебашило 3Ф, оно теперь хочет приводить тушку в порядок, фитнесс-клуб и клевую задницу. Вспоминаю, что вышло из прошлой попытки, сижу в фэйспалме, радуюсь тому, что денех на фитнесс-клуб нет, а то мог бы их и проебать. Узрел во френдленте планчик упражнений на месяц, решил начать с него. Тушка болит, 3Ф злорадуется. 1Л наблюдает за этим, пребывая в модусе бодхисаттвы, потому что иначе она бы вопила и требовала прекратить маяться этой бесполезной хуйней.

Дань ведет себя настолько нормально и не дает новых поводов для тревоги, что я сегодня засомневался и не стал тащить его к врачу. Понаблюдаю ещё немножко, дождусь биоматериала и уже тогда посмотрим. Все равно чуть-чуть волнительно.

Приду домой - надо будет сесть и натыкать в фичок то, что мелькало в голове. Потом потыкать то, что будет бросаться в глаза, а потом отложить его нахуй и завтра-послезавтра, когда все это чуток успокоится в голове, написать к нему план. Чтобы вся эта прелесть, которую я частично кое-кому уже проспойлерил, не выдержав, приобрела хоть какую-то композицию.
Ах да, первопричиной была заявка на однострочниках. Уже сейчас, обрывками и наметками, оно расползлось на семь страниц.
Очень хочется прикрыться фэйспалмом и отмазаться соционической и психейожной логиками, но фишка в том, что я ни о чем не жалею. Бу-га-га. Хорошего человека должно быть много; хорошего укура это тоже касается.

@темы: кошковое, на данный момент в душе погода..., про всё и сразу, Я, аффтар!, тушковое, за жизнь, в кои-то веки об общественной жизни

---

Одно из несомненных преимуществ самостоятельной жизни - можно вести себя как идиот и искренне об это веселиться, не заморачиваясь тем, кто чего скажет и о чем будет нудеть.

Например, выйти в магазин "на пару минут" в одной рубашке и босоножках на босу ногу, не найти в первом из магазинов нужного и отправиться дальше, плюнув на начинающийся дождь и оставленный дома зонтик. Питерцы воды не боятся, хуле. Дождь явно принял сию мысль как вызов и усилил напор... короче говоря, скажем, что сейчас в ванной висит моя насквозь мокрая рубашка, с которой натурально капало, когда я её снял, ноги были мокры по колено и тоже насквозь, про волосы и говорить нечего.
Увидь это матрона - закатила бы смачную лекцию, а так - поржал, погрелся в душе, пойду наконец хаер красить, а то в зеркало смотреть страшно.

А вообще Дань мне тут в первую же ночь дал повод поволноваться. Ведет себя нормально и хорошо, во всем остальном все окей, но я все равно запасся контейнерами для анализов и сижу бдю. Однозначно нам с ним надо будет к врачу, но вот идти без материала бессмыслено, уже проверено по опыту.

@темы: кошковое, за жизнь, хроники отступника

---

А ещё я, кажется, записался на ЗФБ-2015.

Черт.

@темы: втупляя на себя любимого, за жизнь

---

С возвращением меня!

Уфф. Наконец-то свобода!..

То, как я радуюсь окончанию отпуска всякий раз наводит меня на мысль, что что-то в мире не так. Равно как и тогда, когда мы ездим на дачу Пахать, а не жрать шашлыки, пить вино и всячески деградировать. Но, в общем-то, все как обычно: отпуск такой, что после него впору брать ещё один отпуск...

Котов забрал обратно с дачи, коты понервничали, и почти сразу улеглись спать. Сопят теперь, уютные такие. Я сбегал по магазинам, прикупил срочнонужного типа батон хлеба, наконец-то смыл всю эту дачную дрянь и теперь балдею. Господи, чистота, тишина и интернет!..
Сегодня ленюсь, дочитываю комиксню и вообще, а завтра надо будет уже приниматься за дело. Большая глажка, почитать пару статей для раскачивания мозга, фичок начатый в порядок надо приводить...

А потом надо будет в кино. Мне тут судьба в лице одного славного человека ниспослала возможность сэкономить на кине, надо попользоваться.

@темы: про всё и сразу, за жизнь

---

Белоплащники, ептабля

За один только сегодняшний день матрона сказала мне "ну, мать у тебя героиня!" раз пятнадцать.
Не, окей, молодец: действительно решила многие проблемы... изрядную часть которых создала себе самостоятельно. Раздражает, пожалуй, даже не делание из мух мамонтов, а монополизация права чутка постоять в белом плаще. Вздумай я хотя бы заикнуться о том, что тоже местами няшенька и небесполезное существо - тут же услышу, что все фигня, я все придумал и даже резолюция ВАК не доказательство. Фырр.

Привык уже. А все равно порой выбешивает до дрожи.

@темы: ...его мать, свою мать и любую другую мать (с)

---

Хроники дачки не помню которые

У меня в комнате есть уже две с двумя третями стены. Мелочь, а приятно. В остальном, впрочем, прогресс едва ли стоит упоминания. Домовой скелет ака кошмарного вида занозистые балки теперь мозолит глаза чуть меньше, но и только.

Сам немножко вымер по причине сезонного бабского гадства; вся совокупность обстоятельств вырубает мне практически всю мозговую деятельность и вгоняет в печаль. Слабо надеюсь, что по возвращении в город мозг таки вернется, пока же записываю по паре фраз приходящие в голову детальки к начатому фичку, чтобы не забыть. А то правда же склероз. В целом, именно такой пиздец, как и ожидал; очень в тему вспоминается, как Эрик мозги Рейвен чистил, вся эта фигня про половину сосредоточенности. Манипулятор из него, конечно, изящный, как бревно, но ведь правду же говорил.

Дорогие товарищи, а покидайте, плиз, рекомендаций на человекоиксовые фички? А то мне тут еще дня три куковать, фики из заныченных списков уже того (совсем того, я даже на мпрег уже поглядел... Дальше половины не осилил, впрочем, даром что мпрег там был большей частью за кадром)... Поиск мой нынешний инет не осиливает, увы. С загрузкой текста по ссылке хоть какой шанс есть.

@темы: за жизнь, просьбы

---

Отдыходень

Матрону затребовали в город по делам, так что нынче балдею и нихуянеделаю. Почитал с утра няшных фичков, достал комп и потыкал собственную аморфную пока мысль - не столь унылого вида, как мне казалось до попытки воплотить, хотя там еще пахать и пахать, конечно - пожарил себе пару сосисок на куске старого забора и новом мангале, а теперь вот пойду опять комиксню читать, пока возможность есть.

Таки жизнь небезнадежна.

@темы: за жизнь

---

Тряпочное

Достали тут с чердака мешки со старым тряпьем, ибо заебало ходить в одной и той же тряпке, даром что дачка. Обнаружил там свои джинсовые шорты, купленные еще во времена десятого, что ли, класса, не без удивления в них уместился... Тогда я их хоть и купил, но носить стремался страшно: мне тогда все казалось, что я толстый ужасно, а ноги у меня кривые и жырные. Не то чтобы с тех времен ноги стали прямее и тоньше ... просто мне уже похуй, а шорты удобные. Мягкие и короткие. Надо их где-нибудь поближе держать, а то не ходить же в юбке.

@темы: простотак

---

простотак

А вот внизапна я люблю ещё и канонного комиксного Ртуть. Мне за него обидно. Почему это ему на попытку побыть гласом рассудка в какой-нибудь обители безумных злодеев заявляют, что, дескать, хватит ныть? Где справедливость? Ну я канеш знаю, что в Андерсе, а это вообще другой фандом, так что Ртути не светит, но все равно грустно, вот.

Мда. Вот такой вот, плять, канон: в половину него я просто не верю, потому что слишком притянута за уши в образ шаблонного злодея, а все остальное укладывается в хэдканон так легко и просто, что мне почти неуютно.

@темы: а у меня хорошая кислота

---

Б11-28 Эрик хочет Чарльза. Чарльз хочет Эрика, но не признается в этом. Пьетро хочет, чтобы Эрик получил Чарльза, а Логан - нет.
WARNING: потенциально сквикающие моменты. Хотя автор ничего плохого не хотел и вообще всех нежно любит, но там в комментах развелся изрядный холивар.

Логан и Пьетро

– Бармен, ещё виски!
Логан опрокинул стопку в рот и снова повернулся к собеседнику:
– Так вот. Я правильно тебя понял? Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой и помог типу, который однажды уже пытался меня убить, наладить личные… даже очень личные, я б сказал, отношения с другим типом? А тот ещё до этого втравил меня в историю, в результате которой первый тип попытался меня убить. И к тому же один из этих пидорасов – я уже нахрен запутался, который – твой отец.
– Ну да! – радостно заулыбался сидевший рядом с ним парнишка. Похоже, он действительно не видел в ситуации ничего странного.
Логан устало вздохнул, развернулся к нему всем телом – подросток вопросительно выгнул серебристые, будто седые брови и с надеждой уставился на него – и самым душевным своим тоном, от которого в свое время передергивало даже Виктора, осведомился:
– А мне-то это нахер надо?
Парень явственно озадачился.
– Ну… потому что мы кореша и я тебя попрошу? – предположил он и, подумав немного, добавил – так, будто это было самым убедительным доводом на свете: – Мне в одиночку с этими двумя упрямыми заразами не справиться!
– Малец, я тебя не помню даже, – язвительно сообщил Росомаха, – какие тут «кореша»?..
– Да ты, блять, вообще ничерта не помнишь, – в мгновение ока растеряв свою наивную жизнерадостность, с досадой выцедил парень и нахохлился, как обиженная сова. – Ни меня, ни папку, ни папкиного железобетонного каркаса в своих кишках… ни даже Чарльза. Хотя вообще-то это ты нас и познакомил!
– Знаешь, малец, в моей жизни было столько херни, – фыркнув, доверительно поделился Логан, – что большую её часть вспоминать просто смысла нет.
– А я из той части, которая меньшая, – упрямо заявил пацан и сурово сверкнул на него двумя парами глаз: собственными, гематитово-темными, и стеклами начинавших сползать с его макушки очков. – И я тебе не «малец». Слуш, Логан, ну не упрямься, пошли уже?
– А то что? – скептически осведомился тот, неспешно раскуривая сигару.
– А то хуже будет, – неубедительно пригрозил парень.
Логан вдруг понял, что его практически безграничное терпение взяло и как-то незаметно закончилось.
– Вот что, пацан, – рыкнул он, вперив в оборзевшего вконец мальчишку свирепый взгляд, – давай договоримся. Если продержишься против меня там, – он ткнул сигарой в сторону самого темного угла: на двухфутовом возвышении ринга стояла грубая железная клетка, в которой по вечерам били друг другу морды скучающие канадские лесорубы, – хотя бы минуту, я, так и быть, выслушаю твой ебаный план. А потом, может быть, даже подброшу тебя до ближайшей автобусной станции.
Логан выдержал короткую паузу, хищно ухмыльнулся и для пущего эффекта с хрустом расправил плечи. Совсем уж задохликом пацан не был, но против Росомахи шансов у него не было в принципе. Впрочем, Логан его и бить-то не собирался: так, просто понасмешничал бы слегка, пока тот придумывал отмазки и лепетал все это цивилизованное дерьмо про несправедливость и равные возможности. До клетки дело бы точно не дошло.
– Целую минуту? Это ж та-а-ак долго! – предсказуемо округлил глаза мальчишка – и вдруг сверкнул зубами в широкой, недоброй и какой-то слишком взрослой для его семнадцати ухмылке. Голос у него тоже зазвучал иначе, жестко и завораживающе уверенно: – У меня есть предложение получше: если ты продержишься одну минуту против меня – я, так и быть, оставлю тебя топить свою амнезию в дрянном бухле. А иначе – будешь подчиняться моим распоряжениям, пока мы не закончим дело.
В наглости у пацана точно недостатка не было. Как и в умении достать человека – ну или мутанта – до печенок. И пара-тройка оплеух определенно пошла бы ему только на пользу.
– Идет, – по-звериному оскалился Росомаха, проигнорировав тревожные сигналы, которые подавала ему его многоопытная, закаленная двумя десятками разнокалиберных войн и войнушек задница. И протянул ему руку, скрепляя пари: – Эй, бармен! Разбей.
Кисть у мальчишки была похожа на утиную лапу. Лет через пять, когда тот чутка окрепнет и нарастит мускулы, получится, пожалуй, красивая мужская рука – крупная, длиннопалая, соразмерная. А пока в мозолистой логановой лапе она смотрелась почти до умильности жалко.
Но хватка у пацана уже сейчас была железная.
– Пришибешь малька – будешь иметь дело с полицией, – предупредил бармен, но все-таки вытащил из-под стойки ключи от клетки и кинул Логану.
– Не пришибу, – флегматично пообещал тот, затянулся и, поднявшись на ноги, двинулся к рингу. Парень, к его огорчению, не отставал ни на шаг – и как-то нехорошо молчал, светясь ясной мечтательной улыбкой.
Ещё одна «невзначайная» демонстрация мускулатуры тоже никакого впечатления на него не произвела. Сам пацан с виду напоминал одетый в потрепанную футболку скелет мужчины раза в полтора мощнее себя нынешнего, но сделать нужные выводы из разницы… да хотя бы в мышечной массе был явно не в состоянии, и потому раз за разом не догадывался испугаться. Успевший несколько остыть Росомаха глянул на него с неприкрытым укором и, опять не заметив никакой реакции, решил, что действительно ограничится парой оплеух – чтобы только оглушить и немного сбить спесь.
Поднявшись на ринг, Логан снова похрустел плечами, кивнул доставшему секундомер бармену и уже занес над головой пацана раскрытую ладонь…
…и вдруг обнаружил себя лежащим навзничь на пропыленном насквозь полу. Перед глазами все плыло, череп гудел, будто он сверзился этажа с десятого, никак не меньше, а на разбитом носу болталась длинная капля мгновенно загустевшей крови. Росомаха недоуменно моргнул, встряхнулся и, опершись на ладонь, начал подниматься…
… и его снова впечатало в пол только-только успевшим исцелиться носом. Хрящ опять хрустнул и вдавился куда-то внутрь.
– Тридцать секунд. – Негромкий, едва-едва перекрывавший гул крови в ушах голос бармена оглушенный Логан узнал с трудом. Вплотную познакомившееся со щелястыми досками лицо протестующе ныло, но он не стал дожидаться, пока все зарастет окончательно и…
…это что вообще было, подзатыльник?!.
…точно подзатыльник.
…даже нет, всего-то легкий хлопок по макушке.
…только его почему-то вполне хватало для того, чтобы размазать Логана по ебаному рингу.
– А ты, оказывается, крепкий старикан, – присев на корточки прямо у него перед лицом, одобрительно заметил чертов пацан. Росомаха заморгал, пытаясь сфокусировать взгляд, но различил только парившее над ним светлое пятно и отблеск зубастого оскала. – Целых четыре раза пытался подняться!
– А что, другие не… – Голова у него все ещё гудела, как колокол, и собранные было слова на середине фразы вдруг рассыпались и разбежались прочь, но парень понял:
– Ну, обычно после первой же плюхи ложатся насовсем. Хорошо, что мы не на армреслинг поспорили, а то там бы у меня вообще шансов не было. Ну что лежишь, давай вставай и поехали! Кстати, раз уж ты так упорствуешь в своем склерозе, давай знакомиться заново: меня зовут Ртуть.

Те же и Эрик

Появившийся на пороге плечистый мужик с породистой арийской рожей посмотрел на Логана так, словно тот был последним, кого он ожидал увидеть.
– Здорово, приятель! – отсалютовал сигарой Росомаха и с малость злорадной ухмылкой объявил: – Я явился обеспечить тебе счастье в личной жизни!
Арийская Морда ощутимо охренел. К чести его следовало отметить, что охреневал он недолго, секунды полторы от силы – а потом нехорошо сузил глаза и тягучим, медово-сладким тоном сообщил:
– А в тебе кое-что изменилось, верно… «приятель»? Многовато металла в организме.
Характерный семейный оскал у Арийской Морды получался намного убедительней, чем у его сынули: то, что ему опять пришел пиздец, Логан понял сразу, минуя стадию подозрений и смутной тревоги. И даже не очень удивился, когда скупой изящный жест приковал его к месту, в мгновение ока превратив адамантий в его скелете в чудовищную неподъемную тяжесть. Секундой спустя вышедшие из повиновения когти едва не лишили его глаза и половины скальпа, а затылок плавно двинулся назад и вниз, выгибая хребет дугой.
– Здорово, пап! – Ртуть высунулся из-за логановой спины и, смущенно улыбнувшись, неловко помахал ладошкой. Арийская Морда замер, и лицо у него сделалось такое, словно у него разом сбылись все его самые худшие опасения. На долю мгновения согнутый чуть не пополам Логан даже проникся к нему некоторым сочувствием. Правда, сразу прошло.
– Здравствуй, – помедлив, обреченно сказал Арийская Морда и мужественно натянул на лицо улыбку, которую, наверное, считал отечески ласковой. Росомахе от неё опять стало изрядно не по себе, а вот пацан разом успокоился, засиял ответным зубастым оскалом и, выбравшись из импровизированного укрытия, попросил:
– Отпусти, это мое. – Для пущей доходчивости он ткнул в Логана пальцем и пояснил: – Он полезный, правда. Пошли в дом! Можно ведь, да? Ну можно? Кстати, у него тут давеча опять память отшибло, так что: Росомаха, это Магнето; Магнето, это Росомаха, и давайте вы сейчас не будете пытаться друг друга убить, а то чего ради я тут старался?
– Вот это как раз и хотелось бы выяснить, – хмыкнул Магнето и, поколебавшись, все-таки опустил руку. Логан рухнул на землю, неслабо треснувшись поясницей о край бетонной ступеньки, и сдавленно матюгнулся. – Заходи.
Ртуть мгновенно исчез, и из дома тут же послышались его восторженные вопли – кажется, пацан обнаружил телевизор, какие-то секретные документы, пистолет, боеприпасы и «охуенный папкин плащ». Лишенное всякого выражения лицо Магнето, который только и успел, что повернуться ему вслед, было красноречивей всех четырех томов «Войны и мира». Логан подобрал себя с земли и, сочувственно хлопнув его по плечу, посоветовал:
– Не волнуйся ты так, мужик, у пацана есть план. – Он запнулся, припомнил кое-что из того, что успел выболтать по дороге не затыкавшийся ни на секунду Ртуть, оценивающе поглядел на собеседника и покачал головой: – Хотя знаешь, если по части составления планов он пошел в тебя… Волнуйся, мужик!
– Когда мы с тобой встречались в прошлый раз, с инстинктом самосохранения у тебя было как-то получше, – хмуро поделился тот и, легким движением пальцев приподняв Логана над землей, небрежно зашвырнул его в дом.
Шаблонный уют стандартного американского жилища несколько портила вазочка с патронами на журнальном столике возле двери. Патроны были разнокалиберные, от снайперских бронебойных до обычной охотничьей дроби, и лежали вперемешку, россыпью, как мелочь для таксофона или автомата с газировкой. Из-за спины у Магнето неспешно выплыла ещё дюжина и аккуратно ссыпалась в общую кучу.
– Круто! – восхищенно заявил Ртуть и снова улетучился в неизвестном направлении. Логан пригладил взъерошенные порывом ветра волосы, подцепил лямку упавшего на пороге вещмешка и, снова закинув его на плечо, наугад двинулся вглубь дома. На третьем шаге его едва заметно, повелительно качнуло вправо, и он послушно свернул в указанном направлении.
– Пьетро! – негромко позвал оставшийся позади Магнето. Голос у него оказался звучный, командирский: такой запросто мог перекрыть и свирепые сержантские матюги, и даже грохот обстрела, так что пацан наверняка услышал бы его в любой комнате не такого уж большого таунхауса. – Как закончишь с разведкой, жду тебя на кухне.
Росомаха беззвучно фыркнул: формулировать мужик тоже умел, впору было поверить, что у него действительно все было под контролем. Вот только Логан уже успел чуток ознакомиться с повадками Ртути-Пьетро, так что попытку сохранить хорошую мину при плохой игре опознал сразу.
Однако пацан действительно обнаружился именно на кухне: едва различимый серебристый вихрь кружил вокруг обеденного стола и гремел посудой и дверцами шкафов, оставляя после себя пятна муки, крупинки сахара и пороха и – Росомаха принюхался – капли оружейного масла. На столе мелькнул призрак сэндвича и тут же исчез, зато возле мойки появилось надкусанное зеленое яблоко.
– Оно же кислое! – оскорбленно уведомил их Пьетро и снова сорвался в движение. – Папка, как ты вообще такое ешь?.. Пакость же!
Магнето чуть слышно хмыкнул, окинул учиненный на кухне беспорядок оценивающим взглядом и, бросив в пространство: «Прибери за собой», развернулся к Росомахе.
– Меня зовут Эрик Леншерр, – спокойно сообщил он и, прислонившись бедром к разделочному столу, внимательно посмотрел на гостя: – Ты был известен мне под именем «Логан», Чарльз… один мой друг также упоминал о тебе как о Джеймсе Хоулетте. Или ты предпочитаешь, чтобы тебя называли иначе?
– Зови Логаном, – пожал плечами Росомаха, поискал взглядом пепельницу и, не обнаружив в пределах видимости ничего похожего, выцепил из ближайшего шкафа запыленное блюдечко с Томом и Джерри. – А тебя как, Великим Магнето или на герра Леншерра тоже согласишься?
– На «герра» не соглашусь. – В ровном голосе Магнето мелькнула какая-то опасная нотка, и Логан предпочел сделать вид, что всецело поглощен раскуриванием сигары. – «Мистер Леншерр» вполне подойдет, если ты настаиваешь на обращении на человеческий манер.
– Да мне пофигу, – честно сказал Росомаха и, сделав пару глубоких затяжек, стряхнул пепел в блюдце. Крутившийся неподалеку Леншерр-мелкий, как назло, перед отцом все же слегка робел и снова вступаться за чем-то оплошавшее «свое» не торопился.
– Что у тебя за мутация – помимо когтей? – помолчав с полминуты, спросил Магнето уже совсем другим тоном – расчетливым и властным. Логан даже ощутил что-то вроде ностальгии: очередной отряд, очередной командир, уже прикидывающий, куда его, Логана, приспособить с наибольшей пользой… Правда, в роли припоздавшего подарочка на День Отца ему бывать ещё не доводилось. – Ты как-то раз упомянул, что «живучий»… Уточни.
– Самоисцеление, – пораскинув мозгами, отозвался Логан. Скрывать смысла не было, эта парочка, похоже, и так знала о нем чуть не больше, чем он сам. – Восстанавливаюсь быстро. Даже если прикончить… ну, в сердце мне стреляли, мозги вышибали… и нихуя.
Магнето смерил его каким-то нехорошим изучающим взглядом и задумчиво хмыкнул.
– Э, мужик! – насторожившись, проговорил Логан. – Не смотри на меня так, будто у тебя тоже есть план!
– Пока нет, – покачав головой, почти с сожалением отозвался тот.
– Охуеть ты меня успокоил, – буркнул Логан. Ртуть в ту же секунду оказался рядом с ним и, плотно обхватив его шею ладонью, улыбнулся предостерегающе и почти нежно:
– Эй, Росомаха, не делай такое лицо! Ты ведь помнишь, что от меня тебе не сбежать?..
На губах наблюдавшего за ними Эрика снова появилась неприятная акулья усмешка: похоже, он понемногу начинал осознавать, что такое гордость за своего ребенка.
Логан мысленно выматерился и покорно кивнул.
– Так что за бред ты там нес насчет моей личной жизни? – налюбовавшись на своего отпрыска, требовательно осведомился Эрик.
– Это не бред! – немедленно возмутился Ртуть и, переместившись к отцу, совершенно детским жестом дернул его за рукав: – Вам с Чарльзом надо подружиться обратно, а то бардак же! Нельзя же вот так просто взять и разбежаться из-за какого-то недоубитого президента!
– «Подружиться»? – ехидно переспросил Логан. – А на канадской границе ты, малец, все это мне чутка по-другому излагал. Не напомнишь? Что-то там было насчет «да пусть уже потрахаются наконец и утихомирятся, а то президентов на них не напасешься»!
– Росомаха!!! – вздрогнув, свирепо прошипел Ртуть. Взгляд у него сделался совершенно убийственный. На мгновение Логан даже пожалел о том, что бессмертен: прикончить его пацан наверняка не сумеет, но попытками заебет вконец.
– Пьетро? – переведя взгляд на сына, с нажимом проговорил Магнето.
– Ну, вначале-то вам все равно надо помириться… – заюлил пацан, но под суровым взглядом отца несколько сник и принялся оправдываться: – Ну у вас же там все ясно, и он сам тебе сказал, что ты ему нужен, ещё при мне… и вот только не надо мне тут, что это было только для дела, я юный, но не тупой! Ну и ты, в общем… можно подумать, ты кого попало слушаться станешь, а все равно там ждал, как последний тормоз, потому что он тебя попросил без трупов, а ты без трупов не очень умеешь… Вот.
– Вообще-то умею, – с усталым вздохом сказал Магнето. Кажется, до него наконец начало что-то доходить. – Просто обычно не хочу.
На кухне воцарилось глубокомысленное молчание.
– Пиццу будешь? – почти жалобным тоном проговорил Ртуть, протянув отцу раскрытую коробку. – Гавайская, с ананасом. Или хочешь, я для тебя с грибами сопру? Или с анчоусами?
– Главное чтоб не с опарышами, – сказал Магнето меланхоличным тоном человека, которому действительно доводилось этих опарышей жрать, причем без кетчупа и специй. Вытянул из коробки треугольник тонкого, ещё горячего теста и, поймав настороженный взгляд сына, вдруг улыбнулся почти нормальной человеческой улыбкой: – Спасибо, Пьетро. Так что у тебя там был за план?
– Ну, вначале вам надо помириться вон с ним, – объявил Пьетро и, ткнув пальцем в Логана, тоже вгрызся в пиццу. Эрик с Логаном с одинаковым скептицизмом посмотрели друг на друга, и Ртуть замахал руками: – Нет, ну что вы так, я всерьез! Ну пап, ну ты же знаешь всю эту фигню про «любишь меня – люби и мою собаку»…
– Ну спасибо, блять, – закатил глаза Росомаха.
– …а они с Чарльзом кореша, так что вам тоже надо закорешиться, и тогда все станет гораздо проще! – торжествующе закончил Пьетро.
– Не могу отрицать логичности твоего заявления, – хмыкнул Магнето, с усмешкой глядя на него, – но как ты себе это вообще представляешь? Ты же в курсе, что я…
– Мужик, – перебил его Логан. – Эй, Магнето! Леншерр… Эрик, как там тебя… Пива, что ли, дай. У тебя же есть пиво?
– «Битбургер», – буркнул тот, явно недовольный его вмешательством в семейный разговор.
– Не ахти что, но сойдет, – махнул рукой Логан. – Давай.
– Ничерта ты не понимаешь в хорошем пиве, – проворчал Эрик, но все же скосил глаза на холодильник: дверца распахнулась, и вылетевшая оттуда бутылка, вмиг покрывшаяся тонкой пленочкой конденсата, упала Росомахе прямо в ладонь.
– Вот, поругайтесь за пиво! – обрадовался Пьетро. – Когда мужики ругаются за пиво, это значит, процесс пошел! – Он в долю секунды вымел из коробки остаток пиццы и с воодушевлением уставился на них: – Ну? Давайте!
Эрик с Логаном переглянулись снова. Целую секунду Росомаха безмятежно злорадствовал, но потом вспомнил, что ему тоже придется в этом участвовать.
– Мужик, а виски есть?..
– Ну или нажритесь вместе, что ли… – подумав, неохотно разрешил Ртуть.

Бонус: вырезанные сцены

– Ты самый классный, папка! – восторженно вздохнул пацан и, подперев подбородок ладонью, уставился на отца откровенно влюбленными глазами.
Кажется, этого Магнето, вполне отдававший себе отчет в скудости своих успехов на родительском поприще, тоже не ожидал.
– Почему? – замерев на середине движения, настороженно уточнил он.
– Ну, ты же не сказал «я лучше выпишу чек» или «мелкий ещё, вырасти вначале»… – все тем же мечтательным тоном пояснил Ртуть. – Или какой-нибудь другой такой фигни… Кстати, я теперь в твоей банде, понял? Ну, Братстве, или как его там?
– Мелкий ещё, – мстительно сказал Эрик. Логан с трудом подавил желание нырнуть под стол и накрыться вещмешком и только через пару секунд заметил, что губы Леншерра чуть заметно кривились в намеке на усмешку.
А пацан все увидел сразу и вместо того, чтобы обидеться насмерть, только радостно заржал.
* * *
– Пьетро, – властным, напряженно-ровным голосом проговорил Магнето. – Сядь и немного помолчи.
Логан злорадно ухмыльнулся, предвкушая препотешное представление: не было на свете силы, способной заставить Ртуть замолчать – и поперхнулся смешком, потому что пацан действительно плюхнулся на стоявший в углу диванчик и заткнулся. Физиономия у него при этом сделалась сосредоточенная и почти жалобная, будто это требовало от него немалых усилий. Магнето понаблюдал за ним с пару секунд и, удовлетворившись увиденным, снова повернулся к Логану:
– Так ты действительно ничего не помнишь?
– Ну, пацан меня уже просветил, что ты пытался меня прикончить, – пыхнув дымом, пожал плечами Росомаха.
– Тогда почему ты все равно отправился… хм… мне на помощь? – сощурился Магнето.
– Слушай, мужик, если бы я действительно обижался на каждого, кто пытался меня убить, я бы ходил все время с такой же унылой рожей, как у тебя, – не скрывая сарказма, сообщил Логан, настороженно скосил глаза на все ещё доблестно молчавшего Пьетро и неохотно добавил: – И вообще твой пацан… умеет уговаривать.
* * *
– Логан, научи меня плавать. – Вид у Пьетро был какой-то подозрительный, одновременно решительный и чуточку виноватый, как у пойманного с поличным двоечника.
Росомаха затянулся, стряхнул пепел с сигары и с интересом покосился на него.
– Нахуя? Сам же вчера хвастался, что по воде бегать можешь.
– Могу, – печально согласился Ртуть. – А плавать не умею. Папка сказал, что надо. Вдруг пригодится?
– А, ну раз папка сказал… – понимающе хмыкнул Логан. – Вот пусть папка тебя и учит.
Ртуть нехорошо сощурился.
– Боюсь, мой нынешний… хм… стиль плавания твоему папке тоже не понравится, – торопливо пояснил Росомаха, сделал ещё одну глубокую затяжку и уточнил, жестом показав идущий ко дну утюг: – Буль-буль. С полутора центнерами адамантия я теперь могу разве что по дну погулять.
– Да, засада, – подумав, согласился Пьетро.
…следующие три месяца полиция Майами пребывала в перманентной истерике, тщетно пытаясь выяснить, чего ради самый одиозный террорист последнего десятилетия явился на побережье… и ничерта не делал.

Те же и Чарльз

– Логан, мне нужно две пинты твоей крови! – со свистом влетев на кухню, потребовал Ртуть.
– Да ты охренел, малец! – возмутился Логан, от неожиданности срубив горлышко своей бутылки с пивом гораздо ниже, чем собирался. И тут же захрипел, хватая воздух ртом: сомкнувшиеся у него на загривке пальцы как-то хитро перекрутили плоть, и собственная кожа впилась ему в шею так, что затрещала гортань.
– Я тебе не «малец», ясно? – свирепо рыкнул ему на ухо пацан.
– Ртуть, довольно, – равнодушно распорядился Магнето, небрежным взмахом руки снял пробку с собственной бутылки и пояснил: – Этому ты давно уже доказал все, что нужно.
– Да? – слегка усомнился Пьетро, но пальцы после секундного размышления все-таки разжал.
– Вот-вот, – потирая горло, просипел Логан, – слушайся папку, ма...
Его зубы звонко клацнули, едва не лишив его кончика языка, и Эрик, легким движением пальцев намертво заклинив ему челюсти, тем же ровным тоном добавил:
– Ты бы тоже не нарывался, Логан. Что-то у тебя стало совсем хреново с умением держать язык за зубами.
«Вот, блять, удружил скотина Страйкер с этим своим адамантием,» – выругался было Росомаха – но получилось у него только какое-то невнятное злобное мычание.
– А теперь объясни как следует: что там с его кровью? – снова повернувшись к сыну, велел Магнето. Ртуть с хищным видом кружил вокруг Логана, но лезть к нему с донорским пакетом не торопился. То ли опасался пока ещё не скованных волей Леншерра-старшего конечностей, то ли просто помнил, что обычные медицинские иглы в данном случае были совершенно бесполезны.
– Ну, я закорешился с Хэнком, – объяснил он и настороженно покосился на отца. Тот неодобрения не выказал, и Пьетро, приободрившись, уже куда увереннее продолжил: – Представляешь, они действительно охренеть какие медленные! Я думал, у них там запасы, работа идет, дым коромыслом и всякое такое; а у них там ни одной пробирки! Не, ну я все понимаю, спасение мира – охуеть какое важное дело, но надо же было хоть чуть-чуть думать про то, что потом с ним, спасенным, делать!
Эрик чуть приподнял бровь, и несколько смутившийся Пьетро тут же уточнил:
– Я думал, что у Хэнка ещё с тех пор, как они все корешились с Логаном, остался запас его материала. Кто ж знал, что он дохрена вежливый и без разрешения кровь не брал, а до разрешения тогда руки не дошли! У него, оказывается, нифига нету, он сам аж посинел от злости, когда понял, как лоханулся! Правда, у него готовый проект разработки есть, ещё с шестидесятых, там только чуть-чуть поменять под новый материал надо.
– Я бы на твоем месте был поосторожнее с хэнковыми биологическими затеями, – хмыкнув, заметил Эрик. – Инженер он и правда гениальный, а вот с биологией и медициной – это как повезет.
– Не, ну я ж не совсем дурак, – почти обиделся Ртуть. – Я помню. И про первую его сыворотку, и про вторую, я ему сразу сказал, что если мне удастся логановой крови добыть, то чтобы все вначале на мышах проверяли. Ну и ещё на ком-нибудь, ну как положено. Клинические испытания, вот. Он опять посинел почти весь, но согласился. Я ему пока не говорил, что мы с Логаном уже кореша. Ну, на всякий случай, а то вдруг что.
«Мы не кореша», – попытался сообщить Росомаха, но снова не преуспел и, не найдя иного способа напомнить семейству о своем присутствии, всадил когти в стол прямо перед носом Леншерра-мелкого. Задумавшийся о чем-то Магнето отвлекся от своего пива и посмотрел на него с недоумением, однако разжать челюсти все-таки позволил.
– А меня никто ни о чем спросить не хочет? – хмуро осведомился Логан.
– Тебе что, жалко пары пинт крови на благое дело? – поразился Пьетро. – Обычным людям и то не жалко, в любом донорском пункте спроси, а тебе вообще жабиться стыдно, ты же её за пару минут восстановишь! И вообще…
– Притормозите чутка, парни! – поспешно перебил его Логан. – Ма… Ртуть, ты ж вроде собирался мирить папашу с его приятелем, на кой черт вам понадобилась моя кровь?
Магнето обменялся с сыном долгим задумчивым взглядом и чуть заметно приподнял бровь. Пьетро широко ухмыльнулся и кивнул, и Леншерр-старший, дернув уголком губ в намеке на одобрительную усмешку, объяснил:
– У моего, как ты выражаешься, приятеля парализована нижняя половина тела, и это в немалой степени моя вина. Если появится возможность это исправить – я это сделаю.
– А, ну ясно, – обмозговав ситуацию, мрачно кивнул Росомаха. – Мое мнение тут, конечно же, никого не интересует.
– Интересует, – ласково проговорил Пьетро и, в мгновение ока оказавшись рядом, погладил его по голове – бережным, утешающим жестом, каким обычно успокаивали встревоженных псов. – Я вот спросил же. Ну дай крови, Логан, ну что тебе, правда жалко, что ли?
Росомаха с тоской посмотрел на него. Мордашка у Ртути была донельзя умильная, и, чес-слово, лучше б это были ещё полтонны арматуры в его кишках. Арматура была проще и честнее.
– К черту, – наконец решил он. Маленький засранец все равно добьется своего, вопрос только в том, во что это выльется для самого Логана. – Бери. С тебя потом четыре хороших стейка с кровью, ясно? По два за каждую пинту. – Пьетро молча кивнул, и Росомаха, не на шутку встревоженный такой покладистостью, с подозрением осведомился: – Это ведь все, да?..
– Ещё чего! – возмутился Ртуть. Приосанился, мельком покосился на отца, проверяя, смотрит ли тот, и забавным, терпеливо-снисходительным и вместе с тем почти торжественным тоном провозгласил: – Секрет успеха не в том, чтобы выбрать путь, ведущий к победе! Главное – устроить так, чтобы к победе вели все возможные пути!*
– Вот черт, – пробормотал Логан. – Пиздец как мне это не нравится. Пожалуйста, скажи, что это будет просто ещё один летучий стадион, а?
– Не-а. – Пьетро был, в общем-то, славным малым, но жалость была ему в принципе неведома. – Стадион же не сработал.

– Слушай, парень, а может, я тебе лучше ещё десяток литров крови сдам? – безнадежно поинтересовался Логан. Очень хотелось рассказать Магнето о том, что некоторых детей время от времени нужно было пороть, но после такого, наверно, выжить не удалось бы даже ему. – Исцелим всех паралитиков от Юкатана до Аляски, и всякое такое прочее, а?
– Нет, кровь у нас пока ещё есть, – отмахнулся Пьетро и, придирчиво оглядев его с головы до ног, осторожно поправил галстук-бабочку. Росомаха нервно сглотнул: накрахмаленная ткань безбожно натирала кадык, но всякий раз, когда он пытался дотронуться до неё хотя бы пальцем, у Ртути делался вид человека, готового к убийству. – И вообще, главное в успешной кампании – атака по нескольким направлениям! Сегодня у нас по плану романтический вечер, так что смотри не налажай. – Пьетро обошел вокруг него ещё раз, засунул в петлицу ярко-красный бутон и строго напомнил: – И не делай такое лицо, будто тебе надо пройти через минное поле и не подорваться.
– Лучше б это было минное поле, – пробормотал Логан.
– Терпи, мужик, – «посочувствовал» торчавший в дверях Магнето. Сучара откровенно развлекался: Логан уже приспособился различать в его холодных обычно глазах искорки веселья. – Атаманом будешь, если верить одному моему старому другу.
Росомаха, не снизойдя до ответа, просто показал ему средний коготь.

Пресловутая «школа» в Вестчестере больше походила какое-нибудь гребаное дворянское гнездо. Логан глубоко вздохнул, прихватил с посыпанной гравием дорожки десяток мелких камушков и, подобравшись поближе, принялся отсчитывать шестое слева окно на первом этаже западного флигеля. В другом, двумя этажами выше, мелькнуло светлое пятно чьего-то лица; Росомаха на миг напрягся, но поднимать тревогу случайный свидетель все же не стал: видимо, чертов фрак, чуть не трескавшийся у Логана на плечах, несколько сбил его с толку.
Да и банального человеческого любопытства, опять-таки, никто не отменял.
– Ну заебись кислота! – от души поразился Логан, когда после третьего брошенного в стекло камушка нужное ему окно все-таки распахнулось. На лице выглянувшего на улицу мужчины изобразилось неподдельное замешательство, но голос у него все равно звучал уверенно и твердо:
– Логан, придержи язык! Здесь, в конце концов, дети.
– Мужик, – доверительно сообщил ему в ответ Росомаха, – а я тебя помню! – Он полюбовался на то, как на интеллигентном лице Чарльза Ксавье вновь проступило смущение напополам с чувством вины, и, заговорщицки понизив голос, сообщил: – Знаешь, я тут вообще-то собирался извиниться за предстоящее, попросить снисхождения, потому что это была нихрена не моя идея, ну и посочувствовать чуток… Но знаешь, ты заслужил!
Ксавье озадаченно нахмурился и явно собрался потребовать объяснений, но не успел. Логан тщательно прокашлялся, встал в позу поэлегантнее и, набрав воздуху в грудь, старательно взвыл:
– Che bella cosa e’ na Jurnata ‘e sole N’aria serena doppo Na tempesta! Pe’ ll’aria fresca pare…**
– Что? – опешил Ксавье, но Росомаха только отмахнулся – молча, чтобы не сбивать дыхание – и, припомнив устроенный накануне инструктаж, многозначительно постучал по виску. Чарльз неверяще уставился на него и, помедлив, скопировал его жест.
«Логан? Что ты делаешь?» – Даже в мысленном голосе Ксавье отчетливо слышалась растерянность.
«Серенаду тебе пою, а на что похоже? Не от себя, не косей так, я вообще не по этой части… хотя меня, наверно, не спросят. – Хотя какое там «наверно», точно не спросят. Логан мысленно вздохнул и, стараясь не сбиться с мотива, поинтересовался: – Слушай, не помнишь, когда там у подростков начинается вся эта фигня с одержимостью сексом, мне уже бояться или ещё пару лет поживу спокойно?.. Хотя нет, спокойно я в любом случае уже не поживу… Короче, сейчас это неважно. А насчет серенады… считай, что меня наняли».
«О чем ты? Кто именно нанял? – Вполне исчерпывающее, с логановой точки зрения, объяснение Чарльзу таковым явно не казалось. Хорошо хоть, что ответ на следующий его вопрос у Росомахи все-таки был: – И причем тут, в конце концов, кислота?..»
«Ну ты, мужик, сам представь, – степенно начал он и, собравшись, принялся тщательно выводить: «O sole, o sole mio…». – Засыпал с бабой – не ахти баба, по правде, но сиськи с жопой на месте, все как положено – а проснулся три дня спустя хер знает где. Рядом твоя заросшая рожа маячит, вокруг месиво какое-то и синий волосатый чувак, и ты несешь какую-то херь про плохую кислоту. А в следующий раз я вообще очухался уже на дне Потомака с двумя центнерами железа в кишках, меня оттуда какой-то хмырь с ящеричьей рожей вытащил – и тут же на лабораторный стол. Ну нихуя ж себе у тебя кислота была, а? Сбагри рецепт наркомафии, озолотишься!»
«Черт, как неловко-то вышло. – Кажется, эта мысль ему не предназначалась; следующая, впрочем, прозвучала куда отчетливей и яснее: – Пожалуйста, прими мои искренние извинения, я готов в любой момент разъяснить тебе это… недоразумение. Но все же, что привело тебя сюда именно сейчас… и в таком виде?»
«Блин, мужик, ты телепат или кто? – удивился Логан. – Не тушуйся, меня и так в последний месяц выебали в мозг на всю жизнь вперед, мне уже похуй. Читай давай сам, только не сбивай с мысли, а то я последний куплет хреново помню».
«Боюсь, Логан, ты не вполне правильно понимаешь механизмы телепатического общения. – Что-то в мысленном голосе Ксавье вдруг заставило Росомаху осознать, что человек, умудрившийся однажды задружиться со старшим Леншерром, быть совершенно безобидным не мог по определению. И что стремление этого самого Леншерра оберегать и защищать больше говорило о нем самом, чем о том, насколько предмет его страсти был способен постоять за себя. – К тому же, друг мой, я в любом случае предпочел бы пообщаться с тобой лично».
Логан уже начал прикидывать, удастся ли ему выбраться из этой заварушки живым, когда умолкший было Ксавье неожиданно спросил – тоном вполне мирным и почти сочувственным:
«Пиво или виски?»
«Мужик, да с тобой можно иметь дело! – радостно удивился Росомаха. – Пофигу, главное, чтобы не «Битбургер», он у меня скоро из ушей польется. А твой кореш – упрямая сука и все остальное вообще за пиво не считает».
«Закончишь – входи. В холле направо, четвертая дверь по левой стороне, – вздохнул Ксавье. – Похоже, разговор будет долгий».

* Неточная цитата из речей Майлза Форкосигана, Барраярский цикл Л.М. Буджолд. (автор благополучно похерил таймлайн, ибо в те времена Барраярский цикл, кажется, ещё не был написан, но вы уж простите)
** «O Sole mio», неаполитанская песня.

@темы: творчество, тексты, Я, аффтар!, а у меня хорошая кислота

---

Инь-янь-хрень

Б11-37 Ртуть впервые видит черепаху и приходит в восторг, после чего дом полон наворованных в зоомагазине черепах, окружающие в ужасе, а Ртуть счастлив.

– Обалдеть, какая она… – почти благоговейным тоном выдохнул скрючившийся перед террариумом Ртуть, – медленная… Я про них только читал раньше!
– Ну прям охуеть, – утомленно съязвил восседавший в углу холла Росомаха. – Надо же, ты читать умеешь!
– Вау! Неужели ты знаешь, что такое читать? – смерив его оценивающим взглядом, совершенно искренне изумился Ртуть – и тут же выкинул его из головы, снова развернувшись к черепахе: – Какая классная…
– Пьетро, не смотри на неё так, словно собираешься её съесть, – бросив короткий взгляд поверх газеты, заметил Чарльз. – В конце концов, это чужая черепаха.
– А вот я бы не отказался от плошки черепахового супа, – почти мечтательно протянул Логан.
Ртуть угрожающе медленно развернулся к нему, прикрыв террариум плечом, и посмотрел так, будто подозревал в намерении немедленно употребить черепаху в пищу. Более того, употребить его, Ртути, черепаху.
– Профессор Ксавье, прошу вас, – прочирикала вернувшаяся в приемную секретарша. – Доктор Селвиг ожидает вас.
– Спасибо, – тепло улыбнулся ей Чарльз, сложил газету и, бросив на своих спутников строгий взгляд, напомнил: – Не подеритесь тут без меня. И пожалуйста, Пьетро, веди себя прилично.
На самом деле это была вечная дилемма: оставлять Ртуть без присмотра и иметь дело со всем невообразимым спектром последствий – или брать его с собой… и разгребать все те же последствия, разве что несколько менее разнообразные.
Разумеется, доктор Селвиг больше никогда не видел своей черепахи.
Пару недель спустя Чарльз пришел к выводу, что был бы счастлив тоже никогда её не видеть. И всех остальных тоже.
Потому что Хэнк, конечно, попытался предотвратить неизбежное, подарив Пьетро большую энциклопедию о черепахах с огромными цветастыми фотографиями – вот только это ничерта не сработало. Энциклопедию в итоге изучал Чарльз, когда ему вдруг случалось заинтересоваться тем, на что именно он в очередной раз чуть не наехал. И если то, откуда Ртуть набрал две дюжины красноухих черепах и почти полсотни сухопутных среднеазиатских, Чарльз без труда мог представить (и кое-куда уже отправил чеки на соответствующие суммы), то, к примеру, происхождение здоровенной галапагосской, которая облюбовала зимний сад в южном флигеле, оставалось для него тайной. Американские зоопарки о пропаже не заявляли, а сам Ртуть в ответ на расспросы только обиженно хмурился и улетучивался прочь.
– Зачем они тебе вообще? – обреченно поинтересовался Чарльз, в который раз чуть вывалившись из своего кресла, потому что под колесо опять сунулась какая-то черепаха. Кажется, эту – с желтоватым узором на панцире, у которого был отколот уголок возле правой передней лапы – он ещё не видел. Останавливаться Пьетро явно не собирался.
– Ну, это… – Ртуть умолк и задумчиво пошевелил пальцами в воздухе: – Инь-янь, единство и борьба противоположностей… Всякая такая шняга. Ну ты знаешь, да?
– Знаю, – печально согласился Чарльз. – Но тебе не кажется, что тут гармония уже нарушилась… в противоположном направлении? Слишком много инь… и всякая такая шняга.
– Не-а, – жизнерадостно помотал головой Ртуть. – Ещё не нарушилась! Я же реально очень быстрый!
Чарльз посмотрел на открытую дверь – закрывать их Пьетро никогда не считал нужным – и подумал, что должен наконец хоть что-то с этим сделать.

– Эрик. Это, в конце концов, твой сын…
– Чарльз. – Голос Эрика звучал до крайности мрачно. – У меня уже все жилые базы Братства забиты этими ебаными черепахами. У тебя хотя бы парк под боком есть, а вот у меня они так и будут ползать прямо под ногами.

@темы: творчество, тексты, Я, аффтар!, а у меня хорошая кислота

---

Семейное достояние

Б11-29 Пьетро учится в Школе Ксавье. У Чарльза начинается отношения с кем-либо, Пьетро против и делает всё возможное, чтобы этот кто-либо исчез.

А ведь начиналось все вполне невинно.
Пьетро просто скучал: трое из пяти учеников только-только открывшейся заново Школы для одаренных детей были именно что детьми, старшему из которых едва сравнялось одиннадцать; четвертому из них было уже почти двадцать восемь, и он чуть не до обморока боялся собственной силы и всего остального мира за компанию. А пятый – Пьетро – хоть и любил иногда поизображать зрелую самодостаточную личность, но пока что вовсе таковой не являлся, и ему откровенно не хватало общения.
Чарльз долго не мог сообразить, отчего тот взял в привычку проводить вечера именно с ним, но не находил в себе никакого желания возражать. Признаться, ему тоже бывало одиноко: после Вашингтона к Хэнку вернулась прежняя святая вера в мудрость Профессора Икс, и он, уже не чувствуя себя ответственным за его жизнь и душевное здравие, с радостью вернулся к своим изрядно заброшенным проектам. Прочие обитатели школы, включая миссис Чарльстон, тетку самого младшего из учеников, которая взялась преподавать детям историю, философию и основы литературы, смотрели на Чарльза снизу вверх и видели в нем то ли божество, то ли святого, то ли новое воплощение Мерлина. Один только Ртуть хотя бы наедине держался с ним как с равным – может быть, ещё помнил того похмельного хиппи, который когда-то явился к нему в дом, а может, просто считал, что их маленький общий секрет давал ему право на некоторую фамильярность. В самом деле, было бы довольно нелепо вдруг начать идеализировать человека, который подбил его вломиться в Пентагон и вытащить оттуда самого известного теперь преступника-мутанта.
Чарльз даже себе не хотел признаваться в том, насколько ему не хватало именно этого. Возможности не быть безупречным образцом для подражания; возможности не следить за языком каждую секунду – Пьетро не был обидчив, и к тому же при желании вполне мог посоревноваться с ним в язвительности; возможности хоть для кого-то оставаться именно Чарльзом, а не профессором Ксавьером…
А может, ему просто позарез нужен был неуправляемый придурок под боком, хотя любое сходство между Эриком и Пьетро сейчас казалось откровенно притянутым за уши. Чарльз надеялся, что так оно и останется – и собирался по мере сил этому поспособствовать.
Пока же, впрочем, его воспитательные порывы особого успеха не приносили: Ртуть по-прежнему крал все, что не прибито – и то, что прибито, тоже, если его вдруг заедало любопытство – говорил то, что думает, и не думал, что говорит. Вообще-то насчет последнего у Чарльза иногда возникали сомнения... однако доказательств у него не было, и он, устыдившись собственной подозрительности, всякий раз напоминал себе о том, что ему следовало больше верить в людей.
Зато ему как-то удалось научить Пьетро играть в шахматы. По правде сказать, в первый раз Чарльз предложил ему партию просто в шутку, ожидая услышать в ответ презрительное «Фу-у-у, это же медленно!», однако тот явно счел это вызовом и, как-то очень знакомо сверкнув глазами, решительно кивнул. Поначалу Пьетро играл довольно скованно и чересчур сложно, Чарльз даже подозревал, что он попросту жульничал и прямо во время игры бегал читать описания знаменитых шахматных партий. Однако постепенно у него выработался собственный стиль, немного напоминавший агрессивную манеру Леншерра, и исход этих маленьких сражений перестал быть таким однозначным.
Вот только продлилась вся эта идиллия ровно до тех пор, пока в Школе не появилась Клэрис Тринити.
Чарльз проникся к ней симпатией в то же мгновение, как впервые коснулся её разума через Церебро: трудно было не откликнуться на ту самоотверженную теплоту, с которой она думала о своих детях. Вернее, о тех трёх юных мутантах, которых она обнаружила в своем городке и, не желая оставить их без помощи и поддержки, взяла под свою опеку. Назвать их занятия в заброшенном амбаре на одной из близлежащих ферм настоящим обучением было трудно, но Клэрис сделала для детей самое главное: они не чувствовали себя покинутыми и никому не нужными, а собственная необычность не казалась им проклятием или уродством. Однако защитить их Клэрис, слабый эмпат, умевшая только чувствовать собратьев, не могла – у неё не было ни нужной для этого силы, ни тех возможностей, которые давали банальные деньги.
А вот Пьетро отчего-то невзлюбил её с первого взгляда, как будто тотчас же почуял в ней соперницу. Чарльз, слишком обрадованный тем, что Клэрис и её подопечные добрались до Уэстчестера благополучно, заметил это далеко не сразу, да и после не придал недовольству своего юного друга большого значения.
И, как оказалось, напрасно.
Тем же вечером Клэрис пришла в кабинет профессора: множество вроде бы несложных, но муторных бытовых вопросов, связанных с появлением в школе новых обитателей, требовало их внимания. Ещё одну спальню для учеников Хэнк приготовил сразу после того, как Чарльз обнаружил маленькую общину мисс Тринити, и с размещением детей управились без него, но не все было так же просто и очевидно. Нужно было обсудить способности и характер новых учеников, составить хотя бы приблизительный учебный план, выяснить, следовало ли подтянуть их в общеобразовательных предметах или можно было сосредоточиться на тренировке способностей, оставив стандартное школьное образование на милость миссис Чарльстон, Хэнка и приблудившегося к ним пару месяцев назад Логана…
Вот только у Пьетро, как оказалось, были совсем другие планы.
Как обычно, ровно за час до отбоя он влетел в директорский кабинет – и прежде, чем Чарльз успел опомниться, они уже были в библиотеке. На низеньком столике между креслами мягко поблескивали расставленные на шахматной доске фигурки, на втором, чуть повыше, чтобы Чарльзу не приходилось наклоняться, стоял чайный поднос с чашкой свежезаваренного чая и сахарницей, а в руках уже сидевшего напротив Ртути сверкала стеклянными боками бутылка холодной кока-колы. И он, кажется, действительно считал, что все именно так и должно было быть.
– Это было по меньшей мере невежливо, – справившись с головокружением, сдержанно заметил Чарльз. Пьетро фыркнул и неохотно изобразил на лице мимолетное раскаяние, и Чарльз, нисколько не удовлетворенный этим «я прав, но раз уж тебе так хочется, то извини», вперил в него свой самый строгий профессорский взгляд и потребовал: – Объяснись!
– Чего? – неподдельно озадачился Ртуть. Опустевшая бутылка в его руках быстро покрывалась неглубокими царапинами, складывавшимися – так вот куда подевалась новая книга Хэнка! – во фрактальный узор, и Чарльз жестко хлопнул ладонью по подлокотнику кресла, привлекая его внимание:
– Объясни, пожалуйста, причины своего поступка!
– Какого именно? – Изумление Пьетро определенно не было наигранным, и Чарльз скрипнул зубами. – А что случилось? Никто ничего не видел, это не я!
– С этим мы разберемся позже, – не по-хорошему мягко пообещал профессор, отбросив – на время – беспокойство о том, чем же, собственно, было упомянутое «это». – А сейчас объясни мне, зачем ты притащил меня сюда.
Покачивавший бутылкой Ртуть вдруг замер и посмотрел на него почти с опаской.
– Остался час до отбоя, – осторожно, будто разговаривая с буйным психом, проговорил он. – За час до отбоя я прихожу к тебе, и мы занимаемся всякой фигней, пока не придет время отправляться спать. Обычно играем в шахматы или ты пытаешься чистить мне мозги без помощи своих трюков. Которые со мной все равно не работают. Чарльз, тебе что, тем двухтонным томиком Дарвина по голове прилетело и ты все забыл?
– А то, что я был занят делами школы, не навело тебя ни на какие мысли? – сделав несколько глубоких вдохов, ровным тоном переспросил Чарльз. – Пьетро, я крайне ценю твое общество, но…
– Раз ты за день с ними не управился, то вряд ли ещё час смог бы что-то изменить, – не дав ему договорить, отмахнулся Ртуть. И, не выдержав, с почти оскорбленным видом добавил: – И вообще у «дел школы» нынче что-то слишком большие сиськи.
Чарльз устало вздохнул и, проигнорировав настороженный взгляд подростка, поднес пальцы к виску: нужно было успокоить растерянную и успевшую встревожиться Клэрис и предупредить, что у него возникли непредвиденные сложности с одним из подопечных.
Рано или поздно это, пожалуй, должно было случиться. Просто Чарльз не ожидал, что это окажется именно Пьетро: при всей своей порывистости и чуточку показном легкомыслии он казался уже слишком взрослым для подобного ребячества. К тому же ни к Хэнку с Логаном, ни к прочим обитателям поместья Ртуть ревновать и не думал, и только Клэрис отчего-то вызывала у него острую неприязнь.
…хотя все остальные, вдруг осознал Чарльз, попросту привыкли к тому, что в последний час перед отбоем профессор Ксавьер отсутствовал в этом бренном мире. Отбывал в Сатья Локу, в параллельный мир, в царствие небесное, в другой временной поток, в конце концов. Даже Хэнк, склонный увлекаться своими идеями и забывать о времени суток, мог вломиться к нему в третьем часу ночи или незадолго до рассвета – но ни разу не помешал им с Пьетро доиграть партию или закончить разговор. Что, в принципе, вполне бы Чарльза устраивало, если бы славный домашний обычай не начал вдруг превращаться в не допускавший никаких исключений закон.
Такого наглого самоуправства, как в первый раз, Ртуть себе больше не позволял. Однако уступать кому бы то ни было свой законный «час с профессором» не собирался тоже: ровно в девять он возникал рядом с Чарльзом, а дальше все зависело от ситуации. Если тот действительно был занят, то Пьетро просто пристраивался рядом и молча, стараясь не мешать, занимался собственными делами… и не меньше чем в половине случаев Чарльз бывал от души благодарен судьбе за то, что у него была возможность вовремя это пресечь. Ну а если все в школе шло спокойно, то они, как и прежде, играли в шахматы или разговаривали обо всем на свете.
Вот только попытки Чарльза намекнуть, что присутствие Пьетро не всегда бывало уместно, раз за разом оканчивались полным провалом. Ждать помощи было неоткуда: Логан только радовался тому, что у него появлялся шанс ещё раз донести свое (крайне нелестное, чаще всего) мнение до источника большинства его, логановых, неприятностей; Хэнк, кажется, питал надежду привлечь Пьетро к научной работе или хотя бы уговорить его принять участие в парочке «совершенно безопасных» экспериментов; а миссис Чарльстон всякий раз чуть не до слез умилялась при виде тихого и в кои-то веки медленного Ртути, сидевшего у Чарльза в ногах, и мигом теряла всякую способность к здравому суждению. И только Клэрис относилась к детским капризам без излишней снисходительности, однако это лишь становилось ещё одной причиной зачислить её в главные враги.
Мелкий террор вроде кнопок на стуле или бутылочных горлышек в каминной трубе, которые начинали завывать на разные голоса при попытке развести огонь, продлился недолго. Чарльз не знал, кто именно преуспел в донесении до Пьетро мысли о том, что это было уж слишком по-детски, и просто вздохнул с облегчением. Менять гнев на милость тот, впрочем, все равно не спешил и теперь общался с мисс Тринити с ледяной ироничной вежливостью, от которой Чарльзу становилось слегка неуютно. Отчего-то вспоминался Эрик – такой, каким он был двенадцать лет назад, когда они только-только приехали в ЦРУ.
Попытки наладить хоть сколько-нибудь неформальное общение с новой обитательницей поместья в таких условиях были, разумеется, обречены. Однако Чарльз не мог позволить Клэрис остаться в его школе чужачкой – в конце концов, он ведь собирался сделать так, чтобы его ученики, да и преподаватели тоже, стали друг для друга семьей. Для многих из них эта семья стала бы единственной.
Но в школе выкроить хотя бы минутку для того, чтобы помочь Клэрис немного освоиться, было делом совершенно безнадежным. И вовсе не Пьетро был тому причиной… вернее, не только и не столько он. Остальные ученики тоже все время бегали к Чарльзу – попросить помощи, похвастаться своими успехами, пожаловаться на то, как все трудно, тяжело и внезапно грустно. Учителя не отставали: Логан требовал нормальных школьных учебников взамен университетских, которые он сам понимал через слово, Хэнк сетовал на то, что ошибся в расчетах и недооценил разрушительную силу детского любопытства, и им нужно было срочно пополнить запасы химической посуды для лабораторных работ, миссис Чарльстон напоминала, что скоро День Благодарения, и нужно… Голова у Чарльза шла кругом.
И, похоже, у него просто не оставалось другого выхода. В Карнеги-холле как раз играли Бетховена, и Чарльз решил, что уж один-то вечер его школа сможет прожить без его личного надзора. Просто обязана, иначе хреновый из него тогда директор.
– Извини, Пьетро, в другой раз, – мягко улыбнулся Чарльз. Воздвигшийся на пороге его кабинета подросток шагнул вперед, чуть заметно сдвинув брови, и он пояснил: – У меня есть планы на сегодняшний вечер. Пожалуйста, не смотри на меня с таким обиженным видом, я ведь тоже живой человек и имею право иногда послушать музыку в хорошей компании.
– Могли бы на Пинк Флойд сходить, – хмуро буркнул Ртуть и, покосившись на его кресло, поправился: – Ну, съездить. Билеты достать – раз плюнуть.
– Я бы предпочел, чтобы ты использовал термин «купить», – спокойно и твердо напомнил Чарльз, аккуратно объехав стоявшего у него на пути подростка. – И не только в качестве термина, но и как способ действий.
– А смысл? – полным глубокой философской грусти тоном вопросил Пьетро.
Чарльз остановился, заставил свое кресло развернуться на месте и с укором посмотрел на него. Следовало бы остаться, усадить непутевого ученика на его любимое место и закатить долгую вдохновенную лекцию о морали, нравственности и уголовном кодексе, только вот ревнивый поганец именно этого и добивался. Особых иллюзий насчет своих милых детишек Чарльз уже давно не питал: стоило хоть раз дать слабину, и они тут же сели бы ему на шею. И Пьетро – сейчас подозрительно покладистый и мирный – в первую очередь.
– О смысле существующей экономической модели общества мы с тобой поговорим завтра на уроке, – решительно ответил Чарльз. – Не будешь ли ты так любезен помочь мне спуститься в холл?
Вот чего в Ртути не было, так это мелочности: завуалированный отказ он принял безо всякой радости, но умчаться прочь в своей привычной манере, оставив Чарльза разбираться с техническими неудобствами самостоятельно, и не подумал. И даже не воспользовался возможностью превратить недолгий путь до двери в один из столь любимых им – и только им, следовало отметить – экстремальных аттракционов.
Вышедший проводить начальство Логан смотрел Чарльзу вслед с тоской оставленного на голодную смерть спаниэля. На лице человека, который был старше него почти на сто пятьдесят лет, подобное выражение выглядело почти зловеще, но Чарльз только тряхнул головой и улыбнулся севшей за руль Клэрис. В конце концов, даже Эрику не под силу было бы разнести поместье за всего-то четыре с половиной часа.
Четыре с половиной часа незаметно превратились в шесть; вечер прошел замечательно, и его хотелось продлить в бесконечность. Оркестр играл просто великолепно, посетители концертного зала пришли именно слушать музыку и не тревожили Чарльза, наконец сумевшего отбросить школьные заботы прочь, неуместными мыслями, а Клэрис действительно оказалась умной и тактичной собеседницей, не склонной искать в дружеском внимании преждевременных намеков на нечто большее.
И все казалось таким блаженно простым и правильным – и тающие в полумраке силуэты деревьев на обочине, плавно отступавшие назад, и рокот отлаженного мотора, в котором Чарльзу слышались отголоски только что услышанных мелодий, и едва заметная улыбка на губах красивой девушки рядом с ним; и мысль о том, что теперь он снова возвращался домой.
– А я вам говорил, – безмятежно сказал выбравшемуся из машины профессору Логан и, выдохнув длинную струю дыма, потушил докуренную сигару о бортик фонтана. Вид у него был такой, что в памяти Чарльза разом всплыли усталые лица ветеранов Вьетнама, сосредоточенные взгляды саперов за работой и тупое смирение идущих на скотобойню быков. В голове у него вдруг мелькнула кощунственная мысль о том, что оставленная за спиной школа внушала Росомахе ужас куда больший, чем все минные поля этого самого Вьетнама вместе взятые. – Кот за двери – мыши в пляс.
– О чем ты? – недоуменно нахмурился все ещё пребывавший в совсем не профессорском настроении Чарльз.
– Когда родители съебывают из дома, подростки устраивают вечеринки, – устало растолковал Логан. Успевшая припарковать машину Клэрис вопросительно выгнула бровь, явно не понимая его мрачного настроя, и он почти зловредно фыркнул: – Вот и устроили.
– Ну, ничего страшного, – великодушно решил Чарльз. Не только ему нужен был отдых от напряжения школьных будней, а необходимая после праздника уборка немного научит детей ответственности за свои поступки.
– Угу, – скептически буркнул Логан и, подняв кресло профессора к двери, снова отступил к фонтану. Чарльз в недоумении обернулся к нему, но Клэрис уже взялась за ручку и он, пожав плечами, подъехал ближе.
…и его чуть не снесло с крыльца звуковой волной. Изнутри пахнуло прозрачным зеленоватым туманом, в ноздри ударил запах плавленого – и, похоже, подгоревшего в процессе – сыра, томатной пасты, ветчины и пива, а в следующую секунду под ноги профессору свалился самый младший из его учеников. Выглядел он совершенно дезориентированным, и Чарльз уже почти решил, что пива досталось и ему – но мгновением спустя мальчишка вскочил на ноги, покачнулся, тряхнул головой и, проорав:
– Круто, Пит, давай ещё! Раскрути меня ещё раз! – нырнул обратно в становившуюся все гуще хмарь.
Изнутри послышался грохот, тихий, скорее физически ощутимый свист от перемещающегося со сверхзвуковой скоростью предмета, какой-то зловещий звон и хруст, в которых Чарльзу очень не хотелось узнавать свидетельство гибели части фамильного фарфора… а потом в дверном проеме возник силуэт Ртути, окутанный лентами тумана и оттого изрядно отдававший инфернальной жутью, и тот радостно провозгласил:
– С возвращением, профессор! Присоединяйтесь, у нас есть пиво и пицца!
Попытка натянуть на лицо укоряющую и терпеливую профессорскую улыбку стала для Чарльза настоящим подвигом.
Потом никто не мог вспомнить, кому первому пришла в голову мысль о вечеринке, но списать это на простое совпадение – или на негласные традиции тинэйджеров всего мира, как думал Логан – у Чарльза как-то не получалось. Пьетро не признавался тоже и только смущенно улыбался, пожимая плечами: дескать, при директоре устраивать буйство и разрушения было все-таки неловко, а тут такой удобный случай, как можно было его упустить?
Через полчаса после того, как Чарльз в следующий раз позвонил в Карнеги-холл и заказал два билета на концерт Верди, в разумах его учеников замелькало что-то о ветчине, которой в прошлый раз не хватило, поп-корне и новой пластинке Queen… и он с обреченным вздохом поднял трубку снова. Похоже, с Верди нужно было подождать.
И Чарльз просто обязан был сделать хоть что-то со всем этим кошмаром.
…Размышления на тему «за какие грехи?» Логану обычно были несвойственны. Что в прошлом своем – а точнее, как раз будущем – воплощении, что в нынешнем он оставался в первую очередь человеком дела. И все же именно об этом он и думал, направляясь к кабинету директора, причем так ясно и отчетливо, что Чарльз услышал его минут за десять до того, как сам Логан переступил его порог.
– В чем дело, друг мой? – обреченно осведомился Чарльз, заранее зная, что ничего хорошего он не услышит.
– Сделайте с ним что-нибудь, профессор! – страдальчески потребовал Логан, на лице которого крупными буквами было написано желание попросить расчета и свалить куда-нибудь за полярный круг. К айсбергам, косаткам и белым медведям. – Ладно ещё он прибежал ко мне плакаться, что вы его больше не любите, и мне пришлось его утешать! Так ведь он в процессе выжрал половину моего виски, облапал меня за задницу и скурил две последние сигары, а потом выблевал все на мои любимые джинсы, заявил, что виски у меня дрянь, и свалил куда-то, даже не извинившись!
Чарльз тяжело вздохнул и постарался изобразить на лице сочувствие. Напоминать Логану, что он десять раз просил его не приносить свою выпивку в школу, явно было не ко времени: сейчас тот мог увидеть в этом только издевку.
– Я с этим разберусь, – пообещал он, приложив все силы к тому, чтобы голос прозвучал достаточно уверенно. – Пожалуйста, если увидишь Пьетро, попроси его зайти ко мне.
– Если я его увижу, я ему вначале уши надеру, – проворчал Логан, поморщился под укоризненным взглядом Чарльза и неохотно буркнул: – Понял, понял. И хороший у меня виски, ничерта он в бухле не понимает.
– Ему всего семнадцать, – напомнил профессор и с нажимом добавил: – И надеюсь, что ещё года четыре он по-прежнему ничего не будет в нем понимать.
– Я что, идиот, что ли? – неподдельно изумился Логан. – Он и трезвый-то хуже всей банды всадников Апокалипсиса.
Про Пьетро ничего не было слышно три дня, а утром четвертого в Лэнгли задержали какого-то странного юнца, который подошел прямо к дежурившему у проходной офицеру и, дыша ему в лицо ядреным перегаром, меланхолично поинтересовался, нет ли у них там в ЦРУ ещё каких-нибудь секретных документов. Офицер только посмеялся бы, если бы ЦРУ не стояло на ушах уже вторые сутки, выясняя, куда задевалась пятая часть не предназначенных для широкой общественности архивных данных. Спешно вылетевший в Вашингтон Чарльз обрел похмельного и оттого пребывавшего в грустно-философском настроении Ртуть, много работы, чудовищную мигрень и несколько новых поводов для тревоги, потому что пропавшие документы исчезли бесследно. Пьетро то ли нагло врал, то ли действительно не мог вспомнить, куда он их дел.
Кроме того, ходили слухи, что Магнето видели на вашингтонском концерте Пинк Флойд. Чарльз очень надеялся, что это было всего лишь совпадением.
Попытка убедить проспавшегося Пьетро в том, что появление Клэрис нисколько не умаляло привязанности Чарльза к своей личной занозе в заднице, кажется, провалилась. Ртуть смотрел на него с сомнением и молчал так уныло, что Чарльза начинала мучить совесть.
Он был бы безумно счастлив, если бы только совестью дело и ограничилось. Или хотя бы совестью и Пьетро.
Однако Ртуть вел себя на редкость прилично, хулиганил не больше обычного и в общении с Клэрис ни на йоту не изменил прежней холодной вежливости – которая, конечно, тоже Чарльза не радовала, но считаться преступлением все же не могла. А вот остальные его подопечные в своей невесть откуда взявшейся нелюбви к ней были не столь сдержанны и проявляли при этом такую изобретательность, что позавидовал бы даже гений. И если логанов кленовый сироп в своем белье и несмываемые чернила Хэнка, насквозь пропитавшие сейф с её деловыми бумагами, Клэрис пережила, ни на миг не потеряв самообладания, то откровенное отторжение детей, подозревавших, что она собиралась забрать себе их любимого профессора, било по ней куда больнее.
Заподозрить в этом происки Ртути было проще простого, но прочитать его Чарльз, к сожалению, не мог, даже если бы вдруг поддался искушению. А Коннор Чарльстон, ещё сохранявший детскую доверчивость, в ответ на его просьбу помочь разобраться в происходившем чуть ли не демонстративно выставил напоказ мысль о том, что Чарльз теперь любил какую-то постороннюю тетку больше, чем их. Профессор старательно вспомнил спокойный взгляд и уверенную улыбку себя-будущего, сделал глубокий вдох и принялся осторожно перебирать остальные воспоминания открывшегося для него мальчика.
Но нет, провокаторских речей с разошедшимся уже по всей школе «он нас больше не любит» Пьетро не вел. И вовсе не пытался настраивать детей против Клэрис. Своей нелюбви к ней он, впрочем, тоже не скрывал, однако искать себе союзников явно не собирался. Союзники нашлись и так; Ртуть, едва ли даже сознававший это, успел заслужить всеобщую приязнь, и его огорченный вид сам по себе был сочтен поводом предпринять какие-нибудь меры. В «мерах» дети перебарщивали так, что Магнето мог бы у них поучиться, но все это делали исключительно по своей воле и без стороннего наущения.
Следовало бы порадоваться тому, что его ученики стали так дружны, но у Чарльза как-то не получалось.
Детей он в конце концов убедил оставить Клэрис в покое, и ситуация в школе начала налаживаться. Правда, хулиганили его подопечные теперь куда больше, чем прежде, явно стараясь привлечь его внимание, но справиться с этим было все-таки проще.
А потом в спальню Клэрис посреди ночи явился черт. Рослый, краснокожий и хвостатый, по описанию страшно похожий на уже семь, если верить Эрику, лет как мертвого Азазеля. И, кроме того, абсолютно голый. Онемевшая от ужаса Клэрис только и могла, что безумно таращиться на него, а черт тем временем глянул на неё с укором, скорбно вопросил: «Ну за что ты ребенка обижаешь?» – и, на глазах покрываясь восковатой трупной бледностью и истекавшими черной кровью стигматами, почти ласково попросил: «Не надо». После чего Клэрис все же не выдержала вида похожей на ожившего мертвеца нечисти и, зажмурившись, завизжала… а когда она вновь открыла глаза, черта уже нигде не было.
Ни один из тех, кого Чарльз мог прочитать, к странному происшествию причастен не был, а последний кандидат в «обиженные дети» хоть и не испытывал к потрясенной девушке ровным счетом никакого сочувствия, но злорадствовать и торжествовать тоже не спешил. Чарльз все равно не мог отделаться от мысли, что Пьетро каким-то образом приложил руку к случившемуся – однако дать ему понять, что Чарльз, не имея никаких доказательств, заподозрил его в этом, означало лишь обидеть мальчишку до смерти.
Должно быть, именно это происшествие оказалось последней каплей. Клэрис и без того уже чувствовала себя непрошенной гостьей в его школе, но теперь мучившая её тревога переросла в неколебимую уверенность в том, что Уэстчестер грозил ей гибелью. Она готова была видеть подтверждение своим догадкам в любом совпадении: в лужице липкого кофе, возникшей на лестнице как раз тогда, когда она собиралась спуститься к завтраку, в раздражении Логана, который отлично помнил, что до её появления в школе было куда спокойнее и проще, в том, что тормозной шланг её машины отчего-то не выдерживал больше двух-трех поездок… Хэнк всякий раз уверял, что тот перетирался так быстро просто из-за неудачной конструкции, но это, кажется, внушало ей ужас даже больший, чем чей-нибудь злой умысел.
Удерживать её против воли Чарльз не хотел… а может, и не смог бы: простейшие инстинкты нередко оказывались сильнее любых телепатических уловок. Хотя расставаться с Клэрис ему было жаль: она успела стать для него хорошей помощницей и приятным собеседником.
Ртуть наблюдал за выезжавшей – похоже, уже навсегда – за ворота машиной мисс Тринити с таким недоверчивым, робким облегчением, что Чарльз, вопреки всякой логике, начал чувствовать себя слегка виноватым. Или даже не «слегка», потому что следующие несколько дней Пьетро вел себя безупречно послушно, и в его взгляде, когда он смотрел на Чарльза, всякий раз вспыхивала тихая, истовая благодарность. Как будто он получил подарок, о котором давно мечтал – и которого, если по справедливости, не заслуживал.
Но доказательств у Чарльза по-прежнему не было. Только иррациональная уверенность в том, что в маленькой необъявленной войне, в которой ему случилось стать невинно пострадавшим гражданским населением, Пьетро разбил своего врага наголову – и случайности в этом было куда меньше, чем могло показаться на первый взгляд.
А «гражданскому населению» оставалось только делать выводы и изыскивать способы не допустить повторения.
– О, нет, Эрик, только не сейчас! – почти в ужасе воскликнул Чарльз, когда однажды веером у него на балконе бесшумно возник знакомый силуэт и Магнето, открыв дверь как приличный человек – рукой, как ни в чем не бывало направился к облюбованному ещё двенадцать лет назад креслу.
– В чем дело? – неподдельно изумился явно не ожидавший подобной реакции Леншерр. – У тебя в доме полиция, ЦРУ или ты просто не рад меня видеть? Хотя чего я ещё ждал… – разом помрачнев, безрадостно хмыкнул он.
– Ну почему нельзя было потерпеть хотя бы до отбоя? – огрызнулся Чарльз, с тоской представляя, что останется от его школы после столкновения двух его неуправляемых придурков. Эрик вовсе не был человеком, который способен уступить без боя, и они вряд ли смогли бы разойтись мирно. – Пьетро превратит мою жизнь в ад, если кто-нибудь опять покусится на его священное право по вечерам торчать у меня под боком. Я это уже проходил и больше не хочу, и не вздумай смеяться, ты даже вообразить не можешь, на что способен обиженный подросток, умеющий двигаться немногим медленнее скорости света…
Эрик снова хмыкнул и, не выказав ни тени сочувствия, невозмутимо уселся на свое – и Ртути – любимое место. Чарльз обреченно посмотрел на часы: до появления Пьетро оставалось самое большее пара минут, и он явно не успевал уговорить своего старого друга погулять где-нибудь часа этак с полтора.
– Ага, – зловеще проговорил Пьетро. Чарльз вздрогнул от неожиданности и поспешно натянул на лицо свою лучшую профессорскую улыбку, готовясь пресекать неминуемую ссору. Эрик иронично выгнул бровь и обменялся с возникшим прямо возле его кресла Ртутью долгим, каким-то нехорошим взглядом.
– Теперь ты должен мне ещё одну услугу, усек? – сурово уведомил гостя Пьетро. Чарльз, уже набравший воздуху в грудь, подавился заготовленной примирительной репликой и озадаченно воззрился на него.
– Как насчет Квантико? – не отводя взгляда, с едва заметной усмешкой предложил Эрик. Ртуть поразмыслил с полсекунды и решительно кивнул:
– Договорились. Не нажирайтесь тут!
Чарльз с подозрением посмотрел на захлопнувшуюся у Пьетро за спиной дверь.
– И что все это значит? – наконец вопросил он и развернулся к Эрику. Тот как будто слегка смутился, что – применительно к Магнето – уже было поводом очень сильно забеспокоиться. – Клэрис он за такое попросту выжил из школы! Да и мне нервов потрепал…
– Не сердись на мальчика, – бросив на него какой-то очень странный взгляд, осторожно проговорил Эрик. Тревога Чарльза начала перерастать в откровенную панику. – Он просто оберегал семейное достояние от посягательств посторонних.
– Тогда почему бы не оберегать его ещё и от тебя? – предчувствуя неладное, мрачно осведомился Чарльз. – И какое вообще, к чертовой матери, семейное достояние?
– Мне можно, – безмятежно отозвался Эрик и вдруг улыбнулся. Широкой, сияющей, почти издевательски невинной улыбкой Ртути. – А семейное достояние – это ты.

@темы: творчество, тексты, Я, аффтар!, а у меня хорошая кислота

---

Мужество

Б11-23 У Пьетро появляется привычка целовать Эрика в щёку на глазах у других. "Пусть знают, что я всё равно люблю тебя." Н+

Наверно, встречаться с Чарльзом на стоянке бродячего цирка было не лучшей идеей. Но им нужно было поговорить, причем желательно наедине – а значит, открытая вновь школа Ксавьера стала бы решением ещё менее удачным. Эрик помнил, как это было: даже когда в особняке обитали всего-то четверо малолетних мутантов, от них совершенно невозможно было скрыться. А теперь в Уэстчестере жило уже полтора десятка новых учеников, и наверняка все они прибегали к Чарльзу со своими детскими проблемами в самые неподходящие моменты.
А в цирк Салливана Чарльз отправился в компании всего одного ученика, и Эрик решил, что один-единственный мутант, вряд ли успевший овладеть своими способностями в должной мере, помешать их разговору не сможет.
…порой даже самые лучшие планы безнадежно проваливались из-за банального недостатка информации.
Этим мутантом оказался Ртуть, Пьетро Максимофф. И он заметил Эрика прежде, чем тот успел заподозрить неладное в знакомой зеленце на лике профессора Ксавьера, который восседал в появившемся из ниоткуда инвалидном кресле. Потом пришел эриков черед зеленеть, потому что его прочитали, как маленького, и в ту же секунду доставили к Чарльзу через всю обширную площадку, на которой работники цирка собирались ставить шатер шапито.
– Здорово, старик! – объявил придерживавший его затылок Ртуть и, не дав ему отдышаться, решительно чмокнул в щеку.
Эрик оцепенел.
На лице успевшего немного оправиться Чарльза нарисовалось искреннее, неподдельное изумление. Ртуть упрямо выпятил подбородок и зыркнул на профессора вызывающе и почти злобно, как будто ожидал порицания и заранее готовился отстаивать свое. Впрочем, сказать Чарльз ничего не успел, потому что Пьетро до странного аккуратно прислонил Эрика к случившемуся рядом столбу, немедленно удрал куда-то и, вернувшись через жалкую долю секунды, сунул Эрику в руки большой картонный стакан с кофе.
…Вообще-то кофе Магнето любил. И пил его обычно как раз со сливками и сахаром, за что Янош, оскорбленный таким обращением с национальным напитком всей Центральной и Южной Америки, за глаза клеймил его извращенцем.
Вот только называть «кофе» де… подозрительное варево из «Старбакса» у Эрика язык не поворачивался. И сливки, в его представлении, должны были только смягчать резкую кофейную горечь, а не расплываться на поверхности напитка пухлым фигурным облаком размером чуть не в половину немаленького стакана. Довершали представшую перед ним чудовищную картину потеки липкого карамельного сиропа, уже подбиравшиеся к его пальцам.
Замерший в демонстративно небрежной позе Ртуть таращился на него взыскующе и требовательно, и Эрик всем своим существом чувствовал, как вибрировала на его вроде как неподвижном теле всякая железная мелочь.
Кое-чья мама была знакома с «чуваком, который умел управлять металлом». А до ближайшего «Старбакса» было десять километров по шоссе и ещё три квартала по городу.
– Спасибо, Пьетро, – собрав все свое мужество, проговорил Эрик и доблестно попытался улыбнуться. Почти воинственная сосредоточенность на лице его сына тут же рассыпалась осколками, и её сменила уже знакомая ему ухмылка, торжествующая и азартная – точь-в-точь как тогда в Пентагоне.
Пьетро коротко кивнул, перевел взгляд с него на Чарльза и обратно и тактично исчез. Где-то за фургонами тут же началась свара: метательница ножей напустилась на силача, который прихватил её инвентарь вместе со своими гирями. Силач все отрицал.
Эрик глубоко вздохнул, скорбно посмотрел на остывавшую в его руках гадость и, сотворив из пары завалявшихся в кармане монет чайную ложку, решительно вонзил её в начинавший оплывать комок сливок. Выкидывать преподнесенный от всего сердца подарок в мусорку было как-то совестно, хотя, по правде сказать, там ему было самое место. Однако то, что приторную дрянь приволок ему именно Пьетро, почему-то все меняло.
Прекрасно знавший его вкусы Чарльз, который до этого мгновения наблюдал за ним со снисходительной и самую малость злорадной усмешкой, теперь выглядел так, будто перед ним неожиданно разверзлась бездонная пропасть.
– Денег дай! – потребовал у Эрика вновь возникший рядом с ними Пьетро. – Там зверинец! И змеи, ме-е-е-едленные-ме-е-едленные такие, охренеть просто! И черепаха, она вообще! Проф, давай заведем в школе черепаху? Или там ещё скунс есть, у него такая морда смешная! Спасибо, старик, ты самый классный!
Не успевший даже рот открыть Эрик мужественно пережил ещё один поцелуй в щеку, поймал свой заметно полегчавший бумажник за металл покореженной кнопки и сунул его обратно во внутренний карман пальто. Чарльз сузил глаза и воззрился на него недобро и подозрительно.
– Не смотри на меня, как на педофила, – мрачно сказал Эрик и, прикончив наконец чертовы сливки, залпом, чтобы не дай бог не почувствовать вкуса, заглотил скрывавшееся под ними… вещество. – И не делай вид, будто ничего не знаешь.
Чарльз молча проследил за тем, как бывшая ложка, обвившись вокруг картонного стакана, по красивой параболической дуге унесла его в мусорку, и осторожно переспросил:
– Чего именно не знаю?
Ответить Эрик уже не успел: кто-то из обитателей цирка был вовсе не в восторге от того, что рядом с их домом разгуливал объявленный в розыск террорист, и вызвал полицию.
* * *
– Я был против, – сообщил ему Хэнк вместо приветствия и оскалился. Гримаса Зверя на лице законченного ботаника, измученного жизнью, буйными подростками и головокружительными идеями профессора Ксавьера, смотрелась до постыдного нелепо.
– Я знаю, – безмятежно оскалился в ответ Эрик. Зверь явственно дрогнул; наверно, у него получилось убедительней. А может, дело было в том, что в полутора метрах от них лежало десять тонн отличной стали, с которой можно было сделать очень много чего любопытного. – Но вам без меня не справиться.
– Я знаю! – прорычал Зверь. На этот раз прозвучало… почти грозно. – Схемы на столе, изучи как следует и не смей ничего переделывать! Я каждую гайку проверю. И…
– Не будь идиотом, Хэнк, – пренебрежительно фыркнул Магнето. – Не сделаю я ничего с твоей драгоценной Церебро. Ну, помимо того, о чем ты сам меня попросишь.
Хэнк глухо рыкнул снова и, недобро зыркнув на него, пробурчал:
– И не показывайся на глаза ученикам, не хватало ещё, чтобы ты их пугал!
– А чем нас должны были напугать? – с восторженным интересом осведомился Ртуть. Хэнк кинулся собирать слетевшие со стола бумаги и обернулся к ним как раз в тот момент, когда Пьетро, успевший дважды обежать все предназначенное для работы помещение, остановился рядом с Эриком и неловко чмокнул его в щеку.
– А вот пусть знают, – совсем тихо, смущенно, будто оправдываясь, пробормотал Ртуть. Правда, вид у него при этом был упрямый и чуть ли не угрожающе непреклонный. Эрик неожиданно для себя самого ухмыльнулся в ответ и почти непринужденным жестом потрепал его по волосам. Пьетро тут же рассиялся так, будто ему вдруг подарили целый мир и летающий стадион впридачу.
На лице Хэнка изображался шок настолько глубокий, что справиться с ним не мог даже его гениальный мозг.
* * *
Навстречу явившемуся средь бела дня Магнето высыпала вся школа. Ученики младше откровенно боялись, ученики постарше пыжились, играли мускулами физическими и ментальными и сверкали вспышками разномастных энергий, однако под откровенно скептическим взглядом Эрика тут же принимались притворяться невидимками. Немногочисленные учителя показухи не устраивали, но следили за ним настороженно и бдительно.
Магнето зловредно ухмылялся и – что, кажется, сочли натуральным издевательством – не делал никаких угрожающих жестов, не давая им ни единого повода раскатать его по лужайке объединенными усилиями полусотни мутантов.
– Па-а-а-аберегись! – знакомым голосом завопили за их спинами. Толпу расшвыряло в стороны, и прямо перед Эриком возникло чарльзово кресло. Профессор Ксавьер пока присутствовал в нем лишь отчасти, физической своей составляющей; все-таки маневры Ртути слишком сильно били по вестибулярному аппарату.
– Привет, старик! – провозгласил Пьетро. Содрал с Эрика шлем, ласково и вместе с тем очень демонстративно поцеловал его в щеку и снова нахлобучил шлем ему на голову прежде, чем ошалело таращившийся на них Чарльз успел взять под контроль разум своего старого друга, который явно затевал очередную безумную хрень.
– А вот пусть знают, что я тебя все равно люблю! – обернувшись к школьным товарищам, воинственно заявил Ртуть и обвел их, обалдевших до полного безъязычия, откровенно угрожающим взглядом. Потом подумал и честно добавил: – Хотя ты, конечно, тот ещё придурок. Зато прикольный!
Эрик смиренно вздохнул, поправил перекошенный шлем и, развернувшись к уже готовому требовать объяснений Чарльзу, сообщил:
– Особый отряд при Советнике по вопросу отношений с мутантами будет здесь через два с половиной часа. Им отдан приказ о зачистке особняка Ксавьеров; если не веришь, у тебя ещё есть время спуститься к Церебро, залезть им в головы и убедиться в этом. Собственно, выбор у тебя невелик: либо ты не мешаешь мне защищать твою школу так, как я посчитаю нужным, либо я забираю сына и оставляю вас решать свои проблемы самостоятельно.
– Сына? – до странного искренне растерялся Чарльз. Эрик в недоумении посмотрел на него, совершенно не веря в то, что за прошедшее время телепат, пускай и отягощенный излишком моральных принципов, так и не выяснил этой простой и очевидной вещи.
– Не, папка, так дело не пойдет! – решительно заявил Ртуть и, воздвигшись прямо перед ним, упрямым жестом скрестил руки на груди. – Никуда я один не пойду!
С полминуты они сверлили друг друга равно непреклонными взглядами, но затем Эрик все же отвел глаза, устало вздохнул и пожал плечами:
– Ладно. Извини, Чарльз, но выбора у тебя не будет вовсе.

@темы: творчество, тексты, Я, аффтар!, а у меня хорошая кислота

---

Весь в отца

Начинаю тащить свое с однострочников.

Б11-21 Ртуть и остальные вариативно. Обнаруживается, что Пьетро – весь в отца.
Вариант один:
– А куда вы подевали лохматого чувака с мерзкими когтями? – прямо с порога осведомился Пьетро и, не дожидаясь ответа, улетучился в неведомом направлении. Чарльз только вздохнул: уследить за Ртутью и здоровому-то человеку было нереально, теперь же, когда он восседал в инвалидном кресле, эта задача и вовсе превращалась в воплощение безысходности. Телепатия здесь не помогала: разум у Пьетро был так же подвижен и выскальзывал из-под мысленного касания едва ли не прежде, чем Чарльз успевал понять, что это был именно он.
– А что у тебя с ногами? Ты без бороды на несчастного щенка похож, я тебя едва узнал. И зачем ты постригся? Ну зачем, Чарли? Обкуренным хиппарем ты был прикольнее! Тебе костюм не жмет? У тебя глаза больные. А много на свете чуваков, которые управляют металлом? Тот был придурок, но классный. – Со второго этажа Пьетро съехал по перилам, совсем как обычный подросток, но прежде, чем Чарльз успел хотя бы открыть рот, его голос послышался уже из столовой на другом конце флигеля: – А я ещё пару раз ходил в Пентагон, но там больше никто не сидит и только хлам всякий валяется. Я там шлем спиздил, неудобный, ужасть! Тяжелены-ый!.. Пусть у тебя полежит, только не забывай пыль с него стирать, мама говорит, от пыли все болезни, а ты тут и так уже. – Шлем Магнето упал Чарльзу на колени, и тот машинально придержал его ладонью. – Привет, Хэнк, научи меня самолет водить! Я тогда буду Ванду катать, можно ведь? Я для неё тележку из супермаркета спер, но самолет – это круче! А куда вы все-таки чувака с когтями дели? Я думал, вы банда! А почему ты теперь синий и мохнатый? – Пьетро обежал вокруг Хэнка, подергал за мех на загривке и, остановившись перед ним, радостно похлопал по плечу: – Классно выглядишь, чувак!
– Не смейся надо мной, – мрачно проговорил Хэнк и зловеще пошевелил когтистыми пальцами. Чарльз на мгновение напрягся, но даже в облике Зверя Хэнк владел собой достаточно хорошо, чтобы не набрасываться на беззащитного ребенка. Хотя считать Пьетро беззащитным было бы, пожалуй, довольно опрометчиво.
– Так я и не думал, – неподдельно изумился Ртуть, от растерянности замерев на месте на целую секунду.
На лице Хэнка мелькнуло странное, подозрительное и чуть ли не потрясенное выражение, но в ответ на вопросительный взгляд Чарльза он только покачал головой и, задумчиво нахмурившись, отправился обратно в свою лабораторию.
– Пьетро, у тебя ещё будет время обследовать школу! – воззвал в пространство Чарльз. – Вернись, пожалуйста, я хотел бы с тобой поговорить!
– А зачем ты устроил эту штуку со стадионом? – покладисто возник перед ним Пьетро. Просто стоять на одном месте ему было явно не по силам, но теперь он, по крайней мере, ограничил свои метания одной комнатой. – Или ты не знал, что тот чувак не будет тебя слушаться? А я сразу понял! А зачем ты тогда хотел его вытащить? Мне обидно было, между прочим! Я его старался целеньким принести, а ты ему сразу в морду! Зачем я старался? А куда вы дели того чувака, который Логан? Ты так и не сказал! А я хотел ещё раз когти посмотреть! Проти-и-ивные, прям обалдеть!
– Это… очень долгая история, – дипломатично проговорил Чарльз, уже почти отчаявшийся уследить за ходом мыслей своего нового подопечного.
– Ну и классно! – Явно не понявший намека Ртуть наконец перестал мельтешить, плюхнулся на ковер прямо перед ним и, усевшись по-турецки, выжидательно уставился на собеседника. – Ну? А чего ты не рассказываешь?
– Все очень сложно, Пьетро, – вздохнул Чарльз, отведя глаза: в исполненной почтительного внимания и почти умильной позе мальчишки ему отчего-то мерещилось нечто тревожно знакомое. – Может быть, позже, когда ты немного подрастешь…
– Ну офигеть! – резко выпрямившись, возмутился Пьетро. – Как всяких чуваков с сомнительными хобби из Пентагона тащить, так я уже взрослый, а как узнать, нахрена это было надо – так я ещё маленький и ничерта не пойму?! Рассказывай уже!
– Ты мне даже не поверишь, – хмыкнул Чарльз. Не иначе как чудом он успел вскинуть руку, предупреждая очередной взрыв возмущения, и деловито попросил: – Пожалуйста, помоги мне добраться до кабинета. Беседовать будет гораздо удобнее там; боюсь только, что Хэнк успел завалить коридор коробками со своим оборудованием.
Ему следовало бы догадаться, что после этого его домчат до кабинета гораздо быстрее, чем ему того хотелось. Так что он не успел ни понадеяться на то, что Пьетро вдруг забудет о своих требованиях, ни хотя бы немного собраться с мыслями и придумать, как объяснить непоседливому мальчишке то, от чего у него самого до сих пор голова шла кругом.
Пьетро, впрочем, поверил ему сразу и без сомнений – юный, ещё не скованный систематическим профессиональным образованием разум принял головоломную концепцию исправления истории на удивление легко. С этическими сложностями, однако, дело обстояло куда как хуже:
– Ну и где тогда когтистый чувак? Ты так и не объяснил. Почему ты его не забрал? Или не нашел? Но у тебя же есть твоя мозговая машина. Или она не работает? А пусть её Хэнк починит, он ведь умеет? Или давай я найду? Я быстро, правда!
– Я знаю, где он, – едва успел перебить его Чарльз; уже стоявший возле двери Ртуть обернулся и в недоумении уставился на него. – Приблизительно. Просто… Он ведь все забыл, понимаешь?
– Ужас какой, – скорчив грустную рожицу, охотно согласился Пьетро. – Неправильно. Надо, чтобы вспомнил, как это он мог меня забыть? Ну и тебя тоже. И Хэнка, и чувака со стадионом. Мы же теперь точно банда, да? Или чувак со стадионом не с нами?
– Я не об этом, – проговорил Чарльз, с усилием растирая виски. Нет, залезть в сознание Пьетро он даже не пытался, но голова и без этого разболелась так, что он затосковал по гильотине. – У него теперь новая жизнь, спокойная и мирная, такая, о какой он всегда мечтал. – Ртуть взирал на него с недоверием очумевшего от этой самой спокойной жизни подростка, который за Приключение продал бы душу, тело и пару десятков родственников, и Чарльз с нажимом добавил: – Мы не вправе вмешиваться, не вправе отнимать у него его новый дом.
– Так ведь его дом тут, – озадаченно нахмурился Пьетро. – Он же сам говорил, ты сказал. И он тебя просил его найти. И этих… остальных. Которые его кореша, там, в будущем. Или ты хочешь вначале школу сделать? Так ему не надо, он старый и сам умеет. Был бы учителем. – Он вдруг расплылся в зубастой акульей улыбке и захихикал, явно представив Логана в роли преподавателя. Чарльз тоже не сдержал смешка, но затем снова покачал головой:
– Пьетро, ты забываешь, что его я могу читать. Даже на таком расстоянии, спасибо Хэнку и его машине. Он счастлив там, в своей халупе в канадских горах, понимаешь? Счастлив просыпаться с рассветом и отправляться на лесопилку, а по вечерам возвращаться домой. Он так давно не чувствовал себя простым нормальным человеком, и мы не вправе лишать его всего этого.
– Так он же не человек, – ещё сильнее озадачился Ртуть. Метнулся туда-сюда и, уставившись на профессора каким-то очень знакомым осуждающим взглядом, заявил: – Фигня все. Он же такой, как мы, мутант. На кой хрен он там обычным притворяется? Это все равно как я бы медленно ходил. Для дела можно, немножко если, а так – не, нафиг. Чухня какая-то. Не, не чухня. – Он вдруг задумался и взыскующе посмотрел на Чарльза: – Слово такое было, на «е», ну какое? А, ересь. Вот точно, ересь!
Неожиданное усложнение словарного запаса Пьетро почему-то совершенно Чарльза не обрадовало.
– Надо его обратно, – тем временем решил Ртуть. Вид у него вдруг сделался серьезный и не по-хорошему решительный. – Школа – это тоже типа спокойная жизнь. Да. Будет ему спокойная жизнь, раз он так хочет. Чур, мою комнату не занимать, она там, на чердаке будет. Скажешь своим новым ученикам, ага?
– Пьетро, ты о чем? – настороженно осведомился Чарльз, с подозрением глядя на, казалось, разом повзрослевшего мальчишку. – Что ты задумал?
– Не волнуйся, проф! – Ртуть заулыбался снова и небрежно махнул рукой: – Ты пока школу обустраивай, а я сам сделаю все, что надо!
– СТОЯТЬ! – в ужасе внезапного озарения взревел Чарльз, но было уже поздно.

Появившийся на пороге школы Логан отчего-то выглядел куда моложе, чем помнилось Чарльзу, хотя чисто технически он был прежним, даже повзрослел на пару лет. Да и вообще вид у него был потрепанный, взъерошенный и откровенно нервный, и звериная грация его движений напоминала сейчас не о степенном тигре-патриархе, а об уличном коте, привыкшем шарахаться от любого резкого жеста.
– Господи, ну что вам ещё надо? – безошибочно выцепив взглядом Чарльза, практически взмолился он. – Честное слово, профессор, я что угодно для вас сделаю, только пусть этот реактивный псих наконец оставит меня в покое!
– Покой – это не для тебя, – наставительно изрек Ртуть и почти покровительственным жестом пригладил волосы Логана, растрепанные сопровождавшим его появление вихрем. – Вот был у тебя покой в твоей мерзлой Канаде, и в какую жопу ты его засунул? Это, между прочим, уже тенденция! Пошли, столовую покажу, нам надо пожрать!
– Это тебе надо пожрать, а мне надо выпить! – безнадежно огрызнулся Логан. – Проф, в этом доме есть нормальное бухло? Без червей?
– Вообще-то это был уникальный региональный напиток! И вообще это не был не червяк, а гусеница кактусовой моли! – оскорбился Пьетро. – Специально для тебя спиздил, ценить надо!
– Там. Был. Червяк! – с мукой воскликнул Логан. – Парень, бухло с мясом не мешают! Не так, по крайней мере!
– Извини, Джеймс, – с искренним сожалением проговорил Чарльз. – Это школа, здесь не держат алкоголя.
Пьетро посмотрел на него с откровенным скептицизмом, но сдавать Логану Хэнка, в лаборатории которого был неплохой запас медицинского спирта, и самого Чарльза, припасшего пару бутылок хорошего виски на случай возвращения Эрика, все же не стал. А мгновением спустя и вовсе решил, что тут ему больше делать нечего и, со зловещим щелчком захлопнув дверь за логановой спиной, улетучился в неизвестном направлении.
Чарльз вздохнул и попытался изобразить на лице ободряющую улыбку. Логан скептически фыркнул, но без единого слова возражения последовал за ним, осторожно огибая сновавших у него под ногами детей.
– Я ничерта не помню, – предупредил он Чарльза, едва за ними закрылась дверь кабинета. – Пришел в себя в каких-то развалинах, все вокруг в дыму и в пыли, а вокруг этот шибздик мельтешит и чего-то от меня хочет. Ведет себя как полный придурок и трындит не затыкаясь, я чуть по второму разу не свихнулся. А я даже не понимаю, откуда он взялся и причем здесь я. И что я там вообще делал. Хоть ты мне объясни, что тут происходит, а?
– Я бы и сам хотел знать, – хмыкнул Чарльз. Он не один месяц по нескольку часов в день торчал в Церебро, пытаясь отыскать с её помощью Ртуть или хотя бы самого Логана. Однако Пьетро был слишком быстр даже для хэнковой машины, а разум Логана менялся несколько раз так резко, что ему каждый раз приходилось опознавать его заново. – Может быть, мы сумеем выяснить это вместе. Можно? – Он выразительным жестом поднес пальцы к виску и лишь затем вспомнил, что этот Логан не мог знать его смысла. Тот, впрочем, догадался сам и только устало махнул рукой:
– Валяй, проф. Может, хоть поймешь, за что я страдаю… с этим вот. – Его собственный смазанный жест тоже не был шедевром доходчивости, но Чарльз без труда понял, кого он имел в виду. И сочувственно усмехнулся, осторожно погружаясь в его истрепанную, изодранную в клочья память.
…– Малявка, я тебе двадцатый раз говорю: отвали! – Усталость и раздражение, самая малость тревоги: в упорстве странного мальчишки Росомахе уже мерещилось неладное.
– Ты не понял, Логан. Я пришел за тобой. – В голосе пацана впервые – ни тени его обычного легкомыслия, и Логану от этого так же странно, как и перебирающему обрывки его воспоминаний Чарльзу…
…на Росомаху заводивший двигатель вертолета Реми ЛеБо косился почти с товарищеским состраданием, но отдававшему короткие, четкие распоряжения мальчишке не возразил ни словом. Словно бы он вовсе не собирался опять затащить Реми туда, откуда тот в прошлый раз едва сумел вырваться. Словно Реми полагал, что он имел на это право…
…– Значит, ты на самом деле приволок меня сюда… за этим? – Голос Логана звучал сдавленно, и лишь он сам знал, насколько трудно на самом деле было не сорваться на отчаянный звериный вой. Он давным-давно растерял всякое сочувствие к людям, но это… Это же были просто дети! Дети, похожие на попавших в капкан зверенышей, с тоскливыми и безнадежными глазами, в которых стыла не находившая облегчения боль. Такие же, как он сам – только моложе и гораздо слабее. У него как будто душу вместе с кишками медленно вытягивали через пупок.
– И за этим в том числе. – Голос Ртути казался спокойным и пугающе взрослым; Логан рефлекторно обернулся…
…и Чарльз до крови закусил губу, вдруг увидев его глазами Эрика.
Нет, не Эрика – Магнето; такого, каким тот был когда-то в глазах своих соратников, чьи мимолетные мысли порой проскальзывали сквозь алмазные щиты Эммы Фрост – решительного и уверенного, со сдержанной одобрительной улыбкой на тонких губах, улыбкой, которая стоила для любого из них много больше, чем все ордена мира. Такого, в котором зверь-Логан мог бы признать вожака, и за которым Логан-человек пошел бы без сомнений и сожаления.
Но там, на острове, Эрика не было. Был только Пьетро, моложе его раза в два, с темным глазами вместо его светло-серых, с пепельно-серебряными, будто седыми, волосами и в дурацком наряде… и вместе с тем похожий на него, как отражение в зеркале. Столь же далекий от милосердия и бездействия.
…– Освободи их, у тебя быстрее выйдет, – негромко распорядился он, и Росомаха выпустил когти прежде, чем успел осознать его слова. И даже когда осознал… пацан ведь был прав. – Мы с твоей… с Кайлой выведем их отсюда. Проследи, чтобы нам не помешали, Виктор и прочие прихвостни Страйкера – твоя ответственность.
– Без тебя разберусь, сопляк, – грубовато огрызнулся Логан и, не дожидаясь ответа, снес замок на первой из клеток…
– Ну так за что? – хмуро осведомился Росомаха, выждав с полминуты после того, как Чарльз отнял пальцы от виска и, сложив руки на столе, с обреченным вздохом уперся в него лбом.
– Да ты тут, собственно, и ни при чем, – почти с сожалением отозвался он. – Просто законы природы, и генетики в частности, оказались выше всего многообразия многолетних случайностей. А кое-кто семнадцать лет назад явно не знал о достижениях цивилизации, именуемых презервативами…

Вариант два (который на самом деле "один", просто вначале мне очень не хотелось писать ангст... но он все равно написался):
Восторг в глазах мальчишки у противоположного края барной стойки раздражал её до зубовного скрежета.
Разумеется, Рэйвен прекрасно понимала, что никаких поводов для этого у неё не было. В конце концов, он видел всего лишь яркую блондинку в откровенном наряде, да и вообще пребывал в том возрасте, когда практически любое существо с грудью и округлыми бедрами вызывает восхищение самим фактом своего существования в мире. И ей, в конце концов, следовало воспринимать это скорее как комплимент, похвалу своей работе, своему безупречному умению создавать и носить нужную маску…
В чем, собственно, и заключалась проблема. Ей до смерти надоело притворяться ещё пятнадцать лет назад, и теперь любой комплимент, обращенный к её фальшивому лицу, казался не лучше открытой издевки.
Но в этом мальчишка – как его, явно несовершеннолетнего, вообще пустили в этот бар? – был вовсе не виноват, и Рэйвен просто отвернулась. Не сказать чтобы помогло: она все равно чувствовала обращенный на неё взгляд. Даже странно – так уверенно раздевать глазами умели взрослые мужчины, а этому вряд ли было больше восемнадцати.
– Леди, позвольте вас угостить? – бархатно промурлыкали у неё над ухом. Рэйвен скосила глаза и усмехнулась: взгляды взглядами, а вот интонации у него все же были заученными и неловкими. Хотя и здесь не обошлось без неожиданностей – услышать «леди» вместо «цыпочки» было забавно, как и попытку изобразить джентльменскую галантность вместо принятой в нынешние времена самоуверенной дерзости.
Следующие полчаса она балансировала между смехом и раздражением, медленно перераставшим в откровенное бешенство: пацан явно клеил её по какой-то затверженной наизусть схеме, но при этом умудрялся сделать так, что эта самая схема выглядела скорее куртуазным ритуалом. Чем-то вроде: «Джентльмен не может приглашать даму в постель, не поприветствовав её подобающим образом». Могло бы даже сработать, несмотря на их разницу в возрасте – и оттого ещё обидней было сознавать, что все эти усилия предназначались вовсе не для неё.
Если бы мальчишка увидел её настоящую, увидел Мистик – драпал бы быстрее скорости звука.
Настроение, и без того нерадужное, испортилось окончательно. Рэйвен резко поднялась и потянулась за сумочкой, но мальчишка глянул на неё почти с укором и, вежливым, едва ощутимым касанием остановив её руку, сунул бармену пару крупных купюр. И, конечно же, последовал за ней, когда Рэйвен, хмыкнув, вышла из бара.
На улице процесс окучивания «леди» пошел дальше; от такси Рэйвен отказалась, от намерения проводить – вечерние улицы небезопасны, но не для неё, а возражений мальчишка как будто даже не услышал – не сумела. Пацан уже совершенно перестал её забавлять, и его попытки правильно ухаживать теперь вызывали только чистую, беспримесную досаду. И в ближайшем же безлюдном переулке она с почти пижонским шиком, на полушаге перетекла в свою естественную форму.
– Обалдеть! – разинув рот, по слогам выдохнул замерший на месте пацан – и вдруг заулыбался так широко и радостно, что ожидавшая совсем другой реакции Рэйвен невольно растерялась: – Какая ты красивая!
– Что? – не поверив собственным ушам, переспросила она.
– Ты классная! – напрочь забыв о свой натужной галантности, с совершенно детским восторгом сообщил мальчишка. – Сравню ли с летним днем твои черты? Но ты милей, умеренней и краше…* Охренеть, я никогда такого не видел! Ты само совершенство!
Он внезапно оказался рядом с ней и порывистым, почти нерешительным жестом протянул руку к её плечу:
– А можно потрогать? Ну пожалуйста-пожалуйста! Я… ну… я же не лапать… хотя полапать тоже не отказался бы. Ой. Ну ты этого не слышала, ладно? Хотя ты и так все понимаешь, да? Но это же невежливо. Но ты ведь меня простишь, правда? Ты прекрасна, не может же такая красивая женщина быть злопамятной?
– Вообще-то может, – хмыкнула Рэйвен, все ещё ошарашенная его искренним – уж в этом-то она после десяти лет профессионального шпионажа ошибиться не могла – восхищением. – Но я тебя прощу, конечно.
– У тебя глаза грустные, – заметил оказавшийся неожиданно наблюдательным пацан. – Я что-то не так сказал? Прости-прости-прости! Ну прости, пожалуйста, я не хотел! Не грусти, а?
– Ничего, – покачала головой Рэйвен и зачем-то добавила: – Просто мне давно не делали комплиментов… мне настоящей. Не смущает, кстати, что я вроде как не человек?
– Да я тоже, – равнодушно пожал плечами мальчишка, таращившийся на неё уже почти влюбленными глазами. – А ты думала, я крашеный, что ли? А я всегда такой был. Такой же как ты. Только я внешность менять не умею, у меня другие фокусы. Хочешь, покажу?
Ответить Рэйвен не успела: порыв ветра бросил ей в лицо поднятую с асфальта пыль, а мгновением позже пацан снова стоял перед ней, и в руках у него был огромный пышный букет. Правда, тот выглядел так, словно его только что протащили сквозь аэродинамическую трубу. Мальчишка старательно поправил отогнувшийся лепесток лилии и протянул букет Рэйвен:
– Слушай… а давай ещё куда-нибудь сходим, а? Я знаю, ты меня собиралась послать, но может… ну… Но ты же совершенно восхитительна, я ведь не могу просто так послаться! Это же не по-мужски будет, я же знаю, что настоящая женщина никогда не соглашается сразу! Вот. Ну давай, а?
Под его умоляющим взглядом Рэйвен дрогнула и почти пожалела о том, что тот младше неё чуть ли не на десять лет. Были бы они ровесниками – у них, возможно, даже могло бы что-нибудь выйти…
– Давай, – кивнула она, забрав у него букет – и в следующее мгновение её подхватил стремительный и безжалостный поток.
Чем-то это напоминало полет на самолете во время шторма, только было в сотню и тысячу раз хуже. К горлу подкатила тошнота, голова шла кругом, и когда все прекратилось – не больше чем полуминутой спустя – в глазах у Рэйвен потемнело. И лишь через несколько секунд она поняла, что странным способом перемещения это объяснялось лишь отчасти.
– Где мы? – Её голос звучал сдавленно и едва различимо, но пацан услышал:
– На сталелитейном заводе. – Он помедлил и с искренним сочувствием сказал: – Прости. Мне действительно жаль. Ты ведь и правда очень красивая.
– О чем… – Решетчатый металлический пол вышиб из неё дух, Рэйвен инстинктивно дернулась – и обнаружила, что руки и ноги у неё замотаны серебристой изолентой так плотно, что вывернуться не представлялось возможным. Серебристый силуэт её ухажера маячил в полумраке совсем рядом, снизу пыхали жаром и потрескивали полные расплавленной стали чаны, бросавшие на стены красноватые инфернальные отблески. – Что происходит?
– Даже не знаю, с чего начать, – задумчиво сказал молодой мутант, уверенно щелкая кнопками на управляющей консоли на краю площадки. – Сложно это все. Но, скажем… Знаешь Логана?
Мистик покачала головой, и он досадливо нахмурился:
– Ну, Росомаха? Джеймс Хоулетт? Нет? Вот засада. – Он нажал ещё пару кнопок, оценивающе глянул вниз и проговорил: – Ладно, попробуем по-другому. Эрик Леншерр?
– Что? – в шоке выдохнула Рэйвен, во все глаза уставившись на него.
– А, уже лучше, – удовлетворенно проговорил тот. – Может, ты все-таки в курсе про ту штуку с посланием из будущего? Он успел тебе рассказать? Или ты так и не знаешь, почему он пытался тебя грохнуть там, в Париже?
– Это он тебя прислал? – напряженно осведомилась Рэйвен, отчаянно напрягая руки в попытках хоть немного ослабить путы. Мутант покосился на неё, укоризненно цокнул языком – и в следующее мгновение она оказалась закутана в серебристый упругий кокон полностью, от шеи до пят.
– Можно подумать, у меня собственных мозгов нет, – проговорил он почти с обидой. – Нет, я пока сам по себе. Насчет потом ещё поразмыслю. Я, собственно, даже не знаю, куда он подевался после Вашингтона, так что уверяю тебя, он тут ни при чем.
– Тогда в чем дело? – потребовала Рэйвен, не оставляя попыток освободиться. В цеху было безлюдно, и рассчитывать на стороннюю помощь не стоило… как всегда, в общем.
– Все в том же. – Мутант наконец закончил со своими манипуляциями и присел рядом с ней на корточки, без видимого труда уклонившись от попытки столкнуть его вниз ударом ног. На лице у него и впрямь было написано сочувствие, совершенно искреннее и оттого невыразимо жуткое. – Конечно, программа Стражей лишилась государственного финансирования, а Боливара Траска засадили по обвинению в государственной измене, но, видишь ли, главная проблема осталась нерешенной. Траск ведь не один такой умный, в одной только его лаборатории есть как минимум два чувака, которые способны продолжить его работу и даже превзойти его. Так что твоя ДНК по-прежнему остается серьезной угрозой для всего нашего народа.
– Только если я попадусь, – напряженно прошипела Рэйвен. Внизу и чуть в стороне что-то механически лязгало, ритмично и неспешно, и от ощущения надвигающейся смерти чешуйки у неё на загривке против воли становились дыбом.
– Это, знаешь ли, слишком ненадежный способ, – покачал головой мутант. – Предпочту подстраховаться.
Выпрямившись, он отошел к консоли, проверил что-то и, снова обернувшись к ней, доброжелательно заверил:
– Не беспокойся, все данные, которые они успели получить из парижского материала, я уже уничтожил. А насчет остального… Рабочий день на заводе только-только закончился, так что чаны ещё не успели остыть. Вообще-то стали и так не дают затвердевать, потом слишком много мороки плавить её заново, но так надежнее. Я все рассчитал, там сейчас порядка полутора тысяч градусов по Цельсию, все денатурирует под ноль. Ни одного целого нуклеотида не останется, не говоря уже о хоть сколько-нибудь связных фрагментах.
– Это должно меня успокоить? – ядовито переспросила Рэйвен. Возле пальцев лента наконец начала чуть-чуть поддаваться…
– Ну да, – с искренним недоумением посмотрел на неё парень и щелкнул каким-то тумблером. Снизу глухо лязгнуло, и лицо Рэйвен обожгло порывом горячего ветра. – В смысле, теперь ведь все точно будет в порядке. Ни единого шанса, что кто-нибудь затеет эту байду с универсальным оружием против мутантов заново. Но я на всякий случай ещё проверю, конечно. – Он чуть слышно вздохнул и добавил: – Знаешь, я бы и правда лучше пригласил тебя в кино. Но должен ведь кто-то закончить то, что нужно было сделать.
– Постой! – торопливо воскликнула Рэйвен и яростно забилась в путах, но парень уже подхватил её на руки и перевалил через перила на краю рабочей площадки.
Падать пришлось мучительно долго. И прежде, чем её тело коснулось расплавленного металла, Рэйвен ещё успела услышать:
– Ой, бля, шею свернуть забыл! Прости, выйдет больнее, чем я рассчитывал!

* Шекспир, сонет 18.

@темы: творчество, тексты, Я, аффтар!, а у меня хорошая кислота

---

Зажизневое

Что самое смешное, за татуировку меня ебали в мозг в разы меньше, чем за недостаточно ровно сложенный мангал. С татуировкой, собственно, обошлось вот тем первоначальным разом плюс вчера после того, как в "Следе" фэсовцы на секунду заподозрили в недобром мастеров тату-салона господи, что за боль. Моя матрона, женщина с высшим образованием, инженер, отнюдь не дура - и верит любой хуйне из телевизора. Ладно ещё новости, но детективный сериал, в котором логических дыр больше, чем в неводе... Зато за мангал меня пожевали раз пять, не меньше.

Стройка потихоньку идет. В моей комнате уже есть целая вторая стена в почти конечном виде (плинтуса будут в самый последний момент), и мы наконец-то доделали хотя бы внутренность будуших подкрышных шкафов. Боль заключается в том, что без моего "сегодня мы делаем это и это, пошли. Сейчас. Немедленно" матрона занималась бы любой хуйней кроме. А я тут чувствую себя идиотом (и, возможно, жертвой успешной манипуляции), потому что кому, блять, все это надо было - мне, что ли? Но нет, судя по процессу - именно мне.
А ведь я всего-то хочу, чтобы эта хрень наконец закончилась...

Мозг и тело в присутствии матроны страдают в разы больше. Поспал одну ночь после её возвращения на своей кровати - встал натурально инвалидом. Спина болит, голова раскалывается, дайте-мне-умереть. Причем на самовнушение не спишешь, слишком уж могучая хуйня. Поменялись с матроной, на диване стало полегче, но все равно жизнь не в кайф.
Мозг вообще уходит в отруб. Обычно он думает фразами и сценками, целыми концептами - а тут за пять дней, в течение которых я, дописав историю про ракету, пытался подумать что-то ещё, он выдал только смутные наметки на ещё одну заявку уже законченного тура. Причем такие, что до конечного продукта - какого бы то ни было - там ещё с неделю беспрерывной работы, причем в нормальном состоянии рассудка.
Правда, фигня может заключаться в том, что никак не удается нащупать ту самую точку баланса. Между яростью и умиротворением, если цитировать; а точнее, между эриковой неудержимой жаждой немедленно пойти и натворить добра, как он его понимает, и умением терпеть и выжидать, которого у него тоже не может не быть, ибо восемнадцать лет охоты за герр-доктором Шмидтом обязаны были научить, да и десять лет в Пентагоне тоже мимо не прошли. С чувством юмора проще, оно у него стопудофф есть, ибо сие мой хэдканон; вопрос в том, насколько бы он счел в данной конкретной ситуации возможным его проявлять. Думаю, в общем, печалюсь.

Одно утешение - что котам там хорошо.

@темы: про всё и сразу, за жизнь, а у меня хорошая кислота

---

Креативный дизайн

Фандом: Люди Икс: Дни минувшего будущего
Жанр: стеб, занавесочная история, типа-все-хорошо
Пейринг: Ртуть/мозг Чарльза

Рискнуть?

– Эй, профессор, а можно я буду жить на чердаке?
Чарльз мысленно вздохнул. Было раннее утро, всего-то минут пять после общей школьной побудки – а его главная заноза в заднице уже поджидала на кухне и смотрела на него такими ясными и честными глазами, что он сразу начал подозревать неладное.
– Доброе утро, Пьетро, – спокойно и твердо произнес он, подавив желание немедленно потребовать объяснений. На плите засвистел закипающий чайник, и Чарльзу стало немного не по себе. Прямой корреляции между попытками Пьетро быть милым – которые заключались по большей части в том, что тот начинал проявлять заботу вовремя, а не, скажем, в пять часов утра – и масштабом грядущих неприятностей пока не наблюдалось, но все же…
– Ну да, доброе утро, ага, – скорчив нетерпеливую гримасу, тут же согласился Ртуть и принялся греметь кружками. – Ну так можно?
– Благодарю за чай, мой юный друг, – едва успев вовремя сжать пальцы на втиснутой ему в руки чашке, терпеливо проговорил Чарльз и осторожно сделал небольшой глоток. На лице Пьетро изобразилась глубочайшая скорбь, и Чарльз, на время оставив свои попытки научить его снисходительности к созданиям не столь стремительным, нехотя кивнул:
– Не вижу к тому никаких препятствий. Разве что сейчас там… некоторый беспорядок, мягко говоря. Тебе придется потрудиться, расчищая себе место. – Ртуть пренебрежительно фыркнул, всем своим видом выказав презрение к подобным мелочам, и Чарльз поспешил поинтересоваться – в надежде, что тот соизволит хотя бы дослушать: – И все же, почему именно чердак? В северном крыле почти все комнаты ещё свободны, ты мог бы выбрать любую.
Вообще говоря, именно так Пьетро и делал. Школа открылась заново совсем недавно и пока по большей части пустовала, и Чарльз как мог старался облегчить своим немногочисленным ученикам переходный период – к примеру, позволяя им самим найти жилище себе по вкусу. Почти все, побродив по особняку с пару часов, выбирали себе комнату и начинали потихоньку её обживать. А вот Пьетро воспользовался предоставленной возможностью сполна: он пожил по паре-тройке дней чуть ли не в каждой спальне восточного и западного флигеля и перепробовал все комнаты южного крыла. На очереди были северное и та небольшая пристройка для конюшенной прислуги, которую сам Чарльз считал куда более уютной, чем огромный уэстчестерский особняк – но тут устоявшаяся схема вдруг дала сбой.
– Не, спасибо, но в них моя новая кровать не поместится, – отрицательно мотнул головой Пьетро, явно считавший, что это все объясняло. – Ну так что, можно? Хэнк, у нас кукурузные хлопья опять закончились, доброе утро! Профессор, так все-таки – можно?..
– Только при условии, что ты сам будешь поддерживать там порядок, – не сумев выдумать другой причины для отказа, строго проговорил Чарльз. Уборку Ртуть, как и любой подросток, ненавидел всеми фибрами души, так что одного этого требования вполне хватило бы для того, чтобы отвратить его от минутного каприза. – И…
– Спасибо! – не дослушав, радостно выкрикнул Пьетро и немедленно испарился.
Чарльз переглянулся с Хэнком. Тот слегка посинел от беспокойства и, сдвинув в сторону только-только поставленную на огонь овсянку, с готовностью предложил:
– Схожу проверю, что там. Вдруг… ну, вдруг ему помощь какая потребуется? С уборкой, к примеру…
Кажется, Хэнк тоже подозревал, что помощь могла потребоваться скорее им самим, так что Чарльз решил не отстаивать истину слишком уж рьяно и просто кивнул. Терзавшая его смутная тревога становилась все отчетливей и злее.
Дожидаться возвращения Хэнка было трудно. Конечно, Чарльз прекрасно помнил о том, что Пьетро был славным парнем, добрым и в каком-то смысле даже ответственным. Вот только он вовсе не собирался отказываться от своих старых привычек и по-прежнему волок в дом все, что ему приглянулось: будь то пресс-папье со стола главы Пентагона или ящик нового, разрекламированного во всех молодежных журналах печенья. Лекции об уважении к уголовному кодексу США неугомонный подросток, понятное дело, просто пропускал мимо ушей, а воздействовать на него иными доступными Чарльзу средствами было мало того, что неэтично, так ещё и невозможно. Мутация Пьетро делала его совершенно невосприимчивым к телепатическим воздействиям, и даже от попытки просто коснуться его мыслей у Чарльза начиналась чудовищная мигрень.
Каким-то чудом он все же сумел убедить Ртуть ограничить свои собственнические порывы только тем, что было ему по-настоящему необходимо – и вздохнул с облегчением, напрочь забыв о том, что необходимость была по большей части понятием исключительно субъективным.
– Там ракета, – сообщил вернувшийся минут через пятнадцать Хэнк. Вид у него был слегка отсутствующий, словно он как раз смотрел в свой микроскоп, пытаясь определить, была ли представшая его глазам картина артефактом наблюдения или же ключом к новому открытию.
– В смысле, кровать в виде ракеты? – с робкой надеждой уточнил Чарльз, уже зная, что возникший перед его мысленным взором образ – пиленая фанера, круглая дырка иллюминатора и ленты оранжево-золотой фольги возле «дюз» – не имел ровным счетом никакого отношения к реальности.
– Да нет, вроде настоящая, – старательно обдумав его вопрос, покачал головой Хэнк. Его лицо вдруг просветлело, глаза вспыхнули исследовательским энтузиазмом, он порывисто взмахнул руками и принялся объяснять: – Я думаю, это какой-то титановый сплав. Или, может быть, сталь с присадками – чистая дает на срезе совершенно другой оттенок; к тому же, насколько я помню, в ракетостроении она используется крайне ограниченно…
– Хэнк, – мягко перебил его Чарльз. Порой его старый друг вел себя немногим лучше ребенка. Страшно было подумать о том, что могло бы произойти, если бы они с Пьетро сумели сговориться, но судьба пока миловала. – Как эта ракета могла попасть к нам на чердак?
– Через окно, скорее всего, – глубокомысленно отозвался Хэнк, моргнул и, встретившись глазами с Чарльзом, поспешно уточнил: – Крыша не повреждена, совершенно никаких следов… ну, воздействий. Опорные балки тоже в порядке, так что тебе не о чем волноваться. А окна там достаточно большие, думаю, она вполне могла пройти, даже не задев рам.
– Меня, друг мой, беспокоит вовсе не это, – тяжело вздохнул Чарльз и, устало опершись локтями на стол, снова поднял взгляд на товарища: – Видишь ли, я на чердак никаких ракет не клал. И мой дорогой отчим, при всей своей ядерной паранойе, тоже этого не делал, ограничившись постройкой известного тебе бункера. Так что вопрос не столько в технических деталях – хотя я, безусловно, рад, что мой дом все ещё пребывает в целости и сохранности – сколько в том, откуда там вообще взялась эта хрень?
Вид у Хэнка сделался виноватый, словно у студента, не готового к экзамену. Чарльз снова вздохнул и с сочувственной усмешкой похлопал его по руке:
– Думаю, мы вскоре все выясним. Если встретишь Пьетро, попроси его зайти ко мне – я хотел бы с ним поговорить… и заодно взглянуть на все это своими глазами.

– Баллистическая ракета средней дальности «Сандал», – бесцветным голосом проговорил Чарльз. – Вернее, Р-12, советской разработки примерно пятнадцатилетней давности, ещё не снятая с вооружения. И ты сделал из неё кровать.
– Классно, правда? – гордо осведомился Пьетро, окинув свое новое логово взглядом, полным нескрываемого удовлетворения.
Чарльз неохотно кивнул: по сравнению с тем хомячьим хаосом, который царил в подвале дома Максимофф, нынешнее убранство его чердака казалось образцом элегантности и вкуса. Обширное, тонувшее в полумраке пространство под крышей было абсолютно пустым – если не считать той самой гребаной баллистической ракеты, которая лежала возле дальней стены воплощением вселенского абсурда. Средняя часть её кожуха, метров десять или около того, была стесана вдоль примерно до середины, и в нижней его части располагалась просторная постель с кучей подушек и парой скомканных цветастых пледов, в узорах которых Чарльзу вдруг примерещились угловатые линии строительных чертежей Пентагона. В изголовье кровати ритмично помаргивала лампочками электронная начинка обезвреженной боеголовки, а на одном из стабилизаторов висела вторая любимая куртка Ртути. Внутри вычищенного чуть не до стерильности топливного отсека копошился, устраиваясь на ночлег, одноухий помоечный кот, которого дети с неделю назад притащили из ближайшего городка.
– Там ещё маленький шкафчик внутри сделан для всякой фигни, а в нем коробка презервативов, – похвастался Пьетро и, смущенно покосившись на Чарльза, пояснил: – Мне друг один подарил. Ну, на будущее. – Он ненадолго умолк и с сомнением добавил: – По-моему, он на что-то намекал, только я пока не понял, на что.
Чарльз подумал, что как раз он намек неведомого друга понял прекрасно. И самого этого друга тоже отлично понимал: одного Ртути с лихвой хватало для того, чтобы вплотную подойти к грани безумия, а уж если бы их таких было несколько…
– И все-таки, Пьетро, откуда ты взял советскую ракету? – мягко осведомился он, с тоской понимая, что ответ на этот вопрос был ему – в общих чертах – уже известен.
– Спер, – предсказуемо отозвался Пьетро и, вдруг очутившись на кровати, принялся разыскивать что-то под грудой подушек.
– Но как? – Похоже, Чарльз поторопился с выводами, решив, что уже справился со своим потрясением: голос у него все ещё чуть подрагивал и звучал куда выше и пронзительней, чем обычно. – Она же весит… весила… нет, весит несколько тонн. И каким образом ты умудрился затащить её ко мне на чердак?..
– Ну, тот чувак со стадионом все равно был должен мне услугу. В смысле, за Пентагон, – не отвлекаясь от своего занятия, невозмутимо объяснил Пьетро.
Неимоверным усилием воли Чарльз заставил себя вначале сделать глубокий вдох. И ещё один, сосредоточенно и медленно. И ещё несколько – просто на всякий случай.
– Когда я говорил, что тебе стоит научиться работать в команде… я немного не это имел в виду, – наконец проговорил он, оставив при себе большую часть того, что вертелось на языке. Для того, чтобы просветить ребенка в тонкостях обсценной лексики, вполне хватало одного Логана, а ему, Профессору Икс, полагалось быть образцом сдержанности и достойного поведения.
…слабовато он тогда Эрику врезал.
– Правда? – неподдельно удивился Ртуть и, озадаченно глянув на него, обиженно фыркнул: – Ну ты бы сразу уточнил, что ли.
– Ты его и в лицо «чуваком со стадионом» называешь? – с силой потерев болезненно пульсировавшие виски, устало полюбопытствовал Чарльз.
– Нет, в лицо я его зову «папкой», – помотал головой Пьетро и, неожиданно расплывшись в блаженной улыбке, мечтательно поделился:– Его от этого так умильно перекашивает!

@темы: творчество, тексты, Я, аффтар!, а у меня хорошая кислота

---

Хроники дачки. Старый отчет, конец.

День, кажется, десятый… или одиннадцатый…

Бу-га-га, ноосфера в действии. Приехал обратно, убедился, что кошата целы, здоровы, сыты и даже не очень на меня обижены, сел думать – поспать или чем-нибудь более содержательным заняться. Сел в процессе завтрака полистать скачанную комиксню… Теперь в который раз думаю, что за WTF, потому что

спойлер

во втором же номере Людей Икс (который Ultimate X-men, Люди Будущего) Магнето, отказав сыночке в возможности порвать жопу на британский флаг, избавляя папу от Чарльза, велит взамен привести к нему Росомаху. Который при нем киллером подрабатывает. Ептабля, я только что нечто похожее писал… за исключением того, что у меня был стеб, так что работа при Магнето у чувака была чутка другая.
Вот что это вообще такое, а?.. Ну не смешно ведь уже, третий, что ли, раз совпадает.
С другой стороны, при том количестве марвеловселенных… чисто статистика.

А вообще должен сказать, что вот тут Марвел уже начал меня всерьез огорчать. И нет, дело даже не в том, что поперек хэдканончика, в котором у папыЭрика со Ртутью все окей и няшненько (за исключением того, что после пары месяцев такой жизни папуЭрика тоже уже не берет валерьянка, даже если её пять капель на литр виски). Просто они сами себе противоречат уже в самом начале.
То есть, я все понимаю, законы жанра, и мудаку положено быть мудаком во всем; так что Магнето, который у нас там в роли ГлавЗла, нужно было показать последней сволочью и попрателем американских семейных ценностей: дескать, вот до чего собственного ребенка довел, тот аж от его идеалов отрекся и на другую сторону перешел.

потенциальный спойлер

Ну да, это вот тот чувак, который местами поборзее папочки будет и потенциально бескровную операцию, «поторопившись», превратил в очень даже небескровную. И только порадовался, по-моему. Окей, ладно, концепт «Магнето – хреновый отец» я вполне могу себе представить, с мужчинами такое случается не так уж редко. Но вот средства демонстрации концепта… «Хреновый отец» и «хреновый командир и лидер» - не обязательно совпадающие понятия; и вот Магнето – хренового командира я себе представить уже не могу. Его бы там поймали задолго до того, и дорасти до, собственно, ГлавЗла он бы просто не успел, если бы у него в придачу к его мутантской силушке богатырской не было ещё и мозгов. Ну и плюс Марвел всячески заявляют, что он, дескать, гениальный стратег и тактик и ваще зело мозговитый чувак, потому и страшен пуще любого стихийного бедствия.
А потом делают от его лица такую нелепую фигню (и не одну), которую ни один не то что гениальный, а просто здравомыслящий командир делать станет – если хочет иметь в своем распоряжении сплоченный, боеспособный отряд, в котором каждый из бойцов выдает свой максимум. (Уж на что я не лидер и вообще не в тех степях обитаю, и то понимаю, что не, вот такого делать нельзя, если хочешь себе нормальную рабочую обстановку) WTF, бля?

Вдобавок техническая печаль настала: интернетег на телефоне стал страшно тормозить, как в прошлом году. Перезагрузками и прочей фигней не лечится; сижу в печали, потому как забыл один из читаемых фичков сохранить, и к тому же на дайрях ещё за двумя онгоингами слежу. Один ещё ладно, он хорош весьма, но лично для меня все-таки изрядный кактус, с ним можно было бы потерпеть до конца отпуска; но второй – это такая милота и укур, каких мне в жизни всегда очень не хватает, а вот сейчас особенно. Обидно, ужас как.
Ну и вообще, как же я без хотя бы иллюзии наблюдения за внешней жизнью ака френдлента?

Мдя. К вечеру таки слегка заборол интернет: по крайней мере, сумел выцыганить с него почту с рассылкой с комментами с дайря… только для того, чтобы опять заунылиться, потому что девять из десяти оных комментов – продолжающийся холивар про особенности эриковой внешности, нежные чувства читателей и матчасть. Нет, чес-слово, я тоже уважаю матчасть, но после того, что с ней сделал сам Марвел (причем многократно), все мои мелкие ляпы и намеренные неточности выглядят, по правде сказать, попросту жалко. И да, всякий раз расстраиваюсь, когда не понимают моих попыток поюморить. Я ж нежно, с любовью… Ну и фырр.
В прошлом фандоме желание закопаться в нору и не таскать сотворяемое дальше неё и хранилища на фикбуке меня настигло, по-моему, только году на третьем. Тут хватило двух месяцев, чтобы задуматься об аналогичной тактике. Все-таки я трепетная фиялка, а негатива и в жизни предостаточно, ещё не хватало, чтобы мне полеты укуренного Муза обламывали.
…обломали, кстати. Пойду лучше завтра начерно написанный текстик наконец до ума доведу, да и идейка про команданте Эрика давно простаивает. Как оказалось, она по сути своей получится просто перепевкой вполне канонных сюжетов, но не суть важно, она все равно не для этого задумывалась.

День… ок, пусть будет одиннадцатый.
Интернетег по-прежнему не работает. Час пытался выцыганить хотя бы почту; пока нихуя. Пребываю в предчувствии большой печали, ибо скоро прибывает матрона в комплекте с наполеоновскими планами, разборкой за татуировку, ну и вообще. Надо дописать хотя бы начатый текстег, а то потом даже просто комп достать – это будет повод для того, чтобы ко мне приебаться.

С левой руки клочьями сходит верхний слой кожи. Что-то мне подсказывает, что не стоило разминать комки в бетоне голой рукой, ну да хуй с ним, что уж теперь. Слезет – и фиг с ним, главное чтоб побыстрее, а то ощущение препротивное.
Надо будет завтра доделать мангал, пусть бы хотя бы для минимизации мозгоебли. А то знаем, плавали: «отдыхай, деточка» и прочее ля-ля, а потом размазывают в плоский блинчик за то, что не сделал то, это, ещё это и десять других дел, о которых никто даже не заикнулся.

Дань умудрился потерять уже второй ошейник с адресником. Причем когда их теряет Малыш, их ещё можно найти – он их снимает где-нибудь на участке, так что достаточно просто проверить все кусты. А вот Дань умудряется задевать их непонятно куда… одел на него пока второй малыший – кличка непринципиальна, а телефон на них один и тот же, мой. Пока ещё надеюсь, что данькин удастся найти – а то черная бирочка «Малыш» на его шерсти теряется, родную красную видно лучше.

Запланированный текстег дописал; стилистически он ещё вызывает у меня некоторую печаль, но отредактировать готовый текст в каком-то смысле теперь проще, чем написать заново. Если свезет, и матрона явится не завтра, а хотя бы послезавтра, то как раз доведу его до ума. А если и нет… ну, тогда по приезде.

Продолжаю в минуты отдыха читать комиксню; по большей части отсиживаюсь в фэйспалме и с нетерпением жду нового явления кого-нибудь из леншеррского семейства. Они там, конечно, тоже ведут себя как преизрядные идиоты, но все же моя к ним сентиментальная привязанность несколько смягчает впечатление. А то без них там и посмотреть-то особо не на что.

День двенадцатый.
Последний день относительной свободы; созвонился с матроной, матрона приедет завтра утром. Голос у неё нехороший: радостный и полный энергии, так что ебать меня в мозг будут смачно и с энтузиазмом.

Дань на днях получил от кого-то по мордасам, ходит теперь со ссадиной на губе и заметно стремается удирать на прогулку в неприличное время суток, как раньше. Начал даже слегка волноваться, но в остальном все окей: кушает хорошо, даже очень, днем ходит вокруг и требует внимания…

Собрал из кирпичей мангал по матрониному проекту, опять предчувствую прелестную экспу с облезающей кожей, потому как снова пришлось лезть в бетон голыми руками: лопаточка оказалась инструментом слишком грубым для подобной работы. И то не факт, что все это не развалится после первого же употребления: я все-таки работник умственного труда, и в отсутствие даже интернета делал все по наитию. А интуиция, конечно, штука очень хорошая, но стопроцентного успеха не гарантирует.

Вроде бы есть возможность доработать текстег, но что-то состояние мозга и духа внушает мне сомнение в том, что мне это удастся. Дача все-таки делает свое черное дело даже в самые благоприятные дни, отнимая не только способность мыслить, но и всякое желание это делать. Более того, не остается сил даже на то, чтобы чувствовать по этому поводу недовольство собой.
Впрочем, я вообще что-то в последнее время на глазах деградирую.
Вместо того сел вдруг подумать свою большую идею про папосынские отношения; решил, что один душещипательный момент из потенциального продолжения к другому фичку (которое я все равно не буду писать, ибо оный куда лучше смотрится в нынешнем виде) очень даже хорошо в него впишется. Натыкал пару предложений, чтобы не забыть, проникся идеей заново. Не так чтобы вот прямо упороться и побечь писать, но все же надежда во мне воспряла.

Ан нет, к ночи текстег таки доработал. Гляну ещё свежим взором перед тем, как выкладывать – и окей. Если вообще переживу завтрадень, не превратившись к концу в едва ползючего зомби.

@темы: за жизнь, а у меня хорошая кислота

---

А сегодня кошЪ внизапна в городе. Реально совсем внизапна и ненадолго, так что придется обойтись без "товарищи, айда гулять коша!" - но все же перерыв в дачной рутине радует безмерно. На "Стражей Галактики" хоть сходил - не то чтобы протащился, но порадовался.

Осталось теперь сходить по поручениям, выкинуть пару штук заявочек на новый однострочниковый тур и обратно.

Ща тут будут те слова, которые я хотел как-то выложить с дачки, но не осилил, потому что у меня от повальной жары внизапна сдох интернет на телефоне.

@темы: за жизнь