Андерс облизнул пересохшие губы и, собравшись с духом, переступил порог комнаты. Хоук чуть заметно повернул голову и, бросив на него короткий взгляд из-под ресниц, улыбнулся, и целитель наконец смог вздохнуть полной грудью. А секундой спустя его лицо обняли широкие, тёплые ладони, и Гаррет, блаженно прикрыв глаза, легонько потёрся носом о его нос.
– Я боялся, что ты не придёшь, – смущённо прошептал он, скользнув руками дальше, к затылку и шее одержимого. – Ещё немного – и я отправился бы тебя искать.
Онемевший от внезапной нежности Андерс открыл рот, пытаясь найти слова для ответа, но затем лишь беспомощно покачал головой и, подавшись к нему, поцеловал сухие, немного шершавые губы.
На тот поцелуй в тоннеле контрабандистов – жадный, торопливый, почти грубый из-за прорвавшего все заслоны желания – это походило не больше, чем падение водопада – на бьющий в скалы прибой. Целитель опустил ресницы, наслаждаясь неспешными, уверенными касаниями гарретова языка, нежно и настойчиво ласкавшего его губы и рот, и сам подался вперёд, обняв широкие крепкие плечи.
– Я здесь, – прошептал он в губы Хоуку, когда тот на мгновение отстранился. Воздуха не хватало, и Андерс вопреки всякой логике потянул второго мага к себе и гортанно застонал, когда длинные жёсткие пальцы, растрепав небрежно завязанный хвостик, принялись ласково царапать его затылок.
Надо было, наверное, сказать что-то, попытаться ещё раз предупредить Гаррета о том, чем он рискует, связываясь с одержимым; целитель даже открыл рот, собираясь всё-таки произнести давным-давно заготовленную речь, которой, как он думал, так и суждено было остаться в его голове – но Хоук, живой, тёплый, дышащий, с перекатывавшимися под его ладонями крепкими мускулами, сверкнул горящими расплавленным золотом глазами и жарко выдохнул:
– Мой Андерс!
Вдруг показавшиеся на редкость нелепыми слова застряли у одержимого в глотке, споткнувшись о сладкую властность требовательного «мой» и томительное, откровенное благоговение, превратившее его ничем не примечательное имя в нечто равноценное понятию «божество».
– Твой, – согласно прошептал он, не подчиняясь, а утверждая собственную власть, и, снова потянувшись за поцелуем, с силой рванул полотняный пояс домашнего одеяния, перехватывавший талию Гаррета. Тот низко заурчал, подставляясь рукам целителя, и положил ладони ему на грудь, с неожиданной сноровкой расстегивая крючки его мантии.
Одетый лишь во вьющиеся по рукам татуировки и отблески неровного свечного пламени Хоук казался чем-то совершенно нездешним. Варварским вождём, идеальным в своём нагом совершенстве, языческим божеством с сияющими ястребиными глазами и загадочной дразнящей улыбкой… Андерс торопливо отбросил в сторону путавшиеся в ногах брюки и без малейшего колебания рухнул на колени, взглядом выпрашивая позволения коснуться. Кончиками пальцев погладил пушистый хвостик змеисто скользившей по крепкой груди косы, почти веря, что в наказание за святотатство пальцы укусит спрятанное в прядях лезвие – но ладонь мягко щекотнул кончик перехватывавшей их ленты, и только. Гаррет протянул ему руку и, отступив на шаг, с лукавой усмешкой потянул зачарованного его взглядом целителя к кровати.
Андерс задыхался, целуя и вылизывая горячую терпкую кожу второго мага, выгибался под ласкавшими его спину руками и сбивчивым шёпотом, путаясь в словах и фразах, обещал своему божеству, что отдаст ему всё на свете, будет служить ему всем своим невеликим умением – только пусть ему позволят, пусть примут его служение... Полумрак скрадывал очертания комнаты, его скулу чуть царапали вплетённые в волосы Гаррета бусины, и широкая, как принято у киркволльских аристократов, кровать казалась древним, старше эльфийских богов, алтарем.
Хоук смеялся, хрипло и радостно, обрывал его обещания поцелуями, каждым прикосновением заставлял его дрожать от пока незаслуженного удовольствия, и Андерс беспомощно стонал, понимая, что вожделенное дозволение ему дано. И можно было приподняться на дрожащих руках, потереться лицом о гладившую его скулу ладонь, а потом опять прижаться ближе, лаская любимого руками, губами, всем собой, дарить ему наслаждение, щедро, самозабвенно… Можно было заставить это прекрасное, по-звериному сильное тело выгибаться и трепетать, придумывая, вспоминая всё новые и новые способы, потеряться в диком сладострастном счастье от одного лишь того, как отзывалась рваным прибоем пульса горячая плоть под его языком, как обхватывало судорожно сжимавшимся жаром его пальцы, обещая стократ большее.
Ласкавшие его слух тягучие хриплые стоны прервались почти жалобным вскриком, и Андерс вдруг удивился тому, как легко и доверчиво его гордое, упрямое божество приняло его в сердце и тело. А потом Гаррет, своенравный и восхитительный, вывернулся, воспользовавшись его секундной растерянностью, опрокинул его на спину, припечатал плечи к кровати и, оседлав вздрогнувшие от соприкосновения кожи с кожей бедра, приказал:
– Бери!
Взгляд пылающих страстью золотых глаз пронзил его, словно раскалённым мечом. Андерс мучительно застонал, ощутив, как выгнулась под его ладонями жилистая поясница, поддаваясь его касанию, и – ослеп и оглох, испепелённый охватившим его тугим жаром.
А потом Гаррет двинул бедрами сам, раз, другой, постепенно ускоряя темп, и гортанно зарычал, откинув голову назад и по-кошачьи когтя плечи одержимого. Тяжёлые косы упали ему на грудь, мазнули пушистыми кончиками по животу… Андерс, поразившись собственной смелости, прянул вперёд, намотал их на кулаки, мешая любовнику отстраниться или опустить подбородок, и жадно впился губами во впадинку под челюстью, там, где кожа была тонкой и чуткой и каждое касание отзывалось в горле Хоука довольным стоном.
Его божество опустило взгляд, требовательно сверкнуло из-под ресниц расплавленным золотом, и целитель, совершенно потерявшийся в согласном движении разгорячённых тел, немедленно пригнул его голову к себе и толкнулся языком в рот, лаская его в такт сотрясавшим их обоих сладким судорогам. Гаррет приглушённо вскрикнул, насадившись на него ещё резче, и разум Андерса растаял во вспышке ослепительного наслаждения.
Тёплые, ласковые руки бережно гладили его по спине, и целитель довольно мурлыкнул, уткнувшись лицом в удобную впадинку между плечом и шеей. Хоук бархатно рассмеялся, потёрся щекой о его макушку и покрепче прижал к себе, а потом хрипло прошептал на ухо:
– Счастье моё, я тебя так люблю.
Андерс поднял голову и, встретившись с ним взглядом, улыбнулся. Его божество наклонилось к нему, коснулось его губ своими – вначале легко, как будто давая время привыкнуть, а затем настойчивей и жарче, и одержимый потянулся к нему, прильнул всем телом, вверяясь его воле.
Гаррет долго целовал его, то бережно и нежно, то властно и требовательно, сводя с ума и заставляя скулить от неутолимой жажды. Андерс дрожал и выгибался в его руках, принимая каждое касание, словно священный дар, божественную милость, которую и не чаял обрести, и нетерпеливо вжимался в жаркую тяжесть сильного тела, безмолвно умоляя о большем.
– Ты мой, – склонившись к нему, прямо в ухо прошептал Хоук. Его тяжёлая гладкая коса оплетала плечо целителя, словно тоже утверждая своё право, вторая пушистым кончиком ласкала скрещённые на его пояснице лодыжки, и одержимый сумел лишь согласно застонать в ответ. – Моё счастье, моё сокровище, любимый мой, желанный…
Завораживающее гортанное мурлыканье переплеталось с невыносимым жаром, расходившимся по всему телу от каждого движения гарретовых бедер, и задыхавшийся Андерс лихорадочно шептал в ответ признания, немногим отличавшиеся от молитв, и осыпал короткими суматошными поцелуями крепкое плечо. И, второй раз упав в бездну наслаждения, он уже точно знал, что умеет летать.
Короче, я не знаю, шоэтобыло, но вот такое оно написалось.
@темы: творчество, тексты, Я, аффтар!, cat-person^_^, ДА-драбблы, Dragon Age
Очень красиво, да. Очень.
А ещё оно не пишется, зараза.
Вот я через 10 минут чистейшее ПВП выложу
вот уж точно
божество
отсюда
gerty_me, Третий раз выкладываю, хех!
alla-n,