C Днем Рождения, Valkirija Free! Название: За любовью Автор:пожелал остаться неизвестным КошЪ Размер: мини, ~1500 слов Персонажи: Гаррет Хоук, Андерс Категория: преслэш Жанр: АУ, при желании можно усмотреть херт/комфорт Рейтинг: PG-13
Андерс сразу понял, что это была плохая идея. Авось не помер бы, посидев пару часов на кухне или на той скамеечке на заднем дворе, куда шлюхи «Цветущей Розы» бегали курить сладкосонник. Однако мадам Лусина была неумолима: сегодня у неё гуляли Кровавые Клинки, и раз уж мессир целитель великодушно согласился позаботиться о том, чтобы пьяные клиенты не причинили её девочкам какого-нибудь совсем уж непоправимого вреда, то ему будет гораздо удобнее отслеживать ситуацию в реальном времени. И пока Андерс пытался сообразить, откуда же бордель-маман, на которой был написан весь её жизненный путь от первого минета в каком-нибудь портовом тупичке до собственного заведения, знает подобные выражения, его уже усадили за угловой столик в главном зале «Розы» и поставили перед ним кружку вина и тарелку с какой-то мелко нарезанной закуской. Андерс обреченно вздохнул и, выцепив с тарелки тоненькую, наперченную до почти лириумной горечи колбаску, принялся осматриваться. Столик ему выбрали верно: с этого места было видно все помещение, включая даже самые укромные уголки вроде неглубокой ниши за лестницей, так что в каком-то смысле мадам Лусина была права. Гуляющие наемники, впрочем, пока только пили вино, гоготали над какими-то своими байками и, примериваясь, хлопали разносивших кувшины девушек по задницам, а ссутулившегося на стуле Андерса, кажется, принимали не за работника заведения, а за стесняющегося клиента. Андерс был совершенно уверен, что долго это не продлится. – Ты теплый, – уверенно констатировали слева, обхватив его поперек туловища. Задумавшийся Андерс чуть не подпрыгнул от неожиданности и неловко попытался вывернуться, но не преуспел: обнимавшие его руки только сомкнулись крепче, а на плечо ему плюхнулась чья-то голова, щекотнув ухо растрепанными волосами. – И пушистый. – Я не работник этого… заведения, – закатив глаза, терпеливо сообщил Андерс. Лапать его пока не пытались, да и обнимали скорее как любимую тряпичную игрушку, а не как гулящую девку, так что надежда объяснить все по-человечески ещё оставалась. Он снова попытался отцепить от себя чужие конечности, однако свалившееся на него несчастье только недовольно заурчало и, посильнее вкогтившись пальцами в мантию, потерлось щекой о перья на его накидке, а потом убежденно сказало: – Похуй. Андерс скрипнул зубами. Похоже, он ошибся – с тем, что удастся договориться по-хорошему. Обилие шрамов на обнимавших его руках – старых, истончившихся до белесых ниточек, и багрово-розовых, посвежее – тоже не внушало оптимизма. А вот посмотреть несчастью в глаза он не мог: оно упиралось лбом ему в скулу, мешая повернуть голову, и, кажется, намеревалось оставаться в подобном положении и дальше – Я к тебе вообще не за этим, – поразмыслив, уточнило несчастье. Андерс на мгновение опешил, а потом возмущенно переспросил, с удивлением услышав в собственном голосе почти обиженные нотки: – Так чего полез тогда? – У тебя глаза добрые, – застенчиво поделилось несчастье. Андерс наконец сумел вывернуть голову и озадаченно посмотрел на него: это оказался совсем ещё молодой черноволосый парень со щетинистой, слегка осунувшейся физиономией и явно не раз ломанным носом. И глаза у него самого были хмельные, честные и грустные, как у помоечного котенка, так что Андерсу вдруг стало стыдно за уже почти оформившееся намерение послать его в Черный Город. – Мне так неудобно, – вместо этого мягко проговорил он и даже почти не удивился, когда парень немедленно ослабил хватку и, поерзав на скамейке, обнял его снова – куда ласковей и бережней. Андерс машинально откинулся на подставленное для опоры плечо, поежился, когда тот снова устроил подбородок на прежнем месте, и, вздохнув, на всякий случай повторил: – Я не из «девочек» Лусины, так что тебе лучше поискать себе развлечений где-нибудь в другом месте. – Не хочу, – пьяно заупрямилось его несчастье и снова стиснуло обвивавшие его талию руки, явно не собираясь отпускать, а потом вдруг совсем другим, очень серьезным и спокойным тоном сказало: – В бордель же не за развлечениями ходят. – А за чем ещё? – поразился Андерс. Попыток залезть ему под мантию парень по-прежнему не предпринимал, иных попыток «очаровать», как то: покусать за ухо, облизать шею, притереться пахом к заднице – тоже, и Андерс совершенно перестал понимать, что же ему было нужно. – За любовью, – печально объяснил парень. – За пониманием, теплом и лаской. Чтобы в ответ улыбались, восхищались и не пилили про всякое. – Он надолго замолк, глядя на собственные пальцы, сцепленные в замок у Андерса на животе, и совсем тихо добавил: – А всё остальное – оно так, для убедительности… – Ну прямо, – усомнился Андерс. Те же Кровавые Клинки нисколько не походили на жаждавших понимания и тепла, их явно терзали желания куда более прозаические – облапать побольше сисек да присунуть какой-нибудь бабенке посмазливее. – «Шикуют», мракобесы, – проследив его взгляд, почти свирепо прошипело его… да какое из него несчастье. Андерс опасливо погладил крупную, по-мужски красивую кисть с длинными пальцами и невольно улыбнулся, почувствовав, как его помоечный котеныш сразу расслабился и доверчиво прижался к нему всем телом. Какой малости ему хватило… – Лусина же не за секс деньги дерет, а за то, чтобы её девочки качественно врали клиенту про то, как он невъебенно крут и великолепен. Андерс хмыкнул, едва ли не против воли признавая его правоту, и, помедлив, осторожно поинтересовался: – А ты не хочешь, чтобы врали? Парень молчал так долго, что он уже перестал дожидаться ответа, но затем все-таки заговорил, тихим и напряженно-безразличным голосом, в котором, вопреки всем его стараниям, снова слышалась хмельная обида: – Мама думает – это я виноват, что мелкий помер. И мне напоминает. Каждый день. А что я мог сделать? – Андерс покосился на него и, заметив, как побелели сжатые губы, неожиданно для себя самого поднял руку и бережно провел пальцами по его виску, приглаживая растрепанные пряди. «Котеныш» – так и не назвавший своего имени, кстати – тут же подался навстречу, ласкаясь, потерся щекой о ладонь, чуть приоткрыл губы… Андерс задержал дыхание, ожидая поцелуя – пусть бы хоть намеком, едва ощутимым касанием – и почувствовал укол иррационального разочарования, когда тот только замер на мгновение, прижавшись к его пальцам, а потом снова уткнулся носом в топорщившиеся у него на плече перья. И глухо сказал: – А куда деваться, если она права? Я же старший, я же должен был что-то сделать… Какая разница, мог, не мог, и куда бы я попер на огра в одной куртке да с короткими кинжалами… Вертевшееся на языке «Ты не виноват» отчего-то показалось Андерсу настолько глупым и неуместным, что он счел за лучшее промолчать и только глубже запустил пальцы в смоляную гриву собеседника. В одиночку с огром и впрямь не сладить, будь ты хоть трижды героем – но парень и сам это понимал, ни к чему было озвучивать очевидное. Замотанная суетой мадам Лусина только сейчас заметила, что приглашенного ею целителя нагло клеят – а как ещё это могло выглядеть со стороны? – и гневно нахмурилась, но Андерс торопливо заулыбался и жестами объяснил ей, что все в порядке и её вмешательство не требуется. Он уже как-то… пригрелся, и совсем не хотелось скандала; к тому же его «котеныш», сейчас по-пьяному покладистый, доверчивый и тихий, на деле был парнем крепким и жилистым, и рисунок мозолей на его широких ладонях говорил о том, что оставлены они рукоятью клинка. Да и вообще чувствовалось в нем что-то до странности знакомое – и опасное. – Сестренка тоже так думает, – постепенно расслабляясь под ласкавшими его затылок пальцами, тихо добавил он. – Улыбается, кивает, соглашается, как правильная маленькая женщина, в лицо и за глаза – «у меня самый замечательный старший брат» – а во взгляде все то же самое. Они близнецами были, а я… не уберег. – Он глубоко вздохнул и, подняв голову, посмотрел Андерсу в глаза – так, что тот, опять не придумав подходящих слов, чуть не ответил на тоскливый, ищущий взгляд поцелуем. Кто поверит банальному «я понимаю» от случайного знакомца? Прикосновение в этом смысле надежнее… а ему отчего-то очень хотелось, чтобы «котеныш» действительно ему поверил. И уже очень хотелось просто его поцеловать. – Ай, гляньте-ка, кого себе Птичка нашел! – вдруг громогласно заржали у них над головами. – А помнишь, Птичка, что с товарищами делиться надо?.. Даже такой вороной драной. Ворона, надысь думать, умением берет! Андерс вздрогнул и повернул голову: похоже, наемники уже напились и теперь жаждали «культурной программы», в которую, судя по всему, должны были входить издевательства над безответными, драка и только после этого секс. У его столика обнаружилась весьма внушительная троица: заводила, обозвавший его нового знакомого Птичкой, не уступал в росте какому-нибудь кунари, а его приятели все, что не добрали по высоте, с лихвой компенсировали шириной плеч. Андерс глубоко вздохнул и через силу растянул губы в вежливой улыбке: применять здесь магию не стоило, слишком часто в «Розу» забредали храмовники, а пьяный, сонно жмурившийся Птичка, успевший наползти на него всем телом, вряд ли смог бы сейчас что-то сделать… – Пррррочь отсюда, пока цел! – От раздавшегося прямо над ухом звериного рыка Андерс подскочил и машинально шарахнулся в сторону, чуть не свалившись со скамьи – и замер в изумлении, потому что его «котеныш», ещё секунду назад висевший на нем томной медузкой, выметнулся вперед со стремительностью атакующего дракона и, не став даже дожидаться реакции, всадил кулак в живот рослому говоруну. Ещё несколько ударов, которые Андерс едва сумел разглядеть – и парень, успокоившись почти так же быстро, как взъярился, вернулся обратно, оставив за спиной три бессознательных тела. – Птичка?.. – покосившись на устроившего голову у него на плече «котеныша», снова совсем мирного и уютного, с усмешкой поинтересовался Андерс – и, не удержавшись, снова запустил руку ему в волосы, легонько потягивая скользкие пряди и ласково царапая затылок. – Хоук, – отозвавшись на ласку тихим, откровенно сладострастным взрыком, пояснил тот и, уже почти собственническим жестом прижав его к себе, тут же поправился: – А лучше – Гаррет. – А я Андерс, – улыбнулся в ответ целитель и все-таки поцеловал его. Для начала – в нос. – Вот и познакомились.
Собираюсь завтра попробовать таки дойти до аквапарка. Аквапарк расположен в большом торговом центре; в торговом центре есть супермаркет и есть КофеШоп Компани.
Муки, собственно, в том, что кошу хочется радости и позитива, и кошЪ намерен прибегнуть к самому примитивному методу: химическому. То бишь шоколаду. И теперь кошЪ думает: купить себе коробку нежно любимых Линдор в супермаркете, или зайти в КофеШоп и снова покушать того самого шоколада, который кошу так понравился.
Линдор выйдут дороже, но их можно будет есть потихоньку, растягивая удовольствие, может быть, даже несколько дней; горячий шоколад будет подешевле, но продлится максимум минут двадцать, к тому же есть риск, что пробудится кошесовесть и начнет жевать на тему того, что "посмотри на свою зарплату, нельзя же каждый день через день, но совести похуй по кафешкам ходить".
Вам смешно, да? Мне тоже. Но делать-то что?.. Монетку, что ли, кинуть.
Эксперимент на людях прошел удачно. Если к кошу относятся по принципу "тебе надо, ты и делай (напоминай, чтобы сделали; пинай, когда надо сделать)", кошЪ имеет полное право поступать так же, а не прыгать вокруг с "а ты уже покушала? Давай я тогда тебе сделаю (...). Подойти попозже?". Ей надо - пусть она и зовет, хватит и того, что в этом случае все равно придется срываться по первому слову.
Сработало. Пришла, поудивлялась, почему это кошЪ не приходит её красить; кошЪ, вежливо умолчав про "тебе надо - ты и...", а также про утреннее намерение попросту сунуть ей в руки косарь и отправить в ближайшую парикмахерскую, спокойно объяснил, что ждал, пока она закончит ужинать и сообщит об этом. Вроде вняла, жевать мозг, во всяком случае, не стала.
КошЪ питает слабую надежду, что после какого-то количества повторений она таки усвоит обоюдонаправленность вышеупомянутого принципа.
Сегодня Вселенная коша не любит. Ну или воспитывает в духе: нечего сидеть за компом, иди гуляй.
Короче, машина цветной широкоформатной печати в Политехе сломалась, так что ехать придется куда-нибудь в центр и там искать, чтобы сделали. На улице, конечно, солнышко и дивно, а у меня один хрен разламывается голова и в сумке размножается нурофен; однако мне адово хотелось наконец приступить к самой объяснительной (а вернее, самой намекающей) сцене фичка - а вот теперь хз, когда я до неё доберусь опять. Обидно ужасно, кошЪ ленивая безмозглая жопа.
Пиздец как я обожаю матронину манеру раненько утром, убегая на работу, выдернуть меня сонного из кровати и огорошить, что, дескать, когда ты с работы вернешься, нам надо срочно сделать то-то и то-то! Я в ахуе и фэйспалме; особенно глубок фэйспалм тогда, когда упомянутые дела и впрямь нужно сделать, причем и впрямь "срочно", и хочется возопить: и почему я об этом только сейчас узнаю?..
Мда. Размышляю теперь, успею ли намеченное до момента, когда придется таки возвращаться домой.
Пошел печатать постер на конференцию, выяснилось, что крохотная типография, в которой меня когда-то устало послали, за прошедшие пару лет успела разрастись, заматереть и обзавестись толпой политеховских студентов, алчущих печати всякого. Сижу, жду, мыслю.
Избранная почтовая контора в этот раз выеживается немногим хуже почты РФ; понадобится снова - проверю какую-нибудь другую. Пичаль и скорбь.
КошЪ нихуя не верит в богов, кошЪ верит разве что в Высший Разум, зато кошЪ очень любит - вот так, со стороны - всякие многобожеские религии. Ну и отдельных богов оттуда.
КошЪ боится высоты. Однажды кошЪ, подумав "тварь я дрожащая или право имею", залез в бассейне на вышку - трехметровую, на гнущийся мостик пятиметровой кошЪ решил не замахиваться - посмотрел вниз... как следует так посмотрел, чтоб проникнуться... и прыгнул. Из принципа.
КошЪ начинает подозревать, что у него опять зашевелилось в заднице все то же шило. В совсем другой области - но принцип все тот же. Встреться со страхом лицом к лицу - и ему же хуже.
Возьмите коша на ручки. Потеребите кошу лапки. Почешите кошу щечки, нежненько, кончиками пальцев, чтобы у коша сам собой сморщился от удовольствия носик.
Коша заебал этот волчий мир, эта бесконечная погоня, когда надо стирать лапы в кровь просто чтобы оставаться на месте; а для того, чтобы догнать добычу, приходится самого себя загонять насмерть.
КошЪ хочет лежать на ветке, долго и неподвижно, а потом сорваться в ликующий миг свободного падения и приземлиться в хруст чужой шеи. И торжествующе фыркнуть на перепуганных сородичей вкусного мяса. И уйти, волоча мясо за собой и пренебрежительно помахивая кончиком хвоста.
Впрочем, какая разница. Все вкусное мясо давным-давно удирает от волков в каких-нибудь степях, успев напрочь забыть о том, почему надо опасаться нависающих над тропой веток.
Сходил погулял. Ну, не так чтобы совсем куда глаза глядят, а по делу; но по делу приятному, с музычкой, под солнышком... Сосновка нынче уже не Черные Болота, а Зеленые; но все ещё болота. Но смотреть на них под жизнерадостно зеленой травкой все равно приятнее, чем раньше.
Сходил, кстати, удачно: купил того, что было нужно, немножко красного чая для себя и встретил говорящую вещь.
А ещё обнаружил, что в КофеШоп Компани, оказывается, дивнейший горячий шоколад. Совсем не такой, как в Шоколаднице, и употреблять его ложечкой кажется изрядным абсурдом - его нужно пить через край, маленькими глоточками... КошЪ был в экстазе. Именно то, что нужно.
После всего этого коша наконец попустило; и матронино прибытие откладывается, считай, на завтра, потому что она там опять пытается успеть все и сразу и приедет глухой ночью.
На самом деле кошу тут грустненько. Коша сегодня потыкали за больное, для кошьего же блага, дабы выяснить, где же это больное расположено и что именно надобно лечить - но осознание полезности факта нынче утешает в лучшем случае наполовину. Видать, вот с этим действительно надо что-то делать, раз уже шестой час хочется то ли загрызть кого, то ли умотать гепардовым темпом на другой конец света.
И кошу кровь из носу надо взять себя в руки до возвращения домой; ибо там матрона, которая и в минуты общей благолепности оказывает на коша изрядно травмирующее действие, а в этот раз она ещё все выходные разговаривала с кошем очень трагическим тоном, да и фраза " А вот А.К. (подруга её) мне очень, очень помогла..." - надежный признак того, что коша рано или поздно попытаются морально отпиздить за то, что ей не помогал ещё и сам кошЪ. И подставляться под это в нынешнем состоянии было бы попросту глупо.
КошЪ смутно подозревает, что в действительности сил у коша куда больше, чем кошЪ привык считать; однако вопрос о том, где они, суки, прячутся и как пристроить их к делу, остается открытым.
Мудрая тетя психолог нынче коша преизрядно озадачила. Кошу было выдано задание отдохнуть и при этом не грызться совестью за бездействие и бездарно проебанное время, но при этом - учитывая опыт предыдущей попытки - отдых не должен состоять из лежания на диване с книжечкой, поиска в интернетах мимимишечных котиков и прочей интеллектуальной и условно-интеллектуальной деятельности. И вот тут кошЪ капитально затупил.
Поэтому хочу спросить: а как вы отдыхаете так, чтобы не думать? А то у меня чо-та совсем вариантов нету. Хорошо бы, конечно, чтобы оно ещё физически было не очень напряженно, ибо состояние организма тоже оставляет желать лучшего, но даже если напряженно - все равно советуйте, вдруг идея кошу понравится настолько, что организм решит, что он это сможет.
Кстати, а вот Камасутру кошЪ так и не прочитал. Та, которая с картинками все три варианта, которые м+ж, м+м и ж+ж, при наличии отсутствия того, к кому все это можно применить, откровенно скучна; а ту, которая древнеиндийское пособие по семейной жизни и могла бы быть полезна с точки зрения ознакомления с менталитетом людей, которые не отрицали секс как часть жизни как это делается у коша дома, кошЪ так и не сумел выдрать из интернета.
Питерские грозы до сих пор кошу странны; в детстве, с четырех лет, коша ещё в конце апреля увозили далеко-далеко, в Тверскую область, на дачу - и вот там были грозы. Майские, летние... Там было темно, и в темноте впыхивало ярко, громко и жутко; там были суеверные древние бабушки, которые стращали глупых городских пожарами и учили под грозу выключать все из розеток, а лучше - выкручивать пробки, хотя по всей деревне уже были понатыканы громоотводы; там были, кажется, даже попытки прятаться под одеялом.
А когда коша возвращали домой, май был давно уже позади и майские грозы тоже; и кошу доставались только питерские осенние ливни, коварные и тихие, как гадюка под корягой.
Так продолжалось лет десять. И потом кошЪ, конечно, узнал, что все совсем не так, и что даже сдержанный вежливый Питер может хлестануть над головой плетью электрического разряда, и принял это спокойно и холодно - но где-то в глубине души все равно отзывается удивлением детская привычка.
На двадцать восьмом году жизни кошЪ впервые зашел в сексшоп. Изрядно озадачился обилием хуев во всех видах, особенно плюшевым, ещё более озадачился обилием "эротичного" белья. Как-то все это очень нелогично выглядело. Но в целом было познавательно.